Бес запрыгал, задёргался, потянул одни ему ведомые ниточки, и Лариса Никитична занервничала. Он видел, как её глаза забегали по прилавку, по медлительным продавцам, по народу в очереди.
«Еле-еле шевелятся» – подсказал он.
«Да что же продавщицы такие неповоротливые, – Лариса почувствовала, как гнев привычно и легко закипает в неведомом месте, где-то в центре груди. – Ну можно же как-то побыстрее. Ты глянь, – обратилась она к себе, – эта белобрысая сейчас совсем остановится и заснёт».
«Дед никак не выберет. Замахал, старый хрыч», – снова подсказал бес.
«А этот куда лезет, старый хрыч, – послушно повернула Лариса голову в сторону деда. – То ему скумбрию, то слишком дорого, дайте селёдку. И чего ему дома не сидится? И к врачу из-за таких вот не попадёшь, и в магазине они зависают. Когда только везде успевают? Времени свободного полно, вот и не знают, куда податься».
«В стардом».
«Таких дряхлым пенькам самое место в доме престарелых. Раз голова перестала соображать, раз детям своим не нужен, значит, нечего по магазинам чкаться, особенно, если сам не знаешь, чего тебе нужно».
«Детей, небось, ещё маленьких бросил».
«Побросают семьи, всё ищут себе кого помоложе, на детей плюют, а потом ходят хрычи подзаборные, пожалейте их. Некому стакан воды подать».