Стpельцов вспомнил, как пуля вырвала заднюю часть чеpепа его напаpника, как сгусток алой крови и серого мозгового вещества выпал из раны на асфальт, и ощутил неудеpжимый позыв к pвоте.
Его pаз за pазом вывоpачивало наизнанку, а Жиган, лежавший pядом, вспоминал, как с ним было то же самое, когда он заpезал человека ножом… В пеpвый pаз вид близкой смеpти вызывает pвоту у всех, но потом некотоpые пpивыкают…
Что может быть лучше теплого июньского дождя? Вышедшая из-за леса темная туча ненадолго застыла над Московской кольцевой автодорогой в том месте, где она пересекается с Боpовским шоссе возле Рассказовки.
Вначале на землю просыпалось несколько крупных капель, затем полило так, что казалось, над головой лопнул дырявый мешок с горохом.
Спустя несколько минут темная лента шоссе сверкала, как зеркало.
Двое сотрудников патрульно-постовой службы областной Госавтоинспекции капитан Костенко и младший лейтенант Стрельцов укрылись от дождя в машине. Желто-синие «Жигули» с эмблемой ГАИ стояли на обочине шоссе.
Капитан Костенко, грузный высокий мужчина лет сорока с густыми пшеничными усами, свисавшими до самого подбородка, неуютно ерзал в тесном кресле «Жигулей».
В очередной раз глянув на циферблат наручных часов, он обратился к своему молодому подчиненному:
– Ну шо там, Стрельцов?
В его речи слышался явный украинский акцент, из-за которого многие сослуживцы беззлобно подшучивали над капитаном.
В свое время в поисках лучшей доли уроженец Черниговской области Михаил Костенко приехал в Москву и поступил на службу в органы внутренних дел. Он принадлежал к той породе людей, которых принято называть одним словом – служака.
Костенко начинал службу сержантом и вопреки скептическим ожиданиям коллег смог закончить высшую школу милиции и получить офицерские погоны.
– Не похоже, чтобы быстро кончилось, – выглянув в окно и пожав плечами, ответил Стрельцов.
– От же холера, – ругнулся Костенко, – як же мне на дожди стоять?
– Может быть, опоздают? – с надеждой спросил Стрельцов.
– Не, эти не опаздывают. От же служба наша неблагодарная.
Младший лейтенант Стрельцов шел по тому же пути, что и его старший коллега. Два года назад он отслужил срочную во внутренних войсках и по рекомендации не кого-нибудь, а самого командира полка был направлен в высшую школу милиции.
Получив на погоны первую офицерскую звездочку, Стрельцов перевелся на заочное отделение и поступил на службу в Московскую областную Госавтоинспекцию.
Сейчас вместе с Костенко он ожидал проезда правительственного кортежа.
– Восемь двадцать пять, – уныло заключил Костенко, – пора выходить.
– Так ведь дождь еще не кончился, товарищ капитан.
– Сам бачу, шо не кончився. А що зробишь?
– Может, еще пару минут подождем?
– Не, Стрельцов, выходь.
С явным сожалением младший лейтенант нахлобучил фуражку, до того лежавшую у него на колене, взял в руки полосатый жезл и вышел из патрульных «Жигулей» под дождь. Следом за ним, кряхтя и сопя, выбрался Костенко.
Крупные капли дождя забарабанили по фуражкам. Недовольно глядя на проезжающие мимо машины, водители которых с опаской косились в сторону желто-синих «Жигулей», Костенко поправил униформу и повел плечами.
– Тоpмози, Стpельцов.
Младший лейтенант замахал жезлом, пpинуждая недовольных дачников остановиться на обочине.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Костенко тут же повеселел.
– Слава тебе, господи, – выдохнул он.
– А вы боялись, товарищ капитан! – обрадованно воскликнул младший лейтенант Стрельцов. – Все как по заказу.
– Точно, – улыбаясь, кивнул Костенко.
Стрельцов шумно вдохнул воздух.
– Хорошо-то как. Если б не эти вонючие фуры… И куда они с самого утра прут?
– Это ще сезон не начался, а вот через месяц будут круглые сутки переть.
– Все-то вы знаете, товарищ капитан, – не без ехидцы заметил Стрельцов, – везде-то вы побывали.
Костенко не относился к категории людей, знакомых с юмором и иронией. Он никогда не слышал анекдот про барина, которому такие слова сказал слуга в ответ на замечание о том, что в сарае «темно, как у негра в жопе».
– У меня опыт побогаче, – надувшись от осознания собственной значимости и важности предстоящего момента, ответил Костенко.
Со стороны шоссе раздался завывающий звук сирены.
– Едут.
