Духовные символы истории более всего проявляется в исторических анекдотах, в которых, проникая сквозь эпохи, личные судьбы и драмы целых народов, цивилизаций, стран и эпох передаётся ироничное восприятие нравоучительных, познавательных и научных курьёзов, приключившихся с выдающимися людьми и ответная мудрая и весёлая (прежде всего по отношению к себе) реакция на них. Исторические анекдоты не только оживляют в лицах события дней давно минувших, но и передают нам как ценнейшие духовные артефакты – шуточные, ироничные и саркастические послания из далёкого прошлого, которые вызывают у нас душевный отклик на зов предков улыбнуться вслед за ними над комичными с глубоким смыслом как сценками, так и умозаключениями из прошлого и вопрошают: «Не оставили ли и вы своим потомкам умный юмор, ироничный когнитивный смысл и мудрый подтекст в собственных анекдотичных ситуациях, которые также способны запечатлеть в истории память о вашей эпохи?» (!)1
Лукиана спросили:
– У кого ты учишься вежливости?
– У невеж. Я воздерживался от речей и поступков, которые мне в них были неприятны, – последовал ответ.
Джон Рёскин – теоретик искусства упрекнул Джозефа Мэллорда Уильяма Тёрнера – предтечи французских импрессионистов:
– Вашим картинам свойственен один недостаток: на них невозможно насмотреться.
На вопрос:
– Какое государство самое благоустроенное?
Солон ответил:
– То, в котором не обиженные преследуют судом и наказывают обидчиков не менее, чем обиженные.
Нижеприведенное высказывание Маркса свидетельствует не в пользу атеизма, проповедуемого его последователями:
– Религия – это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа.
Марксисты взяли на вооружение в своей антирелигиозной пропаганде последнее предложение из этого высказывания и не раз попадали из-за этого в курьёзные ситуации. Так, Патриарх Алексий I, долго добивавшийся приёма у Хрущёва, который терпеть не мог «попов» и по этой причине отказывался встречаться с Патриархом, наконец, был допущен на приём к Первому секретарю ЦК КПСС. Войдя в кремлёвский кабинет и шествуя по длинной красной дорожке к восседавшему за столом его хозяину, Патриарх был встречен недружелюбным речитативом:
– Мы – марксисты, поэтому мы согласны с утверждением Маркса, что религия – опиум для народа!
– Мы не марксисты, но тоже согласны с Марксом, что религия – это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она – дух бездушных порядков. – Ответил шествующий Патриарх, чем просто – таки обескуражил Хрущёва.
– А где это вы вычитали у Маркса? – Подозрительно поинтересовался ярый атеист.
– В той же фразе Маркса, Никита Сергеевич, которую вы процитировали, но предложением выше…
Поговаривают, что Хрущёв дал небывалую даже для его темперамента взбучку своим помощникам, готовившим встречу с Патриархом, за то, что ему не привели в материалах, подготовленных к столь принципиальной встрече, всю фразу Маркса целиком и не растолковали ему её смысл.
Ивана Семёновича Козловского2 чрезвычайно редко и крайне неохотно власти выпускали на зарубежные гастроли. Однажды великий тенор – альтино испросил разрешения у своего горячего поклонника Сталина на гастроли в Италию, куда его неоднократно и настойчиво приглашали.
– А не сбежишь? – Поинтересовался вождь.
– Да я, Иосиф Виссарионович, свою любимую Марьяновку под Киевом ни на что не променяю! – Воскликнул, с едва затеплившейся искрой надежды, размечтавшийся певец.
– Молодец! Вот и поезжай в свою любимую деревню. – Благосклонно разрешил генералиссимус.
И.С.Козловского часто приглашали выступать на застольях партийной элиты. В очередной раз, выйдя к высокой публике, уже изрядно разгорячённой возлияниями, певец был встречен многочисленными громогласными просьбами исполнить то или иное произведение. Сталин взял слово и в мгновенно наступившей тишине обвёл своим пронзительным рысьим взглядом собравшихся и укоризненно изрёк.
– Разве можно указывать народному артисту СССР, что он должен петь! Товарищ Козловский, сам решит, что он споёт, но, мне кажется, он хочет исполнить романс «Я встретил вас…»3
В самый трудный для Англии период противостояния фашистской агрессии, Министр обороны обратился к Черчиллю:
– Господин Премьер Министр, прошу вас перенаправить на оборону средства, выделенные на культуру.
– А что же мы тогда будем оборонять? – последовал ответ.
Русский (действительный член Императорской Академии художеств) советский (академик АН СССР) архитектор Алексей Викторович Щусев, по проектам которого до 1917 года было возведено 39 храмов, сетовал Лазарю Кагановичу:
– Если бы не революция, я был бы причислен к лику святых.
Одной из первых формулировок закона сохранения материи привёл Лукиан из Самосаты в 150 году новой эры следующим образом: «Кто-то ради насмешки спросил моего учителя:
– как взвесить дым от сжигания этой вязанки дров?
– Взвесь вязанку и взвесь золу, – ответил учитель».
Современный учитель добавил бы:
– А также учти вес кислорода, который поддерживал горение вязанки.
Фрэнсис Бэкон заметил:
– Я знавал одного мудрого человека, который при виде чрезмерной поспешности любил говорить: «Повремени, чтобы скорее кончить».
Однажды автора этой книги спросили:
– Приятно ли быть и казаться умнее других?
– Приятного мало, если придуриваться не горазд.
На вопрос читателя, обращённый к автору данной книги:
– Вы действительно понимаете всё вами написанное?
Был дан ответ:
– Изложенные идеи всех выдающихся мыслителей свидетельствуют, что они не до конца поняли значимость того, что выразили, и не до конца выразили то, что поняли, чтобы на нас, их последователях, не прервался процесс осмысления. Ваш покорный слуга не исключение. Смысла нет и писать, и читать то, что понятно. Есть смысл писать и читать то, что предстоит понять, обозначая, вникая в суть непонятого, очерчивая пунктиром его содержательность, делая ударение на значимости непонятого и для построения стратегии познания, и для развития культуры мышления. Иначе не понять неведомое и не изведать не понимаемое. Иначе не разбудить и собственный, и читательский интерес к самоуглубляющемуся постижению истинности и к фундаментальным размышлениям. (!)
Однажды, д.ф.н. Ю.Ю.Виенгольд поведал автору, что он не напрасно потратил два года на то, чтобы найти в произведениях Ленина и Маркса-Энгельса, которые он подробнейшим образом проштудировал, хотя бы одно противоречие. Автор в качестве контраргумента сослался на письмо К.Маркса З.Шотту4, где автор «Капитала» раскрыл замысел своего фундаментального произведения. Вначале, со слов Маркса, у него родилась идея теории прибавочной стоимости, а затем уже ключевые понятия «товар», «потребительная стоимость», «меновая стоимость», «абстрактный человеческий труд»… Далее Маркс пишет, что в «Капитале» ход рассуждений был изложен в обратном порядке. В известном высказывании Ленина5, в котором он воспринял «Капитал» как буквальную иллюстрацию методологии восхождения теоретической мысли от абстрактного – «товара, как клеточки капитализма» к конкретному – «теории прибавочной стоимости», т.е. с точностью «до наоборот» со всеми когнитивными, идеологическими и политическими последствиями. (!)
Однажды Гегеля спросили:
– Понимают ли ваши философские идеи?
– Их понял только один человек, да и то, если честно сказать, понял неправильно, – ответил гениальный мыслитель.
Прорицатель, увидевший Сократа в окружении учеников, воскликнул:
– Этот человек злодей!
– Он говорит правду, – остановил Сократ ринувшихся на обидчика учеников.
– По природе я такой, но занятия науками меня исправили.
Аристиппа спросили в суде, где он обвинялся противниками учения Сократа:
– Что же хорошего сделал тебе твой учитель Сократ?
– Благодаря Сократу все, сказанное здесь в мою пользу, правда, – ответил Аристипп.
Философ Бион Борисфенит был захвачен пиратами в плен вместе с богатыми афинскими торговцами.
