К сожалению, свернув с Великой Имперской дороги на Делианскую, друзья не слишком-то и выиграли в скорости. Здесь также маршировали боевые части – конечно, их было несравненно меньше, ибо с востока Саррассу от завоевателей куда лучше любой армии защищала пустыня Туум. Однако несколько раз всадникам приходилось останавливаться на полчаса, а то и час, чтобы пропустить шагающую к западу пехоту. Делианская дорога была куда у́же Великой, да и куда хуже благоустроена. Постоялые дворы встречались тут нечасто, так же как и почтовые станции. Саррасса предпочитала вести сообщение со своей загорской частью морем, да и, сказать по правде, особо не с кем там было сообщаться.
Продвижение было угнетающе медленным ещё и потому, что лошади были не слишком-то сильны и выносливы. Здесь, в Саррассе, конечно было куда жарче, чем в Латионе и не было никаких дождей. Поначалу это радовало путешественников, продрогших за время путешествия по Труону, но теперь жара начинала удручать. И с каждым шагом, приближающим их к пустыне Туум, жар становился всё ожесточённее.
– А нам точно нужно туда? – пыхтел полноватый Пэрри, обливаясь потом.
– Отставить нытье! – Лэйто был в самом отвратительном расположении духа, поэтому его раздражало буквально всё.
Пэрри, видя, что сержанта лучше сейчас не нервировать, замолчал, но всем своим видом продолжал показывать, что он обо всём этом думает.
Вообще северяне-палатийцы, конечно, не слишком-то комфортно чувствовали себя в южных землях. Началась осень, но температура здесь была куда выше, чем на севере Палатия она поднимается даже в разгар лета. Поэтому трое стрелков безропотно сносили суровые зимы на побережье Серого моря, но совершенно раскисли от этой неожиданной, оглушающей жары.
Ещё хуже пришлось Пэрри. Несмотря на все увещевания, он решительно отказывался закутываться в плащ и надевать шляпу на такой яростной жаре. Это предсказуемо привело к тому, что он обгорел настолько, что кожа лоскутами слезала с его красного лица. Бедолага невыносимо страдал, поскольку обильный пот нещадно терзал опалённую солнцем кожу, но поскольку он был сам виноват, то старался не показывать свои страдания остальным, хотя и получалось у него очень плохо.
В общем, путь до Делианского перевала занял целых шестнадцать дней, поэтому когда они наконец оказались по ту сторону Анурских гор, месяц жатвы14 уже перевалил за половину. Прямо в лицо друзьям огненным жаром дышала пустыня Туум, которую необходимо было пересечь почти полностью.
В прошлое своё путешествие Бин уже познакомился с гостеприимством этой пустыни. В тот раз они едва зацепили её северную окраину, но и этого хватило, чтобы парень на всю оставшуюся жизнь невзлюбил это место. На этот раз ему предстояло познать новые глубины страданий.
Здесь, на юге, Туум даже внешне отличалась от северных своих рубежей. Здесь была настоящая пустыня – желтовато-белёсые барханы мелкого песка и синевато-белёсое небо. Казалось невероятным, что человек может пересечь её. И ещё более невероятным казалось, что кто-то здесь может жить.
Однако, именно здесь, у подножия перевала, было довольно многолюдно. Несколько крупных баининских племён устроили свои становища у отрогов гор, где, вспоенные редкими горными ручьями, располагались довольно обширные оазисы.
– Нам нужен проводник, – сообщил Бин. – Несмотря на то, что дальше идёт Лоннэйский торговый тракт, я бы не рискнул двигаться по нему без опытного знающего человека.
– Так в чём же дело? – Лэйто побряцал карманом, в котором лежал порядком похудевший, но всё ещё не пустой мешочек с палатийским серебром. – Наймём баинина. Не думаю, что это будет стоить нам дорого.
