Жили-были мы с братом. Часть 3 - читать онлайн

Часть третья.

«Крибле‑крабле‑бумс»

«Крибле‑крабле‑бумс»… – говорю я чуть слышно.

Затихает снежная поземка, ярче разгораются фонари‑звезды. У самых беспокойных интернатовских пацанов с лиц исчезает жесткость борьбы за существование, они снова дети, которым снятся сказочные сны. Я могу спокойно выйти на улицу.

«Крибле‑крабле‑бумс. Все идет отлично».

Волшебное заклинание из пьесы Евгения Шварца «Снежная королева» я теперь часто нашептываю, гуляя ночью. Я – Сказочник.

Сказки, которые недавно придумывал для Лешки, я теперь рассказываю перед сном в интернатской спальне.

Дело в том, что после знаменательного заседания комиссии по делам несовершеннолетних с участием «комсомольцев девятнадцатого года» (ну и здорово было), мой директор Вадим Николаевич возглавил учебный комплекс. В него вошли и английская школа, и интернат. Я стал вожатым сводной пионерской дружины. Звучит! По совместительству – «ночным воспитателем на полставки», чтобы не бросать Лешку в ожидании разрешения на опеку. Или штатным Сказочником, чтобы ребята из группы Лешки не сходили с ума по ночам.

Я сажусь на скрипучую кровать, пацаны привычно затихают, ожидая историю. Я извлекаю их из кладовой памяти, спрашивая у Лешки разрешение – ведь они наполовину принадлежат ему. Когда наступает тишина, я чувствую себя могущественным магом.

– Однажды в лесу среди зимы расцвел розовый куст. Дремлющие деревья недовольно встрепенулись от его радостного смеха…

– Это по правде? – поинтересовался Сергеич. Так звали Сережу Панина, еще его дразнили «Пушкиным» из‑за непослушных кудряшек волос.

– По сказочной правде, – важно пояснил Лешка.

Он сложно относится к тому, что я теперь принадлежу всем. Пришлось во время одной из вечерних прогулок провести разъяснительную беседу.

– Леша, что ты страдаешь, ведь все хорошо? Хорошо, да? – тормошил я его.

– Я хочу быть с тобой, а не в интернате.

– Будешь. Зато сколько у нас друзей появилось! Разве это плохо?

– Хорошо, но с тобой лучше, – продолжал он хныкать. Я засунул Лешку в сугроб, а он даже не сопротивлялся.

Пришлось устроиться рядом.

– Не канючь. Пойми, мир тем богаче, чем больше людей, которые относятся к тебе дружески. А ты к ним. Давай вспоминать, сколько их у тебя.

Лешка сразу назвал меня и Антошку. Подумав – мою маму, через вздох – Наташу.

– И все? А Вадим Николаевич, а ребята из драмкружка?

Да и в интернате теперь кое‑кто найдется. Не такое уж маленькое у тебя богатство. Главное не растерять его.

Лешка призадумался, потом прижался к моей руке.

– А ты можешь сказки только для меня рассказывать, как раньше? Ну, хотя бы иногда?

После этого разговора Лешка вроде бы стал мной гордиться как своим достоянием. Иногда подсказывал забытые мной подробности сказочных историй.

Когда их запас закончился, я растерялся. Это произошло неожиданно. Все затихли, даже Борис из компании Толяна, «грозы интерната и окрестностей». А я ничего не мог вспомнить. Из мага я превратился в самозванца, которого сейчас разоблачат и прогонят. В эту минуту я увидел улыбчивого Андрюшку Склярова. Из‑за улыбки до ушей, даже когда обижают, его прозвали «клоуном». Он стеснялся своей удивительной особенности, хотя, к счастью, ничего не мог поделать. Я решил придумать историю про него.

– Когда на свет появился этот мальчик, никто не услышал привычного детского крика. Ребенок радостно улыбался…

– Как «Клоун»? – заржал Борис.

Наверняка он сам из‑за своей «прически» (волосы чуть пробивались жесткой щеткой на стриженой голове) был объектом насмешек в своей компании, а тут самоутверждался.

– Тише ты! – прикрикнули на него. Боря удивился и утих.

