Поначалу это дело с линотипом Ронсона казалось довольно забавным. Но еще задолго до конца от него стало слишком явно попахивать жареным. И хотя Ронсон здорово нажился на этой сделке, я бы ни за что не послал к нему человечка с шишкой, если бы знал, что из этого получится. Чересчур дорого обошлись Ронсону его баснословные прибыли.
– Мистер Уолтер Мерольд? – осведомился человечек с шишкой. Он явился в контору отеля, где я живу, и я велел препроводить его в мой номер.
Я признался, что это я и есть, и он сказал:
– Рад с вами познакомиться, мистер Мерольд. Меня зовут…
Он назвал себя, но я не запомнил его имени. Хотя обычно хорошо запоминаю имена.
Я сказал, что счастлив встретиться с ним, и спросил, чего он хочет. Он принялся излагать свое дело, но очень скоро я его прервал.
– Вас ввели в заблуждение, – сказал я ему. – Да, в свое время я был специалистом-печатником, но теперь ушел в отставку. И вообще, известно ли вам, что изготовление нестандартных матриц для линотипа стоит чудовищно дорого? Ежели вам так уж требуется отпечатать всего одну страничку ваших закорючек, то лучше написать эту страничку от руки и затем изготовить цинковую фоторепродукцию.
– Но именно это меня и не устраивает, мистер Мерольд. Ни в какой степени. Видите ли, все это должно храниться в тайне. Лица, которых я представляю… Но оставим их. Для изготовления фоторепродукции мне пришлось бы показать ее посторонним, чего я как раз не имею права делать.
Сумасшедший, подумал я и присмотрелся к нему повнимательней.
Он не был похож на сумасшедшего. Вообще выглядел он вполне заурядно, хотя в нем чувствовалось что-то иностранное, я бы сказал – азиатское, несмотря на то, что он был блондин с белой кожей. И на лбу у него была шишка, точно посередине, прямо над переносицей. Такие шишки можно видеть у статуй Будды; обитатели Востока называют их шишками мудрости.
Я пожал плечами.
– Послушайте, – сказал я, – ну кто сможет изготовить вам матрицы с этими вашими закорючками, не видя самих закорючек? Да и тот, кто будет работать на машине, тоже увидит…
– О, все это я сделаю сам, – сказал человечек с шишкой. (Впоследствии мы с Ронсоном назвали его ЧСШ, что было сокращением от «человечка с шишкой», потому как Ронсон тоже не запомнил его настоящего имени; но я забегаю вперед.) – Разумеется, гравер их увидит, но он увидит их как отдельные буквы, а это значения не имеет. Текст же на линотипе наберу я сам. Кто-нибудь покажет мне, как это делается, мне ведь надо набрать всего одну страницу, какие-то два десятка строк, не больше. И печатать текст не обязательно здесь. Мне нужен только набор. И неважно, сколько это будет стоить.
– Ладно, – сказал я. – Я направлю вас к одному человеку в Мергантейлере, к граверам. Они изготовят вам матрицы. Затем, если вам уж так необходимы уединение и доступ к линотипу, повидайте Джорджа Ронсона. Дважды в неделю он выпускает нашу местную газетку. По сходной цене он уступит вам свою лавочку на столько времени, сколько потребуется, чтобы набрать ваш текст.
Так оно и получилось. Через две недели, утром во вторник, мы с Джорджем Ронсоном отправились на рыбалку, а ЧСШ тем временем принялся набирать на линотипе Ронсона текст при помощи жуткого вида матриц, которые он только что получил воздушным экспрессом из Мергантейлера. Накануне вечером Джордж показал человечку, как работать с линотипом.
Мы поймали по дюжине рыб, и, помнится, Ронсон, хихикнув, сказал, что он выудил и еще одну рыбку – ЧСШ уплатил ему пятьдесят монет наличными только за одно утро работы в типографии.
И когда мы вернулись, все было в порядке, если не считать того, что Джорджу пришлось выгребать из металлоподавателя медь, так как ЧСШ вдребезги разбил все свои новенькие медные матрицы, когда в них миновала надобность, и не знал, что смешивать типографский сплав с медью недопустимо.
В следующий раз я встретился с Джорджем после того, как прочел субботний выпуск его газетки. Я тут же задал ему головомойку.
– Как тебе не стыдно! – сказал я. – Нарочно делать орфографические ошибки и пользоваться просторечием давно уже вышло из моды! Это не смотрится даже в провинциальных газетах! Что за пошлость – публиковать письма из окрестных городов прямо в том виде, в каком они приходят? Это зачем, для вящего правдоподобия, что ли?
Ронсон как-то странно взглянул на меня и промямлил:
– Н-ну… да.
– Что – да? – напирал я. – Ты хочешь сказать, что следуешь устарелой моде, или ты делаешь это для вящего…
– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказал он.
– Что именно?
– То, что я хочу тебе показать, – сказал он туманно. – Ты ведь еще не разучился набирать?
– Конечно. И что из этого?
– Тогда пойдем, – строго сказал он. – Ты опытный линотипист, и потом ты сам меня в это втравил.
– Во что?
– В это самое, – сказал он и больше не добавил ни слова, пока мы не вошли в его контору. Обшарив ящики стола, он извлек лист бумаги и протянул мне.
Физиономия его была какой-то грустной.
– Уолтер, – произнес он. – Может, я сошел с ума, но мне хотелось бы выяснить, так ли это. Вполне допускаю, что двадцать два года издавать местную газету, все делать собственными руками и стараться при этом угодить и нашим, и вашим – вполне достаточно, чтобы свихнуться, но все же я хочу знать это наверняка.
Я взглянул на него, а потом на листок, который он мне передал. Это было самое обыкновенное «письмо с места», и по почерку я сразу узнал руку Хэнка Рогга, торговца скобяным товаром в Хэйлз-Корнерзе, откуда он посылал сообщения на местные темы. Я отметил обычные для Хэнка орфографические ошибки, но само сообщение не было для меня новостью. Оно гласило: «Свадба Х.М.Клэфлина и мисс Марджори Берк состоялась вчера вечером в доме невесты. Падружками были…»
Я поднял глаза на Джорджа, не понимая, к чему он клонит.
– Ну и что? Это было два дня назад, и я сам ходил на эту свадьбу. Ничего особенного здесь…
– Слушай, Уолтер, – сказал он, – набери этот текст. Пойди вон туда, сядь за линотип и набери эту заметку. В ней-не больше десяти-двенадцати строчек.
– Ладно, но скажи, зачем?
– Затем… Ты сначала набери, Уолтер. А потом я скажу тебе зачем.
Ну, я пошел в типографию, сел за линотип и для начала набрал пару пробных строк, чтобы свыкнуться с клавиатурой, а затем положил письмо на пюпитр и принялся за дело. Я сказал:
– Слушай, Джордж, ведь Марджери пишет свое имя через "е", а не через "о", верно?
– Верно, – отозвался Джордж странным тоном.
Я добил заметку до конца, посмотрел на него и спросил:
– Что дальше?
Он подошел, взял блок строчек с уголка и прочел перевернутый текст, как у печатников принято читать набор. Затем вздохнул и проговорил:
– Значит, дело не во мне. Взгляни, Уолтер.
Он передал мне набор, и я тоже прочел. Вернее, начал читать:
«Свадба Х.М.Клэфлина и мисс Марджори Берк состоялась вчера вечером в доме невесты. Падружками были…»
Я ухмыльнулся.
– Слава богу, Джордж, что мне уже не приходится зарабатывать этим себе на хлеб. Пальцы больше не слушаются: в первых пяти строчках три ошибки. Но в чем дело? Можешь ты мне сказать, зачем ты заставил меня набирать эту ерунду?
Он ответил:
– Будь добр, Уолтер, набери еще раз. Я… Мне хотелось бы, чтобы ты понял это сам.
Я поглядел на него. Он показался мне таким серьезным и озабоченным, что я не стал спорить, а повернулся к клавиатуре и напечатал: «Свадьба…» потом поднял глаза к верстатке и прочел по выпавшим матрицам: «Свадба…»
У линотипа есть одно достоинство, о котором вам, возможно, не известно, если вы не печатник. Вы всегда можете исправить ошибку в строке, если спохватитесь до того, как нажмете на рычаг, которым матричную строку посылают на отливку. Вы просто сбрасываете нужную вам матрицу и вручную вставляете ее в надлежащее место.