– Когда мы искали Каладиуса в прошлый раз, то за то, чтобы проводить нас к его оазису, находящемуся в нескольких часах езды, баинины взяли с нас не только деньги, но ещё и отличного саррассанского скакуна, – проворчал Бин. – Так что я не был бы так уверен…
– Ну это уж будет зависеть от переговорщика, – резонно заметил Лэйто. – Ты у нас – главный знаток баининов, тебе и идти.
Бин на мгновение растерялся – несмотря на то, что он в течение года путешествовал рядом с Пашшаном, слугой-баинином Каладиуса, ему ни разу не пришло в голову выучить хотя бы основы баининского. Но затем он решил, что здешние баинины должны быть более цивилизованны и владеть хотя бы начатками имперского, ведь они здесь и промышляли в основном тем, что проводили через пустыню караваны. Кроме того, он всегда мог прибегнуть к наиболее универсальному из всех языков мира – серебру.
К удивлению Бина, оплата за сопровождение через пустыню оказалась ничтожно малой в сравнении с тем, чего он ожидал. Действительно, стоило ему направить коня в сторону палаток пустынных жителей, как к нему бросилось сразу около двух десятков людей, замотанных в белые одежды. Все они наперебой галдели, хватая коня за сбрую, а Бина – за сапоги и одежду. На ломаном саррассанском и имперском они предлагали свои услуги. Было видно, что сейчас, когда поток караванов порядком иссяк, несчастные люди, потерявшие возможность заработать, были готовы на всё ради пары серебряных монет.
Бин был крайне смущён видом этих заискивающих лиц, их умоляющими голосами и беспокойными пальцами, шарившими по нему и его лошади. Хвала богам, у Бина не было при себе ничего ценного, потому что в противном случае ему было бы весьма сложно проследить за своим добром. Уже позже, отъехав обратно, он обратил внимание, что с седла пропала фляга с водой. Естественно, искать её было бессмысленно. Да Бин и не слишком горевал по этому поводу, учитывая, насколько выгодной оказалась его сделка с проводником, которого он выбрал практически наугад.
К сожалению, когда Бин сказал, что направляется к великому белому шаману на севере пустыни, баинины лишь покачали головой. Каждый из них слышал о Каладиусе, но никто не знал, где его найти. Поэтому было решено, что путники пересекут пустыню, а там уже найдут другого провожатого, как бы дорого он не обошёлся.
Их новый провожатый по имени Башани, объясняясь частично исковерканными имперскими словами, а частично жестами, предложил Бину, которого он посчитал руководителем группы, сменить лошадей на верблюдов, которых можно было купить тут же. Бин, недолго думая, согласился. Верблюды куда более выносливы и приспособлены к жизни в пустыне, особенно к частому отсутствию воды. Кроме того, Бин вообще сомневался, что их лошади способны пережить этот переход.
Так что друзья без особого сожаления продали своих кляч, за которых, конечно, не удалось выручить много – все четыре, вместе со всей упряжью были обменяны на довольно ухоженного верблюда, а также два мешка сухих лепёшек, которые баинины готовили из мучнистой мякоти каких-то кактусов, несколько кожаных бурдюков, каждый из которых вмещал по три галлона15, и мешочек тонких вяленых кусочков мяса. За остальных трёх верблюдов пришлось заплатить серебром, причём они обошлись Лэйто почти в ту же цену, за которую они купили в Сеале лошадей. Их провожатый Башани имел своего верблюда.
Второе, о чём сразу объявил Башани – передвигаться придётся лишь в определённое время суток, избегая переходов в дневные часы и совсем поздней ночью. Так что Бину и его друзьям пришлось ещё на несколько часов задержаться в оазисе до вечера.
Лоннэйский тракт был проложен сотни, если не тысячи лет назад, и проложен с большим умом. Он умело лавировал так, чтобы проходить через все более или менее крупные оазисы пустыни, в которых можно найти укрытие от изнуряющей жары. Надо сказать, что благодаря близости гор, некоторые из которых, наиболее высокие, имели даже небольшие снежные шапки, и которые были богаты ручьями, а также благодаря тому, что под слоем песка в пустыне Туум была мощная плита из песчаника, в которой пробивали себе русла подземные реки, оазисов было довольно много. Вполне достаточно, чтобы расстояния между ними обычно не превышали дневного перехода. Лишь одно место, называемое Дорогой костей, являлось длинным перегоном, когда путешественники были вынуждены три дня провести в пустыне.
