Бро
– Здорово, бро! – тот, что в черной куртке, нагло усмехнулся.
Терпеть не могу это «бро» и прочие американизмы. Странно? Нет. Я просто не люблю США, и всё что с ними связано, включая айфоны. Америка мастдай! Но это мысли не в тему. А тема в том, что мы в тёмной подворотне, их четверо, и мне нужно что-то отвечать. Я и ответил, может несколько борзо:
– Ну, здорово. Не надоело пересекаться? Ты как чёрная балыся, везде торчком!
Отвлекся на движение справа, и увернуться не успел – тут же получил в пятак. Причём беспощадно, с ноги.
Знаете, как неприятно, когда подошвой кроссовка с жирным протектором вдавливают нос в голову? Бить тот хрен умел – зарядил смачно. В первый миг боль я не чувствовал. Она пришла потом, горячая, тяжкая, жестокая. Перед глазами багровые круги и в них четыре ухмыляющиеся рожи.
А потом их дружно понесло – посыпались удары с четырёх сторон. Кровь брызнула на стену, и через миг я уже лежал на земле. Скорчившись, понимая, что уже нежилец. Лишь содрогаясь от зверских пинков с этакого душевного размаха.
– Всё, борзота слетела? – усмехнулся кто-то.
– Каков ублюдок! Это же он Гриню неделю назад уделал! – напомнил младший в зелёной куртке. – Его надо кончать!
– Это тебе за балысю! Чёрную! – объяснил заводила в блестящей в свете фонарей, чёрной куртке, резко припал на колено и сунул мне тесарём под ребро.
Вспышка боли угасла вмиг. Стало темно и холодно, и я обнаружил, что вижу себя со стороны. Вернее, не себя, а своё мёртвое тело с расплывающимся пятном крови. Произошедшее повергло в шок, такой жёсткий, что я застыл, словно одеревенел. А потом дёрнулся и беззвучно заорал:
– Суки! Суки! – я пытался, пытался нанести удар в голову ближнему толстяку в рваных джинсах.
Однако крепко сжатые кулаки, пролетали сквозь его голову. Изящный као кон, резкий тае тад – в пустоту! Моя ярость, выкрики, удары – всё было бесполезно! Ну какие же твари! Грязная гопота! А меня всего-то исполнилось двадцать пять!..
– Эй, сюда иди, – услышал я вкрадчивый голос справа.
Повернул голову и обнаружил, что в конце подворотни висит в воздухе какой-то субъект в тёмном плаще до пят и шляпе, натянутой почти на глаза. Осознание, что я умер, наползало неотвратимо. Да, да, всё я умер – это уже без вариантов. Больше я не чувствовал боли и без всяких глюков видел своё тело со стороны. А света в конце туннеля… Его не было. Вранье это. Кто вам скажет про свет в конце туннеля, можете смело дать тому в морду.
– Чего тебе? – я подплыл к нему не касаясь земли, точно Каспер из мультика.
– Вижу, пыжишься. Хочешь отомстить за свою мёртвую тушку? – он сдвинул шляпу вверх, являя хитрый прищур.
– Ну хочу, – признал я. – Пытался уже.
– Тебе новую тушку надо. Или стать магом, чтобы влиять на физический план из тонкого. А лучше и то и другое, – прищур карих глаз стал хитрее. – Помочь с этим?
– Неплохо бы. Что для этого от меня нужно? – я нахмурился, пытаясь распознать подвох. Его предложение выглядело заманчивым, но заманчивые предложения всегда имеют теневую сторону.
– Для этого нужно лететь за мной, – он сделал пасс рукой, и тут же образовался светящийся круг. – Сюда давай.
Я недолго испытывал сомнения. Ладно, какая теперь разница? Всё равно я охренеть какой мёртвый, и хуже уже не будет.
Едва я сунул голову в светящуюся круговерть, как в лицо ударил тёплый ветер, а в глаза яркий солнечный свет.
– Смелее, бро! – подбодрил незнакомец, толкнув в спину.
– Не называй меня так! – вспыхнул я, и тут же провалился по другую сторону магического круга, туда, где мир радовал теплом и светом.
– Шучу, успокойся. Никакой ты не бро. Просто слышал с чего у вас началось, – он всплыл по правую руку от меня и добавил. – Жарковато тут. Как всегда, я не по сезону.
