Глава 6


Это самое трудное испытание – испытание гневом и отчаянием. Не позволяйте гневу и отчаянию помешать вам мыслить. В этом суть, от этого зависит, сможете ли вы или нет контролировать ситуацию. Командовать людьми. Глупость и равнодушие бьют сильнее всего.

© Томас Харрис, «Молчание ягнят»


***

Ева принесла мне кофе. Солгу, если скажу, что ни капли ей за это не благодарна.

– Спасибо, – гремя наручниками, придвигаю пластиковый стакан ближе. «Отличного дня» – желает мне надпись. – Глясе? – сделав глоток, в лёгком удивлении вскидываю глаза на Еву.

– Да. В МакДональдс не особо большой выбор кофе, – пожимает плечами. – Не любишь Глясе?

– Наоборот. Десять из десяти, в самое яблочко попали, доктор. – В подозрении щуру глаза. – Совпадение?

– О чём ты, Ника? – улыбается Ева. – Это просто… кофе. Лучше расскажи, как спалось? Ты выглядишь лучше.

– Да, поспала немного. – На протяжном выдохе откидываюсь на спинку стула и делаю очередной глоток из стаканчика. О, да вот же он – вкус самой жизни!

– Готова продолжать беседу?

Беседу… Ха. Если бы добрый доктор Ева не успела подмазаться ко мне с помощью кофе, клянусь, я бы злобно рассмеялась в ответ на это её милейшее «беседа». С заключёнными в СИЗО никто не беседует. Их здесь допрашивают.

Ева не дожидается моего ответа. Достаёт из своего бессменного лакированного портфеля папку с бумагами и открывает на столе.

– Хочу показать тебе кое-что, – бросает на меня взгляд из-под бровей. – Взгляни на фото, пожалуйста. Узнаёшь этого человека?

– Да, – смотрю на лучезарно улыбающегося блондина на фото, – следователь уже раз десять мне это показывал.

– Это Игорь. И он единственный администратор в диско-баре «Голливуд», – добавляет Ева.

– Об этом я тоже не раз слышала, – отвечаю без какого-либо интереса. – Как и о том, что администратор по имени Максим в «Голливуде» никогда не работал.

– Коллектив бара также никогда не видел никого похожего на человека, которого описываешь ты, Ника, – вздыхает Ева и с сожалеющим видом качает головой. – Никто и никогда… не видел Августа. Мне жаль, но…

– А записи с видеокамер? – перебиваю, а Ева всё продолжает качать головой.

– Увы, но диско-бар «Голливуд» не располагает дорогостоящим оборудованием. Их видеокамеры… их всего две и когда место на картах памяти заканчивается, запись начинается заново. Накладывается одна на одну. Мне жаль, но записей с той ночи, когда ты вышла на работу, давно уже нет.

– Или их просто стёрли. Кто-то один стёр, – говорю с недоверием.

– Нет. Не думаю, – вздыхает Ева.

– Значит, вот он – вывод нашей беседы? – невесело усмехаюсь.

Ева выдерживает многозначительную паузу, за время которой я успеваю решить, что наши встречи действительно подошли к концу, и мне даже немного жаль, что я не успела выложить все до единого секреты Августа, но тут доктор заявляет:

– Есть один человек, который уверяет, что ты говоришь правду, Ника.

– Что? – напрягаюсь, точно зная, о ком идёт речь. И я во что бы то ни стало, не хочу говорить об этом человеке! Потому что ему же лучше, если он будет держаться от меня как можно дальше!

– Так вот оно что… – И тут до меня доходит. – Так это он отправил вас ко мне.

– Ника…

– Кто вы ему? Сестра? Подруга?.. Девушка?

– Ника, поверь, если бы я не была заинтересована в твоём деле, никакие уговоры капитана Баженова на меня бы не подействовали.

Внутри всё сжалось, слёзы защипали глаза, а на сердце при одном лишь упоминании о Роме открылась ещё одна, не так давно затянувшаяся, рана.

– Вы не ответили на вопрос, – произношу без единой эмоции в голосе, упрямо глядя в стол, и слышу короткий вздох Евы.