Несмотря на громкое название, Лоннэйский торговый тракт мало чем походил на любую из дорог, по которой приятелям приходилось путешествовать прежде. Ветер и песок превращали в тщету любую попытку сделать здесь хотя бы подобие привычной дороги. Так что Лоннэйский тракт являл собой цепочку ориентиров, читать которые могли лишь баинины, которым эта информация, вероятно, передавалась ещё с молоком матери. Поэтому когда Бин раздумывал – стоит ли нанять проводника, это было лишь следствием его неопытности. Вероятно, он представлял себе что-то вроде мощёной дороги, ведущей сквозь пустыню.
Само путешествие через пустыню запомнилось Бину как одна сплошная череда мучений. Жара съедала, жара просто убивала его и его спутников каждый день. Бину казалось, что он несёт на своих плечах весь этот огромный мир, раскалённый добела. И это при том, что они отправлялись в путь лишь незадолго до захода солнца, чтобы идти примерно до полуночи. Затем делался привал часа на четыре-пять, во время которого нужно было немного подкрепиться невкусной едой, едва проталкиваемой в сухое шершавое горло, а затем дрожать, сбившись в плотную кучу, поскольку ночью температура в пустыне падала настолько, что изо рта вырывался пар. При большом везении можно было вздремнуть хотя бы пару часов.
Обычно в эти часы Башани заставлял верблюдов ложиться на песок, а путешественники, накинув на себя что-то вроде шерстяных попон, прижимались к бокам животных, сохраняя тепло. В такие моменты Бин, стуча зубами, с тоской ожидал восхода солнца, которое позволило бы ему согреться.
Но за пару часов до рассвета Башани поднимал небольшой караван. Это было самое холодное время ночи, когда стужа, казалось, грызла людей сотнями острых зубов. Баинин же, одинаково невосприимчивый как жаре, так и к холоду, невозмутимо вёл своего верблюда вперёд, ориентируясь по одному ему заметным знакам.
И вот солнце появлялось из-за барханов, озаряя пустыню нежным розовым светом. В такие минуты Туум казалась какой-то волшебной страной, о которой рассказывали саррассанские сказки – страной, где золотой песок и самоцветы просто лежат под ногами.
Этот короткий миг Бин любил больше всего. Появившееся солнце довольно быстро прогоняло озноб, поскольку его лучи были горячи уже сейчас. Так что это был восхитительный момент, когда в пустыне Туум было не слишком жарко и не слишком холодно. Увы, он был до обидного короток. Уже спустя полчаса солнце, которое несчастные путники ещё недавно ждали словно чуда, вновь превращалось в жестокого палача, терзающего всё живое раскалёнными иглами своих лучей.
После восхода солнца, который к исходу месяца жатвы был уже довольно поздним, караван двигался обычно не больше нескольких часов. Ближе к полудню, когда пекло становилось нестерпимым, и если до оазиса было ещё далеко, вновь устраивался привал. Башани втыкал в песок бамбуковые шесты длиной около семи футов, и натягивал на них выбеленную шерстяную попону. В этот пятачок убогой тени загонялись верблюды, которых баинин вновь принуждал лечь на песок. Так же как и ночью, путники прижимались к телам верблюдов и укрывались одеялами, но теперь это делалось для того, чтобы спастись от жары. И так они проводили время до вечера, чтобы вновь отправиться в путь.
Уже на третий день Бин ненавидел всех вокруг себя, понимая, что и у остальных, за исключением разве что баинина, в душе клубятся точно такие же чувства. Ехали в гробовом молчании – казалось, что запёкшиеся губы слиплись так плотно, что их можно разрезать только ножом. В горле была словно ещё одна пустыня, не менее знойная и удушливая, а язык ощущался во рту, словно горячий песчаный бархан.
