Жизнь с психопатом. История одной девочки - читать онлайн

(Основано на реальных событиях)

Всем жертвам домашнего насилия посвящается.

Вступление.

Сейчас в СМИ часто поднимается тема домашнего насилия, не все понимают серьёзность этой проблемы. Эта книга о психическом, моральном и физическом насилии, которое ломает психику и портит судьбу.

Иногда один человек может распространять столько зла и причинять столько боли, что вокруг него всё умирает. Умирает любовь, дружба, вера в себя, счастье, радость. А остаётся лишь гнев, обида, страх, злость и невероятное количество страдания.

Страдания никого не украшают. Они убивают сияющую искорку в глазах, радость в душе и любовь в сердце. Жизнь, словно выжженное поле, безмолвная и тоскливая. Зачем жить, если жизнь настолько безрадостная и тяжёлая? Зачем это бессмысленное существование? Эти ответы остаются без вопроса.

Эта история правдива, хотя некоторые имена были изменены. Эта история одна из множества подобных. Хотя домашнее насилие бывает разным по обстоятельствам, но одинаково по своей сути. Причинение душевной боли и психическое уничтожение психопатом всего самого светлого, пока в душе его жертвы не останется лишь глубокая депрессия и нежелание существовать в этом жестоком мире, лишь глубокая боль и чувство бесконечного одиночества.

Я пыталась заслужить любовь.

Моё детство было тяжёлым. Просто огромное количество боли и слёз, которые раздавили меня. Уничтожили. Моя история началась одним холодным, осенним вечером в обычном советском роддоме, когда я родилась.

Я была вторым ребёнком в многодетной семье, три девочки и мальчик. Наверное, я пришла в этот мир младенцем, который верит в светлое будущее, но у судьбы были другие планы на меня. В детстве у меня была очень странная мечта. Я мечтала жить, как Маугли. Мне хотелось жить в джунглях, дружить с животными. Когда в мультике Маугли говорил:

– Мы с тобой одной крови, ты и я!

То, моё сердце замирало. Я так хотела жить также. В детстве я любила бродячих собак, я кормила их, гуляла с ними. Мне казалось, что животные по настоящему искренние и преданные, а люди совсем не такие. От людей я ждала подвоха, ждала беды. Они не оправдывали моих ожиданий.

Мои родителями были Виктор и Наталья. Я никогда больше не употребляю в своей жизни слова «моя мать», «мой отец», потому что я не чувствую, чтобы у меня были родители. Я сирота. Даже хуже, чем сирота, потому что сирота верит в то, что родители его любили, а я получила от родителей столько зла, что они мучители, а не родители. Поэтому я их буду называть не мать и отец, а по именам, Виктор и Наталья. Считайте это последствиями детской травмы. Мы не едины, я – это я, а они – это они. Мы разделились, и больше никогда не обретём единство.

Виктор считал меня любимой дочкой, за что Наталья ненавидела меня. Я была доброй девочкой, щедро дарящей любовь и внимание. Я верила, что Виктор хороший. Как же я заблуждалась, но я была всего лишь ребёнком, слабой и беззащитной девочкой. Сейчас, когда я выросла, я понимаю, что Виктор – это классический психопат, а тогда я была малышкой, которая верила в любовь. Я пыталась заслужить любовь Виктора, угождая во всём и стремясь быть послушной, но это, конечно, не работало, потому что психопатам не угодить.

Когда я подросла, я залпом читала книги по психологии. Я приходила в библиотеку, и смотрела на не густо заставленные полки по психологии. Они были жалкими, но пыталась понять, что я должна сделать, чтобы изменить всё к лучшему. Сейчас я понимаю, что ты не можешь изменить ситуацию, если причина не заключена в тебе, но за себя стоит бороться!

Знаете, как любят психопаты людей? Как вещи. Эта вещь моя. Эта вещь принадлежит мне. Эта вещь должна служить мне. Психопаты сконцентрированы на себе, они считают себя центром мира, который должен угождать им.

Сейчас я понимаю, что проявления его, так называемой любви, это просто желание удовлетворить своё эго. Любовь для меня всегда была светлым и альтруистичным чувством, когда ты жертвуешь собой ради другого человека. Но у Виктора всё было не так. Любовь психопата похожа на сильную привязанность к любимой вещи. Вещи, которая должна угождать ему, быть его безмолвным приложением без своих чувств, эмоций, мечтаний и радостей.

Человек говорит:

– Я люблю розы! Просто обожаю!

И для одного человека любовь – это отдача. Он выращивает кусты роз, пропалывает их, удобряет, поливает, опрыскивает. Он искренне любит розы.

А другой человек любит вдыхать аромат роз, его радует красота розы. Он любит наслаждаться розами. Он любит наслаждаться видом и запахом роз. Для него любовь – это желание получить наслаждение. Если он разозлится, и под горячую руку попадёт букет роз, стоящий в вазе, то он может выкинуть розы на пол и растоптать в порыве злости. Это схоже с тем, что психопат считает любовью. Для психопата любовь – это удовлетворение его потребностей и желаний. Другой человек для него – это просто объект, который должен удовлетворять его желания.

Если психопат хочет похвалы, то он будет требовать её, хотя ничем не заслужил. Если психопат хочет внимания к себе, то будет требовать его, даже если другой человек болеет и не готов на данный момент уделять внимание кому бы то ни было. Если психопат чего-то хочет, то он просто берёт это, не учитывая потребности и желания другого человека. Для него они не важны. Для вас важно, как чувствует себя скатерть на кухонном столе. Конечно, нет, потому что для вас это вещь, которая служит вам. Психопат относится к другому человеку приблизительно также.

