– Похожая история произошла с одним моим приятелем в 1962 году. – Заговорил вдруг Степаныч. – Мы тогда разрабатывали стоянку древних кочевников в Казахстане. Точно так же, совершенно случайно, он обнаружил захоронение в стороне от основного места раскопок. Оно оказалось парным. Похоже, это была супружеская чета. Мужчина по всей вероятности был вождём племени, а скорее даже нескольких или многих племён. У обоих скелетов следы насильственной смерти. Видимо, погибли в бою, либо мужчина погиб, а женщина была заколота после его смерти. При них находились украшения из золота, меди и серебра, дорогая металлическая утварь, оружие. Казалось, мы вынули оттуда всё, ан, нет. Приятель мой был дотошным парнем, и принялся рыть глубже. Неожиданно лопатка его звякнула обо что-то твёрдое.
Тут Степаныч замолчал, уставившись невидящим взором куда-то в сторону, а я испытала в тот момент непередаваемое чувство тоски, боли и одиночества. То, что происходит с нами, всегда или почти всегда уже где-то и с кем-то происходило. Правда, когда это происходит с тобой, ты всегда один, даже когда вокруг тебя роятся толпы людей. Человек один, когда в муках приходит в этот мир (Не стоит думать, что боль и страх испытывает только мать, ребёнку во время родов ничуть не лучше!), он один, когда в муках его покидает. Ты всегда один, когда испытываешь боль, страх, горе или унижение.
Неожиданно Степаныч продолжил:
– Не думаю, что тебе известна эта легенда. В нашей школьной программе уделяется много внимания античному миру, но в ней нет почти ничего, что касалось бы наших предков, живших на этих землях, пять, десять, двадцать тысяч лет назад…
– Как? – Глаза мои непроизвольно округлились. – Как десять – двадцать?.. Древнейшей цивилизации мира, египетской, всего-то пять тысяч лет… Мы ведь являемся одним из самых молодых народов… – Принялась я цитировать школьный учебник.
– Э, девонька, тебе ещё многое предстоит постичь, – прервал меня Степаныч со снисходительной улыбкой. – Ты никогда не задумывалась о том, почему у нашего «самого молодого» народа такой сложный язык? Ты какой язык в школе изучала?
– Английский, – отрапортовала я.
– Вот, английский. Сложный язык?
– Да нет, не очень.
– А теперь представь, что английский – твой родной язык, а тебе надобно изучить русский или, того хуже, украинский, – он выдержал небольшую паузу. – Представила?
– Да, уж, – ответила я после недолгого раздумья. – Из каждого правила по десять исключений, большинство глаголов неправильные, фонетика очень сложная и, что ни фраза, то идиома… Стойте, куда вы клоните?
– А, туда, девонька, всё туда же, – ответил препод, слушавший моё выступление со снисходительной улыбкой человека, которому всё это было известно задолго до моего рождения. – Не может быть такого сложного языка у народа, сформировавшегося где-то в болотах Восточной Европы приблизительно в пятом веке новой эры.
– А, почему же тогда… – Начала я.
– В том-то и соль, – отозвался Степаныч. – Нашу российскую, русскую историю писали немцы при дворе Петра Великого. Они за всю жизнь, прожитую здесь, даже язык наш выучить не удосужились, а мы переписываем сочинённые ими глупости из учебника в учебник! Данные археологии открыто игнорируем! – Степаныч начинал заводиться. – А данные эти говорят о том, что мы гораздо древнее, чем принято считать! Всё человечество древнее! Вернёмся, возьми почитать труды Ломоносова, Татищева – увидишь! Лучше дореволюционные издания бери, они меньше исковерканы.
– А, кто… а, кому… – от волнения я начала сбиваться с мысли.
– А, никому! – Отрезал Степаныч. – Косные чурбаны из министерства не желают, видите ли, учебники переписывать! У них, понимаешь, система сложилась, будь она неладна!
Степаныч ещё долго ругал эту самую систему последними словами, из которых я поняла одно – та история Руси, да, и мира, что преподносится нам в школах и институтах, существенно «обгрызена». Кто-то когда-то решил всё упростить, а неугодные моменты замять для ясности. Когда Степаныч остановился, чтобы перевести дух, я осмелилась задать давно свербевший вопрос:
– Что произошло с тем вашим приятелем?
– А? Что? – Степаныч ещё не совсем отошёл от своей мысленной битвы с воображаемыми противниками из министерства. – Ах, да. Спятил приятель. В психушку его забрали.
– Как? – Не поняла я. – Прямо так и забрали из того самого захоронения в психушку?
– Да, нет, не сразу. Это спустя лет десять произошло после того захоронения, точнее, раскопок на нём. В тот злополучный день его угораздило найти одну очень древнюю реликвию – меч-крест… – Степаныч снова задумался.