– Мы погибли, если нас узнают! – воскликнули торговцы.
– А я погиб, если меня не узнают, – заметил Бион.
Что за польза тебе от философии? – спросили у Аристотеля.
– Благодаря ней я непринужденно делаю то, что прочие делают из-за страха перед законами, – последовал ответ.
Феофраст сказал во время пиршества своему молчаливому соседу:
– Если ты глуп, то ведешь себя разумно, а если умен – то глупо.
Диоген попросил у богача драхму. Тот удивился:
– Почему ты просишь у меня целую драхму, а от других довольствуешься оболом?
– Оттого, что от них получу еще, а от тебя – не знаю, – ответил Диоген.
Дионисий младший говорил:
– Я кормлю мудрецов не потому, что восхищаюсь ими, а для того, чтобы они восхищались мною.
Выдающийся военачальник афинян Хабрий говорил:
– Армия баранов под предводительством льва сильнее армии львов под предводительством барана.6
Произнеся перед спартанским царем Агидом длинную речь, абдерский посол в заключение спросил:
– Что мне передать моим соотечественникам?
– Скажи им, что я выслушал тебя, не перебивая, – лаконично не без снисходительности обронил царь.
На вопрос:
Что лучше: храбрость или справедливость?
Агесилай ответил:
– Будь у нас справедливость, зачем нужна была бы храбрость?
Архидам, сын Анаксидама, увидев на Сицилии катапульту, воскликнул:
– Вот и конец воинской доблести!
Македонский царь Филипп II советовал наместникам завоеванных городов:
– Заводите друзей и среди хороших люд, и среди плохих, чтобы хороших использовать в своих интересах, а плохие чтобы не использовались в чужих интересах.
Александр Македонский огорчался по поводу каждого успешного похода своего отца:
– Он мне ничего не оставит!
Ему возражали:
– Но ведь именно для тебя он и добывает все это.
На что следовал ответ:
– Что из того, что у меня будет наследство и не будет дела?
Однажды поэт Антагор, сопровождавший в походе царя Антигона, поджаривал на костре угря. Заставший его за этим занятием царь поинтересовался:
– Как ты думаешь, Антагор, когда Гомер описывал подвиги Агамемнона, находил ли он время жарить угрей?
В ответ он услышал:
– А ты как думаешь, Антигон, когда Агамемнон совершал подвиги, находил ли он время выяснять, что себе на ужин готовил Гомер?
Тиберий, долго отказывавшийся от власти после кончины императора Августа, наконец, явился в римский сенат в окружении почетной стражи и с императорскими регалиями. По этому поводу ему было сказано:
– Иные медлят делать то, что обещали, а ты медлишь обещать то, что уже сделал.
Римский император Александр Север щедро и охотно одаривал всякого просителя. Тому же, кто ничего не просил, он говорил:
– Ты, видно, хочешь сделать меня своим должником!
Придворный шут по имени Трибуле пожаловался королю Генриху III на угрозы одного из дворян, который пригрозил расправиться с шутом в ответ на его насмешки. Король успокоил шута:
– Если он осмелится тебя убить, то уже через четверть часа будет болтаться на виселице.
– Ах, ваше величество, а нельзя ли повесить этого господина получасом раньше? – поинтересовался Трибуле.
Кардинал Ришелье потребовал, чтобы ему представляли всякого, о ком злословили при дворе:
– Если о ком-то злословят, в нем есть несомненные достоинства.
Людовик XIV даже на сильном морозе держал руки открытыми. Подданные на этот счет иронизировали:
– Отчего у короля будут мерзнуть руки, если он постоянно держит их в наших карманах.
Герцог Козимо Медичи, мнивший себя скульптором, очень гордился изваянной им статуей Нептуна, которую приказал установить на площади во Флоренции. Повстречавшись вскоре после этого с Микеланджело, герцог поинтересовался:
– Какие чувства у тебя вызывает Нептун?
– Религиозные.
– ?
– Как только я вижу эту статую, я молю Всевышнего, чтобы он помиловал автора за испорченный кусок мрамора.
Когда Вольтер возвращался из Швейцарии в Париж, на границе его спросили:
– Везете ли вы контрабанду?
– В экипаже нет никакой контрабанды кроме меня самого.
Прелат, произносивший речь на церемонии встречи Папы Евгения III по прибытии того во Францию, сбился и замолчал. Папа поощрил оратора:
– Мы счастливы, что ваша память дает нам возможность насладиться теми приятными вещами, о которых вы только что говорили.
Алхимик преподнес Папе Льву X рецепт получения золота и ожидал в приемном покое щедрого вознаграждения. Наконец вознаграждение ему было передано со словами:
– Тому, кто знает, как получать золото, мешок будет очень кстати.
Старый монах на аудиенции у Папы Бенедикта XIV разразился стенаниями по поводу рождения антихриста.
– И как давно это произошло? – поинтересовался Папа.
– Три или четыре года тому.
– Ну, тогда нечего печалиться. Это будет забота моего преемника.
На вопрос:
– Чем ты занимаешься?
Пифагор ответил:
– Я ничем не занимаюсь. Я – философ.
Платон сказал Диогену, который мыл овощи ради пропитания:
– Если бы ты оказывал услуги тирану Дионисию, то не мыл бы овощи.
– Если бы ты мыл овощи, то не оказывал бы услуг Дионисию, – услышал Платон в ответ.
Требовавшему ввести демократию, царь Спарты Ликург ответил:
– Введи вначале демократию у себя дома.
Диоген с зажженным факелом днем ходил по рынку. На вопросы, что он ищет, Диоген ответил:
– Ищу человека.
Фемистокл, выдавая замуж дочь за небогатого юношу, рассудил:
– Я ищу скорее человека, нуждающегося в деньгах, чем деньги, при которых бы не доставало человека.
Потерпев поражение, царь Дарий предложил Александру Македонскому заключить мир в обмен на часть Персии и огромный выкуп. Военачальник Парменион, услышав это предложение, воскликнул:
– Если бы я был Александром, я бы принял предложение Дария!
– Если бы я был Парменионом, я бы тоже принял», – сказал Александр.
Александру Македонскому накануне битвы при Ниневии посоветовали напасть на персов ночью, чтобы скрыть малочисленность войск.
– Я не краду побед, – возразил Александр.
Цицерон, ожидая услышать похвалы своей квесторской деятельности в Сицилии, спросил знакомого по возвращении в Рим:
– Что говорили в Риме обо мне в мое отсутствие?
– А где ты был все это время?
Однажды престарелый сенатор Галлий при обсуждении законопроекта в Римском сенате, безапелляционно заявил:
– Этому закону не бывать, пока я жив!
Цицерон предложил:
– Подождем. Ибо не велика отсрочка, которую требует Галлий.
Метелл Непот – Цицерону:
– Ты своими обличительными речами больше людей погубил, чем защитительными спас.
Цицерон – Метеллу Непоту:
– Вполне согласен с тобою, что во мне больше добросовестности, чем красноречия.
Публия Косту, человека невежественного, но претендовавшего на звание юриста, вызвали в суд и спросили по существу рассматриваемого дела.
– Я ничего не знаю, – заявил Коста.
– Ты, верно, полагаешь, что тебя спрашивают о законах? – заметил Цицерон.
Цицерон – Аттику:
– У Помпея есть прекрасное, заслуживающее одобрения основание вести войну, зато Цезарь лучше пользуется обстоятельствами и лучше умеет спасать и себя и своих друзей. В этих условиях ясно от кого нужно бежать, но не ясно к кому.
После поражения Помпея, его статуи были сброшены толпою с постаментов. Цезарь приказал их восстановить. Цицерон отозвался на это так:
– Цезарь, столь великодушно восстанавливая статуи Помпея, воздвигает свои собственные.
Царь Пирр после победы под Аскулумом, узнав о понесенных потерях, воскликнул:
– Еще одна такая победа и мы погибли!
Когда аббата Мори, члена французского учредительного собрания, толпа тащила к фонарному столбу, чтобы повесить, тот не без иронии поинтересовался:
– Станет ли вам светлее, если вы повесите меня на фонаре?
