мы чувств бежали искренних и звонких,
но грубой жизни злая канитель
в душе не затравила взгляд ребенка.
Прозрачные, как смех и Цинциннат,
взрослели, ускользая от цинизма,
пусть буду перед миром виноват, —
не этот плоский мир – моя отчизна:
я весь оттуда, где трепещет сад
на зеркале травы, где бродят лани,
и ты оттуда, и о том твой взгляд
мне говорит яснее восклицаний.
Но как узка тропинка, труден путь
над бездною безо́бразных видений,
и я молю, чтобы не соскользнуть
позволил опыт всех моих падений.