Я продолжил:

– «Мальчик‑улыбка… Солнечный мальчик»… – послышались вокруг почтительные возгласы… Правда, ребята смеялись над Солнечным мальчиком, неохотно брали в свои игры. Они не любили, когда кто‑то отличался от всех. Однажды мальчик не выдержал – и ушел. Стал бродить один среди лесов и полей, которые щедро дарили ему свои ягоды и сладкие растения, укрывали ночью от злых призраков.

Родники начинали бить прямо под ногами, если он останавливался в поисках воды, чтобы напиться. Зайцы и белки не убегали от него, принимая за своего, прыгали вокруг, приглашая поиграть. И никто не насмехался над его улыбкой, которая стала еще радостнее. Солнечному мальчику было хорошо, и он не хотел возвращаться. Однако в селение пришло Черное Горе. Даже далеко в лесу был слышен многоголосый плач, от которого люди теряли жизненные силы и умирали, а солнце спряталось во мраке. Солнечный мальчик вернулся в селение. Только он показался на улице, Горе не выдержало его улыбки – и исчезло. Навсегда. Люди, которым казалось, что они разучились радоваться, снова стали смеяться. Смех разгонял хмурые облака. И ночь приходила совсем ненадолго, только чтобы люди могли немного отдохнуть и полюбоваться на звезды. Для радости тоже должно быть свое время.

Рядом с Андрюшкой началось обсуждение истории. Вдруг сказка ему поможет. Я подождал немного, потом напомнил про уговор. Он был такой: я рассказываю историю, а когда заканчиваю – все без шума укладываются спать.

Лешка взял меня за руку, но потом отдернул и оглянулся по сторонам. Вздохнул. Я мысленно погладил его по голове. Лешка улыбнулся и закрыл глаза. Я дождался, когда заснут самые беспокойные, и тихонько вышел, уговорив кровать не скрипеть. Надо заглянуть домой..

Мама дремала в дедовском кресле, ожидая меня. Я пытался тихонько проскользнуть мимо нее, но это невозможно.

– Как всегда, на посту, – вздохнул я.

Мама улыбнулась и пошла ставить чайник на газовую плиту.

Я заглянул в комнату деда, открыл энциклопедию Брема, которая завораживала в детстве. Знакомый пыльный запах. Рисунки дышали жизнью, казалось, вот‑вот все эти животные оживут и вырвутся на свободу из книжных страниц.

Я почувствовал себя Кощеем Бессмертным, который чахнет над сокровищами, любуется ими в одиночку.

– Мам, а если часть книг отдать в интернатскую библиотеку? Ты не расстроишься?

Вдруг эти книги заманят кого‑нибудь в свои миры, как в детстве меня.

Потрепанный мишка – подарок Нины Пономаревой на мой детский день рождения. Тогда он казался огромным.

Надо попросить маму заштопать дырку, в которую вылез клок ваты. Пожалуй, отдам его малышам в игровую комнату.

В выцветшей школьной тетрадке хранятся стихи брата Лешки. Самое дорогое для меня воспоминание. Так хочется снова стать маленьким и сесть рядом с ним в ожидании, когда он обратит на меня внимание, улыбнется и скажет:

– Хочешь, почитаю, что написал?..

С детством я распрощался, когда брата не стало. Думал, что навсегда, а теперь детские воспоминания и ощущения шумят во мне, как безграничное море. Появится время, я перенесу их в тетрадку. В память о нашей с братом дружбе.

Я даже название придумал: «В валенках по весне». Никто, кроме нас, не бродил в детстве по лужам в валенках, отправляя в путь кораблик из щепки с берестяным парусом.

На следующий день Борис по привычке обратился к Андрюшке:

– Эй, Клоун…

Тот улыбался, как всегда, хоть и грустно.

Бориса одернул забияка Руслан, с ним боялись связываться, несмотря на малый рост:

– Ладно тебе… На себя посмотри.

Послышался смешок. Борис вжал в плечи стриженую голову.

Удивительно, но если бы я просто поговорил с ребятами о том, что нехорошо издеваться над человеком за его улыбку, ничего бы не изменилось, даже хуже стало. Ребята стали немного меняться вместе с моими сказками, особенно когда от них зависело, как будут развиваться события. Правда, правда. Так случилось, когда я решил придумать историю про еще одного интернатского изгоя.