Любовь Виктора была такой же, он хотел получать. Получать внимание. Получать любовь. Получать добрые слова. Только получать. Всегда получать, но никогда ничего не отдавать. Иногда, конечно, психопаты могут что-то дать, но значит, они уверены в том, что получат ещё большую выгоду.

Любовь бывает разной. Бывает чистая, безусловная любовь, которая стремится одарить другого человека. Бывает любовь эгоистическая, она всасывает всё вокруг, такая любовь пожирает энергию и силы другого человека. Любовь эгоистическая стремится только наслаждаться, а любовь альтруистичная стремится всеми силами помогать другому. Это разные виды любви.

Я была светловолосой, доброй девочкой со светлыми глазами, которая всегда видит во всех добро. Я концентрировалась на хорошей стороне человека, и игнорировала его плохую сторону. Если бы я честно смотрела на людей, видя как хорошие, так и плохие их стороны, то это уберегло бы меня от множества неприятностей и бед. Я верила, а меня предавали. Я видела добро, а мне делали зло. Я помогала, а моей добротой только пользовались.

Сейчас я, конечно, уже не такая. Страдания меняют тебя. Страдания обнажают душу, словно кровоточащую рану. Ты становишься другой, ты меняешься. Потому что устаёшь лить слёзы, устаёшь печалиться, в тебе просыпается огромное желание созидать. Желание творить. Желание быть счастливой. Счастливой, вопреки всему. Назло всем бедам. Назло страданию. Назло жестокой судьбе. Мы слишком много подстраиваемся под чужое мнение. Мы живём ложными ценностями, навязанными нам извне. Мы прожигаем и разрушаем свои жизни, вместо того, чтобы процветать и созидать.

Я всегда стремилась заслужить любовь. Я подавляла себя, чтобы угодить другим. Угодить родителям. Угодить учителям. Угодить друзьям. Это путь, ведущий в никуда. Путь, который опустошает и высасывает все силы. Ты стремишься стать чужим придатком, потому что не видишь и не осознаёшь собственной силы и уникальности. Тебе кажется, что счастье заключается в единстве с другим человеком, а если ты один, то ты не счастлив. Это ошибочное убеждение.

В моём детстве мне запрещали проявлять негативные эмоции. Я должна была постоянно улыбаться, словно бездушная кукла. Тебе больно, а ты улыбаешься. Тебе хочет выть от невыносимости бытия, а ты улыбаешься. Тебе хочется рыдать, а ты улыбаешься.

Виктору не нравилось проявление чужих эмоций, потому что когда человек психует и злится, то изливает негативные эмоции вовне. В таком состоянии человек не может быть энергетическим донором. Психопатам это не нравится, они хотят, чтобы их жертва только отдавала. Всегда была в состоянии отдать им то, что они хотят. Поэтому они запрещают своей жертве тратить энергию на себя, развиваться и созидать.

Виктор не разрешал нам проявлять себя. Если мы игрались и вели себя шумно, то тут же наказывались. Он хотел, чтобы мы были безмолвными солдатиками, а не детьми. Наши желания не были для него важны. Наши чувства не были для него важны. Наш внутренний мир не был важен для него. Он умел концентрироваться только на себе, имея гипертрофированное эго и огромный эгоизм. Он словно считал, что весь этот мир создан для того, что беспрекословно служить ему и исполнять его желания.

Наша семья была бедной, дни рождения не отмечались, подарки дарились очень редко. Мы жили в коммунальной квартире. В ней было 4 комнаты, а две другие принадлежали соседкам. Одна соседка умерла, когда я была ещё маленькой, а её комнату отдали нашей семье, так как она была многодетной. А вторая комната была закрыта, потому что соседка вышла замуж и уехала в другой город.

Однажды мне подарили подарок, который я запомнила на всю жизнь. Это был подарок на моё двенадцатилетие. Мы пошли в магазин, и Наталье очень понравилась красивая, настольная лампа. Лампа была жёлтой, небольшой и достаточно симпатичной. Наша семья не могла позволить себе купить такую лампу просто так, слишком дорого. Бюджет семьи был небольшим. Виктор работал рабочим, и его зарплаты не хватало.

И на следующий день, в свой день рождения, я получила в подарок эту самую лампу! Лампу. Дурацкую лампу. У меня не было лишней одежды, не было джинсов, а только юбка, в которой я ходила в капроновых колготках в минус 15. У меня не было в достаточном количестве нижнего белья. У меня не было любимых игрушек и книг. И я получаю лампу!

Но самое страшное не то, что я получила на день рождения дурацкую лампу, которая на самом деле была подарена Виктором Наталье под предлогом моего дня рождения. Самое страшное, что я улыбалась. Улыбалась, чувствуя обиду. Улыбалась, сетуя на несправедливость. Улыбалась, не имея права заплакать. Такие улыбки хуже самых горьких слёз. Я не имела права закатить истерику и громко зарыдать. Я не имела права сказать, что мне на фиг не нужна эта лампа. Я просто ни на что не имела права.

Я была безмолвным рабом, который верно служил своему хозяину. Я была рабом, который не имел собственной жизни, а был приложением для своего хозяина. Я была в рабстве, из которого не могла выбраться, потому что у меня не было сил выбраться из него. Самое худшее – это быть рабом, имея видимость свободы. Ты кажешься свободным, а по сути ты просто раб.

Игрушки.