– К делу это не имеет никакого отношения, Ника, но если для тебя это так важно, то… мы с Романом хорошие знакомые. Товарищи.

– Как он? – вдруг спрашиваю, и тут же до боли прикусываю язык, коря себя, что вновь делаю то, чего поклялась больше никогда в жизни не делать! Мне не должно быть дела до всего, что связано с Ромой. Где он, как он, что с ним – запрещённые вопросы.

– Вы ведь благодаря Августу познакомились? – задаёт вопрос Ева и мой взгляд тут же приковывается к её преисполненному спокойствия лицу.

– Кто вам это сказал? – голос мой скрипит, как ржавая ставня. – Ро… Рома?

– Да, – тут же соглашается Ева, и в моей груди вспыхивает огонёк надежды. Но гаснет он уже со следующими её словами: – Но лишь потому, что ты ему так сказала, Ника. Ты заверила Романа, что они с Августом однажды виделись и даже успели повздорить.

– Рома не помнит… – выдыхаю, устремляю взгляд на свои дрожащие руки и до боли стискиваю зубы, чтобы не завыть от боли, от обиды и бессилия.

Никто не помнит.

Никто…

Август… Он со всеми это сделал! Он замёл все свои следы! Все до единого!

– … но это не значит, что Роман не верит тебе, – долетают до меня обрывки фраз Евы. – Он не считает тебя… психически нездоровой.

– Это просто жалость, – выдавливаю из себя.

– Жалость, по которой капитана следственного комитета отстранили от твоего дела, обвинив в превышении полномочий из-за личной заинтересованности?.. О, я совершенно точно уверена, Ника, что жалость тут не при чём.

– Я не хочу говорить об этом.

– Я не настаиваю, – голос Евы звучит мягче. – Лишь пытаюсь понять: Август познакомил вас с Романом, или это действительно была роковая случайность?

Познакомил?.. – с пренебрежением фыркаю, цепляясь за одно единственное слово. – Август… познакомил нас с Ромой?.. Хм, шутите? Август выбрал его! Выбрал просто потому, что ему так захотелось! Но, думаю, даже Август понятия не имел, кем же на самом деле окажется Рома и как невероятно сильно будут похожи наши истории. И мне действительно очень… очень жаль, что я согласилась на эту чёртову сделку с Августом.

– Ты лишь хотела защитить Дину.

– Правда так думаете? – отравлено улыбаюсь. – Я плохой человек, Ева. В моей жизни не было ни одного поступка совершённого без личной выгоды. Да, я пыталась защитить Дину, но в первую очередь… я хотела доказать себе, что чего-то стою. Как и хотела доказать Августу, что я вовсе не такой жалкий кусок дерьма, каким он мне считал.


** ** **

Первый день, а точнее – первая ночь на моей новой работе стала настоящей пыткой. Все мои иллюзии и вера в то, что кошмар под названием «Август» наконец закончился, пылью разлетелись по ветру. Теперь мой кошмар стал реальностью.

Теперь Августа могла видеть не только я, но и другие люди. Они могли говорить с ним, касаться его, смеяться с его глупого юмора, который я никогда не научусь понимать… С ними Август вёл себя иначе и это, признаться, невольно бесило! Его любезность, его открытые улыбки, вежливость… Это его идиотское притворство, но такое матёрое, что, уверена, будь я на месте той же Джуди, даже и мысли не смогла бы допустить, что весёлый и приветливый парень передо мной вовсе не тот, кем кажется. Что глаза эти принадлежат настоящему демону, а речи его настолько же сладки, насколько и опасны.

Он следил за мной. Он превращал мой первый выход на работу в кромешный ад, потому что я не могла взять себя в руки, не могла прекратить дрожать, не могла унять лихорадочные мысли в голове, как и не могла избавиться от десятков вопросов не дающих покоя.

Разнося выпивку, чувствовала, как взгляд Августа прожигает спину. Принимая заказы, переспрашивала по несколько раз, чем раздражала клиентов, а шариковая ручка так сильно дрожала в руке, что почерк превращался в трудно различимые каракули первоклассника.