Перекрыв движение с обеих сторон, гаишники пропустили цепочку машин, сзади и спереди сопровождаемых черными «Волгами» с мигалками и сиренами. Собственно кортеж состоял из нескольких длинных, как крокодилы, лимузинов с затемненными стеклами. Завидев их, капитан Костенко вытянулся во фрунт и приложил руку к фуражке. Стрельцов без особого энтузиазма последовал его примеру.
Как только машины проехали, нормальное движение на шоссе возобновилось.
Костенко с облегчением залез в автомобиль, отpапоpтовал по pации о пpохождении коpтежа, снял фуражку и вытер крупные капли пота, выступившие на лбу.
Усевшийся рядом с ним Стрельцов с легкой насмешкой спросил:
– А что вы так переживаете, товарищ капитан? Поди ж не в первый раз?
– Молодой ты еще, – наставительно сказал Костенко, – не понимаешь. Там же важные люди сидят, члены политбюро. Если с ними шо случится, тебя из офицеров так попрут… До конца жизни рядовым останешься.
Стрельцов пожал плечами.
– Хорошо хоть не расстреляют. Сейчас же девяносто первый год, а не тридцать седьмой, – он глянул в окно. – Гляньте-ка, товарищ капитан, какое солнце. Сейчас все подсохнет – и дождя как не бывало. Вот мы тут сидим, коптимся, а кто-то на рыбалочке балдеет. Завидую я вам, товарищ капитан, со следующей недели в отпуск.
– Точно, – осклабился Костенко, – еще два дня – и домой поеду, к маме, на Черниговщину. У нас там такие места. Ты, Стрельцов, на Украине бывал?
– Один раз в детстве с родителями в Крым ездили.
– Не, Крым – то не Украина. От у нас – Украина.
– Товарищ капитан, – неожиданно переводя разговор на другую тему, сказал младший лейтенант Стрельцов, – а что это они так часто ездить стали?
– Як часто? – недоуменно откликнулся капитан. – Ездют як положено.
– Нет, не скажите. Каждый день по три раза туда-сюда. Войны же вроде нет.
– То не наше дело. Ездют – значит, надо.
– Может, заболел кто?
– Кто, Горбачев? – искренне расхохотался капитан. – Дак вин же здоров, як той бычок.
Он продолжал смеяться, хлопая себя руками по ляжкам и даже не замечая, что скаламбурил.
– А хоть бы и Горбачев, что он, вечный, что ли? За три года их сколько гикнулось? Сначала Брежнев, потом Андропов, потом Черненко.
– Дык яны ж старыя были.
– Горбачев тоже не молодой, ему уже скоро шестьдесят стукнет.
– Эх, молодой ты еще, Стрельцов, – Костенко покровительственно похлопал младшего лейтенанта по плечу, – ще не разумеешь, що шестьдесят лет для мужика – самое то.
– Какое ж то, если в шестьдесят на пенсию отправляют? – фыркнул Стрельцов.
– Вин же Горбачев, кто ж яго на пенсию отправит? То ж самый главный человек в стране.
– А хрен его знает.
– Не знаешь, так не говори. Такого не бывало, шоб Генерального секретаря – и на пенсию в шестьдесят. Буде скрыпеть, пакуль не загнется. И нихто не гаукнет, а гаукнет – Райка яму быстро пасть захлопнет. Та ще баба… Мужик у ней в руках, як это… в ежовых рукавицах.
– Это вы правильно заметили, товарищ капитан, – согласился Стрельцов. – Знаете, кто-то даже шутку придумал на эту тему.
– Яку шутку?
– Что означает: КПСС – мир?
– Шо?
– Кто правит Советским Союзом – Миша и Рая.
– От же свистуны, – снова засмеялся Костенко. – Як ты говоришь – хто правит Советским Союзом? Ну дают. Это хто ж такое придумал?
– Народ, кто же еще.
– От народ у нас, над всем смеюца. Моя б воля, я б яго…
Костенко красноречиво сжал ладонь, поросшую рыжими волосами, и потряс кулаком перед лобовым стеклом «Жигулей».
– Я б гэты народ, як Райка Мишку.
Водитель проезжающего навстречу дохленького «Москвича», увидев протянутый в его сторону здоровенный кулачище, испуганно втянул голову в плечи и сбавил скорость. Костенко махнул ему рукой.
– Проезжай.
После этого капитан с удовлетворенным видом повернулся к своему молодому собеседнику.
– Видал? Только кулак и понимают, едрить их у мать. А ты говоришь. – Жалко, што сейчас не тридцать седьмой год. Распустились, кооператоры хреновы.
Стрельцов вытащил из кармана сигарету, щелкнул зажигалкой.
– Да не особенно их сейчас кулаком напугаешь. Свободы понюхали.
– А шо свобода? Тэ ж мне запах, – презрительно скривился Костенко. – Дай-ка мне цигарку.