– Это вообще, что за место? – зависнув метрах в четырёх-пяти от черепичной крыши я оглядывал улицу: широкая, мощёная, кое-где торчат пальмы, шелестящие на ветру. Внизу по мостовой цокают копытами лошади, тянущие повозки. Ходят какие-то люди в одежде на мой взгляд века 19-го. Хотя я далеко не спец по модным прикидам.
– Анталийская волость, – пояснил субъект в тёмном плаще – одет он был действительно не для южных курортов. – Если точнее Анталийская волость Византийской губернии. Сечёшь?
– Чего? – я несколько опешил, ведь сказал он полную чушь.
– Ничего, – отозвался он, направляясь вдоль улицы. – Давай за мной, не отставай. А исторический экскурс потом, если потребуется. И это… давай познакомимся для приличия что ли. Я – магистр Весериус. По совместительству хранитель династии одного, в прошлом уважаемого дворянского рода. Можешь просто величать меня Хранителем. Мне так нравится – солидно звучит.
Он замолк, огибая верхушку пальмы, затем обернулся ко мне. Надо понимать, настала моя очередь вскрываться в этом загробном покере.
– Алексей Степашин. Отчество, полагаю, значения не имеет, – ответил я, пролетая прямо через крону пальмы. Странно, но при этом почувствовал ногами листья. Они будто зашелестели от моего прикосновения. Может я начал уплотняться? Или, как там этот Хранитель сказал, влиять на физический план с тонкого.
– Никакой ты не Алексей и уже не Степашин, – рассмеялся тот и остановился. – Ты сейчас никто. Понимаешь? Тушку тебе надо новую. И она ждёт тебя всего в полуверсте отсюда. Лежит себе на первом этаже роскошного особняка с видом на море. Собственно, поэтому я за тобой. Очень скоро ты станешь сыном графа Разумовского Петра Михайловича. И имя твоё Александр, – он на миг замолчал, разглядывая гримасу недоумения на моем лице и добавил с улыбкой: – Так-то, Сашенька… Чего притих? Согласен сейчас прямиком в тело графа Александра Петровича?
– А что у него там? Особняк с видом на море, поместья есть и с бабками, наверное, порядок? – начал рассуждать я, понимая, что в душе как бы не против стать графом, хоть Разумовским, хоть Балбесовским.
– Не будь меркантильным. Дворянство, прежде всего в родовом духе, а не в поместьях да сундуках с монетами. Летим, надо поторопиться. Чувствую, скоро настоящий Александр Петрович дух испустит, и надо тебе в него вселиться пока тёпленький, – Весериус поднялся над крышами домов, срезая угол. – А то, понимаешь ли, преставится он, народ об этом прознает, а потом – шлёп! – и воскреснет после твоего внедрения. Нехорошо выйдет – простой люд к таким поворотам с насторожённостью относится. Знаешь как…
Магистр завис, поглядывая на колокольню церкви Перуна, за которой ярко синело море.
– Что знаешь? – я не знал, но поскольку речь шла о небанальных вещах, знать хотел.
– Да ничего. Был у меня случай, когда мы время перепутали, и такой ухарь, как ты вселился в тело князя, а тот, оказывается часов двадцать назад почил, и душеньку его даже с почестями на небо спровадили. Как воскрес на столе под свечами при всех, шуму много лишнего вышло. Поэтому наша задача прибыть вовремя. Как только граф Сашка к Перуну на небеса, так ты разу в его тельце.
– Охренеть! – я завис. Завис над какой-то площадью, похожей на рынок. Теперь я не был уверен, что хочу стать графом таким способом.
– Ты чего? – пролетев немного вперёд, магистр вернулся ко мне.
– Ничего. А что с тем было, который в князя вселился почти через сутки? – спросил я, и такой вопрос выдавило из меня отнюдь не чистое любопытство.
– Неудачно немного вышло. Дело даже не во множестве свидетелей, а в том… – магистр Весериус задумался: сказать? нет? И сказал: – Проблема в том, что у покойника трупное окоченение наступило, и тот… Как в народе говорят: не мог ни встать, ни пёрднуть. Даже в туалет, когда ему резко приспичило, слугам пришлось на руках нести. Срать хочет, аж глаза лопаются, а пошевелиться окоченение не позволяет. Еле выговорил непослушным языком: «В сортир меня! Скорее, сволочи!». Потом по всей волости гуляла страшная байка, будто покойник ожил от того, что срать захотел. Но это пол беды горемычного князя.
