Глава III. Воинская служба


Местность между Криаци и Элатовриси


В Центре подготовки молодого бойца

В апреле 1948 года Арсений был призван в ряды Вооружённых сил Греции и начал проходить срочную службу. Вначале его на два месяца отправили в Центр подготовки молодого бойца в Три́полис.[61] Обучение там было жёстким. Однако эту «жёсткость, высекающую искры отваги» преподобный старец часто вспоминал потом с благодарностью. «Чем жёстче были инструкторы в учебке, – говорил он, – тем отважнее были потом солдаты в бою. И чем больше пота лилось со спин новобранцев во время учений, тем меньше крови проливалось на войне». Этими словами преподобный хотел подчеркнуть, что в духовной жизни тоже необходимы как правильная «подготовка молодого бойца», так и любочестный подвиг.

В учебке Арсения назначили старшим над другими сорока новобранцами. Их группа относилась к Управлению военно-церковной службы и называлась «Команда В-10». Солдаты, входившие в неё, собирались раз в неделю, и Арсений читал им отрывки из Евангелия. Однажды нескольких солдат из этой команды ложно обвинили в краже молока с продовольственного склада части. Командир вызвал к себе Арсения и накричал на него: «В Учебном центре столько солдат, но никто из них не додумался молоко воровать – кроме вас, церковников!.. Даю десять дней, а потом ваша команда будет расформирована!» Арсений собрал команду, передал приказ командира и добавил от себя: «Давайте помолимся. Если Богу угодно, чтобы нас расформировали, пусть расформировывают. А если нет на то воли Божией, ничего они с нами сделать не смогут». Бог не замедлил с ответом. Во-первых, через пять дней выяснили, что никто из членов церковной команды к краже молока не причастен. А во-вторых, командир Центра получил срочную телеграмму из Генерального штаба с требованием усилить «Команду В-10». Командир вновь вызвал Арсения, извинился перед ним и приказал: «Сделай всё возможное, чтобы усилить команду, боец! Начальство требует».

В Пехотной школе связи

После курса молодого бойца и сдачи устных экзаменов Арсения распределили в войска связи. Это было чудом святой Варвары, которую он просил перед призывом так: «Святая моя Варвара, пусть на войне будет опасно, только помоги мне, чтобы я никого не убил». И вот, хотя многие из его сослуживцев по учебке были более образованны, их отправили на передовую простыми пехотинцами. А Арсения, который отучился в одной лишь начальной школе, взяли в радисты. Сослуживцы были уверены, что у него есть какой-то сильный покровитель в Генеральном штабе, и заставляли Арсения в этом признаться. Он отнекивался, но когда те настаивали, отвечал: «У меня действительно есть Покровитель, только не в Генеральном, а в другом Штабе. И зовут этого Покровителя – Христос».

Для освоения воинской специальности радиста Арсения направили в Салоники, в Пехотную школу связи. Обучали там по сокращённой программе, чтобы курсанты как можно быстрее отправились на фронт. Вместо полугода учёба продлилась три месяца – с июня по сентябрь 1948 года. Вначале Арсению с его шестью классами школы пришлось нелегко. Однако он быстро полюбил специальность радиста и потом часто сравнивал службу радиста с молитвенным деланием. «Как радист чувствует себя более уверенно, находясь на постоянной связи с Центром, – говорил преподобный, – так и человек молящийся: чем больше он молится, тем увереннее себя чувствует».

В расположении Школы Арсений вёл себя с духовной тонкостью и чуткостью, которые стяжал к тому времени постоянным наблюдением за собой. Один курсант часто просил у него денег, якобы для того, чтобы отсылать их своей жене. Арсений давал. Другой курсант, заметив это, стал отговаривать Арсения: «Не давай ему денег! Никакой жене он ничего не посылает – ещё и сам у жены просит, чтобы она ему прислала!» Однако Арсений продолжал давать деньги. Он считал, что если перестанет их давать, его сослуживец станет ещё больше опустошать карман своей жены. Но, давая ему деньги, Арсений старался задеть его любочестие и говорил: «Вот, пошли это твоим детям». Он верил, что эти слова западут в душу его сослуживца и тот будет хоть немного помнить о своих детях.