Какими были мои игрушки в детстве? Я не знаю. Я не успела их запомнить, потому что Виктор выбросил все игрушки в помойку, когда мне было 4 года. Я не помню ни одной любимой игрушки. Какие они были? У меня даже нет предположений. Скорее всего это была кукла. В садике я любила кукол, я играла в дочки-матери. Я брала пупса на руки, и нежно качала его, мне нравилось заботиться о нём. Мне хотелось о ком-то заботиться, кого-то любить, иметь глубокую эмоциональную связь с любящим меня человеком.

Это случилось одним обычным, летним днём, когда мы были на постоянном пребывании на загородной даче при детском садике, кроме младшего брата Георгия, он недавно родился, и Наталья была с ним. Старшей сестре Анне было 5 лет, мне 4 года, младшей сестре Марии 2 года, а брату всего пару месяцев от роду.

Наталья ушла на прогулку с Георгием на прогулку, а Виктор затеял уборку. Повсюду валялись игрушки, они его раздражали. Он собрал все игрушки в огромный мешок и отнёс к помойке. Когда вернулась Наталья с ребёнком с прогулки, то он ей сказал, что дети уже выросли и игрушки им больше не нужны.

Наталья расстроилась, и побежала к помойке, вдруг мешок ещё там, но его уже не было. После этого Наталья решила, что больше игрушек покупать не будет, потому что на них было потрачено много денег, а они были выброшены. В СССР игрушки не были дешёвыми. Больше Наталья никогда не покупала нам игрушки. Я не помню, расстроилась ли я, не увидев любимые игрушки, когда вернулась после летнего пребывания на загородной даче. Я не помню свои игрушки.

Психопатам не важны чувства других людей. Они их не чувствуют, потому что у них не развиты эмоции. Эгоизм и расчётливый эгоистичный ум. Есть определённая категория психопатов, которые наслаждаются чужим страданием. Это подпитывает и радует их. Виктор был из их числа. Он часто провоцировал меня на негативные эмоции, и наслаждался моими эмоциональными переживаниями. Он любил пугать, ему нравился детский страх и беззащитность.

Хотя у Виктора была достаточно нормальная семья. Его родители жили в относительном достатке, его мать Тамара любила сына слепой, материнской любовью. Она не хотела видеть его недостатки, его некрасивые поступки. Тамара всегда оправдывала его, и всегда обвиняла всех вокруг, когда случалась конфликтная ситуация. Родители Виктора никогда не били его, не обзывали грязными словами, всегда помогали ему деньгами, поэтому теория, что жестокие родители создают жестоких детей, в моей жизни не нашла подтверждения.

Я думаю, что ребёнок рождается, имея зачатки характера, как и положительные, так и отрицательные. А как сложится развитие характера неизвестно, потому что зависит от множества факторов.

Наказания.

Конечно, в моей жизни были наказания. Их было много. Они были разнообразные. Били ремнём, как это было принято в многих советских семьях. Била Наталья, когда она бежала с ремнём, разъярённая и злая, то мы, дети, рассыпались по углам, словно мячики. Прятались под кроватью, в шкафах, под столами. Если Наталья ловила кого-то, то он являлся несчастливцем, попавшим под горячую руку.

Но я никогда не осуждала её, она была многодетной матерью, бесконечно уставшей от стирки, готовки и домашних дел. Её вспышки гнева были вызваны раздражением и физической усталостью.

Виктор наказывал по-другому, он любил наказывать изощрённо. Наказывал за всякие мелочи: громко играли, не убрали игрушки, показали плохое настроение. В принципе мы были послушными детьми, и ничего такого ужасного не делали, просто обычные детские шалости. Однажды он поставил нас со старшей сестрой Анной на горох, но мы рассыпали горох и смеялись, но тогда он придумал другое наказание.

Стоять по два-три часа на табуретке. Это была пытка. Я помню, мне было, наверное, лет семь, я игралась с другом, который пришёл в гости. Мы бегали и весело игрались, за шум меня наказали. Три часа стоять на табуретке. Это очень тяжело, потому что, когда ты стоишь в углу, то ты можешь опереться на стену, а когда ты стоишь неподвижно на табуретке, то такой роскоши нет. Ноги затекают и начинают болеть, тело деревенеет, и ты испытываешь сильный дискомфорт. Я запомнила это наказание на всю жизнь, потому что я помню те ощущения, которые были в теле. Когда после трёхчасового стояния на табуретке, я наконец то слезла с неё, то мне было больно ходить. Ноги затекли и болели, тело ломило. Это крайне неприятные ощущения.

Ещё одна фишка Виктора была, так это устраивать странные суды. Я помню, что мы со старшей сестрой поспорили о чём-то с младшей, чтобы рассудить, кто прав, а кто виноват, Виктор устроил «Божий суд». Он налил в трёхлитровую банку очень горячей воды, а внутрь бросил монетку. И заставил нас лезть рукой и доставать монетку. Это была я и младшая сестра Мария. Я помню, что я не боялась, а смело полезла в горячую воду, хотя не смогла достать монетку, потому что вода была слишком горячей, а Мария практически сразу вынула руку из банки.

Психопаты, любящие страдания других людей, наслаждаются придумыванием наказаний. Им нравится каждый раз мучать жертву по-новому, это для них что-то вроде хобби. Самое главное, что стоит понять, что когда человек так поступает, то это ненормально. Конечно, ребёнок считает это нормальным, потому что ему не с чем сравнить, но когда он вырастает, то осознаёт, что это неправильно.