Ну, я ударил по клавише "ь", чтобы получить матрицу "ь" и исправить ошибку в слове «свадба»… Но ничего не получилось. Штанга клавиши выдвинулась нормально, раздался обычный звонкий щелчок, но матрица "ь" не выпала. Я заглянул в механизм, чтобы проверить, не встал ли верх, но там все было в порядке.
– Заело, – сказал я.
Чтобы увериться окончательно, я еще с минуту нажимал на клавишу "ь" и вслушивался в звонкие щелчки. Но матрица "ь" так и не выпала, и я протянул руку…
– Оставь, Уолтер, – сказал Джордж Ронсон спокойно. – Заканчивай строку и продолжай.
Я снова уселся и решил развлекать его дальше. Так мне быстрее удастся выяснить, к чему он клонит, чем ежели я начну спорить с ним. Я закончил первую строку, пробил вторую и подошел к слову «Марджери». Я нажал клавишу "М", затем "а", "р", "д", "ж", "е"… Тут я случайно взглянул на верстатку. Матричная строка гласила: «Марджо…»
– Ч-черт, – пробормотал я и снова нажал на клавишу "е", чтобы заменить матрицу "о" на "е", но ничего не получилось. Я жал на клавишу "е", но матрица не выпадала.
– Ч-черт, – повторил я и встал, чтобы осмотреть сталкиватель.
– То-то и оно, Уолтер! – сказал Джордж. В его голосе можно было различить и некое подобие торжества – надо мной, как я полагаю; и какую-то долю страха и явного замешательства, и оттенок покорности судьбе. – Теперь ты понимаешь, в чем дело? Она точно следует оригиналу!
– Она… что?
– Потому-то я и хотел, чтобы ты сам ее опробовал, Уолтер, – сказал он. – Просто желал убедиться, что все дело в машине, а не во мне. Вот взгляни: в письме на пюпитре написано вместо «свадьба» – «свадба» и вместо «Марджери» – «Марджори»… и, какие бы ты клавиши ни нажимал, выпадут именно эти матрицы.
– Глупости, – сказал я. – Не иначе как ты пьян, Джордж.
– Можешь мне не верить, – возразил он. – Попробуй набрать эти строки правильно. Исправь ошибку в четвертой строке, там, где написано «падружки». Я хмыкнул, взглянул на уголок, чтобы посмотреть, с какого слова начинается четвертая строка, и начал набирать. Набрал "п" и остановился. Медленно и осторожно, не спуская глаз с клавиатуры, я положил указательный палец на клавишу "о" и надавил. Я услышал, как матрица со щелчком прошла через сталкиватель, и увидел, как она упала в верстатку. Я твердо знал, что нажал на нужную клавишу, но… Вот именно, вы уже догадались. Выпала матрица "а".
– Не верю, – сказал я.
Джордж Ронсон с тревогой взглянул на меня, криво усмехнувшись.
– Я тоже, – сказал он. – Слушай, Уолтер, пойду прогуляюсь. Я схожу с ума. Я не могу здесь больше оставаться ни минуты. А ты валяй дальше и попробуй убедить себя. Машина в твоем распоряжении.
Я глядел ему вслед, пока он не ушел. Затем с каким-то странным чувством я снова повернулся к линотипу. Прошло немало времени, прежде чем я поверил, но поверить мне пришлось.
Какие бы клавиши я ни нажимал, проклятая машина точно следовала рукописи со всеми ее ошибками.
Я решил довести дело до конца. Набрал первые два слова, а затем прошелся по рядам клавиш сверху вниз, как это обычно делается, когда заполняют пустую строку: ЭТАОИН ШРДЛУ ЭТАОИН ШРДЛУ ЭТАОИН ШРДЛУ – не глядя на верстатку. Я послал результат на отливку, схватил горячую строку, которую ножи вытолкнули из формы, и прочел: «Свадба Х.М.Клэфлина и мисс Марджори…»
На лбу у меня выступил пот. Я вытер его, выключил линотип и отправился искать Джорджа Ронсона. Искать пришлось недолго, потому что он оказался именно там, где я и предполагал. Я тоже заказал выпивку.