Больше чем спутников, Бин ненавидел только еду. Эти мерзкие баининские лепёшки, словно слепленные из верблюжьего дерьма, никак не хотели жеваться. Лишённое слюны горло было бессильно протолкнуть эти колючие пересушенные крошащиеся кусочки, а воду нужно было беречь. Вода была единственной милостью и благостью в этом аду. Тёплая словно моча, да и на вкус и запах мало чем от неё отличающаяся, она, тем не менее, приносила хоть кратковременное, но облегчение от этих страданий.
Каждый раз, достигая оазиса, и люди и животные тут же бросались к источнику, испросив, разумеется, предварительного согласия у проживавших здесь баининов. Необитаемых оазисов практически не встречалось, а обитатели этих островков спасения требовали хоть и мизерную, но плату за гостеприимство. Впрочем, кого на тот момент волновали деньги?
Обычно, напившись этой слегка солоноватой и всё равно очень тёплой воды так, что та начинала плескаться во впавшем брюхе, четверо друзей какое-то время лежали в спасительной сени пальм на берегу источника. Местные баинины не жадничали в отношении воды и позволяли наполнять мехи под завязку. Бин так и порывался купить ещё больше бурдюков, чтобы обвешать ими верблюдов целиком, но Башани всякий раз отрицательно качал головой. Верблюды и так несли достаточно солидный груз, так что не стоило нагружать их сверх меры. В случае, если хотя бы один из них падёт, это может поставить под страшный удар всю группу.
Бин понимал, что баинину стоит верить в отношении всего, что касается переходов через пустыню. В конце концов, само его существование было подтверждением его компетентности. Башани было за тридцать, и наверняка половину своей жизни он занимался тем, что водил караваны. И если он до сих пор был жив, значит, он хорошо знал, что делает. Башани удавалось достаточно точно рассчитать количество воды таким образом, что её хватало до следующего оазиса, хотя, конечно, мерить её приходилось не галлонами и пинтами, но глотками, а иной раз даже и каплями. Но тем не менее, всякий раз, когда баинин отказывался запастись дополнительной водой, Бину приходилось с огромным трудом сдерживать себя от почти непреодолимого желания вмазать проводнику по морде.
Затем, когда приходила пора покидать благодатную сень оазиса, Бин испытывал новые душевные муки. Он ощущал себя Палоном, царём древних времён, который, как рассказывают жрецы-арионниты, был изгнан из царства Арионна за то, что после смерти постоянно призывал белого бога создать великую армию и пойти войной на Асса. Жидкая, неверная тень чахлых пальм казалась ему желаннее любых богатств. Остальным его спутникам приходилось и того хуже, поскольку, как мы уже говорили, палатийцы были менее привычны к такому климату.
Однако, сцепив зубы, ненавидя окружающий мир до содрогания, Бин всё же продолжал двигаться вперёд. Потому что, как ему очень хотелось верить, Мэйлинн была нужна его помощь.
***
Переход через пустыню занял двадцать три нескончаемо долгих дня и столько же не менее бесконечных ночей. Когда-то, во время морского путешествия через Глаз Дьявола, Бин определил для себя, что последнее место на земле, где бы он хотел оказаться ещё раз – это каюта корабля, попавшего в Вастиней. Теперь эту сомнительную честь, кажется, заполучила пустыня Туум. По телу Бина прокатывалась судорожная дрожь, когда он вспоминал, что вскоре им предстоит обратный путь.
– Не могу представить себе то количество денег, которое заставило бы меня совершать подобные прогулки регулярно… – проворчал как-то Лэйто, намекая на торговые караваны, два или три из которых попались на пути наших друзей, а с одним из них им и вовсе пришлось временно делить оазис.
Бин был полностью согласен с сержантом. За время путешествия они стали похожи на бледные тени самих себя. Бин давно уже не считал себя слабаком, да и те парни, что были рядом с ним, никак не походили на неженок, однако было очевидно, что Туум настолько высосала все их жизненные соки, что проведи они в дороге ещё хотя бы пару недель – кто-то из них вполне мог бы умереть. Тем больше было завистливое изумление друзей в отношении их проводника Башани, которому, казалось, были нипочём и жара, и холод, и жажда.
