--Явление
Люба Пушкарева лепила тефтели. Готовить она не любила, но сегодня случился один из нечастых вечеров, когда вся семья была в сборе, и вечно занятая бизнес-вумен Любовь Петровна в кои-то веки решила порадовать своих мальчишек. Накануне на рынке она купила фарш, отварила рис, обжарила лук. В молоке замочила мякиш батона, корочки с которого предварительно срезала и выбросила. Затем в большой стеклянной миске тщательно смешала ингредиенты, включила плиту. Довольно вздохнула полной грудью и с благостной улыбкой выдохнула. Хорошо!
Из радиоприемника звучали песни из кинофильмов, написанные на музыку Максима Дунаевского. Люба, обваливая мясные кругляшки в муке, выкладывала их на раскаленную сковороду и подпевала Жанне Рождественской: «Ты не верь, что стерпится, ты не верь, что слюбится…»
Глубокий голосище певицы, исполнявшей кинохиты конца 70-х прошлого века, пробирался в самую душу – целые четыре октавы!
Когда в дверь позвонили, глава семьи Павел и младший сын Артем смотрели телевизор. Гостей Пушкаревы не ждали. Старший сын Семен учился и жил в другом городе и к родителям приезжал редко.
– Я открою, – крикнула Люба, вытерла руки о вафельное полотенце и вышла в коридор. «Все равно не сбудется, никогда не сбудется…» – пела на кухне Жанна.
Женщина была готова увидеть за дверью кого угодно: почтальона, милиционера, сантехника, даже соседку, которую недолюбливала за склочный характер. Но на пороге стоял Пряников. В руках Эдуард держал большой букет красных роз. Красным был и галстук нежданного гостя. На белоснежной сорочке мужчины он смотрелся как длинный кровавый шрам, разделивший на две половины худой торс Любочкиного любовника.
– Ты с ума сошел?! – зашипела женщина. От неожиданности и ужаса у нее похолодела спина.
– Я хочу поговорить с твоим мужем! – громко заявил Эдик, и Люба уловила запах перегара.
– Уходи! – приказала Пушкарева, но понимала, что упрямый, да еще и пьяный, Пряников никуда не уйдет.
– Я приехал за тобой! – также громко озвучил свое второе намерение нетрезвый кавалер.
Люба хотела только одного – испариться. Закрыв рукой рот, женщина смотрела на полного решимости Эдуарда и сожалела. Ах, если бы можно было все вернуть назад и никогда с ним не встречаться. Вычеркнуть Эдика из жизни и забыть как страшный сон.
В коридоре зашуршал курткой муж. Павел осторожно, словно боясь поранить, отодвинул рукой супругу и вышел в подъезд. Внимательно посмотрел на Пряникова, потом на жену. От его тяжелого взгляда Любочку затошнило, а Эдик красноречиво икнул.
– Ну вы тут разбирайтесь, а я пошел, – сказал Пушкарев и начал спускаться вниз по лестнице.
– Нет, ты подожди, – ринулся было за ним Пряников, но Люба остановила, схватив за рукав пиджака. К запаху перегара добавился запах гари.
– Мам, котлеты сгорели, – сообщил из кухни Артем.
Люба зашла в квартиру, выключила плиту, убрала с раскаленной конфорки сковороду с почерневшими тефтелями, открыла окно и вернулась в коридор. Пряников покорно ждал на лестничной площадке. Женщина забрала у него букет, положила на комод. Надела плащ, взяла сумочку и вышла из квартиры. Все это она проделала четко и быстро. Как поступала всегда. Вместе с Пряниковым Люба Пушкарева вышла на улицу. Павла нигде не было видно. Возле подъезда стоял огромный джип Эдика, водителя в машине не было. Из чего следовало – влюбленный приехал сам. Из соседнего города, пьяный.
– Любаша, – нежно позвал Эдик и попытался обнять любимую. Она отстранилась. Отправлять его в таком виде обратно было нельзя. Еще разобьется в дороге или сам кого-нибудь убьет. Дома оставлять – тем более.
Тогда Люба решила отвезти кавалера к подруге, тем более что Ирка Романовская жила от нее через два дома. Шли пешком и молча. Возможно, Пряников и желал поговорить, но на него снова напала икота. Любочка же общаться не хотела, она думала. Сегодня случилось страшное, и случилось по ее вине. Пашка, скорей всего, никогда ей этого не простит. Всего час назад вместе с Рождественской пела на кухне Любочкина душа, а сейчас обливалась слезами в одиночестве.