Каждый день курсанты Школы пели патриотические песни, которые трогали и воодушевляли Арсения. Потом он вспоминал: «В армии мы пели солдатские и патриотические песни: и когда шли на учения, и когда возвращались в казармы. Патриотическая песня укрепляет любовь человека к Родине, воодушевляет его и делает более решительным. Похоже на церковные песнопения – сердце человека, который их поёт, охватывает огонь, он приходит в состояние духовного умиления и божественного радования».

Однажды курсанты их роты, желая подшутить над командирами, договорились, что в следующий раз при команде «Запевай!» они будут лишь открывать и закрывать рты, но при этом не издадут ни звука. Арсению они об этом ничего не сказали, зная, что он всё равно не согласится на эту проделку. Когда офицер приказал запевать песню «На Пинда греческих вершинах»,[62] запел только Арсений. Офицер приказал всей роте, кроме Арсения, бегать по периметру плаца. На каждом углу плаца он поставил сержантов и велел бить пробегавших широкими солдатскими ремнями. Арсений побежал вместе с ротой, не желая себе никаких поблажек и предпочитая пострадать вместе со всеми. Стояло ужасное июньское пекло, солдатские гимнастёрки можно было выжимать от пота. Вдобавок Арсений был очень истощён, потому что и в армии он не ел ничего мясного. Ротный выкрикивал его имя, фамилию, потом кричал: «Плотник, немедленно выйти из строя!» – но Арсений продолжал бежать вместе со всеми, пока не упал. «А вот сейчас, курсант, надо тебя вздуть! – сказал ротный. – За то, что ты не подчинился приказу и бегал вместе со всеми!» Однако в другой раз, когда ротный приказал петь какую-то легкомысленную песенку, Арсений отказался и с дерзновением ответил ротному: «У таких песенок с любовью к Родине нет ничего общего».

Когда Арсению на несколько часов давали увольнительную, он шёл в район, где жили беженцы из Фарас. Там он узнал много новых подробностей из чудесного жития Хаджефенди. Некоторые из этих беженцев были «живыми свитками жития преподобного Арсения», с благоговением хранившими в себе сказанное и сделанное святым.

Получив краткосрочный отпуск, Арсений исполнил своё заветное желание и впервые в жизни посетил Святую Афонскую Гору. Он посетил монастырь Филофей, одним из насельников которого был его родственник, бывший житель Фарас, иеромонах Симеон. На корабле по Промыслу Божию Арсений познакомился с добродетельным старцем, иеромонахом Кириллом из Кутлумушского скита.[63] Эта встреча произвела на Арсения особое впечатление. Семь лет спустя старец Кирилл на большой срок примет его под своё духовное руководство.

«Буйная рота»

В октябре 1948 года Арсений закончил обучение воинской специальности и в качестве радиста был зачислен в разведроту, располагавшуюся в городе Агри́нион.[64] Эта рота была освобождена от строевой подготовки, изучения устава и тому подобного. Её задачей был поиск и уничтожение отрядов ополченцев в горах Центральной и Западной Греции. О том, как героически рота-невидимка выполняла боевую задачу, преподобный старец вспоминал позже, когда, будучи монахом, он стал невидимым для посторонних глаз героем Христовым. Через сорок лет преподобный Паисий напишет: «Помпезность и трезвон не помогают добиться даже мирской цели. На войне я служил в отдельной разведроте, и мы всё время скрывались: то за горками, то под горками. На параде строевым шагом за всю войну я не прошёл ни разу».

Разведроту, где служил старец, прозвали «буйной», поскольку её офицеры, а также многие из солдат были смельчаками «с сумасшедшей жилкой». Они воевали мужественно, не беря в расчёт опасности и злоключения. Такая же «сумасшедшая жилка» была и у Арсения, который всегда был готов совершить жертву ради Бога и ближнего.