Когда мы рождаемся, то мы оказываемся в связке с другими людьми. Кому-то улыбается удача, и он рождается в счастливой, любящей семье. Хотя таких семей становится всё меньше и меньше. А кто-то вытаскивает несчастливый билет судьбы, и вместо счастья получает множество негативных эмоций. Если ты родилась в семье несчастливых людей, то вряд ли счастье будет светить тебе по жизни, словно солнце.

Ты погрузишься в негатив и зло, и познаешь его полностью. Тебя не будут любить, тебя не будут уважать, тебе не будут говорить хорошие слова. Но ты познаёшь боль, страдание и страх. И снова спросишь себя о смысле своей жизни на земле, которая так жестока к тебе, но вряд ли ты найдёшь ответ на свой вопрос.

В семье чаще всего обижали и унижали меня со старшей сестрой, мы были классическими Золушками, изредка наказывали младшую Марию, а брат был любимчиком, которому всё сходило с рук. А если он пакостил, то наказание получали все, потому что не уследили. Обычно за его шалость нас всех лишали мультиков, которые показывали всего раз в неделю, мы очень расстраивались.

Семья была разделена на две команды. Одна команда – это Виктор, Наталья, Мария, Георгий, а в другой – я и моя старшая сестра Анна. Мы всегда были виноваты во всём. Ну, вы же старшие! Видимо это удел старших, хлебать ответственность за младших, хотя разница может составлять всего пару лет. Видимо многие родители этому факту не придают никакого значения.

Оскорбления.

Когда мы чуть-чуть подросли, то появились первые оскорбления от Виктора. Его первое обидное обзывательство было «американская вонючка». Что значило для Виктора, жившего в СССР, ругательство «американская вонючка», было ведомо лишь ему. Потом, как снежный ком, ругательства нарастали.

Он поносил самыми грязными матами и постоянно унижал. Самое тяжёлое для меня, что никогда не было похвалы. Я никогда не слышала слов «доченька», «солнышко», «радость моя» и других хороших слов. Не хвалили, если получала хорошую оценку. Не хвалили за помощь по дому. Не хвалили просто так.

Похвала крайне важна в жизни человека, так как она является позитивным стимулом, чтобы развиваться. Чтобы следовать за своей мечтой! Чтобы научиться верить в себя. Когда слышишь только оскорбления, то твоя самооценка падает ниже плинтуса. Ты больше не веришь в себя. Ты не ценишь себя. Ты не любишь себя.

Зачем любить того, кого ты считаешь недостойным любви? А как считать себя достойной любви, если тебя постоянно поносит Виктор, словно грязный сапожник. Часто идёшь мимо его комнаты и слышишь, как тебя поливают грязью. Ты пытаешься это изменить, быть хорошей, но так как ты ребёнок, то ты не понимаешь, что это невозможно. Просто Виктор нуждался в том, чтобы сливать все свои негативные эмоции в кого-то. Чтобы сливать все свои страхи в кого-то. Чтобы сливать свою злобу в кого-то. В общем, у Виктора была странная логика. Он действовал по принципу «Если тебе плохо, сделай так, чтобы другому человеку было ещё хуже. Не будь последним!». Виктор всегда нёс зло и страх. Пугал, материл и ненавидел. Добра от него не было. Ни одного доброго слова!

А ведь добрые слова так важны в жизни человека. В детстве мне очень не хватало доброты и любви, зато было в избытке унижений, оскорблений и ругательств. Когда я стала взрослым человеком, то в одной книге по психологии я прочитала, что важно не сколько родители сделали плохого, а сколько они сделали хорошего. А я не помню добра, не помню добрых слов, не помню нежных объятий, не помню поддержки и помощи, потому что их не было. Я помню лишь зло и негатив, хотя стремлюсь к тому, чтобы они забылись и больше не были эмоционально значимыми для меня.

Память – это сложная вещь, часто мы запоминаем лишь эмоционально значимые вещи для нас. Эмоции, словно якоря, держат событие в нашей памяти. К сожалению, у меня слишком много якорей, которые держат множество негативных событий моей жизни. Избавиться от эмоционального якоря сложно. Необходимо полностью пересмотреть событие, и дать ему адекватную оценку, а от душевных травм лечит чистая, бескорыстная любовь, но любовь – это огромный дефицит в этом мире, полном страдания и жестокости.

Ты сама во всём виновата.

Когда мне было пять лет, то я пошла в школу, через пару месяцев мне должно было исполниться 6 лет, сад я не любила, поэтому в школу пошла раньше. И зря. Судьба словно испытывала меня, я оказалась в одном классе с психопатом Васей Ивановым. На вид он был обычным мальчишкой. Невысокий, неказистый. Русые волосы, голубые глаза. Ему было всего 6 лет, а он уже был страшным. У него был какой-то дикий, яростный взгляд, и только взглянув на него, становилось не по себе. А я была пятилетней девочкой, самой низкой в классе, которая не умела постоять за себя.

Вася Иванов был из неблагополучной семьи, их семье было семеро детей, практически все мальчики. Отец семейства пил, мать тянула детей, которые часто ходили по округе, их называли бандой Ивановых. Вася был очень жестоким, его боялись старшие братья и старшеклассники, потому что в нём скрывалась какая-то невероятная, злая звериная сила. Когда он бил, то его глаза стекленели и наливались кровью, он становился диким вепрем, который летел на свою добычу.

