Глава XVI Круглый человечек и шалуны

Больной ел. Круглый человечек сидел на стуле, кивал и улыбался, глядя на то, как ел больной. За его спиной стояли двадцать мальчиков, которые тоже кивали, улыбались и делали всё то, что делал круглый человечек. Почешет себе нос круглый человечек – и все двадцать мальчиков почешут себе носы. Начнёт сморкаться толстяк – и тут-то поднимается настоящая музыка, потому что все двадцать мальчиков принимаются сморкаться, и начинают раздаваться такие трубные звуки, что можно подумать, что едет артиллерия. Даже Кудлашка, вылезшая было из-под постели, услышав эти звуки, издала продолжительный, жалобный вой.

Но вот круглая фигурка протянула руку и погладила больного по голове. В ту же минуту двадцать рук потянулись к золотистым кудрям лежавшего в постели мальчика, силясь проделать то же.

Тут случилось нечто неожиданное. Видя, что трогают её маленького хозяина, Кудлашка взвизгнула пронзительнее прежнего, потом отчаянно тявкнула и, вскочив на постель, встала рядом с Миколкой, сердито скаля зубы.

Это случилось неожиданно быстро. Но ещё неожиданнее опрокинулся стул, на котором сидела круглая фигура, и толстенький человечек очутился на полу.

– Mein Lieber Gott! [9] – произнёс кругленький человечек и забарахтался отчаянно руками и ногами, силясь подняться.

В тот же миг двадцать мальчиков окружили его, громко крича:

– Я вас подниму, Карл Карлович!

– Нет, я!

– Нет, я!

– Бедный Карл Карлович!

– Ужасное падение!

– Вы не очень ушиблись, Карл Карлович?

– Обопритесь на меня!

– Вот вам моя рука, Карл Карлович!

И двадцать пар рук тут же потянулись на помощь упавшему. Но лишь только бедный немец (Карл Карлович был немец, и притом немец самый настоящий, приехавший лишь недавно из Германии и ни слова не говоривший по-русски) опирался на чью-либо руку, как мальчик, протянувший ему её, моментально падал на пол подле Карла Карловича и, сделав испуганное лицо, кричал:

– Ах, вы меня перетянули, Карл Карлович! Вы ужасно тяжёлый!

Один… другой… третий… четвёртый… одиннадцатый, пятнадцатый… двадцатый… Вскоре все двадцать мальчуганов лежали вповалку вокруг Карла Карловича, точно отряд индейцев, мирно отдыхающих после битвы в самых живописных позах вокруг своего вождя.

Это было так смешно, что Миколка, всё ещё уписывавший похлёбку, громко и весело расхохотался. Особенно смешон был Карл Карлович, который неистово дрыгал ногами, желая подняться с пола, и не мог.

Всё это время преважно сидевшая на постели рядом с Миколкой Кудлашка вдруг насторожилась. Очевидно, беспомощно дрыгающие в воздухе ноги почтенного немца неожиданно привлекли собачье внимание. Кудлашке показалось, что с ней заигрывают ноги кругленького человечка, и она разом приготовилась к возне, взвизгнула и подскочила.

Гоп-ля-ля!

Любой наездник позавидовал бы такому смелому прыжку.

– Ай-ай-ай-ай! – неожиданно закричал немец, когда зубы Кудлашки вцепились в его каблук.

Карл Карлович кричал, Кудлашка лаяла, Миколка хохотал, а все двадцать мальчиков шумели, кричали, свистели, пищали на двадцать разных голосов.

Лицо Карла Карловича из белого стало багрово-красным. Жилы напряглись на его лбу и надулись, как верёвки. Он сердито кричал что-то по-немецки, чего нельзя было разобрать за гамом, криками и свистом.

И вдруг всё покрыл один громкий возглас:

– Довольно! Молчать! Перестать сию минуту! Что за травля! Рыцари! Сейчас же на ноги, вам говорят! Поняли?

Это Алек Хорвадзе живо вскочил со своего места, находившегося около постели больного, подбежал к немцу и помог ему подняться на ноги. И все двадцать мальчиков тоже вскочили как по команде.

Алек Хорвадзе был самый сильный из них, и мальчуганы отлично знали, что тягаться с ним нелегко.

Лишь только Карл Карлович поднялся на ноги и, отдышавшись как следует, привёл в порядок свой костюм, он сердитыми глазами оглядел всех мальчиков и пропищал тоненьким голоском:

– Витик Зон! Komm hier! [10]

Из толпы мальчиков выскочил один – белокурый, голубоглазый, хорошенький, со сверкающим бесшабашным, весёлым взглядом.

Карл Карлович стал что-то оживлённо говорить Витику по-немецки. Витик был единственным из всех мальчиков, кто отлично знал немецкий язык, потому что был сам немцем по происхождению. Витик ответил Карлу Карловичу по-немецки же, очень серьёзно и очень тихо, так тихо, что остальные мальчики не могли ничего расслышать. Потом Карл Карлович ещё раз сердито оглядел их всех, покрутил головой, пошевелил своими белокурыми усами и быстро исчез за дверью.



– Жаловаться пошёл Макаке! – произнёс Витик. – Скажет, как на него напала собака и хотела его укусить и что мальчики уронили его на пол и стукнули ему колено и ляжку…

– Вот так история! Ну, будет нам на орехи, – произнёс Миля Своин, бледный, хрупкий, худенький мальчик, боявшийся всякого рода волнений и передряг.

– Да уж, здорово влетит от Макаки! – подхватили хором остальные мальчики.

– Влетит, конечно, если только Макака поймёт нашего Кар-Кара, – лукаво усмехнулся Витик. – Ведь Макака ни в зуб ногой по-немецки, а Кар-Кар совсем не знает по-русски, да к тому же я приложил все старания к этому и научил его сказать так: «На меня упал бак и ушиб мне ложку и каблук». Ну-ка, разбери, что это такое! – со смехом заключил Витик и победоносным взглядом окинул своих друзей.

– Браво! Браво! Витик молодчина! – закричали мальчики, охваченные внезапным восторгом.

И, прежде чем Витик мог опомниться, сорок рук подхватили его на воздух и начали качать.

Загрузка...