Шутка развеселила толпу и спасла аббату жизнь.
Покидая город Приену, завоеванный войсками царя Кира, жители уносили самое ценное имущество. Лишь Биант уходил с пустыми руками. А на вопрос завоевателя:
– Почему ты не уносишь свое имущество?
Биант ответил:
– Все свое ношу с собой.
Однажды между Питтаком и молодым человеком состоялся диалог:
– Почему ты не женишься?
– Если я женюсь на красивой, то она будет приманкой для мужчин любострастных, а если – на безобразной, то она будет наказанием для меня.
– Если ты женишься на красивой, то она не будет для тебя наказанием, а если – на безобразной, то она не будет приманкой для любострастных, – рассеял его сомнения философ.
Посетив народное собрание в Афинах, Анахарсис изрек:
– У эллинов говорят умные, а решают дураки.
Солона спросили:
– Самые ли лучшие ты дал законы афинянам?
– Да, самые лучшие из тех, которые они смогли применить. – ответил Солон.
На вопрос: когда исчезнут преступления среди людей? – Солон ответил:
– Когда пострадавшие и не пострадавшие будут одинаково относиться к ним.
Никодем, выступавший вначале на стороне Кассандра, а затем перешедший на сторону Деметрия, объяснял:
– Никто не может упрекнуть меня в непоследовательности, так как я всегда поддерживаю сильнейшего.
Однажды к Катону Старшему обратились со словами:
– Позор! Почему до сих пор в Риме не воздвигнута статуя Катону?
– Пусть лучше спрашивают, почему статуя не воздвигнута, чем удивляются, почему ее воздвигли, – ответил Катон.
Фалеса спросили:
– Что прежде явилось: ночь или день?
– Ночь явилась одним днем прежде, – ответил философ.
Фалеса спросили:
– Что лучше: сознаться в прелюбодеянии или лжесвидетельствовать?
– Ложная клятва не хуже прелюбодеяния, – ответил философ.
Периандр во время пира спросил сидящего рядом Солона:
– Не потому ли ты молчишь, что боишься выдать свою глупость?
– Никакой глупец не смог бы молчать, выпив столько вина, – ответил Солон.
Когда Фокаик настаивал на том, что для государственных дел нужно усердно искать человека достойного, Питтак возразил:
– Если будешь слишком усердно искать, то не найдешь.
Человек, затеявший судебную тяжбу со своим отцом, обратился накануне суда к Питтаку:
– Что мне следует говорить на суде?
– Если твои доводы будут менее справедливы, нежели доводы отца, то тебя осудят, если же – более справедливые, то будешь достоин осуждения, – изрек мудрец.
На вопрос:
– Какое из животных самое опасное?
Биант ответил:
– Из диких – тиран; из домашних – льстец.
Анаксагора укоряли в том, что он пренебрег имуществом, общественными делами и интересами отечества ради созерцания природы. Анаксагор возражал:
– Я очень забочусь об отечестве.
И при этом указывал на небо.
Анаксагору напомнили об изгнании из Афин:
– Ты лишился афинян.
– Это они лишились меня, – ответил философ.
Тяжело больной человек обратился к Анаксагору:
– Как жаль, что мне приходится умирать на чужбине.
Тот его утешил:
– Изо всех мест сход в преисподнюю одинаков.
Зенона Элейского привели к тирану на допрос и тот его спросил:
– Был ли у тебя сообщник в заговоре против меня?
– Да. Моим сообщником был ты, – ответил Зенон.
Антисфен нарочито выставлял на вид прореху в своем плаще. Сократ по этому поводу заметил:
– Сквозь прореху твоего плаща я вижу твое тщеславие.
Сократ отказался от пышных даров Алкивиада со словами:
– И мы поспорим с ним в тщеславии.
Дионисий спросил Аристиппа:
– Почему философы приходят к богачам, а не наоборот?
– Потому что философы знают, что им надо, а богачи – нет, – услышал он в ответ.
Корабль, на котором находился Аристипп, застала буря, вызвавшая у последнего сильное беспокойство. Попутчики пристыдили философа:
– Мы, люди простые, меньше испугались бури, чем ты!
– Не одинаковы души, за которые каждый из нас беспокоится, – ответил Аристипп.
Игру тучного музыканта все ругали, а Диоген хвалил. На недоуменные вопросы по этому поводу Диоген ответил:
– Этот человек заслуживает похвалы уже за то, что с такой могучей фигурой он занимается игрой на цитре, а не разбоем.
Когда Диогену сообщили, что жители Синопа осудили его на изгнание, тот возразил:
– Это я их осудил на пребывание в Синопе.
В ответ на свою просьбу, обращенную к человеку своенравному, Диоген услышал:
– Вначале убеди меня исполнить твою просьбу.
– Если бы я мог убедить тебя, то я убедил бы тебя удавиться, – признался Диоген.
Известная в Афинах гетера Фрина пожертвовала Дельфийскому храму статуэтку Афродиты. Диоген нацарапал на статуэтке:
«От невоздержанности эллинов».
После Херонейского сражения плененный Диоген был приведен к Македонскому царю Филиппу и тот его спросил:
– Кто ты такой?
– Лазутчик ненасытности твоей, – ответил Диоген.
На злословия в свой адрес Демосфен отвечал так:
– Я не хочу вступать с тобой в состязания, в котором побеждаемый был бы лучше победителя.
Пушкина спросили о барыне, с которой он долго беседовал, умна ли она.
– Не знаю, ведь я с ней говорил по-французски, – ответил Александр Сергеевич.
Микеланджело, расписывая Сикстинскую капеллу, изобразил в картине «Страшный суд» среди мучающихся в аду грешников своего врага – кардинала Сервини. Взбешенный кардинал обратился к Папе Льву X c просьбой избавить его от позора, заставив художника изменить лицо на картине. Папа урезонил кардинала:
– Это невозможно, любезнейший. Вы хорошо знаете, что я имею власть освобождать грешные души из чистилища. Тем же, кто попал в ад, я уже ничем помочь не могу.
В честь успехов, достигнутых русской армией в венгерскую кампанию, была отчеканена медаль с девизом: «С нами Бог». А.С. Меншиков предложил наградить австрийцев – вероломных союзников России медалями с девизом: «Бог с вами». А гвардейцев, которые не участвовали в сражениях, поскольку окончание кампании застало их на марше в Польше, предложил наградить медалями с девизом: «Туда и обратно».
Фома Аквинский был принят Папой Иннокентием III в тот момент, когда в Папских покоях пересчитывали огромную сумму денег.
– Ты видишь, Фома, что мы не имеем ныне нужды говорить то, что говорили прежде, – обратился Папа к реформатору христианского вероучения.
Лорду Дерби, который был знатоком и ценителем вин, да к тому же еще и страдал подагрой, однажды прислали в подарок партию вина с запиской следующего содержания: «Лорд, если вы будете пить это вино, то избавитесь от подагры». Попробовав вино, лорд Дерби возвратил подарок с припиской: «Предпочитаю подагру».
Кардинал Бокко ди Порко, в миру Франческо Альбесколо делла Ровере, имел обыкновение обедать за столом, накрытым рыболовной сетью, демонстрировавшей смирение кардинала и напоминавшей о профессии его отца. После своего избрания на Папский престол, сеть на столе теперь уже Папы Сикста IV больше не появлялась.
На вопрос по этому поводу Папа заметил:
– Нужды в сети больше нет, ведь рыба уже поймана.
Соискатель доходного места предложил герцогу Мальборо, известному своей алчностью:
– Герцог, если я получу это место, то уплачу вам 1000 гиней и не пророню об этом ни слова.
– Лучше давайте 2000 гиней и говорите об этом кому угодно, – предложил герцог.
Квакер Пен, религиозный деятель, не признававший этикета, не снял шляпу при появлении короля Карла II. Толпа замерла в ожидании реакции на эту вызывающую неучтивость и вопиющее нарушение этикета. Карл, между тем, заметив выходку своего строптивого подданного, обнажил голову со словами:
– Там, где находится король, обыкновенно в шляпе бывает один из присутствующих.