Во время перерыва он появился в комнате отдыха для персонала и тут же приковал к себе внимание двух девочек-официанток. А то, как он с ними флиртовал, искоса поглядывая на меня, вызывало и приступ тошноты и приступ страха одновременно, потому что я никак не могла понять, для чего он это делает? Чего добивается? И… что ждать от него дальше, как далеко Август может зайти?.. Я понимала, что мне жизненно необходимо поговорить с ним наедине, но, в то же время, делала всё возможное, чтобы оттянуть этот момент. Я старалась на него не смотреть, делала вид, что не слышу его голоса, и даже когда он позвал меня…

Ника?

… я далеко не сразу нашла в себе мужество, чтобы встретиться взглядом с его дьявольскими глазами.

– Как проходит первый рабочий день? Всё хорошо? Посетители не обижают? – лукаво улыбнулся, и я почувствовала настолько мощный приступ тошноты, что уже через несколько секунд была в туалете над унитазом.

Я хотела сбежать домой, вырваться из этого кошмара… Но понимала и то, что от Августа не сбежать. Дом мне больше не укрытие.

На помощь пришли две таблетки успокоительного, прохладный ночной воздух во внутреннем дворике бара, и несколько сигарет.

– Брось гадость, – приказом прозвучало в самое ухо и, одновременно с тем, как я подпрыгнула на месте, сигарета выпорхнула из руки и оказалась на земле под ботинком Августа.

– Почему они могут тебя видеть?! – тут же вылетело из моего рта, словно пушечный выстрел. – Какого чёрта, Август?!

Он ждал… Ждал такой реакции. Более того, – он упивался ею. Ленивая улыбка, медленно растягивающая на тёмных губах, говорила о том, что он доволен моей реакцией на своё появление, на то представление, что он устроил! Блеск в глазах завораживал и в то же время до дрожи пугал не хуже чем дуло у виска. Прекрасный… Внешне настолько прекрасный, что как бы страшно не было, невозможно было отвести от него взгляд. Всё в нём завораживало, гипнотизировало, кружило голову… Парадокс: меня тянуло к нему словно магнитом и, в то же время, хотелось сломя голову бежать прочь.

Попятилась. А Август подходил ближе. Медленно… Настолько медленно, словно это эффект такой, словно ему и время подвластно! Плечи напряжены, руки в карманах брюк, голова слегка опущена и взгляд исподлобья пронзает насквозь, так что мурашки бегут по коже. Дышать стало трудно. А сердце колотилось так часто и так быстро, словно играет наперегонки со смертью.

Лопаткам стало больно – с такой силой я вжималась в кирпичную стену. Но пути к отступлению не было, Август оказался практически вплотную, его руки по обе стороны от моей головы, а губы так близко, что волей-неволей на них замирал взгляд.

И это ему тоже нравилось.

– Ты воняешь. Не кури больше, – дрогнули губы. Не в просьбе – в тихом приказе.

Рука легла на мою талию, заскользила вниз, а уже спустя миг Август вытащил из переднего кармашка моей униформы помятую пачку сигарет.

– Сделаю тебе одолжение – выброшу эту дрянь. Не благодари, – ухмыльнулся, взмахнул рукой и, даже не обернувшись, попал точно в урну за спиной.

– Сделай ещё одно: проваливай к чёртовой матери, – ответила шёпотом, но довольно внушительным.

А Август лишь рассмеялся в ответ:

– Да я бы с радостью, Рони! Вот только ты, идиотка, этого не хочешь.

– Я… я хочу.

– Лжёшь ты тоже так себе, – прищёлкнул языком и оказался ещё ближе, так что грудь прижалась к моей, а кончики носов едва не соприкоснулись. И, чёрт возьми, внутри меня случился самый настоящий бунт чувств. Эмоции были настолько противоречивы, что самой себе стала противна. Ведь понимала: ОН – больше не тот прекрасный мальчик, но в то же время испытывала какой-то неправильный больной кайф в присутствии того, кем этот мальчик стал.

Август не знал этого. Он не мог читать мои мысли и чувствовать то же, что чувствовала я. Выводы, которые он делал отталкивались лишь о того, что он видел, что слышал, и какой меня помнил.