– Ещё что? – история мне не понравилась.
– Вторая половина в том, что мозг у покойника за двадцать часов малость подпортился, и вселившийся стал полным идиотом, – неохотно пояснил Весериус. – Ни имя своё не мог вспомнить, ни дважды два сложить. Супругу паскудой рыжей начал называть, с собаками полез целоваться и сдуру всё имущество дворецкому отписал. Но ты не беспокойся, это точно не твой случай. Нам нужно всего лишь поторопиться. Думаю, грибочки уже подействовали, и Сашенька в ближайшие полчаса преставится. Тёпленький будет, когда мы появимся.
– Какие грибочки? – не понял я.
– Мухоморы, – облетая церковь с серебристой молнией над куполом, он направился в сторону моря. – Много мухоморов. Не слишком ясно, чего он их нажрался. Мачехе сказал, что таким способом метил в Рощу Велеса попасть. Но есть версия, что он – обычный суицидник. Суицидник с сильной аллергией на верёвку с мылом и на бритву по венам.
– А чего он суицидник? Может с мачехой не в ладах?
– Да, есть кое-какие разногласия. Но сие совершенно для тебя не важно. Возможно, ты в этом найдёшь даже особую прелесть. Кстати, мачеха – Ирина Львовна хороша собой. И дочка у неё – твоя будущая сестрёнка тоже очень ничего. Сюда давай, – он начал снижаться к двухэтажному особняку, с ухоженными клумбами у входа.
– Постой, – у меня вонзила ещё одна не слишком приятная мысль. – А сколько этому Сашеньке лет? – не хотелось бы вселяться в ребёнка или субъекта, уже потрёпанного жизнью. Хотя я опять тупил: если в этом доме главенствует мачеха, то явно Сашенька ещё не слишком зрелый мужчина.
– Семнадцать. Самый приятный возраст! Всё впереди и в то же время взрослая жизнь доступна в полной мере. А сводной сестрёнке семнадцать вот-вот исполнится. Ещё та куколка! Давай, сюда, – перед тем как влететь в открытую дверь, Хранитель пояснил: – Двигай за мной. Разговаривать можно – всё равно они нас не слышат. А мы их вполне. В этом одна из прелестей тонкого плана. Эх, люблю я его. Жалко здесь многие удовольствия не в полной мере доступны.
Я хотел задержаться в коридоре, разглядывая огромную картину, на которой российские войска с триумфом входили в Париж, но Весериус поторопил:
– Давай, давай. Всё это почти твоё. Потом налюбуешься.
И в зал влетели мы как раз вовремя.
Седенький старичок закрыл саквояж и сообщил статной темноволосой даме:
– Увы, уважаемая сударыня, помочь ничем нельзя. Как же это прискорбно.
– Наташенька накрой его, – стоя у дивана, печальным голосом попросила статная дама. – Не могу смотреть без слез! Как же жалко! О, Перун, отчего ты так сердит на нас? В чём провинились?
Названая Наташенькой, миленькая светловолосая девица, небрежно прикрыла лицо усопшего простынёй. При чём так проворно, что я не успел на него даже взглянуть, пока выплыл из-за спины статной дамы. Видел лишь, что на носу паренька, лежавшего смирно на диване, блестели очки. С круглыми стёклами как у Гарри Поттера. И это было дурным знаком – не люблю очкариков.
– Давай! Самое время! – магистр подтолкнул меня в спину, не давая и минуты на размышления.
– Что делать надо? – не понял я.
– Просто ныряй в него. Ныряй точно в воду с крутого бережка, – он даже руки лодочкой сложил и сделал движение к парню, накрытому простынкой.
Я медлил.
– Давай! – настоял Хранитель. – Ныряй и обживайся в теле. Прочувствуй его, ощути тело точно тесную одежду. Оно вмиг станет твоим. Давай, граф Разумовский, бля!
Последние слова подействовали. Я сложил руки лодочкой и нырнул в свеженький труп.
Ушёл точно в омут: темно, холодно и дышать нечем. Кое-как примерил к себе чужую тушку. Первым ощущением стало онемение в руках и ногах. Онемение, тяжесть, неподвижность. Жутко не хватало воздуха. Подумалось, ещё миг и задохнусь, очередной раз досрочно умру! Хотя я и так был мёртвым. Или уже нет? Яснее ощутил руки, ноги и вздрогнуло сердце. Ясно почувствовал первый удар, второй, толкнувший кровь. Лишь после этого я вскочил, как ошпаренный, отбрасывая простыню и жадно хватая ртом воздух. С хрипом, точно задержавшийся под водой ныряльщик.
Статная дама и Наташенька так и отскочили от меня, широко распахнув глаза и ещё шире рты. Даже седой старичок, бывший доктором, обернулся на пороге и уронил саквояж.
– Здрасьте… – прохрипел я. Хотя ясно, первое моё слово в новом теле должно было случиться другим.
– Сашенька! Живой?! Мы так перепугались! – вскрикнула статная дама. – Ну зачем ты себя этими мухоморами?
– Виноват. Дурака свалял, – признал я и почувствовал, что внутри, особо в желудке так мерзко, что меня сейчас стошнит на чудесный персидский ковёр. – Туалет где? Блевать буду!
– Ну, сударыни, как хорошо всё вышло! – подал голос старичок, уронивший саквояж. – Значит, мои пилюли подействовали! С небольшим опозданием, но смотрите как! В общем, вам не хворать! Вызывайте, если что! – он подхватил саквояж и заторопился к выходу.
– Совсем отупел что ли? – Наташа нахмурилась, отчего её голубые глаза стали ещё красивее. – Там туалет! – она махнула рукой вслед сбежавшему старику. – Иди давай, а то меня саму от тебя стошнит!
– Наташ, проводи его, пожалуйста, – попросила статная женщина, оставаясь все ещё бледной от потрясения.
Я направился в указанном направлении. Прошёл почти до конца коридора, как Наташа снова подала голос, довольно приятный, надо признать:
– Куда тебя несёт?! Вот! – она дёрнула меня за рукав и указала на белую дверь с бронзовой ручкой. – У тебя от грибов последние мозги растворились?
– Да, что-то память отшибло. Извини, – сказал я, подумав, будто тема с провалами в памяти мной в ближайшие дни станет очень востребована. Ведь я вообще нихренашеньки не знаю ни об этом мире, ни даже об этом доме. И о собственной семье ничего не знаю. Вот мой отец, кажется, Разумовский Пётр Михайлович, где он сейчас? Наташа, можно догадаться, моя сводная сестра. А статная дама – мачеха, Ирина Львовна. Не соврал Весериус: хороша собой. Внешне, ей лет тридцать, или так молодо выглядит. Скорее всего так выглядит. Ведь магистр сказал, что её дочери скоро семнадцать.
А чёртов Весериус исчез… Нет его нигде, как головой не верти, при том, что помощь магистра так нужна!
Я открыл дверь и вошёл в туалет. Вернее, просторный санузел. Слева от сверкающего чистотой унитаза, располагалась широкая ванна, справа умывальник и зеркало в бронзово-вензельной оправе. И тут случилась жуткая неприятность… Пожалуй, когда я умер, мой шок был куда более тихий и нежный. Сейчас же я едва сдержал вскрик, а мышцы свело судорогой: я увидел себя!
В зеркале передо мной стоял тщедушный суслик! Суслик – иначе этого лошка не назовёшь! Жалкий уродец! Сутулый, плечи вперёд, грудь грубо вовнутрь. Ручки – верёвочки тоненькие. Зато уши большие. И венец всему очки, как у Гарри Поттера, только стекла грязные. Слава этому… Перуну, не треснутые. Отдышавшись, я громко выматерился и добавил:
– Сука, урод грёбаный! Дать бы тебе по еб…лу! В морду тебе с ноги! – разум, что он, это уже как бы не он, а я не хотел принимать. Понимаете?! Тот высерок судьбы, что пялился на меня через мутные линзы идиотских очков, был Я!
– Ты с кем там? – Наташа открыла дверь, ошарашено глядя на меня.
– С этим уродом! – сказал я в сердцах, указывая на отражение в зеркале.
– Ах, вон оно как! – она звонко рассмеялась. – Наконец ты начинаешь осознавать! Удачи в самопостижении!
Блевать я передумал. Сейчас стало как бы не до этого, хотя меня по-прежнему тошнило. Болела голова и ломило всё тело.
Так, грёбаный суслик, что делать будем? Что делать?! Нервно расхаживая по санузлу, я ущипнул себя за щеку – вышло больно. Не покидало ощущение, что Хранитель где-то здесь, но затаился, чтобы не попасть под мою горячую руку. Ведь «дать по еб…лу» хотелось не только очкастому суслику, но и магистру, который меня в это хрень втянул.
– Граф Александр Петрович! А слуги ваши, где интересно? – вопросил я, зыркнув на своё отражение. Впрочем, какая разница, где слуги? Совершенно тупой вопрос от тупого очкастого урода! Теперь я понимаю, почему на это тщедушное тельце в этом мире не нашлось ни одной желающей души! Весериусу пришлось искать дурочка аж черти, где, в другом мире, мире айфонов и разгулявшейся гопоты.
– Эй, Весериус, сука, ты здесь! – рыкнул я. Хотя нет, не рыкнул. Пытался рыкнуть, но вышло жалобное блеянье. М-да, с голосом тоже не лады – юношеские голосовые мутации, вероятно.
– Тише ты! – раздался шёпот, который слышался не ушами, а где-то в сознании. – Не злись. Давай лучше о хорошем?
– А что есть, что-то хорошее? – я резко повернулся и с крайним скептицизмом уставился в пустоту.
– Да. И очень много. Отвечу на недавний вопрос: слуги у графа есть, хотя в последнее время приходилось экономить. В этом доме их трое. Дворецкий – Никифор Тимофеевич… – беззвучно произнёс магистр и в воздухе возник едва заметный глазам образ мужчины лет пятидесяти с аккуратной седой бородкой. – И старшая служанка Пелагея Никоновна, кстати, его жена, – рядом проступил образ полненькой, круглолицей женщины. – Они на рынке сейчас. Так неудачно вышло – Ирина Львовна отправила их за продуктами ровно перед твоим грибным приступом, – продолжил он, и снова возник бледный образ миловидной девицы лет двадцати пяти, в синем переднике и такими же синими глазами под русой чёлкой. – Это Леночка – их племянница и ваша горничная. Она должна вскоре прийти, отпускали вчера на выходной. Есть ещё повар, садовник, дворник, но зачем они тебе?
– Ладно, похрен мне на слуг. Типа отец где? – я начал понемногу успокаиваться.
– Как где? Там…
– Где там? – я протянул руку в ту сторону, где мне померещилось какое-то шевеление. Так хотелось его придушить, но увы, тонкий план оставался слишком тонким для моих рук.
– Ну там, на Новодевичьем кладбище. Уже больше года как, – сказал он с некоторым состраданием.
– Это, как я понимаю, была ещё одна хорошая новость? – мои руки тщетно шалили по пустоте – Хранитель был неуязвим.
– Нет, это последняя плохая, – заверил голос из тонкого плана. – Хочешь о хорошем? Пойдём в твою комнату, если блевать передумал. Там удобнее, подслушивать не будут.
– Идём. Сука, ты понимаешь, как я на тебя зол! – возмущался я, все больше осознавая, что в теле этого уродца мне придётся прожить всю жизнь. Хотя… Может усиленная порция мухоморов – не такое дурное решение.
– Давай к лестнице на второй этаж. Там налево и третья дверь справа – твоя спальня, – отозвался магистр.
Комната оказалась вполне себе ничего, этак квадратов на тридцать, с ковром во всю ширь и богатой мебелью. Огромная кровать под балдахином, шифоньер, шкафчики – всё с изящной резьбой, красивыми бронзовыми ручками. Вдобавок выход на балкон с видом на море и небольшой сад внизу. Вполне по-графски.
– Эй, Хранитель, здесь ты? – спросил я тонкие планы, когда огляделся. – Давай, вещай хоть о чем-то хорошем.
– Открой шкафчик, что возле письменного стола. Верхний ящик открой, – беззвучно произнёс магистр. – Ключ в правом кармане халата.
Я нащупал ключи, подошёл к шкафчику. Скрипнул замок, открылась дверца. Ну, бабки… Взял тоненькую пачку купюр, пересчитал с учётом номинала.
– Это меня должно радовать?! – возмутился я. – Здесь всего триста двадцать рублей! На три бутылки пива что ли?
– Не суетись. Здесь на триста рублей ты можешь не один день в дорогом кабаке оттягиваться и ещё снять пару шлюх. И это так, на текущие нужды Ирина Львовна ещё неделю назад выделила, – пояснил он. Может даже ещё на днях деньжат даст.
– Слушай, а может я мухоморы ел не по своей воле? – в голове мигом возник интересный расклад: отец мой (и чего я его начал уже считать своим?), Пётр Михайлович помер, я если не единственный наследник, то пополам с мачехой… И получается, статной барышне Ирине Львовне накормить меня мухоморами самое желанное действие. Зачем ей возле собственной юбки иметь очкастого суслика? А народу сказать, мол, мухоморы сам регулярно кушал, всё мечтал на Велесову Поляну, или куда там грибные галлюцинации уводят?
– Нет, – отверг Весериус. – Несмотря на небольшие разногласия, женщина она неплохая, к убийству явно не склонная. Сам ты, совершенно сам кушал грибочки. И знал, на что шёл. Кушал от обиды на Наташу, что она тебя уродом называет. И более тебе скажу, – он на миг замолчал, потом голос зазвучал будто с другой стороны головы: – Грибочками ты раньше увлекался. Нажрёшься, потом сидишь со стеклянными глазами, несёшь всякий бред. А в этот раз ты решил сразу весь запас сожрать. Рассуждал так: либо помрёшь, чтобы тебя потом все жалели и плакали над твоей могилой, либо к Велесу на Поляну, будешь там резвиться с нимфами в грибном угаре. И то, и другое тебя устраивало.
– Ну и долб…еб я… – на душе стало ещё хуже. Оказывается, хорошие новости с точки зрения магистра, для меня звучали все так же прискорбно. – Ну, вещай дальше. Дай хоть какой-то позитив.
– Далее из хорошего, – продолжил он. – Ну-ка распахни халат, и трусики спусти.
– Чего? – мне снова захотелось схватить его за горло.
– Не ломайся, трусики спусти, увидишь, чего, – настоял магистр.
Нехотя я подчинился. Трусы сползли ниже, обнажая тоненькие ножки и член. Довольно крупный член. Я прежний, тот ещё Алексей Степашин, такой балыське мог бы очень позавидовать.
– Нравится? – осведомился Весериус.
– Знаешь, только есть ничтожная проблема. Этой штукой я могу только ссать. И всё! С моей рожей и жалкого вида тушкой, даже последняя шлюха не даст за большие деньги, – недобро сказал я.
– Ну ты изрядно преувеличиваешь. Эй, откуда столько пессимизма? Улыбнись! И на этом поток хороших новостей не заканчивается. Главная из них… – здесь он выдержал торжественную паузу. – Ты – особо одарённый. Да, да! Ты особо одарённый в обучении магическим наукам. Ведь я неспроста тебя выбрал. А внешность – над ней нужно поработать. Захочешь – займёшься, может даже симпотяшкой станешь при должном усердии. Далее…
Снова пауза. Долгая. Время я использовал со значительной пользой – любовался своим членом, повисшим едва ли не до колена. Приложил ладошку – ну да, так чтоб до колена не хватает всего ширины ладони. Потревоженная балыся от моих измерений вздрогнула, напряглась. В этот момент дверь в спальню распахнулась и на пороге появилась Наташа со служанкой Леночкой. Обе девицы застыли на миг приоткрыв ротики и обалдело глядя на юного графа, то бишь меня. Леночка тут же покраснела и отвернулась, и выскочила в коридор со словами:
– Простите бога ради, Александр Петрович!
Сводная сестрёнка напротив сделала ещё шаг и выдала так:
– А Лена думает, с кем ты тут разговариваешь? Даже меня позвала разобраться! Надо же какой натюрморт! Оказывается, ты общаешься со своим отростком! Я про это маме расскажу!
– Наташ! Наташ, постой! Пожалуйста, не надо! – я хотел остановить её, было сделал шаг, но грохнулся на пол, запутавшись в спущенных трусах.
– Ладно, это бытовые мелочи, – попытался успокоить меня магистр, когда я привёл себя в нормальный вид. – Говорю тебе, решишь вопрос с внешностью. Дальше ещё о хорошем. Я тебе в сознание встроил интересную штуку. Называется: опциональное меню. Штука очень полезная, поможет во многом ориентироваться. Вызывается просто: глаза зажмуриваешь, смотришь вверх и мысленно вызываешь «Меню». Сейчас этого не делай, позже потренируешься. Теперь о магии, вернее обучения ей. Надеюсь, ты не передумал?
– Нет, – злобно сказал я. И действительно я не передумал. Наверное, в этом был единственный шанс наладить приемлемое существование в этом мире. Так сказать, стать реальным пацаном, чтобы больше не вертелось в башке желание нажраться мухоморов и уснуть навсегда. Кстати, понятия не имею почему, но я себя чувствовал уже неплохо. Ещё немного мутило, и голова болела, но совсем не так убийственно, как в первые минуты бытья графом Разумовским.
– В общем так, я буду появляться ближе к ночи для занятий и давать тебе задания на день. Чем старательнее будешь относиться к моим наставлениям, тем скорее тебя же самого порадует результаты, – заверил магистр. – А результаты тебе очень нужны. Дело в том, что ваш род – род Разумовских может вовсе выпасть из дворянского сословия. Попутно вы можете лишиться поместий и трех доходных фабрик. В общем, всё это происки врагов отца твоего, покойного Петра Михайловича. Ведь они его досрочно в могилу загнали. Теперь именно на тебя, истинный наследник, вся надежда! Надежда моя, как Хранителя. И надежда Ирины Львовны с дочерью, – сказал он с чувством и придыханием точно в серёдке моей головы. Добавил для полноты картины: – Хотя, они, наивные, даже не подозревают, что ты можешь хоть чем-то помочь. У тебя есть отличный шанс удивить их, заставить зауважать и может даже полюбить.
Не знаю отчего так, но меня его речь проняла. Серьёзно так проняла, что я едва ли слезу не пустил от осознания важности собственной миссии. В самом деле, почему так? Какие нахрен слёзы? Какое мне дело до рода Разумовских, как и всяких межродовых, межклановых разборок? Разве мне всё это не должно быть фиолетово? Может тушка этого суслика с длинной балыськой начала как-то влиять на моё сознание? Только бы на мухоморчики она бы меня не подсадила. Кстати, а чего курить не хочется? Ведь я не дышал благодатным табачным дымком уже часа два как.
– Первое, чем тебе придётся заняться по-серьёзному, это… – он замолк ненадолго и потом его голос снова появился в правой части головы, – возращением главной семейной реликвии – Чаши Никорпа. Тут, понимаешь ли, на ней многое держалось. Есть поверие, как ваш род утратит сию Чашу, так и роду конец. А реликвия не простая – владельцам сулит процветание и удачу. Род князей Троцких отжал её у вас. При содействии Сталиных. Увы, такие времена: бесчинствует это новое дворянство. Едва больше века назад все они холопами были, а теперь, за бесстыжей революцией и реформами, подишь ты, все князья да графы, реже вшивые бароны. Слишком их поднял Ульянов.
– Это кто такой? – во мне шевельнулась смутная догадка.
– Ульянов? Так император наш. Ныне правит Илья Сергеевич, внук Владимира Ильича. Ну да, ты не знаешь. У вас там чуть иная история. У нас Ульяновы сменили на престоле Романовых, когда те, якобы добровольно власть передали. Сначала после революции начали коммунизм строить, а потом решили, мол, на кой хрен он нужен этот коммунизм, и вернули монархию. Ульянова, разумеется, на царство. А кого ещё? Он же самый бойкий был, на карете разъезжал по губерниям, всякие лозунги горланил, мол, всем зрелищ, всем хлеба да земли побольше. Но из всех его обещаний только зрелище и вышло. Одно большое на всех – зрелище крупной всеимперской заварухи с отрезанными головами. Но ладно – это история, и мне это скучно. Если надо у тебя на полке куча книг по скверным историческим темам. Почитаешь на досуге. Всё-таки полезнее, чем дрочить на портрет сводной сестры.
– Я не дрочу! – возмущение во мне даже перекрыло охренение от их ненормальной истории.
– Ещё как! Каждый божий вечер, – голову поверни к тумбочке у кровати.
Повернул. В самом деле там в золочёной рамке точно икона красовался портрет дочки Ирины Львовны.
– Ладно, оставляю тебя наедине с Наташенькой, – последнее он сказал с явной ехидцей. – А мне пора. Пока обдумай всё, с меню поиграйся. К вечеру я появлюсь и проведём первое занятие. В общем на этом самом месте после захода солнца. И двери запирай, если надумаешь снова любоваться своим достоянием.