В начале суровой зимы 1948/49 года рота разбила лагерь недалеко от вершины горы Ома́лия, на высоте около 1 800 метров от уровня моря. Эта гора была естественным наблюдательным пунктом, откуда можно было контролировать почти всю горную область вокруг Навпа́кта.[65] Там в ночь на 21 ноября лагерь накрыла страшная снежная буря. За несколько часов завалило много палаток, и большинство солдат оказались заживо погребёнными под снежными завалами.

Поняв, что рота находится в опасности и может остаться под снегом и льдом навсегда, Арсений побежал к командиру. Тут же забили тревогу, и немногие солдаты, оказавшиеся не под снегом, побежали раскапывать остальных. Но снег валил не переставая. С каждым часом обмороженных становилось больше и больше, и ротный врач как мог пытался их спасти. Арсений, несмотря на то что снег залеплял ему лицо и почти не давал дышать, не останавливаясь, работал мотыгой – насколько позволяли обледеневшие руки. В ту ночь он выкопал из-под снега двадцать шесть обмороженных. Одновременно изо всех душевных сил он горячо просил Бога прислать им помощь. И помощь не замедлила: в утренних сумерках солдаты увидели, как к ним поднимаются три крестьянина из близлежащей горной деревни Элату́. За плечами у них были огромные бутыли с домашней водкой. С помощью этой водки ротный врач смог привести в чувство и вернуть к жизни обмороженных солдат. В сопровождении крестьян рота пошла вниз, в деревню, где жители разобрали солдат по своим домам и их отогрели. Потом преподобный старец часто вспоминал ту тяжёлую ночь и говорил: «В тех снегах я чувствовал огромную, ни на что не похожую радость. Это была радость жертвы».


Село Элату под горой Омалия (фото Хрисанфы-Василики Боца, Афины)


Отогревшись, рота спустилась ниже, чтобы до конца зимы встать лагерем на высоте Макривалто, иначе называемой «Святой Иоанн» – по находившейся там церковке Честного Иоанна Предтечи. Эта высота тоже имела выгодное тактическое положение. Ротный приказал солдатам рыть в земле глубокие ямы, застилать их брёвнами, сверху покрывать досками и листами жести. В углу крыши было отверстие для выхода дыма – солдаты могли разводить в этих блиндажах огонь и греться.

Досок для блиндажей не хватало, и ротный послал за ними Арсения в одну из расположенных неподалёку деревень, жители которой почти все ушли, боясь ополченцев. Председатель сельской общины предложил разобрать заборы и сараи, но у Арсения не поднялась на такое дело рука, и он отказался. Он считал варварством рушить хозяйство людей, которые столько лет страдали от войны, а сейчас были вынуждены даже оставить свои дома. Арсений вернулся в лагерь с пустыми руками и предложил ротному отправить в центр радиограмму с просьбой привезти им доски. «Тебе даже такое простое дело нельзя поручить!» – рассердился офицер и послал за досками других солдат.

Однако когда блиндаж, в котором находилась радиоточка, заливало водой и Арсений, укрывая и налаживая технику, промокал до нитки, ротный говорил ему:

– Я спокоен, когда ты делаешь эту работу. Но мне жалко глядеть, как ты мучаешься. Пусть второй радист тоже помогает!

– Господин командир, мне всё это только в радость! – любочестно и решительно отвечал Арсений, заставляя командира гордиться, что в его роте служит такой солдат.

Запасов продуктов не хватало, и Арсений, желая, чтобы сослуживцам досталось больше, брал себе как можно меньше. Мяса он никогда не ел. Когда раздавали молоко, он отдавал свою порцию тем из сослуживцев, кто выглядел слабее других. Единственное, что расстраивало Арсения, – так это то, что он не мог поститься безупречно, поскольку готовили в роте на животном жире. Поэтому часто он довольствовался солдатской галетой – настолько сухой, что её тяжело было разбить даже камнем. Во время приёма пищи Арсений, стараясь остаться незамеченным, садился в сторонке и грыз свою галету, думая о Хаджефенди, который питался ячменными лепёшками. А когда кто-то из солдат жаловался хлеборезу на маленькие порции, тот отвечал: «Да вы бы лучше на Арсения посмотрели! Ему что ни дай – всегда доволен. Он что, не такой же солдат, как и вы? И в службе молодец, и никогда ничего не просит».