Он выбрал меня своей жертвой, возможно, потому что я уже была жертвой Виктора, и от меня уже исходил бесконечный страх, может потому что я была очень маленькой. Он постоянно бил, подойдёт, пнёт и с довольным выражением лица уйдёт. Он бил не только меня, какой-то девочке он надорвал ухо, она долго лечилась. Её мама жаловалась на него директору, чтобы его перевели в другой класс, но Вася Иванов всё равно продолжал учиться в этом классе.

Я очень боялась, что он убьёт меня. Я боялась разозлить его, ведь видела в нём зверя. Я, конечно, жаловалась учительнице на него, но она не сильно реагировала на мои жалобы. Я помню, как однажды она сказала детям:

– Вот, Маргарита всё время жалуется, что её обижают. А Катя никогда не жалуется, ведь она такая молодец!

И учительница показала на Катю. Катя была излюбленным, единственным ребёнком в хорошей, благополучной семье. С детства её активно развивали. Она была уверенной в себе, залюбленной девочкой, на голову выше меня.

Однажды я решила пожаловаться Наталье на Васю Иванова, что он постоянно обижает меня. Наталья сказала:

– Ты сама виновата! Иначе бы он не бил тебя.

Мне было больно и обидно, но гораздо обиднее было, когда однажды я ехала с родителями в троллейбусе, а через пару рядов сидений сидел Вася Иванов, и мои родители стали обсуждать, что Вася Петров выглядит таким спокойным, хорошим ребёнком, что я зря жалуюсь на него.

Я больше никогда не жаловалась ни по какому поводу, я не хотела, чтобы мне говорили, что я сама виновата. Для себя я поняла, что взрослые предают. Они предатели, на которых не стоит рассчитывать. Поверьте, сверстники просто чуют недолюбленных детей, которых обижают родители, и устраивают на них настоящую травлю. Жизнь бывает очень несправедливой.

Когда я выросла, то нашла профиль Васи Иванова в социальных сетях. На меня с фотографии смотрел всё тот же Вася со звериным взглядом, только взрослый, весь исколотый тюремными наколками. Я боялась его 4 года, пока училась в младших классах, потом меня перевели в другой класс. В средних классах, встретив Васю в коридоре школы, я всегда обходила его стороной.

Страх – это деструктивное чувство. Чувство, которое мешает тебе развиваться и процветать. Мешает тебе быть счастливой. Мешает тебе смеяться и радоваться. Виктор, как и Вася Иванов, нуждались в моём страхе. У меня было чувство, что они питаются моих страхом, чувствуя себя хорошо, причинив мне вред.

Страх опустошает, лишает внутренней энергии и сил, сужает границы. Ты боишься проявить себя в этом мире. Не можешь отстоять то, что важно для тебя. Совершенно теряешь способность сопротивляться злу, которое уничтожает тебя. А злу необходимо сопротивляться, ведь если зло не находит здорового сопротивления, то оно крепнет и растёт.

В конечном счёте, я пришла к выводу, что такие люди агрессивные и злобные снаружи, очень трусливые и слабые внутри. Этот способ их защиты, напади первым, пока не напали на тебя. Доминируй, пока не подчинили тебя. Унижай, чтобы не унизили тебя. Оскорбляй, чтобы не оскорбили тебя.

Да, это очень странная логика. Я бы даже сказала, что ненормальная. Но психопаты, как Виктор и Вася Иванов, далеки от понятий нормы.

Сделай, пожалуйста, аборт!

Мне было десять лет, я сидела с сёстрами и братом и смотрела мультик про Гуфи, который был очень интересным. Вдруг в комнату влетел разражённый Виктор и сказал:

– Идите, уговаривайте свою мать, чтобы она сделала аборт или я разведусь с ней!

Мы все пошли к Наталье, она сидела и плакала. Братик, которому было всего 6 лет, заплакал и сказал:

– Мамочка, сделай аборт! Сделай аборт! Пожалуйста, сделай аборт!

Старшая Анна пошла собирать свои вещи, она хотела остаться с Натальей в случае развода и не любила Виктора. Когда ей было всего два годика, то она говорила Наталье:

– Мамочка, у него нехорошие глаза, уходи от него! Давай, уйдём от него! У него такие нехорошие глаза!

И, правда, у Виктора был странные глаза. Маслянистые, презрительные и злые. В них было столько ненависти, гнева, неприкрытой злобы. Говорят, что глаза – это зеркало души, и я согласна с этим. В глазах отражается суть человека, конечно, человек может маскироваться и не показывать истинную сущность своих глаз. Может быть при первом знакомстве, надо пристальнее смотреть в чужие глаза? Может это убережёт от бед в будущем? Я не знаю ответа на этот вопрос.

В квартире стоял детский рёв и шум, пока родители выясняли отношения.

Гораздо позже я поняла, что у Натальи на фоне стресса, голодных 90-х и проблем на работе, начались депрессия и проблемы с психикой.

Наталья работала уборщицей в одной фирме, и однажды там украли магнитофон, во всём обвинили её. Наталья уволилась, но стресс был сильным, она перестала спать, началось расстройство психики. Год бессонницы и бесконечных проблем психически подломили её. У неё начались странные фантазии и навязчивые идеи, ей казалось, что она беременна. Виктору стыдно было обращаться к психиатру по месту прописки, поэтому он нашёл частного психиатра, который выписал Наталье таблетки, но они ей не помогли. Проблема только нарастала.

Даже сейчас в современной России к психиатру многие относятся предосудительно, не говоря уже о временах СССР. Человек, посетивший психиатра, например, с жалобами на депрессию, может в будущем не получить хорошую работу, потому что его уже поставили на учёт к психиатру. Никто не будет разбираться, зачем приходил человек к психиатру. Скажут, что раз ходил к психиатру, то значит псих!

Сейчас, конечно, подобное отношение начинает меняться. Жизнь стала такой сложной, что многие не выдерживают её, и приходят к психиатру за помощью, чтобы стабилизировать своё состояние. Но эта тема всё ещё очень болезненна в современном обществе.

Я, конечно, не понимала психическое состояние Натальи, но я видела, что вещи перестали стираться, в доме не было готовой еды, быт начал разваливаться. А за все домашние дела отвечала Наталья. Наталья родилась в деревне в большой, многодетной семье, у них было пятеро детей, а также своё хозяйство: свиньи, куры, огород. Она была достаточно трудолюбивой и физически крепкой женщиной. Характер у неё был напористый и упрямый.

Наталья могла устроить скандал, если ей что-то не нравилось, отстоять свои права со всеми, кроме Виктора. С Виктором она была, словно заколдованной. Она очень боялась, что он её бросит, и она останется одна с четырьмя детьми. Наталья прогибалась под Виктора, и терпела от него унижения и оскорбления.

Помню, как родители однажды красили потолок на кухне, Наталья стояла на табуретке, прокрашивая потолок. И вдруг, она оступилась, и очень больно упала. Падение было серьёзным, и могло закончиться травмой, но Виктор стремительно подбежал, и стал осматривать… табуретку. И только, осмотрев табуретку и убедившись, что она не сломалась, он подошёл узнать, как Наталья. В этом проявилась его истинная суть – неумение любить, ценить и помогать тому, кто нуждается в этом, а также его привязанность к вещам и материальному.

Наталья, как и мы, терпела нелюбовь и унижения от Виктора. Возможно, это было связано с её детством. Её отец пил, а мать всегда терпела. Скорее всего Наталья копировала это поведение с детства, она тоже была жертвой. Отец Натальи никогда не бил её, но он постоянно напивался. Есть два вида пьяных: добрые пьяные и злые пьяные. Отец Натальи был добрым пьяницей, когда он напивался, то брал аккордеон и играл. Играл, несмотря на то, что уже глубокая ночь и все спят. Играл, несмотря на то, что все просыпались злые и разражённые. Играл вопреки всему.

За жизнь у него было пять аккордеонов, он периодически терял и забывал их где-нибудь. А два аккордеона выкинули его дети. Один аккордеон был утоплен в колодце, а другой аккордеон, который был потерян в лесу, вместо того, чтобы принести его, был занесён ещё глубже в лес и брошен на произвол судьбы. Но наступал день зарплаты, и отец Натальи покупал себе новый аккордеон, душа требовала музыки.

Виктор же, когда напивался, то становился злобным и агрессивным. Он орал, матерился, оскорблял. Все прятались по углам, когда он приходил пьяный с работы. Напивался он не очень часто, но алкоголь лишь усиливал его агрессию и злобу, и он становился совершенно неконтролируемым. Он находил к кому придраться и сливал весь свой гнев. Попадало и Наталье.

Наталья никогда не любила меня, не обнимала, не говорила комплиментов, но она держала дом в чистоте, стирала, гладила, готовила, регулярно делала ремонт в квартире и за всё отвечала. Виктор только приносил зарплату и лежал на диване, смотрел телевизор. Он не умел и не любил решать проблемы. Однажды он сказал Наталье:

– Наталья, ты такая боевая! Я так хочу забраться тебе под юбку, и спрятаться там от всех проблем!

Но, конечно, под чужой юбкой невозможно спрятаться от проблем, но Виктор этого не понимал. Он всегда стремился переложить ответственность на чужие плечи, он не хотел ни за что отвечать.

Он был двуликим Янусом, тихим и скромным на работе, хотя его мужики на работе недолюбливали, слово чувствовали его гнилое нутро, и агрессивным, злобным, шумным дома с детьми. Он был королём, а мы его безропотными рабами, которые карались за любое своеволие. В таких условиях ощущения детства и беззаботности тает, словно весенний снег на солнце, не оставляя шанса на счастье.

Пожар! Мы горим!

Та ночь была очень странной, мне было 10 лет, я проснулась от чужих голосов. Это были взрослые голоса. Виктора не было дома, он работал в ночную смену. Сидела Анна, рядом с ней сидела женщина в белом халате и что-то ей объясняла. Я ничего не понимала.

У Натальи случится приступ маниакально-депрессивного психоза, она звонила по разным телефонам и говорила, что мы горим, что у нас пожар. Что точно произошло, я не знаю, но приехала скорая помощь и увезла её в психиатрическую клинику. Люди в белых халатах ходили по квартире. Наталья сопротивлялась, ей выкручивали руки, чтобы успокоить. Наталья страшно кричала старшей сестре:

– Анечка, спаси меня! Спаси меня! Помоги мне!

Старшая сестра забилась в уголок и тряслась от страха. Шум. Гам. Хаос. Непонятно, что делать.

В конце концов, Наталью скрутили по рукам и ногам, посадили в скорую помощь, и увезли. Ко мне пришло осознание, что что-то с Натальей не так, до этого я не придавала значения странностям в её поведении. Я начала понимать, что у Натальи проблемы психикой и моя жизнь изменится навсегда. Безвозвратно.

Утром пришёл Виктор с работы. Сказал, что он очень устал и ему надо поспать, и отправил меня и Анну в … психиатрическую больницу, чтобы мы отвезли ей халат и зубную щётку. Что мешало ему поспать пару часов и самому отправиться в психиатрическую больницу я не знаю. Я думаю, что боялся, испытывал ужас перед всеми этими неприятными событиями, и не хотел брать на себя ответственность. Он всегда стремился всё самое сложное и неприятное переложить на меня и Анну. Нам было 10 и 11 лет, но он видел в нас полноценных взрослых, которые могут решать проблемы.

Это неправильно, потому что, когда на ребёнка слишком рано кладут груз чрезмерной ответственности, то он начинает избегать её, вспоминая сложные моменты жизни. Моменты, с которыми было непросто справиться. Моменты, которые вызывают в душе целую гамму негативных эмоций и чувств. Моменты, которые убивают морально и психически. Самое верное решение – это постепенное увеличение ответственности, по силам, и, конечно, психологическая поддержка со стороны взрослых.

Мы с сестрой собрались, две маленькие девочки, и поехали в психиатрическую клинику. Я до сих пор помню эту больницу, там были клумбы, на которых росли ярко-оранжевые цветы. Эти цветы прочно врезались в память. Больница была большой, много корпусов. Мне было очень страшно, мы шли вместе с Анной, нам было неуютно и зябко. Была ранняя осень. На деревьях висели золотые листья, небо было затянуто тёмными тучами, покапывал лёгкий дождик. Анна несла большой пакет с вещами, в котором лежали вещи первой необходимости: халат, зубная щётка, зубная паста, шампунь, мыло, полотенце и нижнее бельё.

Медсестра завела в нас небольшое помещение с небольшими диванчиками. Это было абсолютно серое, унылое помещение. Оно вызвало неприятные чувства и страх. Мы присели на краешек дивана, к нам привели Наталью. У неё были остекленевшие глаза и лицо, которое не выражало абсолютно никаких эмоций.

Анна начала говорить, я молчала. Анна говорила и говорила, обо всём не прерываясь, ровно час подряд. Хотя у Натальи мы были всего час, но время тянулось бесконечно долго. Каждая минута тянулась, как тягучая резина. Наталья молчала и смотрела на нас бездушными глазами. Был слышен только голос Анны. Через час мы ушли.

Сейчас я понимаю, что Наталья была под мощным воздействием препаратов, поэтому так вела себя, а тогда я только испытывала страх. Анне врезалось в память то, что она говорила час без остановки, видимо она хотела разрядить неприятную тишину, повисшую между нами. Хотя прошёл всего час, Анне показалось, что этот разговор был очень долгим.

Мы шли рядом, подавленные и испуганные. Больница нам не понравилась, после неё на душе остался неприятный осадок. Психиатрическая больница имеет свою тяжёлую энергию, словно в ней сохранились вся боль, переживания и страдания душевнобольных людей. Мы шли молча, переваривая эту невесёлую, грустную реальность.

Наша жизнь изменилась. Изменилась полностью и бесповоротно. Когда Наталья была здорова, то большую часть негатива Виктора приходилось на неё, сейчас весь гнев и злоба Виктора ударит по нам. Нам точно придётся несладко, а деваться, к сожалению, некуда.

Теперь вы будете вместо неё.

Виктор привык к определённому комфорту: чистая одежда, приготовленный ужин и вечерняя беседа, поэтому отказываться от этого он не был намерен. Я и мои сёстры стали заменой Натальи. Виктор был крайне требовательным, он не видел детей, он видел рабов, которые были обязаны беспрекословно подчиняться ему. Рабы не имели прав на свободу, инакомыслие, чувство собственного достоинства, желания, волю, выражение истинных чувств и мыслей.

Виктор был надсмотрщиком, а мы рабами. Виктор постоянно повторял, что мы испортили его жизнь, что он не хочет заботиться о нас, что мы груз, который обременяет его. Мы чувствовали себя виноватыми. В чём? В том, что мы существуем, мешая Виктору быть счастливыми. В голове крутилась мысль, что именно мы являемся причиной бед Виктора. Мы тяжкое бремя, а не дети.

Виктор требовал чистоту и порядок. Мы убирали квартиру, мыли посуду, ходили в магазин, готовили еду. И в этом в принципе не было ничего особенного. Кроме одного… Вечером кто-нибудь из нас должен был встретить Виктора и играть роль жены, то есть поинтересоваться делами, улыбаться, общаться. Виктор хотел, чтобы, когда он приходил домой, то одна из нас приходила на кухню, разогревала ужин, спрашивала о том, как у него прошёл день и как его настроение.

Когда мы уже были взрослыми, то он однажды сказал Марии:

– Я обижен на вас за то, что вы не поддержали меня тогда, когда заболела Наталья.

Мария удивилась и ответила:

– Но мы же были детьми!

Виктор не видел в нас детей, он только чувствовал, что перестал получать энергию, силы и внимание Натальи. Он чувствовал дефицит внимания и любви, и вместо того, чтобы, наконец, учиться отдавать, а не только получать, он проявлял свой непомерный эгоизм. Он заставил нас быть взрослыми и брать на себя ответственность, как взрослые.

Это непосильная задача для ребёнка – быть взрослым. Играть роль взрослого. И снова эти фальшивые улыбки и слова, которые застревают в горле. Остро чувствуешь невозможность притворяться тем, кем ты не являешься, но у тебя нет выбора. Нет выбора!

