У каждого человека есть имя, как правило, не одно. Дома, во дворе, в школе, среди друзей и врагов, в институте, на работе, в спортивной секции, с близкими и любимыми нас часто называют по-разному. Поэтому, если кто-то окликнет нас на улице или в телефонной трубке незнакомый голос назовет по имени, мы сразу поймем откуда этот человек. Это потому, что за одну жизнь мы успеваем прожить несколько разных поменьше, связанных и с возрастом, и с родом занятий, и увлечений. И всякий раз мы оставляем свой след в других душах под разными именами. Так детям будет странно слышать, когда кто-то назовет одного из родителей «вжик» или «коржик», «братан» или «ботан». Только даются имена или прозвища не зря, для окружающих мы выглядели именно так или кто-то очень хотел нас видеть именно такими.
С Никитой Бобровым все случилось иначе, с рождения его везде звали Никитой. Набрав 293 балла по трем ЕГЭ и успешно сдав дополнительные вступительные испытания, он был зачислен на два факультета МГУ – Химфак и ВМК. При посвящении в студенты он сменил имя, причем произошло это странным образом.
День выдался прохладным, и первокурсники промерзли до костей, несмотря на различные подвижные развлечения, поэтому предложение одного из москвичей продолжить знакомство всей группы у него на даче было встречено единогласно. Оказалось, что у семерых из них уже были свои машины, и вопрос доставки окоченелых «козерогов» не возник. Единственное разногласие возникло по дороге – не все соглашались называться «козерогами» даже потому, что и у первокурсников, и у этих животных не было хвостов. В прямом и переносном смысле этого слова.
Однако, первое впечатление от дачи, которую москвич Родион представил, как свою, отодвинуло на второй и прочие планы все вопросы. Просторный двухэтажный дом с боковой башенкой чем-то напоминал картинку сказочного замка из детской книжки. Охранник впустил машины на большую стоянку под навесом, и удалился. За домом виднелся сад, небольшой пруд с мостиком, извилистые дорожки и симпатичные фонарики на подстриженных газонах. На страже этого сказочного мира стоял солидный забор, увитым диким виноградом. Повсюду чувствовался заботливый уход специалистов, но прислуги видно не было.
С позволения Родика «козероги» осматривали первый этаж, бродили по саду и фотографировались на мостике, перекинутом через небольшой пруд. Тем временем появились двое официантов и разожгли угли в мангале под навесом, другая пара сервировала овальный стол в зале первого этажа. Когда же по саду стал распространяться обалденный запах шашлыков, новоиспеченные студенты заспешили к мангалу с вопросами «не надо ли чего попробовать». Затем под радостные овации вместе с первой партией парящих и румяных шашлыков проследовали к овальному столу.
На правах хозяина тамадой стал Родион. Впрочем, было видно, что он привык к лидерству во всем. Рослый, крепкий с мускулистыми руками, украшенными восточной татуировкой, уверенными движениями и солидным баритоном, в свои девятнадцать он уже выглядел мужиком. Замысловатые и порой насмешливые тосты покорили лучшую половину гостей и заставили притихнуть мальчиков, у многих из которых ничего вышеперечисленного не было и в помине.
Среди них скучал и Никита, ощущая свою ущербность в том, что однокомнатная «хрущевка» в далеком Балаганске, где они жили с мамой, не была похожа даже на какую-нибудь кладовку в этом доме. И от столицы их отделяет не восемь часовых поясов, а какая-то галактическая пропасть. Казалось, что поселок городского типа примостился не на берегу великой Ангары, а на окраине этой незримой галактики, и вся история Балаганска, насчитывающая более трех с половиной веков, затерялась где-то в позднем палеолите, с мамонтами и бизонами.
Теперь он понимал грустный взгляд матери, провожающей его в столицу. Она знала, что после МГУ, Москвы и всего увиденного здесь, ее мальчик уже не сможет вернуться в «хрущевку» на улице Чехова, и не захочет стать, как и она, учителем в их районной школе. Компьютер, подаренный ушедшим от них отцом, открыл для ее Никиты иной мир. Безжалостный и жадный, с которым и Ангара не сможет потягаться. Возможно, Наталья Николаевна иногда и упрекала себя в том, что так настойчиво прививала своему мальчику любовь к знаниям и книгам, радовалась его стремлению стать студентом МГУ, а не университета в Ангарске или Иркутске…
– Никита, твоя очередь, – звонкий голосок хорошенькой соседки не сразу вернул его в большой дом с боковой башенкой.
