«Комокс» взмывает вверх сквозь взрывозащитные створки в потолке атриума навстречу приближающейся ночи, и Коул возвышается у меня за спиной. Потемневшее небо испещрено золотистыми облаками. Я стою у покрытого пылью окна «Комокса», одной рукой держась за сетку, удерживающую груз, а другую прижимая к стеклу и смотря, как город превращается в паутину огней. Здания на склонах горы опустели, но уличные фонари с биолюминесцентными[2] лампами освещают улицы, усыпанные пеплом. Решившие лететь с нами генхакеры так же разместились в грузовом отсеке, но молчат, а воздух так и трещит от беспокойства из-за предстоящей миссии.
Меня окутывает бурлящее и гудящее возбуждение от осознания, что с каждой минутой мы становимся все ближе и ближе к завершению «Панацеи».
«Комокс» поворачивает на юг и пролетает над фермами Энтропии. Сверху граница из остротрава выглядит как полоса из множества осколков. Мощные прожекторы освещают контрольно-пропускные пункты, где с десяток жителей устанавливают баррикады и раскладывают то немногочисленное оружие, которое Регина хранила в подвалах бункера.
Если Коул прав, то к восходу солнца гору осадит толпа рычащих одичалых. Судя по словам Коула, «Картакс» считает, что как только мы удалим мой код с их панелей, все одичалые вылечатся и станут прежними. Но с командой генхакеров придется восстанавливать вакцину с нуля.
Лаклан разрабатывал ее на основе «Панацеи», так что удаление моего кода может занять недели или даже месяцы.
Но я сейчас так близка к завершению «Панацеи». А с помощью Лаклана я смогу управиться за несколько дней. Вот почему, пока Руз собирал команду и отдавал приказы, я продумывала свой собственный план.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Коул у меня за спиной.
– Все хорошо, – отзываюсь я, глядя в окно, как город исчезает вдали.
Я убираю руку от стекла, запускаю ее в карман джинсов и провожу пальцами по шприцу, наполненному серебристыми нанитами. А затем поворачиваюсь к нему и скольжу взглядом по его лицу, прислушиваясь к тому, какие чувства откликнутся во мне, пока я стою рядом с ним.
Мы чуть не поцеловались в Энтропии. И я бы солгала, сказав, что не замечаю искры между нами. Но что-то во мне изменилось с тех пор, как мы жили рядом в лаборатории проекта «Заратустра». И дело не только в том времени, которое я провела, запертая внутри Катарины, наблюдая, как они с Коулом влюбляются друг в друга. А в тех шести месяцах, воспоминания о которых я потеряла – тех днях, что я провела в пустыне вместе с Мато. Я не помню, что произошло в тот период и почему мои чувства изменились, но знаю, что теперь во мне есть сила противостоять Коулу, которой раньше не было.
И она мне понадобится для того, что я собираюсь с ним сделать.
– В «Картаксе» знают, что мы уже летим? – выйдя из кабины, спрашивает Руз у Коула.
Рейн встает и подходит к нам, чтобы присоединиться к разговору.
– Я только что уведомил их, – кивнув, отвечает Коул.
– Они до сих пор не прислали координаты лаборатории, – говорит Руз. – Лишь обозначили направление.
– Простая мера предосторожности, – объясняет Коул. – Ведь там уже собрались лучшие ученые «Картакса». Руководство решило передать координаты, только когда мы поднимемся в воздух, чтобы вы не смогли организовать нападение.
– Но нам все равно придется остановиться для подзарядки, если полет займет больше полутора часов, – встреваю я. – Солнечные батареи повреждены. И квадрокоптер может летать лишь на короткие расстояния.
Руз вопросительно косится на меня, но ничего не говорит. Он знает, что с батареями «Комокса» все в порядке. Вот только бортовой компьютер показывает всем, что это не так.
Глаза Коула стекленеют.
– В «Картаксе» сказали, что все хорошо, но нужно будет связаться с ними, если что-то пойдет не так. Координаты уже отправлены на «Комокс».
– Подтверждаю, – кричит женщина-пилот. – У нас есть координаты. Отправляю их вам. Этого бункера нет в нашей базе данных.
Руз моргает, и его глаза начинают бегать из стороны в сторону. Я посылаю импульс из манжеты, связываюсь с компьютером «Комокса» и загружаю новые координаты. Перед глазами тут же вспыхивает карта гор Невады и озера у южной границы штата.
Прищурившись, я разглядываю раскинувшийся рядом город.
– Это… это находится в плотине Гувера[3]?
– Точно, – подтверждает Руз. – «Картакс» обозначил вертолетную площадку прямо посреди плотины. Я думал, что мы отправимся на один из их объектов.
– Так и есть, – говорит Коул. – В плотине есть лаборатория. Она не слишком большая, но вполне может вместить несколько сотен человек. Благодаря генераторам плотины, она не останется без энергии, а значит, хорошо защищена. Так что неудивительно, что они отправили нас туда.