Мы не любили роль вечерней жены и встречали Виктора с неохотой, никто не хотел его встречать. Однажды по телевизору показывали фильм про русалку, он был очень интересным, поэтому, когда пришёл Виктор, то никто из нас не оторвался от телевизора. Виктор, конечно, отомстил. Вы знаете, что психопаты очень мстительные? Если их желания не исполняются, то они обязательно испортят вам настроение. Поэтому Виктор пришёл с тарелкой еды и переключил канал, хотя до окончания фильма оставалось всего 10 минут. Виктор смотрел новости, которыми он не особенно интересовался, но последнее слово всегда оставалось за ним.

Знаете, у психопатов есть одна особенность – они нуждаются в доноре. Они не самодостаточные, и другим не дают стать самодостаточными. Вместо того, чтобы быть детьми, нам пришлось повзрослеть. Я до сих пор не люблю уборку, потому что в детстве меня всегда критиковали за неё. Ты стараешься, расставляешь книги, убираешь вещи, протираешь пыль, старательно моешь полы. Всё. Уборка закончена. Тебе кажется, что всё сверкает чистотой, но заходит Виктор, находит какую-нибудь пылинку или маленький кусочек, где пыль не вытерта, и обесценивает твой труд.

И вот уже Виктор орёт, как потерпевший кораблекрушение пассажир. Этот мерзкий, противный, ехидный голос я помню до сих пор, потому что он всегда говорил только гадости, грязь и мерзости. Он унижал, а на его лице появлялась едкая усмешка. Он наслаждался моими страданиями и болью. Она питался моим страхом. Он придумывал всё новые и новые оскорбления. Ему нравилось развиваться в этом направлении. Это было похоже на то, как инквизитор придумывает оригинальное орудие для пыток. Для инквизитора мучать других людей – это профессия, это творчество, это вдохновение. Для Виктора, к сожалению, всё было абсолютно также.

Ты слышишь критику. Снова и снова. К критике начинаешь привыкать, она становится привычной в твоей жизни. И самое страшное, что ты начинаешь верить в неё, она крепко врастает в твою реальность, изменяя тебя к худшему. Да, у тебя руки из одного места растут, и ты бездельница. Да, ты не заслуживаешь ничего хорошего. Да, ты хуже других, человек второго сорта. Твой мир становится тусклым и неинтересным. Он серый. Он гнетущий, и в нём нет ни капли счастья.

Она вернулась.

Прошло несколько месяцев, и Наталья вернулась из больницы. Она была похудевшей, осунувшейся со спутанными волосами и потухшим взглядом. Её взгляд был бесцветным и пустым, словно смотришь в глаза мертвеца. Она смотрела как будто сквозь тебя, словно куда-то в пустоту. В её глазах угасла жизнь. Это было просто живое тело. Без чувств, без эмоций, без любви. Глядя на неё, мне было страшно. Я видела совершенно другого человека. Она больше не была Натальей, она словно стала её живой копией. Выглядит практически также, а ею не является. Конечно, она стала принимать серьёзные психотропные препараты, но она словно потеряла самую суть себя.

В ней умерла та Наталья, которую я помнила. Дерзкая, шумная, яростная. Раньше в ней кипела жизнь, а теперь нет. Виктор обрадовался, когда она вернулась, но всё стало по-другому. Она постоянно смотрела в окно тоскливым взглядом, никогда не готовила еду. Ни на что не реагировала. Не смотрела телевизор, не читала книг, практически не разговаривала. На нас она не обращала никакого внимания, мы перестали быть её детьми, она видела в нас чужих людей, соседей по квартире. Наталье больше не было до нас никакого дела.

Самое худшее, что она стала помощником Виктора, помогая ему травить нас. Я не могу её осуждать, у неё был выбор, либо он будет сливать свою злость и ненависть на неё, либо на нас. Она сделала свой выбор. Она защищала себя. Конечно, Виктор не стал прекрасным мужем, но она не была крайней в его бесконечной ненависти. Поэтому Наталья молчаливо слушала и наблюдала, когда Виктор унижал или оскорблял нас.

Она стала жертвой, помогающей преступнику уничтожать других. Чтобы выжить. Чтобы не испытывать страдания. Чтобы гнев и агрессия не были направлены на неё. Сейчас, когда я уже выросла, в газетах и интернете я часто читаю про таких матерей. Матерей, которые не хотят замечать, что преступается граница дозволенного в отношении детей. Матерей, которые отдают своих детей в жертву своим новым мужчинам, чтобы получить желаемое. Матерей, которые больше не чувствуют в себе потребности оберегать и защищать своих детей.

На самом деле мать – это функция, а не биология. Когда женщина рожает ребёнка или мужчина участвует в деторождении, то это не делает их мамой и папой. Они родители, потому что поучаствовали в рождении. Это ближе к животному миру, самка и самец. Мать – это та, которая любит всем сердцем и болеет за ребёнка всей душой. Мать – это та, которая заботится и помогает расти и развиваться. Мать – это та, кто прощает и говорит добрые слова. Отец – это тот, кто защищает от всех бед. Отец – это тот, кто всегда подставит плечо. Отец – это тот, кто всегда стремится решить проблемы.

А я сирота. Даже хуже, чем сирота. Во взрослой жизни я общалась с людьми, которые выросли в детских домах. И заметила, что они верят в то, что если бы у них были родители, то они бы обязательно любили бы их. У них есть вера в святость и непогрешимость родительства, а у меня нет. В детстве я мечтала попасть в детский дом. Я думала о том, что там бы дали эту несчастную тарелку супа, пару комплектов одежды, и я была бы как все. Как все детдомовцы, оставшиеся без родителей. А так я была вечно унижаемым изгоем, изгоем в собственном доме, изгоем для тех, которые поучаствовали в моём рождении. Сиротой быть тоскливо.