Плененный французский генерал Жан Серюрье с досадой произнес, вручая свою шпагу Суворову:
– Атака ваша была построена на недопустимом в военном искусстве риске!
– Что поделаешь, вот так мы русские и воюем, а я еще из лучших, – согласился Суворов.
Когда Эдисона спросили:
– Нужно ли установить громоотвод на возводимом храме?
– Конечно, нужно. Провидение бывает иной раз очень рассеянным, – посоветовал изобретатель.
Марсельцы говорят: если бы в Париже была улица Каннебьер, то Париж был бы маленьким Марселем.
Знакомый, навестивший Гете, был встречен вопросом:
– Что вы думаете об этом великом событии?
– Это вполне закономерный итог правления Карла X и его бездарных министров.
– Я имел в виду не французскую революцию, а открытый разрыв между членами Французской академии Кювье и Сэнт-Илэром на почве разногласий по теории развития видов, – уточнил просвещенный поэт.
Появление Кромвеля в Лондоне после победы в гражданской войне было встречено огромной ликующей толпой. Один из сторонников главнокомандующего республиканской армии не смог сдержать восхищения по этому поводу.
– Их было бы еще больше, если бы меня вели на виселицу, – заметил Кромвель.
Английской королеве Елизавете II ради курьеза показали фальшивый соверен, отличающийся от подлинника тем, что не только на аверсе, но и на реверсе монеты фальшивомонетчики отчеканили профиль Елизаветы.
– Таких джентльменов, как эти фальшивомонетчики, осталось очень мало, – заметила королева.
После того, как Фридриху – Вильгельму I c трудом растолковали учение Христиана Вольфа о свободе воли, король приказал выдворить философа за пределы Пруссии, поскольку тот, как уразумел король, оправдывает… дезертирство.
Английская королева Виктория пришла в восторг от «Алисы в стране чудес» Л. Кэррола и пожелала прочесть все, что вышло из-под пера полюбившегося ей писателя. Каково же было ее удивление, когда ей принесли стопку … трактатов по геометрии.
Про теолога-францисканца Иоанна Дунса Скотта, жившего в XIV веке, говорили:
– Он знал таинства веры так, что в них почти не верил.
Р. Декарт часто слышал от своего брата упрек:
– Недостойно брату парламентского советника унижаться до того, чтобы быть математиком.
Единственный университетский диспут, высочайше разрешенный Фридрихом – Вильгельмом I, проходил под девизом, сформулированным самим императором: «Все ученые – болтуны и балбесы». А о Лейбнице император отозвался так:
– Этот парень был непригоден даже для того, чтобы стоять в карауле.
На вопрос Наполеона, адресованный Лапласу:
– Почему в «Небесной механике» не упомянуто имя Всевышнего?
Последовал ответ:
– У меня не было надобности в этой гипотезе.
Правитель Ассоса Гермий вознамерился стать философом. Аристотель по этому поводу изрек:
– Правитель вовсе не должен сам быть философом, чтобы не подменять благие дела красивыми речами.
До Цицерона дошел слух о смерти Ваниция, слывшего самым неблагополучным римлянином. Встретив после этого известия слугу Ваниция, Цицерон поинтересовался:
– Все ли у вас дома благополучно?
Услышав утвердительный ответ, Цицерон заключил:
– Значит, Ваниций на самом деле умер.
Император Август велел провинившемуся воину покинуть войско, отправившееся в поход, и вернуться в Рим.
– Чем же я объясню свое возвращение? – опешил провинившийся.
– Скажи, что ты остался мной недоволен, – предложил император.
Аристипп, узнав, что его содержанка ему неверна, рассудил:
– Я же ей даю деньги не за то, чтобы она была неблагосклонна к другим, а за то, чтобы она была благосклонна ко мне.
Знаменитому живописцу Эллады Апеллесу молодой человек, показавший свою пробу кисти, не без кичливости заявил, что написал эту картину за очень короткое время.
– Это видно. Удивительно только то, что за это время ты успел написать только одну такую картину, – сказал Апеллес.
Поэт Филоксен, выслушав бездарные стихотворные опыты Сиракузского тирана Дионисия, в своей оценке больно ранил авторское самолюбие, за что был сослан на каторжные работы. Через некоторое время Дионисий велел привести Филоксена и снова прочел ему те же стихи. Выслушав, Филоксен развернулся и, не проронив ни слова, отправился прочь.
– Куда ты? – поинтересовался Дионисий.
– Возвращаюсь в каменоломню, – ответил Филоксен.
Людовик XI любил отобедать у купца по имени Жан. После того, как король после настоятельных просьб последнего возвел его в дворянское звание, августейшие визиты прекратились. Новоиспеченный дворянин поинтересовался у короля о причинах перемен.
– Вы были для меня первым человеком в прежнем звании, в нынешнем же звании вы – последний, – последовал ответ.
Кастильскому королю Альфонсу подали два списка прислуги, в одном из которых значились те, без кого король обойтись не мог, а в другом – те, без кого он мог обойтись.
– Одни мне нужны, а другим я нужен. Поэтому пусть остаются, – решил король.
Преследуемый Данте покинул родину и перебрался в Верону, где он был обделен вниманием правителя – принца Альбино д` Эскале, оказывавшего более благоволения придворному шуту.
– Это происходит потому, что всякий больше любит себе подобного, – рассудил Данте.
Играя с мячом, Франциск I воспользовался помощью оказавшегося поблизости монаха. А после того, как тот нанес по мячу блестящий удар, король воскликнул:
– Вот это по-монашески!
– По-настоятельски – уточнил не растерявшийся монах, возведенный в скором времени в сан настоятеля.
Сановный автор принес Малербу на отзыв стихи, прочтя которые тот воскликнул:
– Можно подумать, что вам предложили на выбор: либо написать стихи, либо идти на виселицу!
Эразма Роттердамского укоряли за то, что в пост он ест скоромное.
– Что же делать, если сам я добрый католик, а вот желудок мой решительно лютеранин, – оправдывался писатель.
Узнав о недовольстве простонародья, вызванном установленным налогом на пшеницу, впрочем, весьма незначительным, Папа Пий IV возмутился:
– Почему же эти недовольные не сетуют на моего предшественника Павла IV, который ввел новый праздник и, тем самым, лишил их целого дневного заработка.
Про судью Лекуанье кардинал Мазарини говорил:
– Этому рачительному судье всякий раз досадно, когда он не может утвердить обвинительный приговор сразу обеим сторонам.
По поводу неуступчивости и нежелания, которые сопровождали каждую оказываемую кардиналом Мазарини милость, французы говорили:
– По крайней мере, он освобождает нас от признательности.
Выслушав стоя на коленях «Miserere», Людовик XIV поинтересовался у графа Граммона о впечатлении, какое произвела на него музыка Молли. Граф, который не мог не последовать во время исполнения произведения августейшему примеру, заметил:
– Эта музыка прекрасна для ушей, но для коленей жестковата.
Людовика XV на охоте сопровождал походный буфет с 40 бутылками вина. Король был равнодушен к вину, но однажды в разгар пирушки по завершении удачной охоты, король пожелал отведать вина, но … оно было выпито шумной компанией придворных. Король повелел впредь брать с собой на охоту 41 бутылку вина.
Граф Н.П. Румянцев, восхищавшийся творчеством Вольтера, загостился в замке Ферне у своего любимого автора. Вольтер по этому поводу заметил:
– Этот господин – сущий Дон-Кихот. Только тот принимал гостиницы за замки, а этот принимает замки за гостиницы.
Милостивый государь! – обратился к Талейрану один из его кредиторов. – Я хотел бы знать, когда же, наконец, вы со мною расплатитесь?
– Экий же вы любопытный! – услышал в ответ кредитор.
Регент поинтересовался у Фонтеля, как избежать ошибок при оценке поэтических произведений.
– Говорите обо всех, что они плохи, и вы рискуете впасть в ошибку в одном – двух случаях из ста, – последовал совет.