Выкурив по сигарете, поругав распущенный народ, кооператоров, демократов и Горбачева, гаишники отвели душу.
– Ну шо, Стрельцов, – капитан стукнул здоровенной пятерней по плечу своего напарника, – трэба грошы для сямьи заробляць? Где наш радар?
– Вон лежит, – Стрельцов покосился на заднее сиденье. – Где ж ему быть?
– Давай-ка махнем на трассу. Будем ловить нарушителей скоростного режима.
Стрельцов подал радар капитану, а сам вышел на обочину сверкающего после утреннего дождя шоссе.
Костенко выставил радар в открытое окно желто-синих «Жигулей» и стал примериваться к проезжающим машинам. Одного явного нарушителя на белом «Запорожце» он пропустил, чем вызвал явное недоумение младшего лейтенанта.
– Товарищ капитан, он же под сто прет, не меньше.
– А шо с него взять? У яго в кармане два рубля, и це деревянные. Глянь-ка лучше на ту фуру, якая прець из Москвы.
Навстречу патрулю мчался черный «КамАЗ» с длинным полуприцепом-фурой, давно не видевшим мойки.
– Тормози, – сказал капитан.
Водитель «КамАЗа», заметив слева на обочине гаишников, и сам начал сбрасывать скорость, но было уже поздно. Младший лейтенант Стрельцов решительно взмахнул полосатым жезлом, указывая водителю на обочину напротив патрульной автомашины.
Шумно заскрипев тормозами, грузовик остановился в указанном месте. Стрельцов не торопясь пропустил встречный автомобиль, после чего направился к водителю «КамАЗа», который распахнул двери кабины.
– Младший лейтенант Стрельцов, – гаишник небрежно приложил руку с жезлом к фуражке. – Ваши документы.
Водитель, невысокий чернявый тип с плохо выбритым лицом и взлохмаченными волосами, облизнул губы и зачем-то обернулся к пассажирскому креслу.
Там сидел высокий широкоплечий мужчина с грубым, словно вырубленным из дерева лицом. Проведя рукой по коротко подстриженным волосам, он едва заметно кивнул.
Эта немая сценка должна была сразу насторожить Стрельцова, но он даже не смотрел в кабину.
Водитель вынул из бардачка удостоверение и свернутую вчетверо бумажку, протянул их гаишнику.
– А в чем дело, командир? – произнес он нараспев.
В его голосе явно слышались блатные интонации.
– Правила нарушаем, гражданин… – Стрельцов развернул удостоверение, – Самарин.
– Да ты че, командир, – Самарин заерзал в водительском кресле, то и дело оглядываясь на своего спутника. – Чего я нарушил-то?
Стрельцов, еще не испорченный долгими годами службы в милиции, сурово глянул на водителя «КамАЗа».
– Во-первых, не «ты», а «вы», – с металлом в голосе сказал он. – А во-вторых, не «командир», а младший лейтенант. Вы превысили скорость. Вам на трассе сколько разрешено? Семьдесят. А вы сколько ехали?
– Семьдесят, – не моргнув глазом, заявил Самарин.
– Да? – скептически хмыкнул Стрельцов, перебирая документы. – Пройдемте-ка со мной.
– Командир, а может, так договоримся? Я тороплюсь, продукты у меня скоропортящиеся. Понимаешь? – закричал вслед удаляющемуся гаишнику водитель.
Но Стрельцов уже перешел на другую сторону шоссе и отдал документы капитану.
Водитель выпрыгнул из кабины, захлопнул за собой дверцу и, сунув руки в карманы замызганных пузырящихся брюк, подошел к милицейским «Жигулям».
– Гражданин начальник, – обратился он к Костенко, – тут младший лейтенант говорит, что я скорость превысил.
Его вызывающий тон стал виновато-заискивающим.
– Правильно говорит младший лейтенант. Дывись сюды.
– Чего?
– Гляди, говорю, сюда.
Костенко, не выходя из машины, показал шоферу дисплей радара, на котором отсвечивало красными цифрами трехзначное число.
– Да не может быть! – воскликнул шофер.
– Можеть, можеть, – засмеялся Костенко, – цей агрегат не врет. Ты мне вот шо скажи, як твое корыто на такой скорости не развалилось?
– Не знаю, гражданин начальник.
– Шо ты усе начальник да начальник? В погонах разбираешься?
– Разбираюсь.
– Ну так хто я?
– Товарищ капитан.
– Вот так и говори – товарищ капитан.
– Привычка, гражданин… товарищ капитан.
Костенко пропустил эти слова водителя мимо ушей.
– Груженый?
– Ага.
– Шо у тебя в кузове?
– Клубника, товарищ капитан. – Самарин нервно облизнул губы.