– Куда очередь? – наугад бросил он, однако народ воспринял это как удачную шутку.
– Тост давай!
Никита пробубнил первое, что вспомнилось из бурятских легенд – про бусы Ангоры. Это прозвучало так неожиданно на фоне пожеланий иметь культовые машины и дорогие виллы на побережье средиземного моря, что романтичная половина гостей томно вздохнула. Мальчик с голубыми глазами и тонкими длинными пальцами стал казаться сказочным принцем из очень богатого королевства, замок которого ломится от сундуков с несметными сокровищами, среди которых спрятаны те самые бусы…
Вкусная еда и хорошие вина быстро кружили голову, и когда Родион пригласил гостей в бильярдную, где стояли кальяны и можно было подымить, Никита блаженно улыбался и был готов всех обнимать от навалившегося счастья. Заметив в своей руке откуда-то взявшийся мундштук с красивой надписью SmokeLab, он весело предложил всем присутствующим выполнить эту лабораторку. Дальнейшее виделось ему, как в дыму, в прямом и переносном смысле…
– Э-э-й, подъем, – кто-то похлопал Никиту по щеке, и неприятным скрипучим голосом добавил – труба зовет.
– А где Гера? – отчего-то прошептал он сквозь какую-то пелену.
– Кто? – переспросил его тот же неприятный голос.
– Ну, Гера… Я же с ней только что говорил…
– О-о, – скрипучий голос просто издевался, – тяжелый случай.
– Гера! – первокурсник попытался вскочить и громко крикнуть, но ни то, ни другое не получилось.
– Заблудился, братан?
– Ге-ра! – по слогам произнес потерявшийся, чтобы быть услышанным, – я здесь!
Получилось не очень, вернее – совсем отвратительно получилось. Какие-то гири удерживали все тело, словно в той легенде, когда разгневанный Зевс приковал богиню Геру облаком к небу.
– Пусть отлежится, – донесся откуда-то издалека второй голос, – он не транспортабельный. Утром отвезем, а то еще вляпается…
В наступившей тишине опять вернулась Гера. Она была здесь. Ласково улыбалась и гладила его по щеке. С интересом разглядывала, нежно прикасалась и не отводила взгляда. Начала расспрашивать о детстве, о маме, о том, как он в одиночестве любил слоняться по берегу Ангары. О том помнил ли он, кто его тогда спас…
Как он мог забыть! Конечно, это была она. Гера. Богиня из богинь. Дочь Кроноса и Реи. Жена и сестра Зевса, вечно мстившая громовержцу за измены и предательства… Гера, спасшая однажды мальчика в холодных водах Ангары, такой же непокорной и своенравной, как сестра Посейдона… О-о, Гера всегда выручала этого мальчика не спроста. Они были одной крови. Она никогда прямо не говорила о том, но он чувствовал это в каждом ее слове, в каждом жесте. Ее забота и любовь еще не раз спасала жизнь мальчика, особенно не отличавшегося крепким здоровьем или крепкими кулаками.
Он просто зачитывался книгами о красавице Гере, третьей супруге Зевса после Метиды и Фемиды, самой могущественной богине Олимпа. И никогда не испытывал восторга от книг о Геракле и мифах о его подвигах только лишь потому, что Гера ненавидела побочного сына Зевса. Этого вечного любимчика Громовержца, который, решив пошалить с Алкменой, принял образ ее мужа и остановил солнце, чтобы шалить три дня кряду.
Вся жизнь этого счастливчика была построена на обмане – зачат Зевсом обманным путем, воспетые в легендах 12 подвигов, он совершал, отрабатывая повинность у микенского царя Эврисфея, а не во имя любви. Геракл даже однажды ранил Геру, хотя имя его переводится как «воспевающий Геру», и главное – с помощью Афины обманном вынудил Геру покормить его, как сосунка, грудью, чтобы получить бессмертие. Тоже мне бог!
Для мальчика из Балаганска существовала только Гера, богиня из богинь. И вот теперь она снова рядом! Никогда прежде он так явственно не ощущал ее присутствия. Они разглядывали друг друга и даже едва касались лица. Только сегодня студенту воистину стало понятно сравнение божественная. Именно такой была Гера. Она грустно усмехнулась, когда чей-то скрипучий голос вознамерился помешать их разговору. Чуть наклонив голову, Гера заглянула ему в глаза и тихо произнесла:
– Сегодня я растворюсь в этой голубой благодати, и мы навсегда останемся вместе.