Фридрих Великий поклялся перед боем под Росбахом генералу Ицилиусу:
– Если я проиграю битву, то уеду в Венецию и стану лекарем.
– Значит, все же не оставите своего занятия – отправлять людей на тот свет, – заключил генерал.
Человек, постоянно одалживавший у знакомых нюхательный табак, поинтересовался у Биевра:
– Где вы берете такой славный табачок?
– Это вы берете, а я покупаю, – поправил его тот.
Всю ночь толпа злорадствовала под окнами последнего пристанища Марии Антуанетты в предвкушении предстоящей казни.
– Мои мучения скоро кончатся, а ваши только начинаются, – изрекла королева.
Наполеон после учреждения премий по литературе и искусству поинтересовался по этому поводу мнением Бугенвиля.
– В древности заставляли дураков состязаться для забавы умных, а ныне умных заставляют состязаться для забавы дураков, – ответил тот.
Министр Корбьер во время беседы в первую свою аудиенцию у Людовика XVIII от волнения стал извлекать из карманов и класть на стол носовой платок, табакерку, очки… Задетый его бесцеремонностью, король поинтересовался:
– Вы что же намерены опорожнить свои карманы в моем кабинете?
– А вы, ваше величество, предпочитаете, чтобы я их набил? – переспросил министр.
Герцог Оссоне во время посещения каторжной тюрьмы в Неаполе, выслушал всех заключенных, каждый из которых утверждал, что невиновен. Лишь один заявил, что несет заслуженную кару за совершенные злодеяния. Герцог приказал:
– Немедленно выгнать этого душегубца вон, чтобы он не испортил остальных праведников.
Французский композитор Даниель Обер, автор знаменитой оперы «Фра-дьявол», однажды признался Рихарду Вагнеру:
– Мне понадобилось почти тридцать лет, чтобы убедиться в отсутствии у меня композиторского таланта.
– И что же, вы перестали сочинять?
– Отнюдь, ведь к этому времени я уже стал знаменитым.
Рихард Вагнер позаимствовал один из мотивов второго акта «Валькирии» из «Фауста» Ференца Листа. Когда Вагнер сознался в плагиате своему знаменитому тестю, тот с удовлетворением заметил:
– Очень кстати! По крайней мере, публика будет чаще слышать этот мотив.
Тальма, исполняющий главную роль в «Ричарде III», после произнесенных слов:
– Коня! Коня! Полцарства за коня!
Был прерван репликой с галёрки:
– А осёл годится?
– Годится. Прыгай сюда, – предложил актер.
Чарльз Дарвин придерживался теории: что ни делается – все к лучшему. А в качестве иллюстрации приводил следующий пример. При стечении огромной толпы в Ньюгейте происходили последние приготовления к казни двух преступников. В это самое время сорвавшийся с цепи разъяренный бык врезался в толпу и стал прокладывать себе дорогу, расшвыривая рогами и топча зевак.
– Как хорошо, Джек, что мы стоим с тобой на эшафоте, а не в толпе, – обратился один из приговоренных к другому.
Английского банкира Джима Сейра обвинили в том, что он задумал похитить короля Георга III и переправить его в Америку. Представ перед судом, обвиняемый удивился:
– Я прекрасно понимаю, зачем королю нужен банкир, но зачем банкиру мог бы понадобиться король, мне непонятно.
В старой доброй Англии добропорядочные пассажиры чинно следовали в дилижансе. Вдруг один из них обвинил соседа в краже, но вскоре обнаружил пропажу в своем же кармане и принес извинения. Его спутник в ответ невозмутимо заметил:
– Ошибка была обоюдной, так как вы приняли меня за вора, а я вас – за джентльмена.
Дижонская академия объявила конкурс на лучшую речь в честь Бейяра. Тальбер опоздал к началу и не был допущен к конкурсу.
– Я полагал, что буду состязаться в красноречии, а здесь состязаются в быстроте, – резюмировал Тальбер.
Лорд Сандвич высказал актеру Футу свои предположения:
– Ваша жизнь закончится или от дурной болезни или на виселице.
– Это будет, лорд, зависеть от того, что я от вас позаимствую: любовницу или образ жизни, – согласился актер.
Во время маневров, войска под предводительством генерала Витте, не отличавшегося храбростью, вдруг стали отступать. Николай I, наблюдавший за маневрами, был удивлен увиденным. А.П. Ермолов происходящее пояснил так:
– Похоже, генерал принял маневры за сражение.
Александр I в беседе с Нарышкиным – отцом коснулся последних событий военной кампании и, в частности, сказал:
– Позиция, занятая войсками, возглавляемыми вашим сыном, менее удачная, чем у французов.
– Мой сын, Ваше Величество, весь в меня: коли уж что – то занял, то не отдаст, – намекнул Нарышкин – старший на свои сложные отношения с кредиторами.
Фаддей Булгарин поинтересовался у Греча результатами голосования по поводу своей баллотировки в члены английского клуба.
– Избран ты единогласно, так, как только един мой голос и был в твою пользу, – сообщил Греч.
Репетируя со статистами сцену «ропот толпы», актер Васильев недоумевал:
– При вашем-то жалованье вы должны роптать образцово!
Насреддин подрядился за десять денежек переправить через реку десять слепых и взял плату вперед. Один слепой во время переправы утонул, а остальные подняли крик, обнаружив несчастье. Насреддин возмутился:
– Это же надо так кричать из-за одной денежки!
Итальянская певица Каталани так отозвалась о немецкой певице Генриетте Зонтаг:
– Она велика в своем жанре, да жанр не велик.
Диметрий Полиоркет после того, как его войска захватили город Мегару, увидел среди горожан философа Стильпона и обратился к нему с вопросом:
– Не ограбили ли тебя?
– Мудрость никогда не станет военной добычей, – изрек философ.
Людовик XI предложил известному сутяге епископу Шартрскому Миль – д` Илье помирить его со всеми многочисленными врагами.
– Государь! – взмолился епископ. – Оставьте мне хотя бы два-три десятка тяжб, собственно, только для развлечения.
Кальвин в свои школьные годы в Орлеане постоянно возводил напраслину на своих товарищей, которые по этому поводу говорили:
– Жан умеет склонять только до винительного падежа.
После того, как знаменитый врач-гугенот принял католицизм, Генрих IV сказал министру-гугеноту Сюлли:
–У твоей религии скверное здоровье.
Биевр написал такую эпитафию на смерть молодого человека, погибшего от любви к оперной певице Ламире: «La Mire` l`a mis la». В переводе это означает: Ламире уложила его сюда. А звучит так: «Ля – ми – ре – ля – ми – ля».
После ознакомления с поэтическими опытами Людовика XIV, Буало дипломатично заметил:
– Государь! Для вас нет ничего невозможного. Вы захотели написать плохие стихи, и это вам удалось.
Лейбниц, ознакомившись с двоичной системой исчисления, усмотрел в ней прообраз мироздания. Он полагал, что единица представляет собой Бога, а нуль – небытие. Всевышний же извлек из небытия все живые существа подобно тому, как в двоичной системе исчисления единица с нулем обозначают все числа. Эта мысль так понравилась Лейбницу, что он даже попросил иезуита Гримальди, следовавшего в Китай, поведать об этом китайскому императору – большому любителю наук – в надежде на то, что уж после таких доводов император непременно обратится в христианство.
Эмерсона, утверждавшего что он бессмертен, спросили:
– А если мир перестанет существовать?
– Мое бессмертие не нуждается в мире, – ответил мыслитель.
Давид Гильберт об одном своем ученике отозвался так:
– Он стал поэтом, ибо для математики у него было слишком мало воображения.
В 1926 году Дираком и Паули была объяснена с большой точностью частота спектральных линий водорода на основе квантовой теории.
– Осталось лишь объяснить саму квантовую теорию, – прокомментировал это научное событие И. Гуд.
После доклада Дирак обратился к аудитории:
– Вопросы есть?
– Можно пояснить, поскольку я не понял, как вы получили это математическое выражение? – спросил кто–то.
– Это утверждение, – ответил Дирак. – Вопросы есть?
Омара, после того как была захвачена Александрия, спросили:
– Что делать с книгами Александрийской библиотеки?
– Если эти книги не противоречат Корану, их можно сжечь, а если противоречат – их нужно сжечь.
Человек, который колебался между желанием жениться и опасениями на этот счет, обратился за советом к Сократу.
– Как бы ты ни поступил, все равно раскаешься, – успокоил его философ.
Митра, домоправитель Лисимаха, обратился к Феодору со словами:
– Выходит, Феодор, ты не признаешь не только царей, но и богов.
– Почему же не признаю богов, если говорю, что ты богами обижен, – возразил Феодор.
Бион спросил завистника, у которого было мрачное выражение лица:
– То ли с тобой случилось что-то плохое, то ли с другими – хорошее?
Монах спросил Юньмэня:
– Что такое учение всей жизни?
– Сказанное к месту слово, – ответил мудрец.
Пифагор посоветовал сквернословившему щеголю:
– Или говори речи, соответствующие твоему платью, или одевайся соответственно своим речам.
Начинающий поэт прочитал Вольтеру свою оду «К потомкам».
– Ода вполне сносная, но, боюсь, до адресата она не дойдет, – предположил Вольтер.
В Африке есть поверье, будто бы обезьяны куда умнее, чем кажутся. У них, якобы, есть свой «обезьяний язык», свои обычаи и законы, но они скрывают все это, боясь, что люди заставят обезьян работать и платить налоги.
Герцог Веллингтон, производя смотр своих изрядно потрепанных войск, заметил:
– Не знаю, какое впечатление они произведут на неприятеля, но на меня они наводят ужас.
Когда Вольтер, хорошо отзывавшийся о трудах доктора Галлера, узнал, что тот неодобрительно отзывается о его собственных, заметил:
– Наша участь, как и всех смертных, ошибаться.
К киноактрисе Грете Гарбо одна дама обратилась с вопросом:
– Что делать, если муж не выносит запах моих любимых духов?
– Смените мужа, – посоветовала та.
Датский писатель Пеленшлегер во время чтения написанной им трагедии неимоверно коверкал немецкий язык. Присутствующий при этом Гейне заметил:
– Я и не знал, что так хорошо понимаю по-датски.
Гейне получил по почте наложенным платежом огромный конверт, в котором он обнаружил изрядное количество оберточной бумаги и крошечную записку, в коей значилось: «Чувствую себя хорошо». В ответ Гейне отправил таким же образом вместительный ящик, в котором его приятель обнаружил огромный камень и записку следующего содержания: «Когда я узнал о твоем хорошем самочувствии, этот камень упал с моей души».
Узнав от больного, что тот предпочитает лечиться по книгам, врач Маркус Герц предостерег его:
– Вы рискуете умереть от опечатки.
Композитор Глюк однажды нечаянно разбил стекло витрины магазина. Хозяин предъявил ему счет на полтора франка. Глюк подал ему экю (три франка), но у хозяина магазина не оказалось сдачи и он заспешил разменять монету по соседству.
– Не утруждай себя, любезнейший, – остановил его композитор и, разбив стекло второй витрины, удалился.
На симпозиуме в Чикаго доктор Давид Гамбург заявил:
– Для науки представляет загадку не все увеличивающееся количество психически больных, а то, что некоторые еще умудряются сохранять здоровый рассудок.
Немецкий химик К. Клаусс, известный своим открытием рутения, частенько повторял при демонстрации опытов студентам Казанского университета, неимоверно коверкая русский язык:
– Взрыв, хотя и редко бывает, да часто случается.
Конан Дойл однажды послал нескольким знакомым аристократам, имена которых первыми пришли ему в голову, телеграммы одинакового содержания: «Все раскрыто! Немедленно беги». Каково же было его удивление, когда все его адресаты спешно покинули пределы страны.
Герои отечественной войны Милорадович и Уваров не упускали случая блеснуть знанием французского, хотя язык коверкали неимоверно. Однажды во время торжественного обеда в присутствии Александра I бравые офицеры затеяли горячий спор. Император поинтересовался о предмете спора у графа де Ланжерона, сидевшего рядом с офицерами.
– Я их не понимаю, государь, ведь они говорят по-французски, – развел руками парижанин.
Прослушав произведение начинающего композитора, Ференц Лист сказал:
– В вашем произведении много нового и хорошего. Вот только жаль, что хорошее в нем не ново, а новое не хорошо.
Молодой князь Иван Куракин, кичившийся своим знатным происхождением, с надменным тоном обратился к Ломоносову:
– Я – Рюрикович. А вот ты, Михайло, сын Василия, что можешь сказать о древности своего рода?
– Увы, ничего. Все записи нашего рода пропали во время великого потопа, – смиренно ответил ученый.
Дворцовый священник, заканчивая проповедь, произнес:
– Мы все умрем, братья.
Заметив входящего Людовика XIV, уточнил:
– Мы почти все умрем, братья.
Людовика XIV, после окончания весьма продолжительной аудиенции, которую он дал изобретателю г-ну Гийотену, спросили о причинах столь продолжительной аудиенции:
– От изобретения этого господина можно потерять голову, – объяснил король.
До Массне дошел слух, что композитор Рейсе, которого Массне в своих отзывах превозносил, взаимностью ему не платил.
– Ни один из нас не говорит то, что думает, – резюмировал Массне.
Участвуя в дискуссии о том, кто более повлиял на ход истории: Цезарь или Наполеон, Андре Моруа заявил:
– С тех пор, как существует цивилизация, никто так не изменил ход истории, как историки.
Осаждаемый кредиторами, умирающий Нарышкин произнес:
– Первый раз я отдаю долг … природе.
Когда Наполеон принимал парад в Тюильри, у него ветром сдуло шляпу. Расторопный солдат поддел ее штыком и протянул императору.
– Благодарю, капитан! – расщедрился Наполеон.
– Какого полка? – не растерялся бравый воин.
– Гвардии, – усмехнулся император.
Александр Македонский решил одарить Фокиона, слывшего самым честным и бескорыстным человеком, 100 талантами. Фокион вернул этот щедрый дар со словами:
– Для меня важнее быть, чем слыть честным и бескорыстным.
Однажды Черчилль, державший речь в парламенте, был прерван возгласом Кэнси Астор – первой женщины, избранной от лейбористов в Британский парламент и о внешности которой нельзя было сказать ничего лестного:
– Если бы я была вашей женой, то подлила бы вам в утренний кофе яд!
– Если бы я был вашим мужем, то выпил бы этот кофе, – парировал оратор.
На похвальбу миллионерши о том, что ее музыкальное образование обошлось ее родителям в полмиллиона, Бернард Шоу заметил:
– Просто удивительно, как мало человек получает за свои деньги.
На вопрос: «В чем заключается правда жизни?» Бернард Шоу ответил:
– В том, что часто приходится лгать.
Древняя эпитафия:
Здесь лежу я, никиец Филистион, умеривший смехом заслуживающую горьких слез людскую жизнь. Я – грустные останки жизненной комедии каждого. Не раз случалось мне играть роль умершего, но никогда так мастерски.
Сравнивая Гомера и Вергилия, Дасье подытожил:
– Гомер прекраснее Вергилия тысячью годами.
Появившийся у Вольтера господин отрекомендовался членом Шалонской академии.
– А вы знаете, – продолжил посетитель, – что Шалонская академия – дочь Парижской академии?
– О, да! И притом примернейшая дочь, потому что еще не подавала повода, чтобы о ней заговорили, – ответил Вольтер.
Недоброжелатели Вольтера распространили слух, о том, что трагедия «Альзира» написана не им. Один из почитателей Вольтера отреагировал на это так:
– Я очень желал бы, чтобы так оно и было на самом деле. Тогда у нас было бы одним великим поэтом больше.
Афинского стратига Ификрата спросили:
– Кто ты: конник, латник, лучник?
– Отнюдь, но умею всеми ими распоряжаться, – ответил военачальник.
Когда Александру Македонскому сообщили, что о нем в народе говорят дурно, то услышали в ответ:
– Такова участь царей – делать хорошее, а слышать дурное.