Также Арсений был образцом нравственной безупречности. Часто одним своим присутствием он спасал девушек от неподобающего поведения солдат. А однажды произошло и следующее чудесное событие. Зимой солдаты его роты брали в соседних деревнях мулов для перевозки грузов. Вместе с мулами на работы забирали и местных крестьян: и мужчин, и женщин. Однажды, когда крестьяне с мулами были недалеко от Макривалто, наступила ночь, а дороги были завалены снегом. Крестьяне соорудили шалаши из еловых ветвей и стали устраиваться в них на ночлег. Один из солдат залез в такой шалаш и начал приставать к местной девушке. Он приставал к ней так настырно, что она была вынуждена выбежать из шалаша и ночью по колено в снегу уйти куда глаза глядят – лишь бы подальше. Одна старуха из той же деревни пошла по её по следам и нашла её под навесом церкви Честного Предтечи. Дверь была закрыта, и внутрь зайти они не могли. Однако Честной Предтеча не оставил их без помощи. Он явился Арсению, который в это время спал, и велел ему как можно быстрее бежать к храму. Арсений побежал и нашёл возле храма окоченевших от холода и стоявших по колено в снегу женщин. У него были ключи от храма, потому что он приходил туда зажигать лампадки. Он открыл дверь и завёл несчастных внутрь. Когда они рассказали ему, что произошло, он спросил девушку:

– Как же ты решилась ночью, в горах, одна идти сама не зная куда?

– Это было всё, что я могла сделать, – ответила девушка. – Я верила, что в остальном мне поможет Христос.

Тогда Арсений, не просто для того чтобы их утешить, а потому что ему действительно стало больно за них, сказал: «Всё! Закончились ваши муки. Завтра пойдёте по домам». И действительно, на следующий день пригнали солдат, те расчистили дороги, и крестьян отпустили по домам. Через много лет преподобный Паисий напишет: «Честной Предтеча позаботился о девушке, которой была небезразлична её честь, и привёл её в свою церковь, о существовании которой она даже не знала. Вот такие дочери Эллады должны быть её похвалой и чудесным примером для других».

Как только снег немного сошёл, рота начала выходить в многодневные горные рейды, чтобы ополченцы, зная о близости войска, оставили в покое деревни. В этих изнурительных рейдах не хватало ни воды, ни пищи, ни обмундирования. Иногда солдаты шли босиком по снегу и пили воду из следов от лошадиных копыт. Арсений совсем не думал о себе, но делал всё возможное, чтобы помочь другим. Второму радисту он не давал сопровождать мула, который перевозил большую рацию, чтобы уменьшить его риск быть убитым или раненным (радист рядом с гружёным мулом – лёгкая добыча для снайпера). Постоянно находясь с мулом, Арсений не мог отойти в лес, как другие солдаты, чтобы найти себе там что-то съедобное. Но несмотря на то, что он был совершенно истощён от голода, тяжёлые рации на мула и с мула он всегда грузил один. Иногда он носил их на собственной спине. Когда второй радист просил его разрешить что-то сделать и ему, Арсений отвечал: «Нет. У тебя жена и дети. Если тебя убьют, мне придётся отвечать за тебя перед Богом».