Так и произошло…
Как ни трясли его потом чьи-то наглые руки, как ни приказывал ему проснуться чей-то противный скрипучий голос, было уже поздно. Мальчик из Балаганска стал Герой, хотя по-русски это могло звучать, как герой. Теперь он вполне законно мог называть себя ее именем, потому что так пожелала могущественная из богинь Олимпа.
– А-а, он обещал и вернулся, – съехидничал противный голос. – Геру нашел?
– Да это я Гера, – резко вскочил студент, как ни в чем ни бывало. – Зовут меня так.
– Извини, братан, я думал ты в полете.
– Нормально, – отмахнулся Гера.
– Тогда поехали? Ты точно в порядке?
Вместо ответа Гера неожиданную для себя самого провел двоечку с обеих рук, едва не коснувшись носа обладателя скрипучего голоса. Причем так резко, что тот не успел даже среагировать, только почувствовал дуновение ветерка в лицо.
– Предупреждать надо… – извиняясь, произнес тот, признавая силу, и попятился.
Гера повторил двоечку с резким подшагом и уклоном.
– Ух, ты! – в комнату вошел Родион. – Лихо, а что ботаником прикидывался?
– Мама всегда учила меня скромности, – голубые глаза смотрели насквозь.
– Ну и ладушки, – улыбнулся хозяин, – а то ты вчера так быстро «отъехал», что я заволновался. Пульс еле-еле, дыхание поверхностное, на сигналы снаружи не отвечаешь. Перемешал, что ли? Остальные-то бодрячком. Всех развезли по домам, ну а тебя не стали трясти.
– Наверное увлекся, – слукавил Гера.
– А привкус помнишь? – заинтересовался хозяин. – Я сделал пять вариантов…
– Вишневый, – не задумываясь ответил студент, – и аспирином разбавлен.
– Да, ладно? – Родион с интересом глянул на гостя.
Тот безразлично пожал худыми плечиками.
– Слушай, а ты как насчет кофейку? – неожиданно вежливо спросил хозяин. – На дорожку? А то мы еще с утра не успели…
– Только с молоком, – нескромно ответил гость.
– Витек? – Родион глянул в сторону обладателя скрипучего голоса и тот утвердительно кивнул в ответ. – Только мне черный без сахара. Я сейчас вернусь.
Вместе с Витьком Гера прошел на кухню. В доме было тихо, очевидно, прислугу отпустили еще ночью, после уборки. Студент огляделся и сел за барную стойку на высокий табурет, Витек включил кофемашину De’Lonhgi, та зашипела паром под давлением, и по кухне поплыл приятный кофейный дух. Они едва успели пригубить небольшие чашечки, как вернулся хозяин.
– Как кофе?
– Кимбо, – Гера понял вопрос по-своему, – итальянская арабика. Я такой в баре на Арбате пробовал недавно. Пачка коричневая с золотым. Название красным. Мягкий вкус почти без горчинки.
Хозяин удовлетворенно кивнул, достал три чистых блюдечка из шкафа и поставил их перед Герой. Загадочно улыбаясь, аккуратно насыпал в каждое их них по белому порошку из разноцветных бумажных пакетиков, свернутых, как в аптеке. Потом положил обертки рядом с блюдечками. Не говоря ни слова сделал приглашающий жест открытой рукой в сторону гостя и застыл, не отрывая любопытного взгляда.
Стало понятно, что он решил проверить слова студента о привкусе. В кухне повисла напряженная тишина. В любом другом случае Гера отмахнулся бы, но сейчас это прозвучало бы, как трусость, отказ от поединка. Богиня из богинь этого бы не простила. Гера осторожно поднес к лицу первое блюдечко и слал принюхиваться, постепенно приближая его. Так повторилось и с остальными. Затем в упор, не мигая, посмотрел на Родиона, словно они стояли друг против друга на дуэли, и уверенно отчеканил:
– Мел. Эспераль. Колдрекс с лимоном.
Родион сверкнул черными глазами и молча стал убирать блюдечки, признав свое поражение. Витек понял это и тихо произнес:
– Ну, ты даешь, Гера…