Архилай на вопрос болтливого цирюльника о том, как его подстричь, ответил:
– Молча.
Когда Бисмарка спросили:
– Можно ли построить социализм в отдельно взятой стране?
Тот ответил:
– Социализм в отдельно взятой стране построить можно, но для этого нужно выбрать страну, которую не жалко.
Одна из почитательниц Марка Твена, очень непритязательной внешности, рассыпавшаяся в комплиментах по поводу его таланта, услышала в ответ:
– Я, к сожалению, не могу вам ответить взаимностью.
– А вы, как и я, солгите, – предложила дама.
У Вольтера спросили:
– Где бы вы хотели оказаться после смерти: в раю или в аду?
– В раю лучше климат, но в аду приятней компания, – ответил Вольтер.
Алексею Орлову, физически устранившему Петра III, был задан вопрос, когда он пребывал в Берлине:
– Какой образ правления в России?
– Самодержавие, ограниченное цареубийством, – ответил граф.
Фредерик Лоу, автор мюзикла «Моя прекрасная леди» однажды признался:
– Я не люблю свою музыку, но что значит мое мнение по сравнению с мнением миллионов.
Конструктор ракет Вернер фон Браун отзывался о своих исследованиях так:
– Фундаментальные исследования – это то, чем я занимаюсь, когда я понятия не имею, чем я занимаюсь.
Узнав о смерти своего знакомого, Вольтер сказал:
– Он был великим патриотом, гуманным человеком, преданным другом, если, конечно, это правда, что он умер.
Рональд Рейган спросил хирургов, готовившихся его оперировать:
– Надеюсь, вы все республиканцы?
Оноре Мирабо предупреждал своих единомышленников:
– Робеспьер опасный человек, ибо он действительно верит в то, что говорит.
После провала премьеры своей комедии «Веер леди Уиндермир», Оскар Уайльд заметил:
– Пьеса имела большой успех, но публика провалилась.
Молодой физик заявил Эрнесту Розерфорду:
– Я работаю с утра и до вечера.
– А когда же вы думаете? – услышал он в ответ.
Математик Давид Гилберт так подвел черту под дискуссией о роли математики в теоретической физике:
– В сущности, теоретическая физика слишком трудна для физиков.
Гегеля спросили:
– Понял ли вас кто-нибудь?
– Только один человек понял меня, да и тот, по правде сказать, понял меня неправильно, – последовал ответ.
Американский натуралист шотландского происхождения, основатель Иосемитского заповедника Джон Мур утверждал:
– Я богаче магната Гарримана, потому что я заработал столько, сколько хотел, а он – сколько мог.
Бенджамина Дизраэли, премьер-министра Англии, консерватора, попросили дать толкование разницы между неприятностью и катастрофой. Тот, воспользовавшись именем своего политического противника – лейбориста, пояснил:
– Если мистер Гластон упадет в реку – это неприятность. А вот если кто-то его вытащит оттуда, – это будет уже катастрофа.
Когда Аристотелю сообщили, что один из его недоброжелателей за глаза его бранит, тот сказал:
– За глаза он пусть хоть бьет меня.
Гегелю указали на то, что его философия не согласуется с фактами.
– Тем хуже для фактов, – ответил гениальный мыслитель.
Уинстон Черчилль так отозвался о Клименте Эттли:
– Мистер Эттли очень скромный человек и у него есть для этого все основания.
Луи Армстронг, когда его попросили дать определение джазу, ответил:
– Спрашивая, вы никогда не узнаете.
Том Паркер однажды заметил:
– Когда я познакомился с Элвисом Пресли, у него было на миллион долларов таланта. Теперь у него миллион долларов.
Бертрана Рассела спросили:
– Вы бы отдали жизнь за свои убеждения?
– Разумеется, нет. В конце концов, я ведь могу и ошибиться, – ответил философ.
Лакид занялся геометрией на склоне лет. Его спросили:
– Разве теперь время для этого?
– Неужели еще не время? – переспросил Лакид.
Джоан Робинсон так объясняла свои научные достижения в области экономики:
– Я ничего не понимала в математике, поэтому мне пришлось думать.
Нильс Бор однажды упрекнул Альберта А. Эйнштейна:
– Вы не думаете. Вы просто следуете логике.
Роберт Тейлор заказал брюки самому лучшему портному Голливуда по фамилии Шапиро и, получив заказ, бросил ему упрек:
– Господь сотворил мир за шесть дней, а вы мне шили какие-то брюки целый месяц.
– Так вы посмотрите на этот мир, и вы посмотрите на эти брюки! – резюмировал портной.
– Ты считаешь меня многоученым? – спросил Конфуций ученика.
– А разве нет? – ответил тот.
– Нет, – сказал Конфуций, – я лишь связываю все воедино. (!!!)
Прочитав присланную на отзыв трагедию, Вольтер заметил:
– Написать такую трагедию куда легче, чем ответ ее автору.
На смертном одре, в ответ на предложение отречься от дьявола, Вольтер произнес:
– Теперь не время наживать себе новых врагов.
Пожелавший Папе Льву XIII сто лет жизни в ответ услышал:
– Сын мой, не будем ставить пределов милосердию Божию!
О Роберте Доуэле, кандидате в президенты США, поговаривали: в результате пожара в библиотеке Доуэла сгорели обе книги, причем, одну из них он так и не раскрасил.
Один молодой художник, пользуясь освоенными им негодными приемами, нарисовал картину и показал ее Рафаэлю.
– Что вы думаете об этой картине? – спросил он его.
– Что вы скоро кое-чему научились бы, если бы вы ничего не знали, – ответил Рафаэль.
Айзеку Азимову, автору к тому времени около 500 книг, в одном из интервью задали вопрос: «Что вы будете делать, если узнаете, что вам осталось жить шесть месяцев?»
– Буду печатать на машинке быстрее, – ответил великий фантаст и популяризатор науки.
Рассказывают, что Имам аль-Газали был однажды приглашён на собрание судей, и авторитетнейший из них сказал ему:
– Ты – учёный человек, также, как и мы все; многие приходят к тебе, чтобы ты разъяснил им священный закон. Нам стало известно, ты рекомендуешь им не соблюдать пост в священный месяц Рамадан. Также нам известно, что ты отговаривал людей совершать паломничество в Мекку. Говорят о тебе также и то, что ты запрещаешь людям говорить «нет Бога кроме Аллаха». Всё – бесспорное свидетельство твоей неверности. Твоя репутация – вот то единственное, что защищало тебя до сих пор от смерти за отступничество. Людей надо защищать от таких, как ты. Газали отвечал со вздохом:
– В Священном Законе Ислама записано, что люди, не понимающие Закон и того, что он означает, не преступники и не подлежат его суду. Сюда входят дети и слабоумные, но сюда же следует отнести и тех, кому не хватает понимания. Если человек постится, не осознавая, зачем он это делает, или отправляется в паломничество, только для того, чтобы страдать, или произносит Символ Веры, а веры не имеет – этому человеку недостаёт понимания, и его не следует поощрять к продолжению того, что он делает, но наставить на путь. Говоря вашими словами, людей следует защищать от таких как вы, ибо вы поощряете их не за добродетели и наказываете не за преступления. Если человек не способен ходить, если он хром, велите ли вы ему идти, во что бы то ни стало, или всё-таки дадите ему костыли и средства для лечения его болезни? Это о вас сказал Пророк, предсказывая ваше появление: «Ислам пришёл как чужак, как чужак и уйдет». Понимание смысла вещей лежит вне ваших намерений, вашей подготовки и ваших способностей. Вот почему вам не остаётся ничего более, кроме как пугать людей смертью за отступничество, поэтому к отступникам следует отнести не меня, а вас.
Прибыв в старый храм в столице древних правителей Китая, Конфуций стал почтительно расспрашивать присутствующих о церемониале.
– Какой же ты мудрец, если даже церемониала не знаешь? – удивились те.
– А разве не в этом состоит церемониал? – возразил мудрец.
