Ветрено, грязно, моросит, стоит октябрьское утро; школьной двор наполнен толпою шалунов-мальчуганов. Часть нас стоит вне двора.
Вдруг из школьной комнаты раздался глухой треск. Зловещий звук невольно заставил меня вздрогнуть я спросить Смитси.
– Что там, Смитумс?
– Гай чистит четвертую форму, – отвечал он.
В ту же минуту Жорж де-Коверли прошел мимо меня держа руку у носа, из которого текла яркая струя нормандской крови. Плебей Смитси обратился к нему смеясь.
– Кулли! что с вашим носиком?
Я отворил настежь дверь классной. Есть сцены, которые человек никогда не забывает. Пожар Трои казался благочестивому Энею страшным пожарищем и произвел на него впечатление, которое он вынес вместе с слабым Анхизом.
Посреди комнаты стоял один Гай Тевистон и размахивал поршневым стержнем от паровой машины. Я говорю один, потому что кучку маленьких мальчиков прижавшихся на полу в углу нельзя считать за общество.
Я постараюсь описать все это читателю. Гаю Тевистону было тогда всего пятнадцать лет. Его широкая открытая грудь, его тонкие, стройные бедра, прямая спина, доказывали его хорошее происхождение. Может быть, он был немного тяжел на подъем, но голову держал прямо с гордостью. Глава его блестели, но были недобрые. Нижняя часть его лица носила какое-то строгое выражение, – взгляд был как у всех Гевистонов, – строгость эта, может быть, немного увеличивалась уздечкою, которую он по свойственной ему причудливости носил во рту, чтобы обуздывать частые порывы жестокости. Его платье отлично шло в его коренастой геркулесовской фигуре. Полосатая вязанная фуфайка, узкие, полосатые штаны; одежда его была усеяна блестками; хорошенькая шотландская шапочка была надета на голове. На ней виднелся герб Гевистонов, – петух, смотрящий на навозную кучу, и девиз «Devil а better!» Я подумал о Горацие на мосту, о Гекторе на стенах родного города. В такие минуты у меня всегда привычка думать о чем нибудь классическом.
Он приметил меня, и его грозный вид смягчился. Что-то в роде улыбки блеснуло на его суровых чертах. Мне казалось, что я вижу теперь Юнгфрау, предварительно полюбовавшись на Монблан, – немного, немного менее величественно и страшно. Слегка опираясь рукою на плечо школьного учителя, который вздрогнул и присел от его прикосновения, он направился ко мне.
Походка его была какая-то особенная. Нельзя было сказать, чтобы он делал большие шаги. Точно «качающийся гребень Беллорофона», он высоко подымал ногу и шел с развальцем. Итак, Гай Тевистон раскачиваясь направлялся ко мне.
В следующий раз я встретил Гая Тевистона зимою 186. – Он вышел из университета и поступил в 79 «Heavis». – Видите, я переменил сюртук на мундир, – сказал он, пожимая мне крепко руку и едва не раздавив кость у мизинца.