Назар
Описать собрание в кабинете директора школы в трех словах можно разве что как: нас конкретно отчихвостили. Как пионеров. Меня и эту истеричную Жень Санну, которая перед директором потеряла весь свой боевой запал. Краснела и смущалась, как девственница в борделе.
Детям дерьма тоже отсыпали, но, разумеется, в меньшем количестве и с красивой педагогически-этической подачей. Завуалированно пообещав, что в случае повторения подобной ситуации, разговаривать с ними будет уже комиссия по делам несовершеннолетних.
Брехня полная. За детские проказы на учет не ставят. А случившееся именно что детская проказа. Если брать глобально. Локально же вся эта ситуация – дерьмо. Будь Кирилл моим сыном, уже давно получил бы хороший нагоняй за то, что посмел поднять руку на девчонку.
Нет, моя «фея», конечно, тоже хороша! Зная Таськин характер, ни грамма не удивлюсь, если она и стала зачинщицей этой стычки, но моих железобетонных жизненных принципов это не меняет. Слабый пол бить нельзя. Какими бы истеричными, невыносимыми провокаторшами женщины временами ни были. Морду бьем только себе подобным. И не морду тоже. Плохо, что Жень Санна это своему пацану в голову не вдолбила. И еще хуже, что этого не сделал его папаша. Где он, кстати? Почему мать за сына краснеет одна?
Я вообще считаю, что в таких случаях в школу приходить должен именно отец. Глава семьи и ее авторитет, которому некогда, видимо. Нам, простым смертным, олигархов не понять. Им количество заработанных за жизнь миллионов важнее, чем воспитать из сына человека, а не отбитого гопника.
Из «пыточный» нас выпускают только долгий час спустя. И только после того, как наши «непутевые дети» сквозь зубы приносят друг другу совершенно неискренние извинения. Холодный, голодный и грязный, как собака, после возни с деревом на дороге, я еле высидел это собрание до конца. И не я один. Судя по тому, как быстро выскочила из кабинета Евгения вместе с сыном, она тоже кайфа от встречи не словила.
Гордо цокая каблуками и соблазнительно вырисовывая восьмерки бедрами в изумрудных брюках, мать выводит сына из школы, что-то тихо ему выговаривая. Что – я не слышу. Мы с дочкой идем на достаточном от них удалении. Но не сложно понять, что дамочка раздражена и недовольна поведением своего отпрыска.
Нет, подумать только, как тесен мир! Это же надо было, из всего Сочи, именно с этой стервой закуситься на дороге. Дважды, блть!
На парковке мы молча расходимся каждый к своей тачке, на прощание только одарив друг друга короткими взглядами. Кажется, оба в этот момент внутренне обещаем себе больше никогда и ни при каких обстоятельствах не пересекаться. А потом так же молча разъезжаемся в разные стороны. Провожая взглядом бампер этой леди, мысленно ставлю галочку: позвонить в автосервис знакомым парням.
Первую половину пути дочь благоразумно молчит. Я тоже заводить разговор не тороплюсь, всем видом демонстрируя, что недоволен ее сегодняшней выходкой.
На второй Таисия не выдерживает и спрашивает:
– Сильно злишься, да?
– День, Тася. Мы в этой школе всего день, а я уже успел в деталях рассмотреть интерьер кабинета директора. Как ты думаешь, злюсь ли я?
– Ну, а чё он! – дерзит коза.
– А чё ты? – спрашиваю я ей в тон.
Дуется, повесив нос.
– Это разве аргумент? – спрашиваю я.
– Нет, – бурчит обижено. – Не аргумент.
Я замолкаю на какое-то время, сосредоточившись на дороге. Даю возможность своей принцессе остыть.
Мужику в одного воспитывать дочку сложно. А вырастить из нее достойную леди еще сложнее. Во-первых, мы – мужики – во всех этих бабских штучках понимаем мало. Во-вторых, Тася на леди непохожа совсем. С моим характером и своей самостоятельностью в будущем женихи будут с ней на раз прикуривать. В далеком-далеком будущем! А сейчас прикуриваю я. Время от времени. Когда совсем нервы ни к черту.
Не вовремя вспоминаю, что в бардаке завалялась открытая пачка сигарет. От желания аж трубы начинают гореть. Длинный и напряженный день. Дурацкая привычка. Но я искренне стараюсь ей не злоупотреблять. Тем более в присутствии дочери курение – табу.
– Чего не поделили-то? – спрашиваю я, когда мы уже подъезжаем к дому.
– Он посмеялся над моей прической, – нехотя признается егоза. – Дурак!
– А ты что, не могла просто посмеяться над ним? Зачем было устраивать драку?
Плечами пожимает.
– Ражажлилась, – говорит себе под нос, нарочито шепелявя. Такое она неосознанно проворачивает только когда ей очень и очень стыдно. Это и заставляет меня поумерить свой пыл и спросить:
– Какой урок из сегодняшнего дня вынесла?
– Бить надо по-тихому, чтобы классуха не узнала.
– Таисия! – гаркаю я, сам едва сдерживая улыбку.
– Ла-а-адно, – закатывает глаза дочь, – драться – это плохо. Я больше… так… постараюсь… не буду…
– Постараюсь или не буду?
– Первая не полезу! Так пойдет?
На этот раз сдержать смешок не получается.
– Уже лучше, чем ничего. Принимается.
– Что теперь с формой делать? – спрашивает дочь, помахивая своим оторванным рукавом рубашки. – Пришьем? – предлагает с сомнением, теребя почти отвалившийся карман темно-синего пиджака.
– Рубашку на выброс. А по поводу пиджака сегодня позвоню в ателье и попрошу по твоим меркам сшить новый. Этот тоже подлатаем. С такими вашими косяками, юная леди, запасной лишним не будет.
– А без нее вообще-вообще никак нельзя?
– Таковы местные правила.
– Они мне не нравятся.
– Мне тоже многое что в этой жизни не нравится, детеныш, приходится подстраиваться.
Тася что-то невнятно бубнит. Кажется, это что-то типа: пусть жизнь подстраивается под меня, а не я под нее. Я посмеиваюсь, похоже, мой ребенок хакнул эту систему в свои восемь лет.
Едем дальше. Таська задумчиво вяжет узелки из оторванного рукава. Очевидно, устав молчать, мое чадо оборачивается, начиная издалека:
– Пап.
– Да, дочь?
– Можно я кое-что спрошу?
– Ты уже кое-что спросила.
– Да, пап! – закатывает глаза. – Так вы что, реально с мамой Кириешки знакомы? – спрашивает, пытливо уставившись на меня.
Я поджимаю губы, включаю поворотник, заезжая на территорию нашего с дочкой нового дома и глушу мотор, потом только нехотя бросая:
– Сегодня познакомились.
– Где? – щурит глаза Таська.
– На дороге. Нужно было помочь. У Евгении были некоторые… проблемы с машиной.
– Как это? Ей что, больше некому было помочь? Обязательно тебе надо?
– Я спасатель, малышка. Помогать – это моя работа. И вообще, не слишком ли много вопросов, Таисия Назаровна?
– Просто для справки, – хмурит брови дочь. – Она мне тоже не нравится! Еще больше, чем эта идиотская форма. Гораздо, гораздо больше.
От такого заявления у меня отвисает челюсть. Не буквально. Фигурально. Мысленно я в нокауте. Какого черта? Я даже с ответом в кои-то веки не нахожусь, а от продолжения разговора меня спасает шипение рации и голос нашего диспетчера Михалыча.
– Белов, прием.
– Не понимаю, о чем ты, Тась, – говорю я дочери, плавно съезжая с темы, и достаю аппарат из нагрудного кармана спецовки. – Это по работе. Заходи в дом, я сейчас.
– Ты опять уедешь, да?
– Скорее всего. Прости, детеныш, но работа у меня такая.
– Дурацкая, пап.
– Так кто же спорит. Все, шуруй в дом.
Дождавшись, пока дочь выберется из машины и забежит на крыльцо, отвечаю на вызов:
– На связи, Михалыч.
– Савелич, ты уже освободился?
– Только подъехал к дому. Дочку привез. Что у нас с обстановкой по городу?
– Сплошные аварии, обрывы линий электропередач да поваленные деревья. Одна машина с туристами застряла в горах – дорогу размыло. Еще две улетели в кювет. Пассажиры живые, но выбраться не могут, ждут вертолет. Три аварии и два возгорания в СНТ. Парни зашиваются, Савелич.
– Принял. Куда нужно подскочить?
– Пенсионерка позвонила, у них в частном кооперативе халабуду недостроенную ветром повалило. Оттуда, говорит, звуки какие-то странные слышны, как будто скребется кто-то. Возможно, под завалами есть человек. Осмотреться надо бы. Я уже направил туда Илюху со всем необходимым снаряжением, но один он, боюсь, не справится, а свободных отрядов больше нет. Подмогнешь? Ты там рядом.
– Уже выезжаю. Кидай адрес. И будь на связи, возможно, понадобиться бригада скорой помощи.
– Принято.
Михалыч оперативно скидывает координаты мне на телефон. Я врубаю навигатор. До места назначения чуть больше девяти минут по трассе.
Растираю ладонью шею, лицо. Смотрю на свою грязную футболку и принимаю решение, что переодеваться нет ни времени, ни смысла.
Завожу мотор и трижды сигналю Тасе. Это наш с ней «позывной», сообщающий, что я уехал. Детеныш выглядывает из окна и, скорчив рожицу, кивает.
Ну вот и всё, отдохнули и будет, товарищи майор. Долг зовет.