– Давай-ка, девонька, одевайся. – Микола передал Варе салоп, который накануне надевала Маренн. – Повирх рубахи-то. Холодно ночью-то. А сам-то, Иван, что о себе думаешь? – спросил он, помогая Варе просунуть руки в рукава. – Назад вернешься? Не боишься, что и тебя тронут?

– Мне бояться нечего, Микола, – пожил, – Пирогов вздохнул. – За Юру волнуюсь, верно. Но вот на фрау Сэтерлэнд вся надежда. – Он повернулся к Маренн. – Уж в своем-то госпитале рыскать они не станут? Каратели ведь не будут госпиталь обыскивать? – спросил он Маренн по-немецки. – Я о Юре, фрау…

– Нет, это исключено, – ответила она. – Давайте помогу, иначе кровотечение может начаться, рана еще неплотно затянулась. – Она подошла к Миколе, наклонилась, придерживая руку девушки, пока Микола натягивал на нее рукав салопа. Было заметно, что Варя вначале инстинктивно отпрянула, но потом взяла себя в руки, знаком приказав Графу молчать. – У них нет таких полномочий – обыскивать немецкие госпитали, тем более с тяжелоранеными. Это не входит в задачи исполнительных команд, они работают исключительно с местным населением. Если поступают сообщения, что в госпитале что-то неладно, этим будет заниматься служба СД при местной комендатуре. Впрочем, даже если Олендорфу и придет в голову что-то подобное, я ему не позволю, конечно. Вот так вот, хорошо. – Она ободряюще положила Варе руку на плечо. – Так что за Юру не беспокойтесь, Иван Петрович, – заключила она. – Во всяком случае, сейчас, – и попросила Варю: – А теперь я сделаю укол…

– Я сама! – вскрикнула Варя. – Я сама.

– Нет уж, позвольте мне, – настойчиво произнесла Маренн. – Раз уж я здесь, согласитесь, это будет надежнее. И быстрее.

– Варя, это правда, – поддержал ее Пирогов. Варя промолчала. Маренн набрала лекарство в шприц, сделала укол. Затем, сменив иглу, снова набрала лекарство. – Попробуйте встать. Опирайтесь на меня, не бойтесь. Очень больно?

– Нет, совсем не больно, – негромко откликнулась Варя, пальцы ее дрожали от слабости.

– Сможете идти? Попробуйте, – попросила Маренн. – Держитесь за меня.

– Да, кажется, могу. – Варя сделала несколько шагов по комнате.

– Очень хорошо. – Маренн кивнула. – Сначала, конечно, трудно, но лекарство будет действовать сильнее, так что сможете идти быстрее, – заключила она. – Теперь сделайте укол собаке. – Она передала Варе наполненный шприц. – Иван, где корзина со щенками?

– Вот туточки. – Микола поставил перед ней большую плетеную торбу с привязанной к ней веревкой. – Я сюды переложил, за спиной понесу, – он показал на веревку, привязанную по краям. – Таки легче будет. Ведь еще Варвару вести. И припасы съестные, что были… Все вместе.

– Правильно, – согласилась Маренн. – Вот еще туда лекарства и бинты положите, я привезла дополнительно. – Она достала из саквояжа медицинский пакет и передала Миколе. – Вы готовы, Варя?

– Да, – кивнула та решительно. – Только вот за документы боюсь, как бы не потерять, карманы у салопа дырявые.

– Так Пелагея уж давно не носить его, сейчас веревку дам, – спохватился Микола. – Обмотаем вокруг тебя покрепче, ничего не станется. Штопать некогда ноне.

– Аккуратно, не повредите рану, – предупредила Маренн. – Вот сюда, под бинты, давайте закреплю. – Она наклонилась к девушке. – Ничего не бойтесь, – успокаивающе провела рукой по ее спутанным волосам. – Надеюсь, на островок они не пойдут. А если даже и появится такая мысль, я им не позволю. Во всяком случае, постараюсь…

– Не могу понять: почему вы нам помогаете? – Светлые глаза Вари смотрели на Маренн с благодарностью и недоумением. – На вас этот мундир. – Она коснулась пальцем блестящих букв СС на рукаве мундира Маренн. – И вижу, звание у вас высокое. Я на немцев насмотрелась за этот месяц. Ничего от них, кроме горя, не жди.

– Так людев-то много, люди ризные, – ответил за Маренн Микола. – И в Неметчине ихней ризные. Что дивиться-то? Фашист этот тама без году неделя как обосновался, а страна и до него жила, и люди осталися. А типерь куды им деваться-то? Хочешь не хочешь, а горбатиться на него заставить. Особливо с образованием хто.

– Да и верно. – Маренн грустно улыбнулась. – Ваши товарищи, Варя, погибли за Родину, потому что она у них одна. Но и у меня другой родины нет, кроме Австрии, а она сейчас – часть рейха. А ничего сделать, чтобы по-другому было, пока нельзя. Слишком много людей поддерживает Гитлера. Но это изменится, я уверена. Так что приходится делать малые дела, чтобы когда-нибудь совершились большие. Люди заблуждаются часто и довольно долго, но чем дольше заблуждаются, тем горше за это платят. Но мать у меня француженка, и родилась я во Франции, и долго жила там, с самого детства. Так что неправды я вам не сказала.