– Несколько сотен человек? – переспрашиваю я. – То есть это не бункер?
Коул качает головой:
– Нет, просто лаборатория. Руководство «Картакса» предпочитает держать ученых подальше от гражданских. Так что по всему миру у нас есть множество таких небольших центров.
Руз фыркает:
– Они это делают, чтобы защитить ученых от гражданских или наоборот?
Но Коулу не кажется это смешным. А мои плечи и вовсе напрягаются от мысли, что мы летим не в бункер. Я видела их планировку и знаю, где и что там расположено. А также как оттуда выбраться. А единственная известная мне лаборатория «Картакса» – это та, где я выросла. Но она находилась не в бетонной плотине посреди пустыни.
И теперь все мои планы зависят от того, смогу ли я выбраться оттуда. Нет смысла похищать кого-то, если я не смогу сбежать.
– Но мы ничего о ней не знаем, – выпуская из рук сетку для крепления грузов, говорю я. А затем обхватываю себя руками. – Я думала, мы летим в бункер. И это для меня полнейшая неожиданность. Откуда нам знать, что это не тюрьма?
– Все будет хорошо, – успокаивает Коул, а его взгляд смягчается. – Мне следовало упомянуть, что мы летим в подобное место.
Кажется, он решил, что я боюсь возвращаться в лабораторию. И что меня все еще преследуют кошмарные воспоминания о нашем детстве, от которых становится не по себе.
– Ты не понимаешь, – огрызаюсь я, старательно повышая голос и добавляя истеричные нотки. – Еще несколько недель назад «Картакс» пытался нас убить. И, вполне возможно, это окажется ловушкой… Не делай вид, что это невозможно. А у меня нет ни фотографий, ни планов этажей. Ничего.
Коул выпрямляется.
– Возможно, мне удастся достать для вас планы этажей.
«Отлично».
Я шагаю в другую часть грузового отсека, на краткий миг встречаясь взглядом с Рузом. В его глазах мелькает подозрение, но если он и догадался о моих замыслах, то не спешит меня остановить. Он понимает, что для выживания Энтропии придется рискнуть.
– Неужели у тебя есть такой уровень доступа?
– Не уверен, но скорее всего, да. – Он замолкает на мгновение. – Подожди-ка. Ты что-то задумала, Цзюнь Бэй?
Я разворачиваюсь на пятках и шагаю обратно к Коулу. А как только подхожу ближе, желудок сжимается от эмоций, отражающихся в его глазах – открытость, уязвимость. Может, он и тайный агент, напичканный смертоносными модулями, но я все еще вижу перед собой ребенка, который безоговорочно верил мне в лаборатории проекта «Заратустра», когда я сказала, что освобожу всех.
– Мне просто хочется знать, с чем я столкнусь, – говорю я. – И, думаю, ты меня понимаешь.
Он так пристально разглядывает мое лицо, словно догадывается, что я что-то скрываю, но затем кивает и отправляет мне запрос на совместную работу. Я подгружаю интерфейс манжеты и перед моими глазами вспыхивает окно базы данных.
– У меня есть доступ к картам и поэтажным планам объектов для выполнения миссий, – объясняет Коул. – Здесь есть сведения о бункерах, лабораториях и даже городах.
Я киваю, наблюдая, как он пролистывает список объектов, пытаясь отыскать лабораторию, в которую мы направляемся.
– Похоже, это она, – говорит Коул, выгружая планы этажей вместе с картами местности, данными о генераторе в плотине и расписанию смен охраны. – Вот видишь! Это не тюрьма.
Я скачиваю поэтажные планы и отправляю их Рейн и Рузу. Коул прав – это не тюрьма. А небольшая лаборатория, вмещающая около сотни человек. Здесь расположены общежития, несколько отделенных коридором помещений и квартир в дальней части объекта, в которых, судя по всему, живет охрана. Быстро пролистав расписание смен охранников, я убедилась, что снаружи выставлено оцепление, а после сканирования жителей лаборатории у меня и волосы встали дыбом. «Картакс» перевез сюда не только Лаклана и лучших генхакеров Энтропии, которых захватили во время нападения и освобождения которых потребовал Руз.
Там еще и Мато. Желудок сжимается от мысли, что я вновь увижу его, но мне удается подавить эмоции и закрыть все файлы.
– Что думаешь, Руз?
Его глаза стекленеют, и он медленно кивает.
– Два добротных выхода и чуть больше охраны, чем мне бы хотелось, но… думаю, мы сможем выбраться оттуда.
Коул, нахмурившись, переводит взгляд с меня на него и обратно.
– Конечно же, вы сможете выбраться. Мы лишь хотим поговорить с вами. В этой лаборатории работают ученые, а не военные. Да и вы не пленники.
– Зато пленники наши ученые, которых вы там удерживаете, – возражаю я. – Они там не по собственной воле. Так же, как Лаклан или Мато. Практически все там находятся в плену.