– Что это за меч такой? Почему он крест? – Полюбопытствовала я.
– По легенде, – продолжил Степаныч, как ни в чём не бывало, – этот меч изготовил сам злобный змей Каранджель. Был такой персонаж в мифах древних Ариев. Он только и мечтал о том, чтобы как можно больше напакостить людям и светлым Богам, да не мог, потому как его за все его «хорошие» дела поместили в мир Нави, в загробный мир то есть…
– Прикончили что ли? – Не поняла я.
– Не совсем, – отозвался препод. – Да, и нельзя было по верованиям Предков кого-то навсегда прикончить. Предки верили в бессмертный дух и реинкарнацию. Чёрную душу змея Каранджеля поместили Навь охранять. На нём же пропахали борозду, отделяющую наш мир Яви от Нави.
Когда Степаныч углубился в эти мифологические дебри, у меня в голове завертелись обрывки сказок о Змее Горыныче, былины о богатырях, пашущих поле на побеждённом Змее и многое другое из раннего и не очень раннего детства. От всех этих «сказок на ночь» жутко захотелось спать, и я с трудом пересиливала себя.
Что это Степаныч, в конце концов, задумал? Развлечь меня своими историями до потери пульса, чтобы мне спалось, как следует? В глубине задрёмывающего сознания начинала закипать злость. Сидит тут, голову морочит! Я что ему, дитё пятилетнее, сказочки мне рассказывать? Препод, между тем, продолжал:
– …и спрятал он меч-крест на дно океана-моря, и принялся искушать одного могущественного жреца, возмечтавшего о всемирной славе и богатствах несметных. Надоумил Змей того жреца отыскать меч-крест, дабы с его помощью стяжать себе власть и богатство. Отправился жрец на берег Моря – Океана, а Змей сделал так, что воды его расступились, и жрец смог пройти по дну и забрать тот меч заколдованный… – Ещё чище. Какой-то исход иудеев из Египта понёсся. Что за чепуха? – …и завладел оружием страшным, и принял имя Карандара. Многих правителей добрых и справедливых порешил потом Карандар с помощью меча своего, пока один могущественный вождь не заключил союза с племенами соседними, да не отобрали они тот меч страшный и не спрятали его в дальней пещере в горах Кавказских. Однако меч время от времени появляется в нашем мире и беды творит немалые.
– Да уж. Детектив. – Оценила я, смутно соображая, как много мне ещё предстоит постичь. В детстве я читала «Мифы Древней Греции» Н. Куна, позднее – «Мифы индейцев племени Мочико», не помню кто составитель, но славянских мифов мне не попадалось.
Самое раннее – это былины, их я очень любила и прочла множество. Наши богатыри были чем-то вроде христианских рыцарей, а что было до этого? Возможно, ничего и не было, просто Степаныч бредит. У нас и письменности-то никакой не было до Кирилла и Мефодия… Стоп! А как же руническое письмо? А черты и резы?
В моей отяжелевшей голове заплясали рунические знаки, которые почему-то вскоре обзавелись головами русских богатырей. Воды океана расступались, и по оголившемуся дну гордо шествовали древние греки, выстроившись почему-то «свиньёй». За ними скакал на коне маленький трёхглавый Змей Горыныч, держа в зубах центральной головы католическое распятье. Вдруг правая голова его изрекла:
– Да, ты спишь, что ли, девонька? Вот, заболтал я тебя, старый дурак!
– А! – Вскинулась я. – Простите меня, Егор Степанович! Я не нарочно! Просто вы так интересно рассказываете! И что, ваш друг нашёл тот самый меч-крест из легенды?
– Иди спать, голуба моя. Завтра доскажу, а то час ночи уже, завтра рано вставать. Пойдём захоронение твоё разрабатывать… – Внезапно Степаныч понял, что сказал что-то не то. – То есть, не твоё, конечно.. – Я рассмеялась, окончательно выбив тем самым препода из колеи. – Да, ну тебя! Иди спать, в конце-то концов! С ума ты меня сведёшь!
Покачивая головой и бормоча что-то себе под нос, Степаныч отправился в свою палатку. Я тоже побрела к своей. Сон куда-то испарился, унеся с собой все нелепые образы, привидевшиеся мне только что. В голове было ясно, как на небе в погожий денёк. Хотелось побежать во весь дух, не разбирая дороги, а потом подпрыгнуть повыше и лететь над степью, раскинув руки, словно крылья, да так, чтобы звёзды заплясали над головой и слились в один голубоватый водоворот!..
Вместо этого я ополоснула лицо прохладной водой из бачка и отправилась спать. Но, не тут-то было. Оказывается, Лена с Олей ждали меня, не смыкая глаз.