– Эти люди сделаны из железа… – ещё одно замечание Лэйто, сделанное во время одного из привалов в оазисе. – Как можно жить в этой преисподней?
– Скорее они сделаны не из железа, а из песка… – сквозь зубы процедил Пэрри, который теперь кутался от солнца гораздо прилежнее. – Им, похоже, просто плевать на всё это.
К счастью, любое путешествие рано или поздно заканчивается. Бин и сам видел, что они близки к цели. Песчаные барханы исчезли какое-то время назад, уступив место уже знакомой Бину красноватой потрескавшейся земле, словно созданной из камня. Вместо кактусов теперь вновь росли до боли знакомые колючие акации. До обиталища Каладиуса, вероятно, оставалось уже недалеко.
Теперь в каждом оазисе Бин посылал Башани к местным аборигенам, чтобы тот разузнал о великом белом шамане пустыни. И наконец его поиски увенчались успехом. Баинин вернулся и сказал, что нашлись люди, которые могут отвести путешественников к Каладиусу. Видимо, караван имел не столь представительный вид, как тогда, когда они втроём с Колом и Мэйлинн искали мага в первый раз, или же попавшиеся баинины были не такими наглыми, но на этот раз всё обошлось небольшой платой, без каких бы то ни было дополнительных подарков.
Несмотря на то, что Башани было полностью заплачено ещё в первый день путешествия, Лэйто на прощание дал ему ещё одну серебряную монету в знак благодарности и восхищения. Для них, сильных и мужественных людей, много раз рисковавших жизнями и терпевших невзгоды, казалось совершенно непостижимым то равнодушное спокойствие, с которым Башани повернул своего верблюда назад и в одиночку отправился в обратный путь.
Хотя месяц дождей16 был уже в самом разгаре, а путешественники находились на северной окраине пустыни Туум, жара по-прежнему не отпускала этот несчастный мир. В свой прошлый приезд Бин был оглушён, практически уничтожен этой жарой. Теперь же, после перехода через самое жерло пустыни, ему казалось, что здесь вполне терпимо. Наверное, всё действительно познаётся лишь в сравнении.
Передохнув от жары и кое-как подкрепившись, друзья отправились в последний, как обещал их новый проводник, переход. Здешние баинины не были столь цивилизованны как сородичи Башани, так что новый провожатый ни слова не знал на имперском. Все необходимые указания ему были даны через Башани, и он же перевёл ответ, что до дворца Каладиуса удастся добраться примерно за шесть часов. Солнце уже пару часов как перевалило зенит, так что дальше жара должна была понемногу убывать. Кроме того, как мы отмечали выше, здешняя жара была не чета той жаре, которую уже испытали путешественники, так что все дружно решили больше не ждать, чтобы сегодня же быть на месте.
Правда было ясно, что в оазис Каладиуса они прибудут уже затемно, но Бина это не смущало. Наоборот – он очень рассчитывал на гостеприимство мага, и ему не терпелось помыться впервые за боги знают сколько недель, хорошо покушать (ведь мы помним, каким гурманом был Каладиус!) и провести ночь в мягкой кровати, а не на песке, прижимаясь к вонючему боку верблюда.
Следующие шесть часов были, наверное, одними из самых приятных среди тех, что они провели в пустыне, поскольку надежда скорого конца пути окрашивала их мысли в самые радужные тона. По твёрдой земле верблюды шли быстрее, чем по зыбкому песку, так что настроение у всех было достаточно приподнятым.
Свечерело, и солнце в конце концов опустилось за кромку земли. Однако баинин продолжал уверенно править своего верблюда, хотя по мнению Бина места, которые они проезжали за последние дни, совершенно ничем не отличались одно от другого. У этих странных жителей пустыни было просто сверхъестественное чувство направления.