– Почему они тебя видят? – повторила один из десятка своих главных вопросов. – Дина не видела, а они…

– А они видят, – перебил, делая шаг назад и скользя по мне оценивающим взглядом; захотелось чем-нибудь прикрыться. – Видят, потому что Я так захотел.

– Это не ответ.

– Тогда что же это? – резко вскинул на меня глаза и словно пригвоздил взглядом. – Я позволяю им себя видеть, – не больше и не меньше.

– Почему они ведут себя с тобой так, словно вы давно знакомы? – пытала удачу докопаться до истины.

А Август продолжал вести себя так словно эта игра, которая его очень забавляет.

– Потому что Я так захотел. Хочу – видят. Не хочу – не видят. Круто, да? —ухмыльнулся и добавил: – Тебе идёт это платье.

– Это униформа.

– Тебе идёт эта униформа, – игриво дёрнул бровями. – Ну?

– Что? – смотрела на него с опасением.

– Я сделал тебе комплимент и хочу услышать: «Спасибо, Август. Ты такой душка, Август». Ладно, последнее можешь не добавлять, я и так это знаю.

Тишина.

Я не понимала его легкомыслия. Не понимала, почему ведёт себя так расслабленно, если – сам сказал, – время поджимает. Понятия не имею, что конкретно он имел в виду, но в прошлую нашу встречу я всем своим нутром чувствовала исходящую от него угрозу, а теперь… теперь он, кажется, веселился.

– Зачем ты это делаешь? – наконец отлипнув от стены, смогла расслабить плечи и сделать вдох поглубже.

Август присел на перила, достал из кармана два… два чупа-чупса (?!), один забросил за щёку, а второй протянул мне:

– Клубничный. М-м?

Коротко покачала головой:

– Ты… ты серьёзно сейчас?

– Ну как хочешь, – пожал плечами и спрятал леденец обратно в карман.

– Август, – позвала как можно спокойнее, – что происходит?

– Так ничего и не вспомнила? – с задумчивым видом протянул спустя паузу.

– Помоги мне вспомнить. И тогда… тогда…

– Тогда, – что?! – зарычал вдруг, и я вздрогнула, впившись зубами в нижнюю губу. – Тогда у тебя наконец проснётся совесть, и я смогу свалить от тебя… эм-м, куда ты там меня посылала?

– Я…

– Да не важно, заткнись, – отмахнулся, словно этот разговор ему ужасно наскучил.

Где-то вдали залаяла собака.

Из дома напротив донеслась ругань. Затем звякнули бутылки.

А проезжающий мимо автомобиль на мгновение ослепил фарами.

И это всё на что я пыталась отвлечься, чтобы оттянуть ту секунду времени, когда вновь придётся заговорить с Августом.

– Я… я просто… – набрала в грудь побольше воздуха и наконец решилась продолжить, хоть и точно знала, что именно этого добивался Август – ему нравилось видеть меня такой. – Мы ведь можем просто поговорить. Я… я пытаюсь понять тебя. Пытаюсь понять, для чего ты меня изводишь! Пытаюсь как-то проанализировать всё то, что происходит, сделать какие-то выводы и при этом не сойти с ума, чёрт! Но… – тяжело вздохнула, всплеснув руками, – пока что получается плохо.

И вновь тишина.

– Август, просто объясни мне всё, – добавила громче. – Помоги вспомнить. Мне нужно понять, для чего…

Он так резко приблизился, что я и моргнуть не успела; обвился руками вокруг талии и рывком притянул к себе.

– ЧТО?! Что ты хочешь услышать?! Почему я здесь? Что делаю? Чего добиваюсь? Эти вопросы тебя мучают, Рони? О-о-о… бедная-бедная Рони… – зашипел и к носу устремился сладкий запах конфеты. – Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответы?.. Ты лишила меня жизни. Лишила свободы. Лишила меня… моих крыльев. И ни черта из этого не хочешь возвращать! Всё ещё нуждаешься во мне… Всё ещё не можешь отпустить. Это даже смешно. Смешно, что такой жалкий кусок дерьма, как ты, Рони, может быть ещё и законченной эгоисткой. У тебя было целых пять лет, чтобы научиться жить без меня. Но ты, дура, ни то, что без меня, – ты в принципе жить не научилась. И других за собой в эту яму тянешь. И знаешь, что во всей этой ситуации огорчает меня больше всего?..

Прижался губами к самому уху и с такой злобой, с такой ненавистью зашептал, что слёзы невольно потекли по щекам.

– А больше всего меня огорчает то, Рони… что я даже не могу… просто права не имею позволить тебе наконец сдохнуть!

И он толкнул меня. Толкнул с такой силой, с такой яростью во взгляде, что ещё на пути к стене в которую летела, успела понять, насколько сильно Август меня ненавидит. Насколько же велико его отвращение ко мне. И, самое печальное… что я была вполне способна его понять.

А затем удар. Вспышка боли в голове. Перед глазами взорвались снопы искр, на смену которым пришла тьма. Но она длилась всего несколько секунд, ведь когда я снова распахнула глаза, Август был всё там же – передо мной. На земле. И он корчился от боли.

– Чёр-р-рт… – рычал сквозь зубы одно ругательство за другим. – Чтоб тебя… Дьявол…

Коснулась пальцами затылка. Крови нет, но боль такая, что до сих пор звенит в ушах, а черепушка, кажется, ещё немного и треснет. Если ещё не треснула. Если не…

– Чёрт! – а это выругалась я. И ещё взвизгнула в придачу. Потому как два горящих алым глаза оказались перед лицом так внезапно, что времени на узнавание просто не осталось.

Тёплое дыхание из пасти одного их доберманов коснулось кожи, а его утробное рычание подсказывало, что лучшее, что я сейчас могу сделать, это попросту не шевелиться.

– Да знаю я, – послышался ворчливый голос Августа, что прижимая обе ладони к животу, шатаясь и всё ещё корчась от боли, поднимался на ноги; из уголка его рта сбегала струйка крови. А разговаривал он не иначе, как со вторым доберманом. – Отвали. Отвали, сказал! Чёртов Тузик.

Пёс передо мной зарычал громче, но… вовсе не на меня. Тогда-то и поняла: они здесь не для того, чтобы пугать меня… они здесь для того стать преградой между мной и Августом.

– Я всё равно ничего не смогу ей сделать, отвянь, блохастый! – продолжал ругаться Август, привалившись к перилам и опустив голову. – Да знаю я… Знаю, говорю! Закрой пасть уже, мне тут больно вообще-то, бездушное ты животное! Что?! Я сам виноват? Я ещё и виноват значит? Охренеть, братан. Ты вообще за кого меня держишь, а? Можешь забыть про пончики, понял?.. Ничего не знаю. Дотявкался.

Он говорит с собаками?..

Пожалуй, это тоже можно было отнести к самым большим странностям в моей жизни. И, да, пусть это были не совсем собаки, но совершенно точно было ясно одно: псы рычали, а Август отвечал на это рычание.

– Эй! Ну куда вы оба подевались-то? – одновременно с тем, как распахнулась дверь запасного выхода, раздался голос Джуди.

Я до сих пор помню её изумлённое лицо при виде меня на земле, держащейся за голову, и Августа, что привалившись к перилам, сжимал окровавленные зубы и через боль пытался улыбнуться.

– Что у вас здесь, чёрт возьми, произошло? – хмурясь, протянула Джуди, глядя на нас с Августом по очереди.

– Лбами столкнулись, – нашелся, что ответить Август и скривился в кислой мине. – Вали отсюда и притворись, что ничего не видела!

Я даже не удивилась, когда Джуди, словно находясь под глубоким гипнозом, послушно кивнула и отправилась обратно в бар.

– Да, и кофе мне там сделай! И сахара побольше! – крикнул ей Август вдогонку и вперился сердитым взглядом в моё мокрое от слёз лицо.

Думаю, что Август никогда не узнает, что в ту ночь я плакала вовсе не от физической боли… Я плакала от понимания одного жестокого факта, от вывода, к которому Август меня невольно привёл. Когда больно мне – больно и ему, больно в десятки раз сильнее. Выходит, что всё это время, и всё то время, когда Марго и Филип мучали меня… моя боль была ничем. По сравнению с тем, что приходилось испытывать Августу.