– Якая такая клубника? Рано ж еще.
– Польская, товарищ капитан.
– Клубника – это добре, – протянул Костенко, – моя женка клубнику любит.
Несмотря на такой явный намек, шофер «КамАЗа» не торопился выполнить пожелание капитана Костенко.
– Может, я лучше штраф заплачу, товарищ капитан? – переминался он с ноги на ногу.
– И штраф заплотишь, это само собой. А вообще, – гаишник посмотрел в водительское удостоверение, – Самарин, нравятся мне твои права. Надо, наверное, их себе оставить.
– За что, товарищ капитан? – взмолился водитель. – Я же только скорость превысил.
– А на сколько ты ее превысил? Знаешь, шо за такое нарушение положено прав лишать?
– Я заплачу сколько надо, товарищ капитан. Только права не отбирайте. С копейки живу, без прав мне никак.
Костенко повертел в руках «корочки», отложил их в сторону, чмокнул языком.
– Шо, ты говоришь, у тебя у фуре?
– Да я бы с удовольствием, товарищ капитан, только клубника не моя. Из кооператива одного.
– Шо тебе важней – кооперативная клубника или свои «корки» назад забрать?
Самарин оглянулся.
– Я щас, товарищ капитан. Я только спрошу. Там сопровождающий из кооператива сидит.
– Ага, спытай своего сопровождающего, – насмешливо протянул Костенко, похлопывая «корочками» водительского удостоверения по колену.
Шофер пулей метнулся к грузовику, забрался в кабину и несколько минут что-то горячо обсуждал с пассажиром.
– Дывись, Стрельцов, – сказал Костенко младшему лейтенанту, присевшему на капот «Жигулей», – як клубники жалко. Прав не жалко, грошей не жалко, а якусь срану ягоду жалко. От люди.
Наконец шофер вышел из «КамАЗа» и зашагал по направлению к патрульному автомобилю.
Одновременно с ним из кабины выбрался и пассажир грузовика. Он обошел «КамАЗ» сзади и остановился возле двери фуры.
Стрельцов посмотрел на пассажира с некоторым недоумением. Несмотря на жаркое утреннее солнце, он был одет в почти наглухо застегнутую кожаную куртку.
«Здоровый бугай, простыл, что ли?» – подумал про себя младший лейтенант.
– Шеф дает добро, – сипло сказал водитель грузовика. – Только…
– Шо?
– Начальник, – в сердцах сказал Самарин, – иди сам выбирай.
– Ты шо, сам принести не можешь?
Шофер промычал что-то невнятное и махнул рукой.
– От люди, – недовольно протянул Костенко, – херней маюца.
Он отложил радар в сторону, на всякий случай прихватил с собой водительские права Самарина и направился к фуре.
– Стрельцов, посиди в машине. Я сам разберусь.
Младший лейтенант уселся в машину и закурил. «Интересно, – подумал он, – поделится или нет? Кто их знает, этих хохлов, не зря же про них анекдоты рассказывают. Що не зъим, то покусаю».
На голенищах хромовых сапог капитана Костенко, надраенных до зеркального блеска, отраженные солнечные лучи сверкали ярче, чем на мокрой асфальтовой полосе шоссе.
«Наверное, салом мажет? – ухмыльнулся про себя Стрельцов и тут же поправился: – Нет, сало для хохла то же самое, что водка для русского. Нет, все-таки интересно, чем он их мажет?»
Скрипя подошвами, капитан неторопливо перешел на другую сторону дороги и остановился у задней двери фуры.
– Ну давай, – недовольно сказал он, – шо там у тебя за клубника?
Детина в кожаной куртке изобразил на лице некое подобие улыбки и полез в карман джинсов за ключом: на дверях фуры висел огромный замок.
Он долго ковырялся ключом в замочной скважине, наконец отстегнул дужку, вынул ее из петли и, приподняв длинный запор, рывком распахнул дверь.
Костенко заглянул внутрь.
– А где ж твоя клубника? – непонимающе спросил он. – Одно железо и…
До слуха младшего лейтенанта Стрельцова, следившего за происходящим из кабины патрульных «Жигулей», донесся глухой звук, напоминающий удар кувалдой по тонкой стальной стенке полуприцепа.
Мгновение спустя Стрельцов увидел, как грузное тело капитана Костенко, дернувшись, упало на влажный гравий обочины.
Пуля пробила его широкий лоб и вырвала заднюю часть черепа. Сгусток крови и серого мозгового вещества вылетел из разбитого затылка и шлепнулся на землю в нескольких метрах от трупа капитана.
Костенко упал на спину почти плашмя. Его тело, не желавшее расставаться с жизнью, еще несколько раз дернулось и после смертельной агонии затихло.