Прошла ещё пара часов. Стало заметно прохладнее. При каждом шумном выдохе из пастей верблюдов вырывались плотные облака пара, серебрящегося в свете луны. Наконец баинин, указав на недалёкую гряду невысоких холмов, освещённых бледным светом луны, что-то залопотал по-своему. У Бина радостно забилось сердце – он узнал это место.
– Приехали! – произнёс он.
Под ногами верблюдов появилась дорога, ведущая к кратеру, в котором находился подземный дворец. Ещё пара сотен ярдов – и караван встал у его кромки. Он был совершенно неосвещён – чёрный провал в земле, спускаться куда путешественникам без приглашения было страшновато. Сопровождающий их баинин, к слову, уже развернул своего верблюда и довольно быстро удалялся.
– Интересно, где тут у них дверной колокольчик? – попытался пошутить Лэйто, чтобы скрыть охвативший его страх.
Действительно, шутка ли – они стояли рядом с жилищем великого и могущественного мага, чьи деяния, зачастую ужасные и жестокие, были овеяны десятками похожих на сказки легенд. Было отчего испугаться.
– Подождём, – немного неуверенно ответил Бин.
На самом деле он тоже не знал, как отреагирует на их появление Каладиус. В прошлый раз он ждал Мэйлинн. В этот раз к нему пришли без спроса четверо незнакомцев с неизвестными намерениями, так что ожидать можно было всякого. Однако Бин старался не показывать виду, что ему тоже страшно.
Внезапно из густого мрака возникло несколько фигур. Бин понял, что это – баинины, которые служили Каладиусу. Когда луна осветила их лица, он внимательно вгляделся, надеясь узнать среди них Пашшана, хотя чем бы это ему помогло – неизвестно, учитывая, что повар, так же как и его хозяин, не помнил юношу. Но Пашшана среди подошедших не было, Бин видел это ясно, хотя раньше полагал, что все баинины на одно лицо.
– Кто вы и зачем пришли сюда? – на плохом имперском спросил один из баининов, которые, кстати, похоже, не были вооружены.
– Я ищу мессира Каладиуса, – стараясь говорить спокойно и властно, произнёс Бин с высоты своего верблюда.
– Вы не назвали себя, – спокойно, без какой-либо угрозы или недовольства заметил баинин.
– Моё имя пока ничего не скажет мессиру, – осторожно подбирая слова, ответил Бин. – Однако могу сказать, что наши пути одно время очень плотно переплетались, о чём мессир несомненно вспомнит, когда я всё расскажу ему лично. В качестве рекомендации могу прибавить, что я нахожусь здесь по личной просьбе Дайтеллы.
Баинин на несколько секунд замер с каменным лицом, словно вслушиваясь в некий голос, звучащий в его голове.
– Мессир позволяет вам войти, – наконец сказал он.
Вздох облегчения невольно сорвался с губ Бина, однако он постарался не подавать виду, поэтому лишь коротко кивнул. Баинины взяли верблюдов под уздцы и повели по пологому спуску вниз.
Здесь повторилась та же сцена, что шестью годами ранее случилась с Бином и Мэйлинн – Лэйто и его подчинённые оторопели, увидев вход в подземное жилище мага. Также как и в прошлый раз, Бин спустился по этой широкой, хорошо освещённой лестнице вниз, где располагались магические врата со вздыбленными грифонами на створках. И снова эти грифоны словно бы испытующе взглянули на пришельцев, но, должно быть, не учуяв в них никакой опасности, остались неподвижными и безмолвными.
На сей раз Каладиус не встречал их прямо у двери. Четвёрка гостей прошла в тот самый холл с магическим окном, за которым шумел водопад. Им тут же были преподнесены вода, вино и кое-какая еда, вкуснее которой Лэйто, Парк и Пэрри не ели никогда и, наверное, даже представить не могли, что такая вообще бывает. И лишь спустя двадцать минут, когда гости уже как следует наелись и напились, из бесшумно открывшейся двери вышел человек, который вежливо и доброжелательно произнёс:
– Доброй ночи, господа. Я – Каладиус.