– Жил‑был маленький, крепкий, как гриб‑боровичок, мальчик…

– «Пузырь»! – под дружный хохот сказал Борис. Наконец‑то он снова был в привычной стихии.

– Да, так дразнили его в племени. И только старый вождь молчал, покачивая головой. Он не мог по пустякам вмешиваться в события, хоть и знал, какая тайна связана с этим мальчиком. Знал, что есть такие дети, которые сначала бывают небольшого роста и вроде как полненькие, а на самом деле они просто накапливают силы, чтобы в нужный момент стать высокими и сильными…

Коленька по прозвищу «Пузырь» так боялся своей полноты и насмешек, что почти перестал есть. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы Наташа не объяснила мне, а я – Коле, что его полнота – вовсе не патология. Просто он так устроен, а в конце подросткового возраста, скорее всего, вытянется и станет вполне нормальной комплекции.

Смех стих, ребята ждали, что же будет.

– …Однажды весной люди проснулись утром и увидели, что река бурно разлилась от быстро растаявшего снега далеко в горах. Вода подступила к самым домам. На другом берегу осталась маленькая девочка с коровой. Брод исчез, поэтому девочка не могла вернуться и отчаянно плакала. Лодок в селении не было, потому что река раньше была мелководная. Жители не знали, что делать. Мать с отцом бегали по берегу и голосили еще громче своего ребенка. Вождь велел тащить к берегу бревно, обвязать его веревками с двух сторон. На одном конце привязали камень и пытались перебросить на другой берег, но не тут‑то было. Река стала слишком широкой. Надо было кому‑то плыть к девочке. Никто не решался. Что делать?.. Кого пошлем на это опасное дело? – спрашиваю я ребят.

– «Пузыря», что ли? – неуверенно спросил Петя, «великий путешественник». Он периодически уходит бродить из интерната, несмотря на наказания воспитателей и побои старших ребят.

– Ага, «Пузырь» не утонет, – послышался смешок Бориса, но никто не поддержал его.

Я продолжил:

– Мальчик, которого дразнили «Пузырем», решил, что надо плыть ему, может, он не утонет. А если утонет, то это лучше, чем жить с постоянными насмешками. И поплыл.

– Ну, Пу… Колька дает, – послышалось на этот раз.

– Тихо ты!..

– Страшно залезать в злую темную воду, но Пузырь вошел с веревкой в зубах. Он поплыл наискосок, как советовал Вождь, чтобы течение не унесло в сторону от нужного места. Мутная вода пыталась унести за собой, но мальчик не сдавался, упорно продвигался вперед. В какой‑то момент он почувствовал себя взрослым и сильным, поэтому добрался до берега. С трудом открыл до боли сжатые зубы, освободил веревку и подтянул бревно. Посадил на него девочку, сам сел сзади, а корову обмотал веревкой вокруг шеи. Жители радостно подбадривали его с другого берега, а потом стали тянуть бревно обратно. Когда Пузырь со спасенной девочкой и коровой вступил на берег, все обступили его и одобрительно похлопывали. Он не сразу заметил, что вернулся совсем другим человеком – рослым, стройным. Прежние насмешники теперь едва доставали ему до плеча.

– Я точно вырасту? – улучив момент, спросил Коленька.

– Конечно, – заверил я. – Только ешь нормально и занимайся физкультурой.

Наташины медицинские консультации помогли спасти еще одного страдальца, которого все звали «Ссанек». К его имени пацаны добавили «с», так как он писался по ночам. Наташа посоветовала будить парнишку в четыре утра, пока он не привыкнет вставать сам. Это теперь была наша с ним тайна. Он стал просто Саньком.

Сколько бед и страданий у этих ребят из‑за того, что никто не следит за их здоровьем, пока что‑нибудь не случится! Наташа договорилась, чтобы сотрудники и старшекурсники мединститута провели глобальное обследование «интернатских». Чтобы не было дискриминации, проверили и «англичан».

– Ой, что творится… – прокомментировала результаты Наташа.

Оказалось, вундеркинды вызвали еще больше тревог у врачей. Букет заболеваний у них не меньше и сложней.

