Здравствуйте! Я – Агаев Тимур Джафарович. Автор данного произведения. Свое предисловие хотел бы превратить в автобиографию, так как очень люблю сам, когда автор перед произведением рассказывает о себе, своей жизни и творческом пути.
Я любил книги всегда. Еще в детстве и подростковом своем возрасте родители покупали мне различные книги – от Пушкина до Державина, от Бажова до Носова, от Карла Маркса до Бакунина, от Шарля Перро до Андерсена. Прочитав еще в свои десять лет около нескольких десятков различных книг (без преувеличения), да и не один раз каждую, я впитал в себя всю сказочность человеческого языка, всю гениальность писателей, творящих благодаря его познанию.
На момент моего пятнадцатилетия я живу в городе Красноярск, пусть, стоит сказать, я и ездил к двоюродным своим родственникам в недалекий Железногорск. Это Сибирь, и скажу откровенно – самое красивое место на всей Земле. Снега, горы, речка Енисей… Это божественная красота, что выражается как и в природе, так и в менталитете и образованности населения. Россия стала для меня домом.
Русские – очень умные люди. Конечно, есть и исключения, но исключения есть и у любого другого правила. Русская литература открывает глаза на очень многое, и рад сказать, что весь подростковый период моей жизни буквально прошел в библиотеке. Я ознакомился с творчеством многих великих русских писателей, да и не только русских – правда, русские любят переводить книги зарубежных авторов на свой язык, выражая тем самым свою любовь не к Родине, не к Отчизне, а к книгам и литературе вообще.
Мне с детства нравился русский язык. Я научился читать и писать по-русски еще в очень раннем возрасте. И где-то уже в четыре своих года я начинал писать свои первые рассказы и небольшие стихи. Писал плохо, но все с чего-то начинали. Да и учитывая, что сколько на тот момент годов мне приходилось, это удивительнейший факт в моей жизни, присущий биографиям только, как я помню, великим.
Кем я себя не считаю. Такой уж я.
Я начал писать еще больше. И уже позже я опубликовал свои первые книги, одной из которых и является эта, в надежде того, что люди заметят мое творчество, что меня поймут и не отвергнут, и я окажусь на полках среди тех, кого только недавно нарекал своими гениями. И до сих пор таковыми нарекаю…
Такой уж я. Странный, непонятный писатель Тимур, что писать начал как Моцарт Амадей, в детстве, и что пишет не ради денег и славы, а для души…
I
Пока толерантностью жгут огни,
И ставят против врагов посты,
Не угасают все они,
Странное безмолвие
Съедает меня изнутри;
И горят в этом пламени люди,
Пламени современного времени,
И ходят по улице парады, ставят флаги,
Большие люди считают большие деньги.
Прав был век – толерантность убьет нас всех;
Да и толерантностью тут и не пахнет,
Просто люди нашли повод
Снова ворваться с цепи.
Разорвать, убит, сломать, поджечь снова
Смерти костры…
История просто подменяет наживу,
Люди ведутся, будто тупые крысы снова,
И осознают свою ошибку лишь их внуки,
Когда будут читать про то, что совершили деды…
И знаете, возможно я тут тоже состою.
Тоже лишь добра хочу, пусть и глотаю кровавую слюну,
Люди выходят на митинг, чтобы отстоять свои права,
Не нужна им смена власти – просто жить
Им лучше дайте…
Собрали всю мозаику, раскрыли всех воров
Из государственных столов,
Теперь те переживают, что
Их стол займет кто-то другой.
И будто птицы у гнезда – те собрались
И не отпустят никогда.
А потом вопросы:
«Где же толерантность ваша?»
Умерла там, где и совесть их…
Пожалуй навсегда.
Мы опасные люди из темных улиц,
Лучше к нам не подходи,
Из темных переулков отроду,
Да и некоторые слабы, но
Порвать шкуру ради дела готовы,
Мы выросли в подковах,
И пришел момент снять оковы
С наших голов и рук проводы…
Одни желают равноправия,
Закрыв глаза на смерти и казни,
Забыв про вождя статуи,
И как боготворили все одну лицемерно
Статуэтку лжеца и убийцы.