Часовня святого Иоанна Предтечи в Макривалто


Постоянные злострадания и великие трудности не пугали Арсения. Его не страшила даже опасность смерти, которой он часто подвергался во время боёв с отрядами ополченцев. Наоборот, это обостряло в нём чувство, что он находится под покровом Бога. Кроме того, он и за жизнь свою не цеплялся, предпочитая, чтобы в живых остался кто-то другой. Однажды, когда они готовились к бою, он вырыл себе одиночный окоп, в котором спрятался сам и укрыл рацию. Когда ополченцы начали обстреливать их позиции из миномётов, один солдат подполз к окопу и спросил: «Арсений, я влезу?» – «Залезай», – разрешил Арсений, но через несколько секунд с тем же вопросом подполз ещё один солдат. Чтобы дать место второму, Арсений вылез из окопа. Вокруг рвались мины. Вдруг Арсений почувствовал, как осколок, словно сильный порыв ветра, чиркнул его по голове. Каски на нём не было, только вязаная солдатская шапочка. Осколок сбрил волосы на его голове, оставив голую полоску в шесть сантиметров шириной. Но даже ожога не было – так хранил Арсения Бог.

А ещё Благой Бог исполнил одно желание Арсения, который всё, что у него было, раздавал другим. Исполняя слова: Даст ти Госпо́дь по се́рдцу твоему́,[66] Он прислал Арсению в горы Евангелие. Своё Евангелие он раньше отдал одному своему сослуживцу, но через несколько дней, когда наступил Рождественский сочельник, подумал: «Будь у меня сейчас Евангелие, как бы оно мне помогло!» В самый день Рождества Христова в их роту пришли посылки от жителей города Месоло́нги[67] с гостинцами и подарками на Рождество. Посылок было 200, Евангелие – только в одной: в той, которая досталась Арсению.

Рация спасает роту

В феврале 1949 года Национальная армия освободила от ополченцев город Карпени́си. Рота, в которой служил Арсений, получила приказ дислоцироваться в городке Арахова в Навпактских горах и подключиться к обнаружению и уничтожению отрядов ополченцев. В одну из ночей на высоте недалеко от Араховы 180 солдат разведроты оказались окружены отрядами ополченцев, общей численностью 1 600 бойцов. Всю ночь рота отчаянно оборонялась, укрывшись за скалами. Арсений пытался установить антенну, чтобы связаться с Центром и попросить помощи. Один лейтенант кричал: «Брось ерундой заниматься! Помогай лучше таскать ящики с гранатами!» Арсений таскал ящики, но снова и снова возвращался к рации. Антенну постоянно сбивало пулями и осколками, и связь установить не удавалось. Наконец Арсению удалось связаться и прокричать в рацию несколько слов с их координатами и описанием тяжёлого положения. Этого оказалось достаточно: на рассвете прилетела штурмовая авиация и разбомбила ополченцев. Рота была спасена.

Потом преподобный Паисий приводил в пример этот бой, желая провести параллель между служением монаха и делом радиста. «Монахи, – писал он, – это радисты Матери-Церкви. И уходя подальше от мира, они делают это по любви. Удаляясь от мира, они удаляются от мирских «радиопомех» для того, чтобы быть в состоянии лучше установить связь с Богом. Так они помогают миру больше и результативнее. Некоторые архиереи и церковные чиновники требуют, чтобы монахи спускались с уединённых горных вершин и возвращались в мир, "чтобы ему помочь", но они ведут себя неразумно. Они похожи на тех не отличающихся великим умом военных, которые, видя, что их отряд окружён, истерично кричат, чтобы радист бросил рацию, схватил винтовку и начал стрелять вместе со всеми. Как будто ещё одна винтовка, прибавленная к уже стреляющим двум сотням, сможет что-то изменить. А радист воюет по-другому. Он срывает голосовые связки, крича в микрофон непонятные для других слова: "Приём! «Душа»!.. Приём! «Душа»!.." – а все вокруг думают, что он просто выбрасывает на воздух много пустых и ненужных слов. Только вот радисты не дураки и не обращают на это внимания. Они не слышат, как сослуживцы осыпают их ругательствами, но изо всех сил пытаются установить связь с Центром. Как только связь установлена, они просят немедленной помощи у Генерального штаба, и тогда становится понятно, что «Душа» – это позывной радиста. И помощь приходит – но уже не в виде лишней и по сути бесполезной винтовки, а целыми эскадрильями штурмовиков, бронетанковыми полками, до зубов вооружёнными линкорами и непотопляемыми эсминцами. Так люди спасаются из безвыходной ситуации».[68]