Домой Терехов вернулся не сразу. Позволил себе расслабиться: зашел в кафе «Масленница» на углу Ленинского и Ломоносовского и заказал порцию блинов со сметаной – только здесь делали такие, как он любил, без ненужных добавок, когда-то он обожал блины, мама готовила их не часто, и, наверное, потому, каждый «блинный день» становился для него праздником. Женившись на Алене, он ожидал, что этот небольшой праздник жизни будет продолжаться, но жена терпеть не могла возиться с тестом, попробовала как-то по его настоянию, но первый же блин получился даже не комом, а невообразимо липучей и гадкой массой. А мама была теперь далеко, после института Терехов переехал из Питера к Алене в Москву, тесть – широко известный в узком кругу посвященных химик-органик – устроил зятя в институт, где работал главным технологом.
Идиллия, впрочем, продолжалась недолго – год понадобился Терехову, чтобы убедиться в двух вещах. В том, во-первых, что жена его – глупая гусыня, с которой даже в постели скучно, и никакой надежды на перемены в будущем. А во-вторых, Терехов понял, что химия, которую он пять лет изучал в Технологичке, пропуская половину занятий, вовсе не является его призванием. Он написал свой первый рассказ в тот день, когда окончательно рассорился с Аленой и ушел из дома, оставив жену с годовалым сыном Алькой.
Снял квартиру в неплохом месте – не шумный центр, но и не безлюдная окраина, – ушел из института (в любом случае оставаться было невозможно – бывший тесть в роли начальника, это надо же такое придумать) и ни минуты не жалел ни о чем, даже о том, что Алена запретила ему видеться с сыном. Когда-нибудь, возможно, у него и возникли бы отцовские чувства, но в те годы он был то ли слишком молод, то ли эгоистичен, то ли то и другое вместе, но к Алене его не тянуло совершенно, а ребенок его раздражал, так вот и получилось, что восемь лет, миновавших после развода, он встречался с бывшей женой только два раза – были официальные поводы, а так бы глаза ее не видели. Сына Альку вовсе не помнил и, в отличие от многих отцов-страдальцев, не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести.
Вернувшись домой, Терехов прежде всего принял душ – сначала горячий, а потом холодный настолько, насколько мог выдержать без опасения схватить воспаление легких, – поставил на плиту кофейник (он терпеть не мог электрических чайников и кофеварок) и сел перед телевизором. Новости оказались неинтересными, по всем каналам показывали визит президента в Германию, и хоть бы кто из журналистов заинтересовался странным феноменом – почему средь бела дня у простых москвичей вырывают из рук портфели, а потом требуют выкуп, будто за заложника в Чечне.
Терехов достал из дипломата оставшийся после посещения издательства диск, повертел в руке, положил на компьютерный столик – надо будет сразу переписать на «винчестер», как только Сергей приведет машину в порядок. Газету и «Огонек» бросил в общую кучу, а записную книжку хотел было сунуть на обычное место – на полку над монитором, – но какая-то подспудная мысль, давно уже копошившаяся на задворках сознания и не успевшая оформиться в осознанное желание, заставила его перелистать страницы.
Конечно. Как он раньше не подумал? Для автора детективов это должно быть очевидно!
Терехов еще раз – вдруг память ему все-таки отказала? – медленно, одну за другой, перелистал страницы. Адреса и телефоны знакомых и учреждений, короткие записи о встречах, кое-какие мысли, среди которых были и нелепые, и гениальные… Номер собственного квартирного телефона Терехов в книжку не записывал – он его, естественно, знал наизусть, а мысль о том, что дипломат может быть потерян или украден, ему почему-то в голову не приходила.
Как же, черт подери, грабитель узнал номер его телефона?
В телефонной книге номера Терехова не было – ему слишком часто звонили после того, как вышел и стал на целый месяц бестселлером его первый роман «Смерть, как продолжение жизни», и перед выходом второй книги («Смерть не ждет искушенных» бестселлером не стала, но раскупалась очень прилично) он поменял номер квартирного телефона и закрыл его, уплатив Мосгортелефонной сети довольно приличную сумму. Что делать – спокойствие того стоило.
Так откуда грабитель узнал номер?
От кого-то из знакомых, других вариантов не было. Человек знал, что отбирает портфель именно у Терехова. Знал, как найти хозяина. Потому и сумму выкупа потребовал не чрезмерную – знал, какой выкуп оказался бы Терехову не в тягость.
Господи, как неприятно! Кто из знакомых мог подшутить над ним так гнусно? Впрочем, какие же это шутки? Тысяча ушла коту под хвост, а кто-то, кого он, возможно, даже принимал у себя дома, смеется сейчас, пересчитывая легкую добычу.
Кто? Пашка Брилев – конкурент и гад каких мало? Нет, конечно, Брилев трус, хотя и пишет кровавые триллеры на один и тот же сюжет, изменяя только имена героев, названия городов и поводы для разборок мафиозных кланов. Пашке в голову не придет отмочить что-то подобное, он даже единственный свой сюжет мусолил долгие месяцы.
Андрей Кононыхин? Андрюха, с которым несколько дней назад пили пятизвездочный «Арарат» и говорили о судьбе приключенческой прозы в современной России? Чепуха, не стал бы Кононыхин из-за какой-то тысячи рисковать нормальными человеческими отношениями. Кононыхин – писатель более чем благополучный, два его романа из серии о Бывалом со свистом ушли всего полгода назад.
Кто ж еще-то? Игорь Злотин? Миша Пундик? Антон Митягин? Чушь, чушь, чушь… И голоса у них, кстати, абсолютно не похожи на шипящий клекот. Даже если зажать нос пальцами – не похожи. Ко всему прочему, Терехов был уверен, что говорил грабитель собственным неискаженным голосом – не скрывался он, не изображал неизвестного.
Кто?
Терехову не хотелось терять немногочисленных друзей – и друзей он исключил. Терехову не хотелось терять остатки здравого смысла – и он исключил все версии, связанные со случайным ограблением. Терехову вообще не хотелось больше думать о прошедшем дне – и часов в десять вечера он, выключив телевизор, наполнил ванну теплой водой и погрузился в нее по горло, сам не понимая, почему поступает именно так. Купался он всегда под душем, но сейчас ему почему-то захотелось уйти под воду – в буквальном смысле, поменять среду обитания, уплыть от действительности. Глупо. Но облегчение он почувствовал. Конечно, – сказал он себе, – архимедова сила, в воде мне стало легче на столько, сколько весит вытесненная мной жидкость.
И хотя это объяснение не имело ничего общего с реальным душевным облегчением, неожиданно постигшим Терехова, он с удовлетворением его принял и долго еще лежал, закрыв глаза – до тех пор, пока вода не остыла и холод выгнал его из ванны, заставил быстро обтереться махровым полотенцем и нырнуть под одеяло, даже не разобрав толком постель.
Уснул Терехов мгновенно, но все-таки успел задать себе вопрос, который почему-то не возник раньше: а почему, черт возьми, «винчестер» полетел именно тогда, когда у него украли диски?