В ответ на вопрос журналиста, счастлив ли он, генерал де Голль ответил:
– За кого вы меня принимаете, за идиота?
Пианист Оскар Левант о Леонарде Бернстайне:
– Музыка нужна ему как аккомпанемент к его дирижированию.
– Вы Борхес? – обратился прохожий к писателю.
– Временами, – последовал ответ.
– Что говорят о новом налоге? – спросил Джулио Мазарини у слуги.
– Поют о вас злейшие песенки, – последовал ответ.
– Это хорошо. Раз поют, будут платить, – заключил кардинал.
Сардинский генерал граф Сент-Андре – Суворову:
– Ваше сиятельство имеет врагов, но не соперников.
В беседе с учеником по имени Сы Конфуций не согласился с его мнением на свой счет, будто бы он учен и многознающий.
– Нет, – сказал учитель. – Я все нанизываю на одну мысль. (!!!)
Какая это мысль? Как он «нанизывает»? Ответы на эти вопросы Конфуций унес с собой. Можно предположить, что это мысль-вопрос: как воплощается высший смысл бытия в сущем? Исчерпывающий ответ на него и есть «нанизывание» всего. Ответ на него Конфуций находил с такой высоты полета мысли, на какую можно подняться на крыльях понимания сути в ее саморазвитии и благодаря духу понятий, отражающих глубочайшее понимание этой сути.
На вопрос:
– Трудно ли быть Никитой Михалковым?
– Быть не трудно. Стать трудно, – ответил знаменитый кинорежиссер.
Узнав, что французский король Франциск I заключил союз с Османской империей с целью вернуть себе прежние итальянские владения, Карл V, император Священной Римской империи заметил:
– У нас с кузеном Франсуа полное согласие. Он хочет владеть Миланом, и я хочу.
Фантастическое интервью автора этой книги с Аристотелем.
– Ты стремился к славе, ты в ней нуждался?
– Не больше, чем она во мне.
– Ты гордился бы, получив самый почетный в мире титул?
– Не больше, чем мир гордился бы мной.
– Что нужно для того, чтобы стать гением?
– Больше, чем гениальность. Гениальная добродетель.
– Почему время не властно над аристотелианством?
– На меня через познание универсума снизошло понимание смысла духа мышления мышления, который отражает дух истинности. Только дух мышления мышления, а не мысли, только дух истинности, а не истины существуют вне времени. Мыслью не достичь глубин истинности. Пониманию не исчерпать мышление.
– Понимаемо ли твое учение?
– Я исчерпал то, что было доступно моему пониманию, и проложил к нему путь другим, но архиважно, чтобы другие поняли то, что я пытался понять и в чем не преуспел, а также, чтобы они не преступали смысловую меру разумности познания. Умопостижение имеет предел разумности и самосознания, за которым разверзнута смысловая бездна.
– Становятся ли люди умнее?
– Это не важно, если не становятся добрее.
– Твое учение истинно?
– Во всяком учении истина имеет долю в реализуемом методе мышления мышления, а не в его результате.
– В чем заключалось твое предназначение?
– Показать пример возвышения в мышлении мышления до формы форм всеобщего блага.
Леонида Утесова пригласили выступить в клубе НКВД. Певец, выйдя на сцену, предварил свое выступление обращением к сотрудникам Комиссариата внутренних дел:
– Как хорошо, что я стою, а вы все сидите.
Узнав о заключенном контракте на закупку СССР зерна, Черчилль съязвил:
– Я всегда думал, что умру от старости, но, когда Россия, кормившая всю Европу, стала закупать зерно, я понял, что умру со смеху.
Посол Российской империи в Турции на выпад турецкого посла в России:
– А у вас в России много дураков!
Ответил:
– Да, многовато. Но мы их всех называем турками.
На предложение внести поправки в одну из своих пьес, Оскар Уайльд ответил: «Кто я такой, чтобы править шедевр?»
Однажды поутру мудрый человек, запечатлевший нам в назидание эту сцену, проходил мимо людей, которые двуручной пилой старательно распиливали толстое бревно. На обратном пути картина не изменилась, хотя время близилось уже к полудню.
– Почему бы вам не наточить пилу? – удивился он.
– Нам некогда точить пилу, нам надо распилить бревно, – последовал возмущенный ответ.
В древнем Египте перед уходом человека в мир иной ему задавали два вопроса:
– Познал ли ты радость в жизни? Доставил ли ты кому-нибудь радость в жизни?
Не понапрасну ли люди прожили 50 веков, если эти вопросы всё ещё актуальны?
На Ялтинской конференции, обсуждая послевоенные границы Польши, Черчилль при молчаливом одобрении Рузвельта категорически возражал против присоединения Львова к СССР, аргументируя:
– Львов никогда не был русским городом.
На что Сталин возразил убийственным аргументом:
– А Варшава была.
Один болтун, докучавший Аристотелю своим пустословием, спросил его:
– Я тебя не утомил?
– Нет, я тебя не слушал, – ответил философ.
На вопрос о своём самочувствии в столетний день рождения Юби Блейк констатировал:
– Знай, что доживу до такого возраста, я бы больше следил за собой.
В подтверждение довода о том, что в искусстве форма всё, а материал ничего не стоит, Генрих Гейне сослался на ответ портного Штаубе, когда того спросили:
– Почему вы берёте за фрак, сшитый из сукна заказчика столько же, сколько за фрак, сшитый из собственного сукна?
– Я требую плату за фасон, сукно же дарю.
Язычник спросил святого Феофила Антиохского:
– Покажи мне своего Бога.
– Покажи мне твоего человека – и я покажу моего Бога. Покажи, что очи души твоей видят и очи сердца твоего слышат, – последовал ответ.
Философ спросил Антония Великого:
– Отче, как ты можешь быть счастлив, будучи лишён утешения, подаваемого книгами?
– Моя книга – это природа сущего, и когда хочу читать Слово Божие, эта книга всегда передо мной, – ответил праведник.
В сухом остатке от институтского курса автора осталось только отечески снисходительное добродушие нашего умудрённого жизнью декана Петра Марковича Бугая по отношению к нашим, как нам тогда казалось, лихим и весёлым студенческим проделкам. Сегодня, спустя пол века, я понимаю, что он подтрунивал над нами, пряча под маской лукавой строгости, воспоминания о своих былых, видимо, куда более лихих студенческих проделках. А своё добродушное отношение к студенческому куражу он, судя по всему, перенял… у своего декана… В феврале 1974 года мне (единственному студенту) выпала честь присутствовать на банкете по поводу 70-летия профессора Куколева Г.В.7 Первый тост седые профессора-химики по старинной традиции поднимали за химические связи. Помню: профессор Куколев предложил выпить за водородную связь, профессор Свирский – за ковалентную связь, профессор Ведь – за…В общем, перебрали все химические связи и тут очередь дошла до профессора Бугая, а химические связи были исчерпаны. Пётр Маркович не ударил лицом в грязь и предложил выпить за связь… с деканатом.
Однажды автор на совещании, где присутствовали большие начальники, но не будучи таковым, опрометчиво высказал мнение, отличное от ранее высказанного мнения очень большим начальником, но при этом достаточно умным человеком, который мнение автора не поддержал, причём не поддержал в категоричной форме, выказав при этом ещё и своё неудовольствие наличием отличного мнения. Памятуя народную мудрость, что в кабинет руководителя ты можешь входить со своим мнением, но выходить – только с его, и при этом, как бы ты не был уверен в верности своего мнения, полемика к добру точно не приведёт, автор всё же возразил:
– Все мнения я разделяю на умные и руководящие. Недопустимо, если подчинённые будут игнорировать мнение руководства, ибо как можно при этом эффективно руководить. В данном случае мне посчастливилось услышать не только руководящее, но и умное мнение, с которым я не могу не согласиться, оставаясь приверженцем своего чисто из формальных соображений, потому что чем больше мнений, тем меньше сомнений в правильности единственно верного мнения.
К удивлению автора за этим возражением оргвыводы не последовали. По-видимому, в данном случае соотношение ума и единоначалия было в пользу первого.