Прав был Януш Корчак: если дети раздражительны, не сдержаны, ленятся и плохо общаются с одноклассниками – это, прежде всего, проблемы и особенности их организма или скрытые болезни. Вадим Николаевич задумался, как укрепить медицинский персонал, объединиться с участковыми врачами. Постоянно наблюдать за здоровьем детей проще и эффективней, чем ждать, когда болезни дадут знать о себе. После этой истории Наташа стала ближе не только мне, но и была признана членом нашего педагогического содружества. Так Вадим Николаевич называл ядро учителей-единомышленников. Верили в его «эксперименты» пока не все.

Наташе отвели в интернате комнатку под медпункт. Я воспринял это как лишнее место для встреч, но скоро почувствовал себя лишним. К ней то и дело заглядывали ребята, чаще всего пацаны, и Наташа безжалостно выгоняла меня. Медпункт стал не менее популярен, чем мои истории.

Сказки помогли мне завоевать авторитет у ребят из интерната. Правда, правда. Совсем недавно на спортивной площадке Лешкин класс гонял футбольный мяч. Крику было больше, чем игры. Мяч улетел мимо ворот от ноги защитника Руслана.

– Угловой, угловой! – радостно закричал Борис.

– Нет углового! – сказал Лешка, который стоял на воротах. Надеюсь, просто не заметил.

– Угловой! – продолжал настаивать Борис.

Руслан, ниже всех ростом, попер на него с выпяченной грудью, истерично крича:

– Ты че, не слышал? Совсем оборзел? Сейчас упадешь и не встанешь!

На моих глазах Борис стал меньше ростом. Руслан протянул к нему руки, готовясь душить.

– Падать не надо, – решил вмешаться я. – В прачечной два дня ремонт машин. Придется ходить в грязной одежде.

Руслан оглянулся на меня и расплылся в улыбке, покровительственно похлопал Бориса по плечу:

– Да, ладно, я пошутил. Угловой так угловой.

Если бы не сказки, наверное, он бы не уступил.

Из‑за Руслана и других ребят мне пришлось самому обращаться в медпункт. Я вбежал без стука, а там сидит малек и важно распивает чай из блюдечка, раздувая щеки, видимо, подражая бабушке.

– У меня прием, – с укором сказала Наташа.

– Ладно, займу очередь, – пробурчал я. Вышел и сел на скамейку у двери.

Посетитель скоро вышел. Видимо, ему неловко стало, что здоровый дядька ждет, когда он чаю напьется.

– Ну, что случилось? – спросила Наташа, когда я вошел.

– Я подлец. Или дурак…

– Ну, это неизлечимо.

– Я не шучу. Помнишь, я подглядел в твоей тетрадке методику «Разговор с волшебником»? Попробовал сейчас во время самоподготовки. Сказал ребятам, чтобы они написали самое заветное желание, которое может исполнить только волшебник. Они мне поверили и написали такое… Совсем не про мир во все мире и наступление коммунизма.

– Ты хочешь показать?

– Да ты что! Этого никто не должен видеть и знать.

Я мельком взглянул на две и чуть с ума не сошел. Наш улыбчивый Андрюшка написал, что ему надоело быть уродом, он хочет стать красивым. А Руслан, ну, психованный такой, он попросил оживить маму и чтобы отец перестал бить его так сильно. Дальше я не стал читать, разорвал на мелкие кусочки и сжег. Сказал, что так надо, чтобы исполнились.

– Что здесь такого? Думаешь, ко мне приходят с простудами и болями в животе?

– Так это сами приходят. А тут я вынудил. У меня нет на это права, если я не могу им помочь. Как они могут жить с такой болью?

Раскалывалась голова, и таблетка не помогла. Наташа поставила укол. Оживая, я сказал:

– Вычеркни из тетрадки эту методику. И преподавателям скажи, что она вредная.

Я не сразу смог смотреть в глаза ребятам, боялся увидеть в них вопрос: «Когда ты исполнишь наши желания»? Лучше рассказывать сказки.

Во сне мне явился мальчик. Он сидел, прислонившись спиной к стене на улице, абсолютно голый, и играл на свирели. Рядом лежала бейсболка для подаяний. Я поднял его – а на спине раны от побоев, очень глубокие, с кровью. Я закутал его в свое пальто и повел в интернат… Вот так‑то.