Ирка была дома. Люба затолкала Пряникова в квартиру подруги, усадила на кухне за стол, налила крепкого чая.
– А Пашка где? – поинтересовалась Романовская, когда женщины ушли в комнату.
– Не знаю, – ответила Любочка, села на диван и обхватила голову руками. – Он все слышал и ушел.
– Слышал что? – не поняла Ирка.
– То, что Эдька за мной приехал.
Подруга ахнула.
– Во дает! А ты чего?
По щекам Любы текли слезы. Сами текли, как вода из крана.
– Я ничего. Не нужен мне Пряников! Это была ошибка.
Романовская открыла балкон и закурила.
– Хороша ошибка! Куда его теперь девать? Пьяный ведь!
Люба тяжело выдохнула.
– То-то и оно. Может, у тебя переночует?
– Нет уж спасибо! – отрицательно замотала головой подруга.
Любовь Петровна закусила губу. Что же делать?
– А ты его на дачу свою отвези. Проспится там, а утром пускай к жене валит.
Пушкарева согласилась с Иркой. Вместе с Пряниковым они дошли до автомобильной стоянки, где ночевала Любочкина «Тойота». Эдик покорно забрался на заднее сиденье и тотчас уснул. А Люба повезла горе-любовника подальше от дома, от семьи, от Пашки.
--Душа в душу
С Павлом Пушкаревым Люба Никитина познакомилась в автопробеге. На комсомольскую тусовку ее пригласил Андрей Рогов, давно безнадежно влюбленный в тонкую и звонкую исполнительницу бальных танцев Любочку. К тому времени красавица брюнетка уже успела побывать замужем, родить сына, развестись и остаться с ребенком в пустой квартире, откуда бывший супруг вывез практически все. В память о себе Никитин оставил женщине неподъемный холодильник «ЗИЛ» и детскую кроватку. Сама Любочка спала на полу на собственной искусственной шубе. Чтобы не умереть с голоду, танцовщица устроилась работать на завод, где комсомольской организацией и руководил Андрей Рогов. Молодой человек всячески поддерживал новенькую, опекал, помогал сугубо по-товарищески. Твердый и предприимчивый характер Любови Никитиной не дал погибнуть. Женщина определила сына в детский сад, работала как вол, приторговывала, где-то спекулировала. Уже через год Любочка купила новую мебель и телевизор. На заводе она организовала кружок эстрадного танца, где реализовывала свой творческий потенциал. От желающих, кстати, отбоя не было. Причем ходили на занятия к Никитиной как девушки, так и парни.
После развода мужчин в жизни Любы не было. Она жила сыном и творчеством. Однажды на проходной завода Любаша столкнулась с Андреем, который был одет в шуршащий оранжевый комбинезон.
– В космос, что ли, собрался? – пошутила женщина.
– В автопробег, – ответил комсомольский лидер. – Хочешь с нами?
– Хочу! – не задумываясь ответила энергичная и легкая на подъем Никитина.
Уже через день Люба, нарядившись в оранжевый комбез, тряслась в одном из двенадцати автомобилей, участвующих в пробеге. Сына она оставила с родителями бывшего мужа, с которыми сохранила теплые отношения. Маршрут комсомольцев пролегал по Саянскому кольцу.
Помимо Любы в пилотах оказались еще три дамы. Женщины купались в мужском внимании, как в теплом море. Ехали дружно, шутили, фотографировались, а по вечерам жарили на костре сосиски и пели песни под гитару. На одной такой стоянке Никитина обратила внимание на симпатичного и застенчивого парня. Это был Пушкарев. Он приглянулся Любочке с первого взгляда. Своей честностью, даже какой-то непорочностью. Как потом охарактеризовала его Никитина – Пашка был чистый, как «Пионерская правда»!
Веселая и открытая Люба ему давно нравилась, молодые люди работали на одном заводе, только в разных цехах. Пушкарев даже подумывал записаться к ней на танцы, но стеснялся. Стеснялся своего увечья, которое, к слову, было едва заметным. Левый глаз у Пашки почти ничего не видел, и он по этому поводу сильно комплексовал. Люба «страшный» секрет узнала гораздо позже, а тогда, находясь с ним в одной машине плечом к плечу, медленно и верно влюблялась.
Это не было страстью, от которой дышать невмоготу, это было судьбой.
Рогов ревновал и в последний день пробега попытался выяснить отношения с соперником.
– Пусть сама выберет, – предложил Андрею Павел, чувствуя, что выбор Любочка уже сделала. И не ошибся.
Андрей отступил. Несмотря на сомнительную комсомольскую идеологию, гусарство было у него в крови.
Паша и Люба Пушкаревы понимали друг друга с полуслова и, даже находясь на расстоянии, всегда были рядом. Павел оказался талантливым инженером, и после свадьбы организовал первую в городе фирму по обслуживанию компьютерных сетей. Днями и ночами молодой муж пропадал на работе, а Любочка верила и ждала. Пашка был не только технарем от бога, но и безотказным другом. Мог отправиться кого-нибудь спасать даже глубокой ночью. Спросонья Люба смотрела на часы, охала и падала на подушку досыпать, пока Пушкарев, словно Черный Плащ из диснеевского мультфильма, несся кому-то на выручку. Люба никогда не истерила по этому поводу, ведь уважала мужа, в том числе и за это.
Во время нечастых встреч Пушкаревы успели зачать ребенка, и у них родился Артем. Перед самыми родами супруги переехали в новую квартиру. Дом находился в еще строящемся микрорайоне, и в новостройках еще не было ни телевизионных, ни телефонных кабелей. Однажды Люба почувствовала, что Темка должен родиться именно сегодня и попросила Павла остаться дома.
– Я не могу, – ответил муж, – у меня куча дел!
– А если роды начнутся? – всхлипнула Люба. – Как я врача вызову?!
– Не начнутся, – отмахнулся Павел. Ему действительно нужно было бежать, на фирме случился аврал.
Вечером у Любочки отошли воды. Дома находился только семилетний Семен, который рисовал в своей комнате.
– Сынок, сходи на улицу, попроси кого-нибудь вызвать скорую, – просипела женщина.
Мальчик, не поднимая головы, продолжил рисовать танк в альбоме.
– Сейчас, только дорисую.
На улице было очень холодно. Пушкаревы жили в Сибири. Сотовых телефонов не было, о помощи несчастная Люба могла разве что только с балкона попросить. Покричать точнее.
Семка сходил на улицу, но вернулся ни с чем. Не встретил никого, а может, побоялся подойти. Обливаясь потом, Люба надела шубу, нахлобучила шапку и вышла из подъезда. Бог все-таки не Ермошка! Прямо возле дома стоял солдатский уазик. Женщина кое-как добрела до машины. Шофер оказался башковитый, без лишних расспросов доставил женщину в больницу, где буквально через час с громким криком и родился младший Пушкарев.
Павел не делил детей на своих и чужих, старшему сыну дал свою фамилию и любил как родного. Когда Темка пошел в детский сад, Любаша вдруг осознала, что давно выросла из учительницы танцев, и ей захотелось большего. Она начала мечтать о женском клубе и вскоре присмотрела подходящее помещение, в подвале одного из жилых домов в центре города. Помещение находилось в аварийном состоянии, но Любочке удалось оформить будущий клуб как учреждение культуры и получить под это хорошие льготы. Благодаря чему в подвале заменили давно прогнившие трубы и сделали ремонт. Обошлись малой кровью. Душа Любы ликовала. Клуб нарекли «Феей». Пушкарева пригласила в компаньоны пару знакомых, которым доверяла. Постепенно на базе «Феи» появились театр моды, салон красоты, кафе. В элитный подвал стали захаживать первые леди и все именитые гости, посещающие город. Люба Пушкарева не только зарабатывала деньги, она занималась делом, дарившим ей душевное и творческое умиротворение. И, разумеется, восполняло то, что успешный бизнес отнял у обоих супругов – личностное общение и секс. Психологи такое явление называют сублимацией. Сексуальные отношения Любу вообще интересовали постольку-поскольку. Фригидность свою женщина не скрывала и позволяла Павлу интим, только чтобы доставить ему удовольствие.
– Тебе хорошо? – трудился и жарко пыхтел Пушкарев в шею любимой.
– Если тебе хорошо, то и мне тоже, – звучало в ответ.