Другие желали бы перенять все оттуда,
Откуда-то из-за границы,
Пропуская слова о том,
Что во многом те сказки – лишь небылицы.
Другие хотят лживой стабильности,
Смиренно выдерживая все удары,
Воровство и беспредел.
»А что же делать?» —
Оправдываться – их предел.
А кто-то видит страну такой,
Какая та есть;
А кто-то не терпит,
Пока сердце бьет
Те хотят все поесть;
Скажут – вы с голодного края,
Иль с Африки к нам прилетел?
А я скажу – не хотите, как в Африке,
То хватит терпеть беспредел…
***
Слова души,
Любви столицы,
И как жесток мой век.
Над городом
Летают птицы.
Слова души,
Любви столицы,
И как жесток мой век.
Жаль, что все это —
Счастье, свобода —
Небылицы лишь земных утех.
Был бы рад…
Стихи Отчизне;
Слова души,
Любви столицы,
Жестокий век,
Как человек…
***
Выход на ринг, свет красный,
Кровь застывает в крови,
Запах опасный; опасности
Меня не сломали,
Вот поэтому я тут,
Все позади те твари;
Привет парень!
Как твой день прошел?
Поел, поспал, девушку нашел?
Но плевать, у тебя все то же лицо,
Злобное, твердое…
И по сигналу
На друг друга нападем,
Будто собаки, на ринге мы вдвоем,
Разорвем, сломаем и сомнем.
Упадет либо ты, либо я,
Мы с тобой сегодня явно не друзья,
Это спорт, это драйв,
Это наш кайф…
И закончился бой,
Мыльно ловлю движение,
Встаю, выдыхаю,
И ухожу прочь, смотря позади
Тебе в след…
И поглотит темная ночь,
Да коридор впереди…
II
О том, кто такой Андрей.
О расставании Лана и Анны.
О том, как Лан нашел другую…
Вернувшись в дом
Под гнилую песню
Каркающих ворон,
Андрей пришел на кладбище
Детских воспоминаний,
И сев за стол
Протирал он долго
Свои раны…
Лан и Анна,
Анна, Лан,
Лучшие друзья мои
Со времен детских,
Пристально спокойных дней.
Я, Андрей, друг их,
Застал однажды Лана
Захлебнувшегося
В собственных слезах.
А что такое, друг мой?
Отвечает Лан:
В любви признался,
Но любовь моя угасла…
Но не могу расстаться
С Анной, любит та меня;
И бросил я свой голос:
– Так расстался – будет лучше,
Раз не любишь больше век. —
И пусть считаю его глупым,
Что признаться захотел
А потом, с угасаньем чувств,
Уйти, и бросить захотел;
Любовь – не чувства,
Любовь – та есть забота,
Доброта и пониманье,
Любовь – в сердце глубоко
Зарыто то признание…
И те расстались:
Лан и Анна,
Анна, Лан,
Что некогда за руки держались,
Друг другу обещали да клялись,
Что не бросят никогда…
И вдруг расстались.
Нашел Лан себе другую,
Оставив Анну на произвол ее эмоций,
Теперь мысли заполонил все ею,
А ту Анну сделал себе чужой…
Ушел от Анны Лан
К Ангелине той…
III
О том, как Лан прощения просит.
О том, как Ангелина Андрея полюбила.
Сценарист нашей жизни – не сценарист,
Художник зрелый, неумелый,
Водит кисточкой по грязному и без того полотну,
Водит кривым мазком краскою белой.
Иногда у него что-то выпадает,
И белая краска сгущается с грязью той,
Наполняясь жесткостью, чернотой.
Но и ладно – убрали кисть, потерпели, страдали,
И снова кисть в руки взяли,
И снова мажем мы белою краской…
А потом кончается холст и художник,
Прощаясь горестно, берет его в руки,
Разводит костер и сжигает полотно,
И лишь по ветру пыль уносит ее…
***
Вот, как в час чудесный
Лан бросил по тропам блуждать:
Творец небесный! Как же так,
Что девушку бросают пропадать?
И ласковый ветер, бросая
Приятной листвой не помог.
Боже мой! И почему
Судьба, карая, больше шрамы
На теле оставляет? В чем причина?
Какое угрюмое веселье
Я этим отказом ей воздал
Тогда я душу рвал!
Бывает, дьявольское пение.
Прости, был только лишь с тобой я счастлив,
Но совершил ошибку глупый я,
Зря тогда Ангелине в любви ложной признался,
Счастье на красоту я променял…
Как интересно —
Как же чувства
Могут счастье подменять;
Будто это целое искусство,
В любви другой
Человека убеждать.
Да, я был неправ,
Ум свой чувствовал подменил,
Да это чувство вскрыл
Обманщик, наказав для меня за то.
Животным то ведь был инстинкт,
Ум наш, человека, еще не идеален,
И может над нами взять вверх
Чувств злодей, волшебник темный.
Ты прости меня за то,
Что дал ему корону, злому,
И на трон воздал его,
Позже поплачусь за что.
Порогом ветра, до утра
Смотрю – пора, письмо я,
Лан, уж дописал.
Отправил Анне, жду я слов,
Или ответного письма…
И получил почти Лан сразу,
Ответ от Анны, и рассказы
Ее, как сердце ненависти полно,
И больше на обман мой та не поведется,
Не простила Лана та… Увы…
А тем временем уже я, Андрей
В любви был поглощен заметно,
Любовь та Анне той принадлежит;
Той, что Лан некогда бросил,
Той, кто Лана не простила
За дерзость его всю.
Той, из-за кого сейчас
Лан молит право на прощенье…
Ему не повезло – мне повезет.
И отправил я, Андрей, письмо ей,
Где сказал о чувствах в сей красе,
И надеюсь, что увижу вскоре я ответ,
Что любит она меня тоже, но
Не говорила мне.
И в сердце я мечтал о том, и тем пылал,
Чтоб дороги наши с ней вскоре сошлись,
Мне да Анны,
Анны да Андрей.
IV
О том, как Лан умер.
О том, как плакала Анна.
– Я поведу народ за собой! —
сказал Лан, и вольною рукой
Гордо марш народный он повел,
– Нет, все мы не умрем,
Гордостью своей пройдем,
Мертвых за дело мы почтем
Славой вечною, да золотым гробом.
Шир мертв, и те, кто сидят на верху,
Власть да феодалы наши вечные
Забыли о народе мощи,
И что есть мочи те старались
Подавить, раздавить нас. Думали,
Что не восстанем, не пойдем
Снова в этот поход славный.
Что не пройдет эхо возмущенья
От голода и холода по стране.
Пройдет! И мы пройдем!
Пойдем!
Машинально одев плед,
Фуражку, звонкую тряску свинцовых пуль,
Не слетал с моей головы красно-белый берет,
И не предам тех, кто дорогу воздал мне,
Кто раскрывает карты,
Капризы, сопли да слезы,
А кто по тебе шепоты,
Тихий голос; во тьме
Вижу лица, пусть
Сорвется моя подошва,
Танком пронесусь по черствой дороге,
Там уж что будет, то
Я упаду, возложу на судьбу…
Жизнь мою грешную…
голова лежит на холодной земле,
Скоро земля заберет меня к себе,
Рядом те, кого братьями увенчал,
Те, что уверовали в силу дела и мне.
Простите, не доведу вас до конца,
Мы будем либо тут править,
Либо все ждать сегодня последнего гонца…
В тихом шепоте ветра кроются мои глаза,
И простят меня, ведь не вернусь уже никогда…
Мне никто не верит —
Меня оплакивать некому,
Анна не любит,
Родители и не припомнят уж,
Люди, народ в книгах напишут
Пару строчек, закроют,
Там и останусь,
Хоть и на том спасибо…
***
Ох, жаль, что любовь и чувства
Анны не угасли до тех пор,
И вынуждена девушка страстно
По утере Лана горевать.
Лан мертв, покинул мир сей,
И хочет, хочет написать рука,
Да свесив голову, перед листком бумаги
Та держала ручку да перо.
А зачем? Кому писать?
К сожаленью на этом свете
Больше некому его читать,
Да и забываться Лану не судьба.
Но и мертвому адресовать нехорошо письмо…
Вдруг кто узнает?
Услышит мольбы Анны плачь лишь,
Да одинокая слеза, еще, да и еще одна…
V
О том, как Андрей в любви к Анне признался.
Кан ведет разговор с Андреем.
Снова бродим по бордюрам,
Снова говорим по душам,
И снова голос нежный твой
Ласкает мое сердце.
Ну почему я не могу
Обнять тебя прямо сейчас?
Погладить, приласкать,
И слов ласковых сказать?
Потому что мы друзья,
И не свойственна она —
Темница милых чувств друзьям…
Мы Андрей и Анна,
Анна и Андрей…
***
И вот, убитой горем Анне,
Приносится письмо от Андрея,
Друга хорошего ее.
Но просит тот не быть ей другом:
«Привет, и здравствуй Анна,
Знаю – время предпочел не то,
Люблю тебя, меня прости
И не объявляй обидой свой бойкот.
Знаю, любишь Лана ты,
Но и меня ты полюби,
Ведь жизнь – туманна после смерти,
А тебе уж жить и жить,
Так брось, откинь, и меня люби,
Не жизнь кончается на Лане.
Да раз уж и пошел на смерть —
Чего ж, не знал, что горем ты убьешься?
Небось и не любит Лан тебя,
Да и никогда и не любил, —
Сам говорил!»
И Анна, в думах тех удушье,
Взяла листок да ручку,
Да написала Андрею ответное письмо:
Прости, но не могу любить,
Теперь любовь для меня – ад,
Прошу простить, прошу понять,
И не мое оно – наврать…
***
И собрались мальчики по пьяни:
Андрей, Финн, да остряк Кан;
И болтали те о бабах, деньге, водке.
И разговор о Анне той зашел.
– Анна та, – сука. – говорит Андрей.
– Ни Лана, ни меня, Андрея, не взяла.
Кого та хочет? Непонятно.
Может принца на коне та ждет?
– А может я смогу? —
Спрашивает Кан.
– Нет уж, Бог с ней,
Нечем времени терять! —
Отвечает да Андрей.
VI
Утро, вечер, все надоело,
Снова звонит диспетчер,
Пишу на листе мелом
Письмо вам смело.
Я будто экскурсовод
В краеведческом музее,
Всегда хожу по лезвию ножа,
На краю, знаю край отлично,
И не говори мне, баклан, тут,
Что был на пороге смерти больше меня,
Я запах жизни почуял еще с детства.
На все насрать, все сломать,
Всех убить, показать, доказать,
Отличиться, за стадом не несемся,
И под революционным флагом
Стадом новым вознесемся.
***
Ручкой царскою пройдется по листам,
И вознесет славою
Мой громкий стан;
Ты был мудрей,
Но не вернуть былую,
Ты не Одиссея Гомера,
Чтобы быть прочитаною
Не автором через столько лет;
И друзья снова скажут —
Не зови меня на обед.
Когда мне говорят
Попыткой ласковою:
Ты сожги все свои листы,
Ты не Пушкинскую
Улицу в честь себя назовешь,
Уйди, не теш ты мир,
Все это пройдет!
Но ответь – а кто такой
Смелый-то мне говорит,
Да ты хоть открывал книгу
С надписью "Русский язык"?
Да, мои стихи потешны,
Но я умнее,
Продолжу смешивать.
И потом добьюсь того,
Что скажу;
И скажут мне:
Прости!
Ты не книга,
И сходишь через десятки лет,
Хоть дай огниво.
Когда знания читают эту книгу,
Знания тебя получают,
Никак иначе…
***
Между решеткой пьяною,
Ублюдки орут,
Другие чтут отраву,
Жгут наши лески,
Встретимся на берегу на скале, на подвеске.
***
Я свободен – не боюсь облажаться,
Лажу жру на завтрак будто это бутерброд;
Знай, я никогда не боялся,
Знай, девушек тронуть не смел,
Знай, фигней не маялся,
Знай, на работах уже потел;