Руз закрывает карты и переводит взгляд на меня.
– Но мы пока не готовы, Цзюнь Бэй.
– Согласна, – отвечаю я. – У меня есть план, Руз. Нам нужно стать чуть смелее, если мы хотим выжить. И это может стать нашим шансом. Прошу, доверься мне.
– Какого черта ты задумала? – спрашивает Коул. – Ты что, не понимаешь, что поставлено на карту?
Я приподнимаю бровь:
– Я прекрасно знаю, что поставлено на карту. Мы живем в городе, который «Картакс» чуть не разрушил несколько недель назад. А некоторых наших людей вы и вовсе заперли в клетках. По миру бродят сотни одичалых, нападающих на людей, а ты просишь работать на «Картакс» без каких-либо гарантий, что они поделятся с нами вакциной, как только мы ее закончим?
Плечи Коула напрягаются. Он обводит взглядом грузовой отсек. Рейн с остальными молча наблюдают за происходящим. Никто из них не жаждет стать союзником «Картакса». У них всех есть друзья и близкие, которые погибли или попали в плен после протокола «Всемирный потоп». Но теперь мы сможем забрать их домой. А вместе с ними и Лаклана, чтобы закончить код самостоятельно.
На несколько мгновений Руз удерживает мой взгляд, после чего оглядывает остальных, чтобы понять, что они об этом думают. А затем на его лице появляется улыбка.
– Что ж, Цзюнь Бэй. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Потому что, кажется, у нас появилась новая цель.
Глаза Коула округляются.
– Ты хочешь похитить Лаклана, да? Но ты не можешь этого сделать, пойми… Да там же множество хорошо вооруженных охранников. Это не сработает.
– Сработает, если ты нам поможешь, – возражаю я. – Руководство «Картакса» тебе не друзья, они твои хозяева. И ты можешь присоединиться к нам. Мы заберем у них то, что нам необходимо, и исправим код самостоятельно.
Но Коул лишь качает головой:
– На карту поставлен не только ваш город. Мы на грани войны. Даже если вы заберете Лаклана, то нет никакой гарантии, что вам удастся исправить вакцину самостоятельно.
– Ты даже не представляешь, на что мы способны, – говорю я. – Вступай в наши ряды, Коул. Перестань быть их игрушкой.
Его светло-голубые глаза, в которых горят ярость и отчаяние, встречаются с моими. Я не жду, что Коул действительно захочет присоединиться к нам, но в глубине души живет надежда, что он это сделает. Юноша уже так много отдал «Картаксу», и я не уверена, что это положительно на него повлияло. Ему не следовало позволять им пичкать себя модулями с секретными технологиями, чтобы превратить в жестокого и эффективного убийцу. И они сделали это из мальчика, который мечтал стать художником, когда вырастет.
Он закрывает глаза.
– Ты не сможешь одолеть их, Цзюнь Бэй. Да и я тоже. И они убьют тебя, если ты попытаешься дать им отпор. Так что я не позволю тебе этого сделать.
Я нащупываю шприц в кармане, чувствуя, как все сжимается в груди.
– Мне очень жаль, Коул, – говорю я. – Мне действительно очень жаль это слышать.
Я подхожу к нему, пристально глядя на него. Поэтому он не замечает шприца, пока я не всаживаю иглу ему в шею.
Глаза Коула расширяются, а рука взлетает вверх, чтобы сжать мою ладонь, но он не успевает.
– Ч-что ты натворила?
– Это промывочная сыворотка. И сейчас она разрушает твои модули. Я не могла рисковать и позволить тебе предупредить «Картакс».
– Цзюнь Бэй, пожалуйста…
Его ноги подкашиваются, а тело сотрясает дрожь. Серебристые пятна расползаются по его шее, а щеки краснеют. За несколько минут токсин распространится по его телу, выжигая каждую нить синтетической ДНК внутри его тела. Он говорил Катарине, что хочет избавиться от своей панели. Хотел быть свободным… Теперь так и будет. Мне пришлось постараться, чтобы перекодировать промывочную сыворотку, и теперь ее наниты способны справиться с любыми секретными технологиями, но, скорее всего, на это потребуется несколько месяцев.
Считайте меня жестокой, ведь это не безболезненная процедура, но это единственный выход. Перед глазами вспыхивает сообщение, что токсин полностью распространился по телу. Коул, дрожа и задыхаясь, хватается за воротник моей куртки, чтобы притянуть меня ближе. Я же тяну руку ему за спину к пульту управления дверью «Комокса». Один рывок, и она открывается, впуская порыв ветра.
– Не делай этого, – выдыхает он. – Ты развяжешь войну.
– Мы уже на войне.
Я срываю парашют со стены, а затем пихаю ему в руки.
Его глаза расширяются от ужаса за мгновение до того, как я толкаю его в объятия темной ночи.