Сыграть желание и немного страсти в постели с любимым мужчиной Любочке в голову не приходило. Шлюху изображать, что ли? Еще чего!
Да и не это в семейной жизни главное. Главное, быть с мужем на одной волне. Подумала было Люба купить новый гарнитур, а ей уже Павел звонит и спрашивает: «Может, нам мебель обновить?» Или решила, к примеру, Пушкарева огород приобрести (у всех есть, а мы что, рыжие!), а от мужа звонок: «Любань, тут Серега садовый участок продает…»
Это было оно – единство душ, которым Любаша Пушкарева дорожила и которое берегла. Но Павлу этого было мало, ему хотелось приносить своей женщине абсолютное счастье, в том числе и как мужчина. Он чувствовал, что удовольствия от близости с ним супруга не испытывает, страдал и еще больше погружался в работу, надеясь избежать страшных мыслей по поводу своей неполноценности. К поврежденному глазу добавился еще один дефект, и он оказался покруче слепоты.
Разговоров на эту пикантную тему супруги, воспитанные совком, избегали. Стыдно, грязно, в общем, не принято.
Тем временем «Фея» стала излюбленным местом в городе. Попасть в клуб мог не каждый, Люба разработала систему абонементов и пригласительных. В «Фее» трудились самые лучшие косметологи и повара, имелся даже дипломированный психолог. Правда, клиенты к незнакомому специалисту не спешили, побаивались и потому не верили. Но он был!
--Возьмите меня!
Однажды в кабинет к Любе пришла женщина. Миловидную хрупкую блондинку звали Ириной. У посетительницы были грустные глаза, а голос дрожал от волнения. Пушкарева сразу пожалела женщину, ее плачевный вид этого просто требовал. Ирина Романовская пожаловалась на злодейку-судьбу. Муж ушел, они остались вдвоем с дочерью. Зарплата в детском саду, где женщина работала воспитателем, была мизерной. Едва хватало на хлеб с молоком.
– Возьмите массажистом, – наконец озвучила цель своего визита несчастная блондинка. – У меня и корочки есть.
Люба сомневалась. Массажист клубу был не нужен, во всяком случае, пока. В стране начались проблемы, грянули 90-е. Но указать на дверь посетительнице Пушкарева не смогла. Ира ей понравилась, а когда та в доказательство своей профессиональности сделала хозяйке «Феи» массаж плеч прямо в кабинете, вообще очаровала. Любовь получила истинное наслаждение от теплых и сильных рук Романовской, которыми она нажимала на потаенные точки напряженного тела Пушкаревой, от чего Любочка плавилась в своем кожаном кресле и стонала от удовольствия.
Нет, упустить такую сотрудницу ни в коем случае нельзя!
Женщины заключили договор. После массажа Романовская неожиданно стала для Пушкаревой близким человеком. Тем, кто постоянно был рядом. Умелая Ира своими волшебными пальцами приподняла и заглянула под дубовую шкуру бизнес-леди, где томилась хрупкая женская душа. И душа потянулась к свету.
Хозяйка клуба и массажистка начали дружить. Ирка умела слушать, а Любе давно хотелось по-бабски выговориться. Накопилось. На выстраивание успешного бизнеса у женщины ушло много времени и сил. Подруг у Пушкаревой не было, только приятельницы. Да и последних ряды поредели, после того как Люба начала отказывать давать взаймы денег всем и каждому. Романовская появилась в то время, когда Любовь поняла, что одинока. Павел все время находился на работе, сыновья росли самостоятельными и скупыми на эмоции. Приголубить вымотавшуюся мать и жену было попросту некому. Когда женщина приходила домой, все уже спали, а когда бодрствовали домашние, еще спала она. Конечно, супругам можно было давно договориться друг с другом, оставить или поменять вид деятельности, но Пушкаревы занимались любимым делом и ничего не собирались менять. Да и деньги играли не последнюю роль. Новые проекты приносили новый доход, постоянно хотелось больше и больше.
Романовская обвилась вокруг своей начальницы, как упругий ужик, – не придушила, конечно, но держалась цепко. Она приручала Любочку к себе постепенно, по крупицам. Знала, когда стоит появиться на глазах и когда делать этого не следует. От общения с подругой Пушкаревой становилось легче, невозможно ведь все время таскать на себе тяжелый груз. Спину надорвешь!
В благодарность Люба начала помогать Ирине продуктами, вещами, деньгами. Иногда Романовская (как бы невзначай) упоминала про свое тяжелое материальное положение, мол, стакан молока с дочерью разделили пополам, тем и поужинали. Ээ-эх… А вечером Пушкарева возникала на пороге ее квартиры, как Дед Мороз, с мешком подарков, а точнее пакетами продуктов. Праздник, праздник!
– Да не нужно было, – краснела Ирка, расставляя дары на пустых полках в холодильнике. Любе было не жалко. Она придумывала какие-то праздники, чтобы порадовать Романовскую то шелковым халатиком с драконом, то комплектом постельного белья, то новенькими полотенцами.
От неловкости и ложной скромности подруга краснела, бледнела, но подарки от щедрой начальницы принимала. Обидится еще, от души ведь!
Любу Пушкареву и ее компаньонку Галю Щербакову пригласили в Москву, чтобы женщины поделились опытом, как в такие нелегкие для страны времена, дело их живет и процветает. На столичном форуме хозяйки «Феи» рассказали о своих взлетах и падениях, озвучили новые идеи и проекты. Не все, конечно. Дозированно.
За предприимчивость сибирячек наградили путевками в Грецию. Когда вернулись домой, похвастались – через месяц летим за границу.
Пашка пожелал жене счастливого пути, а Ирка мечтательно закатила глаза, мол, тоже хочу. Но путевки были именными, и взять с собой подругу Пушкарева не могла. Да в принципе и не планировала. Люба выстраивала свой бизнес годами, а Ирка пришла на все готовое и была как-никак ее подчиненной.
Когда сибирячки снова прилетели в Москву, с них неожиданно взяли по 100 долларов. Объяснили, что хотя путевки и оплачены Союзом российских женщин, валюта – это сбор на некую благотворительность. На какую именно, не объяснили. Так, Люба и Галя узнали, что москвичи просто так подарков не раздают. Но женщины были рады и этому.
Во время поездки хозяйки «Феи» подружились с сопровождающей группы Нонной. За стопочкой текилы женщина пожаловалась, что в Москве даже на таких кучерявых условиях желающих посещать Грецию немного – столичные леди предпочитают ездить только даром и непременно с командировочными. Короче, зажрались!
Пушкарева мгновенно смекнула, какой золотой теленок идет ей в руки, и предложила Нонне собирать группы не в Москве, а в Сибири. Пообещала, что от желающих отбоя не будет. Так оно и вышло.
Когда отдохнувшие и загорелые сибирячки вернулись домой, сразу занялись новым бизнесом. Путевки приобретались по-прежнему за счет СРЖ в качестве премирования женщин-передовиков производства, готовых выложить сотню зеленых за возможность понежиться на лазурном берегу и привезти себе красивую шубу. Да не одну, а целые три!
Сопровождали дам Люба с Галей, а «благотворительные» сотни долларов перекочевывали в карманы московских посредников, и все оставались довольны.
Вдобавок Пушкарева с компаньоншей, понабравшие себе шуб достаточное количество, везли их уже на продажу. За одно лето предпринимательницы смотались в Грецию восемь раз, где задружили с местными бизнесменами и заработали приличные деньги.
Романовская злилась. Она считала, что уже достаточно глубоко проникла под кожу начальницы, но поторопилась, и как следствие – просчиталась. В душу-то свою ее Любочка пустила, а вот в дело – нет.
Разъяренная массажистка едва не набросилась на подругу с кулаками, когда та вернулась из очередного заграничного тура, но взяла себя в руки. Несмотря на сволочную натуру, а возможно, благодаря ей, женщина была умной и умела ждать. Она проглотила обиду и с милой улыбкой приняла от Пушкаревой очередной подарок – шубу, в которой Любовь ходить уже не собиралась, ведь привезла себе несколько новых – покрасивше и помодней.
А спустя месяц после возвращения Любы в родной город в клуб пришли гости.
– Любовь Петровна, вас там спрашивают, – заглянула в кабинет одна из сотрудниц «Феи».
Любочке было не до посетителей. За лето разъездов счетов и отчетов накопилось до потолка.
– Кто там, Лариса? – недовольно поинтересовалась женщина и, подняв глаза, увидела белое как простыня лицо девушки, которая с ужасом прошептала:
– Бандиты!
Люба решительно поднялась из-за стола. Женщина слышала про такие визиты в другие фирмы, но к ней еще не приходили. Бандитов было трое. Настоящие братки, родом из 90-х. Большие, квадратные, бритые наголо, в длинных кожаных плащах.
– Мы предлагаем вам защиту, – сообщили гости о цели своего прихода.
– Крышу, что ли? – уточнила Пушкарева.
– Ну вот видите, вы все сразу поняли, – холодно улыбнулся браток.
– Мне этого не нужно! – заявила женщина и вытолкала парней на улицу.
От наглости худенькой брюнетки опасные визитеры опешили, но крутить Любочке руки не стали, во всяком случае пока, и пообещали вернуться.
Как только Люба снова засела за бумаги, в кабинет влетела взволнованная Романовская.
– С тобой все в порядке? – спросила нервно. – Они тебе угрожали?
– Не успели, – отрезала Люба. – Я их выгнала!
Ирка опустилась в кресло, налила себе воды.
– Ты хоть представляешь, на что они способны?! Пытать могут или даже убить!
– Кишка тонка, – хорохорилась Пушкарева.
– Главный у них Николаенко, – продолжала нагнетать обстановку подруга. – Вообще зверь! Говорят, он одному мужику паяльник в задницу засунул и включил.
Ирка выпила воды. От возбуждения у нее в горле пересохло.
– Он еще на черном джипе широком ездит. В городе такая машина только у него.
– Ничего они мне не сделают, – упрямо сказала Люба. – Извини, Ириш, но мне работать нужно.
Романовская вышла из кабинета, а Пушкарева погрузилась в мир цифр, пытаясь убедить себя, что не боится. Но она испугалась. Оказаться с раскаленным паяльником в пятой точке та еще перспектива!
Два дня Люба вздрагивала от малейшего шороха, а на третий отпустило. И когда стало полегче, на улице ее подрезал автомобиль. Тот самый: черный, внушительный, широкий. Пушкарева шла домой со стоянки, где оставила свою первую в жизни машину – зеленую «девятку».
Николаенко, кстати, на зверя был совсем не похож. Невысокий, интеллигентного вида молодой человек в строгом костюме вышел из машины и подошел к Любе. Но во взгляде его было нечто свирепое.
– Такой на кусочки разрежет и глазом не моргнет, – испуганно подумала Люба, изо всех сил старясь не дрожать.
Но бандит вдруг развел руки в стороны и обнял ошарашенную Любочку, как близкий родственник, вернувшийся издалека.
– Любовь Петровна! – обрадовано воскликнул убийца.
Пушкарева перестала дышать от страха и неожиданности.
– Это я, Роман Николаенко, – сказал парень. – Я к вам на танцы ходил. На заводе. Помните?
И тут Люба вспомнила. Пластичный Ромашка, обладавший поразительным чувством ритма, был одним из ее любимых учеников. Пушкарева с облегчением выдохнула.
– А я решила, что ты меня убивать приехал! – рассмеялась женщина.
– Вам ничего не угрожает, – улыбнулся во все 32 зуба бывший танцор. – Только никому не говорите, что я к вам на танцы ходил. Репутация, знаете ли!
Люба торжественно пообещала. Старые знакомые перекинулись еще парочкой ничего не значащих фраз и тепло попрощались.
– Кстати, в вашем клубе крыса завелась, – предупредил Любочку бандит. – Если будет нужна помощь, только скажите.
– Хорошо, – ответила Пушкарева, хотя намек про крысу не поняла. Никаких грызунов в своем помещении она не видела. Скорей всего, браткам померещилось.
--Он любил ее везде
В гости к Пушкаревой приехали греки. Трое смуглых брюнетов представляли туристическую фирму своей страны, которая выступала партнером в тех самых меховых турах. Главного звали Джем. Имя ему шло, у мужчины были черные как угли глаза и малиновые пухлые губы, словно их только что смазали ягодным джемом. Люба разместила гостей в гостинице в лучших номерах, а в стенах «Феи» устроили праздничный концерт и званый ужин. Ирка Романовская была в числе приглашенных, но только на концерт. Женщина нарядилась в красивое платье, подаренное богатой подругой, и как только увидела Джема, влюбилась. Об этом она сразу сообщила Любочке, отозвав ее в сторону.