– Пятнадцать человек на сундук мертвеца… Йо‑хо‑хо и бутылка рому, – пропел я, когда мои парни замерли в ожидании сказок. – Откуда это? Как, вы не знаете о приключениях мальчика Джима на пиратском Острове сокровищ?

Я открыл как бы случайно оказавшуюся книгу Стивенсона и стал читать.

На самом деле это была хитрость, чтобы передохнуть от сочинительства сказок. Придумывать их стало непросто, так как все хотели в них попасть. «Остров сокровищ» готовы были слушать до утра. На следующий день как бы случайно заглянули Кэт и Тэт – так звали подружек Катю и Таню, которые не отличались образцовым поведением. За ними пришли другие девочки из соседней палаты и старшие ребята – их ухажеры. Не прогонять же их, тем более вели себя они смирно. Правда была опасность, что вечерние читки придется переносить в актовый зал. В почтительной тишине я прочитал «Одиссею капитана Блада», «Геккельбери Финна», «Последний дюйм». Думал, что «Маленький принц» сократит нашу аудиторию. Не тут‑то было! Слушали с вниманием и сочувствием. Гроза интерната Толян, который бил меня когда‑то, угрюмо спросил: «Он же не умер по‑настоящему?» А какая тишина стояла, когда я читал «Ромео и Джульетту». В самый разгар зашла комиссия во главе с грозной Анной Серафимовной проверять отбой. Увидев ребят со слезами на глазах, она сначала замерла от удивления, а потом, несмотря на свою могучую фигуру, на цыпочках ретировалась, не сказав ни слова. Девочки плакали, не скрывая слез, даже Кэт и Тэт, которые повадками ничем не отличались от парней. Мальчишки были сдержанней, но и их проняло.

Чтобы немного утешить ребят, я рассказал про то, как в школьные годы мои подшефные малыши хотели переделать Шекспира, чтобы Ромео и Джульетта не умирали.

– А давайте мы тоже переделаем, – предложила тихоня Вера.

Эта странная девочка с большими глазами и нетипичной для интерната длинной косой, появилась недавно. Ее родители развелись, в новой маминой семье родился ребенок, и девочка‑подросток стала обузой. Говорят, она сама пришла в инспекцию по делам несовершеннолетних и попросилась в интернат.

Вера была объектом насмешек, особенно у девчонок, кто‑то даже по привычке хихикнул сейчас, но поддержки не было.

– Кто с кем у нас будет враждовать? – деловито спросил стриженый Боря.

– Разве некому? – неожиданно и ехидно проявился Лешка. Вера попросила, чуть не плача:

– Давайте думать, как их спасти.

– Давайте, только завтра, – пришлось вмешаться мне,

– а то раньше меня уволят за нарушение режима.

Следующим вечером вместо чтения мы придумывали

«Сцены из жизни Ромео и Джульетты, не написанные Шекспиром».

Ехидная реплика Лешки насчет вражды была неслучайной. Школу и интернат мы объединили, уговорили горком комсомола разрешить создать сводную пионерскую дружину. Однако две части ее с недоверием относились друг к другу, и я не знал, как быть. Провести пионерский сбор о дружбе? Наверное, бесполезно. Даже Вадим Николаевич разводил руками, как бы говоря: думай сам.

Я устроил игру «Ворованный флаг», в которой участвовали две смешанные команды по 20 человек от интерната и школы. Одну возглавлял Толян, другую четырнадцатилетний Сережа Кухмистров, очень популярный среди «англичан». Каждая команда должна была организовать оборону своего флага и проникновение за флагом противника, который охранял часовой. Если с тебя срывали нашитые на куртках погоны, ты убит.

С погодой повезло. Был небольшой морозец, без ветра.

Лес без больших сугробов. Игра началась. Толян повел своих в лобовую атаку. Сережа, верно оценив противника, оставил усиленную защиту, а нападающих разбил на две группы.

Одна с шумом изображала нападение с правого фланга, оттянув туда все силы. В это время небольшая группа проникла с левого фланга и захватила практически беззащитный флаг. Когда трое ребят висели на Толяне, пытаясь дотянуться до погон, раздался радостный крик: