Когда Стеен остался один в комнате, он в страшном волнении бросился на стул и закрыл себе лицо руками. В таком положении он и оставался несколько минут. Тяжело он дышал, казалось даже, как будто среди его вздохов слышались рыдания. Но когда он отнял руки от лица и мощной рукой оперся о стол, то в глазах его не видно было слез: в них скорее выражалась какая-то дикая решимость. Губы были плотно сжаты, а вздутые на лбу жилы свидетельствовали о страшном гневе, кипевшем в сердце Стеена.
Он злобно засмеялся, но тотчас после того прижал обе руки к сердцу, как бы ощущая в нем жестокую боль, вскочил со стула и поспешно открыл маленькое окошечко. Прохладный ночной ветерок освежил его и на минуту оказал благодатное влияние на его сильно возбужденные нервы.
Но, видимо, новый порыв отчаяния овладел им вскоре после того, и он опять опустился на стул, закрыв лицо обеими руками.
В таком положении застал его Ганнеке по возвращении. Перепуганный, подошел он к хозяину и воскликнул:
– Добрый вы мой, бедный господин Стеен, что с вами такое?
Госвин не мог выговорить ни слова. Он только покачал головой.
– Нет, уж нет, – продолжал Ганнеке в большом волнении, – вы уж, пожалуйста, теперь от меня не укрывайтесь, хоть я и бедный, и простой человек, и вам не ровня! Поверьте, что наш брат иногда вас, господ, лучше понимает, нежели и вы-то сами себя понимаете!
Купец мотнул головой и крепко пожал мозолистую руку честного рыбака.
– Вы мне дороги, господин Стеен, – продолжал Ганнеке (и две крупные слезы текли по щекам его), – так дороги, как если бы вы мне братом были родным, не в обиду вам будь сказано. Ах, господин Стеен, ведь мы-то все только у одного Господа, Спасителя нашего, и находим себе утешение в печалях: он тоже ведь был простой человек. И уж вы не побрезгуйте моей к вам преданностью и привязанностью. Как бы вы были теперь дома, в кругу вашего семейства, так я бы не посмел к вам навязываться с моим участием; ну, а ведь здесь-то вы одиноки, и мне сдается, что вам было бы полегче, как бы вы немножко порассказали.
Госвин Стеен прижал руку рыбака к своему сердцу.
– Ты – добрый, дорогой, преданный мне человек, – сказал он дрожащим голосом, который невольно выдавал его внутреннее волнение, – и, поверь мне, я высоко ценю твои заботы обо мне. Но тебе нечего обо мне тревожиться. Мы все – люди. Все поддаемся иногда тяжелому настроению, но ведь это проходит, минует… Я вот и теперь уже чувствую себя гораздо тверже…
Ганнеке взглянул на говорившего испытующим оком.
– Полно, так ли, господин Стеен? – спросил он с некоторым недоверием.
Купец не ответил. Взор его, выражавший отчаяние, блуждал по стенам маленькой комнатки, руки судорожно сжимались – и вдруг неудержимый стон вырвался из груди его.
– Ой, ой, ой! – вскрикнул перепуганный Ганнеке. – Что же это с вами, господин Стеен! Да ответьте же, Христа ради! – умолял он хозяина, который сидел перед ним как окаменелый. – Ответьте, коли у вас язык не отнялся! Хоть словечко вымолвите!