– Ещё вопросы? – вопросительно выгнув бровь, взглянул на меня с острым предостережением и протянул руку, за которую я долго не решалась взяться, чтобы подняться с земли.

На удивление, его рука оказалась тёплой.

– Да. Только один, – смотрела на него уверенно, хоть и никак не могла унять слёзы. – Что я должна сделать, чтобы ты смог уйти? Как… как мне вернуть тебе свободу?

На короткое, почти неуловимое взору мгновение, в чёрных глазах Августа мелькнули искорки хорошо знакомого мне света, но голос прозвучал холодно и жестоко:

– Ты ничего не можешь сделать, я наконец это понял. Ты слабая. Никому не нужная. Цепляешься за меня, как за последнюю соломинку над бездной. И ты знаешь это, Рони… по своей воле ты никогда меня не отпустишь.

– Но я готова! Готова пытаться! – с отчаянием воскликнула ему в спину, когда Август уже направлялся к двери.

Замер. Выждал паузу. И медленно повернулся ко мне лицом.

Его лицо было пустым. Абсолютно. Без единой эмоции.

– На это нет времени, – наконец произнёс. – Ты думала, что все эти годы жила в аду?.. Не-е-ет. Я покажу тебе, что такое настоящий ад. Покажу, что такое умирать изнутри, Рони. Обещаю, это будет больно.

– Что ты задумал? – бросилась за ним следом, схватила за локоть, но Август тут же сбросил с себя мою руку, словно что-то мерзкое и заразное. И прежде чем он ответил, я уже поняла ответ.

– Завтра у меня свидание с твоей подружкой. Тебя звать не стану, будешь лишней, – гнусно улыбнулся. – Я заставлю тебя меня возненавидь, если ты сама не можешь.

– Нет… Нет-нет-нет, – затрясла головой. – Только не Дина. Только не она, умоляю!

– Умоляешь? Хочешь, чтобы я и дальше продолжал тебе прислуживать?.. Как же это низко с твоей стороны, – глумливо усмехнулся. – Заведи себе пёсика, Рони и отрывайся по полной… пока ещё есть время.

– Я не создавала тебя таким! – сорвалась на крик, и Август вновь остановился. А взгляд, которым посмотрел на меня в тот момент, клянусь, каким-то образом заставил меня почувствовать себя самым жестоким существом в мире.

Думаю, примерно таким взглядом я смотрела на Филипа и Марго за то, что они меня похитили, заперли и использовали в своих целях.

Боже… Я оказалась ни чем не лучше их.

– Ты создала меня?.. А я просил тебя об этом?.. Я заберу последнее хорошее, что осталось в твоей жизни, Рони, – спустя паузу произнёс Август тихим надломленным голосом и скрылся за дверью.

– Делай со мной всё, что угодно, мне плевать! Только не трогаю Дину! Умо… – распахнула дверь, но Августа за ней уже не было.


***

– Вы же не собираетесь сострадать ему, правда, Ева? – смотрю в застывшее лицо доктора. – Потому что это будет самая большая ошибка в вашей жизни. Ошибка, которую я однажды совершила, посочувствовав чудовищу. Нет ничего, что Август говорил, или делал бы без личной выгоды. Он мог казаться жалким, когда это было ему нужно. Мог казаться добрым и приветливым, заботливым и понимающим… в чём я убедилась на собственной шкуре. Но всё это – чистой воды притворство. Искренне Август не способен ни на что из этого. Он пуст внутри. В нём живёт темнота. И он мог называть меня, как угодно, мог считать, кем угодно… я точно знаю – с бессердечностью Августа не сравнится никто в этом мире.

Ева берёт недолгий перерыв, а когда возвращается, на её лице вновь сияет тёплая улыбка и она оказывается способной продолжить разговор.

– Значит, Август принялся угрожать тебе Диной?

– Нет, – качаю головой. – Это была не угроза. Он поставил меня перед фактом, что собирается сделать с ней что-то плохое, и… что бы это ни было, я не могла этого допустить. Не могла допустить, чтобы «моя ошибка» причинила вред моей подруге. Хотя… даже не знаю, что двигало мною в первую очередь.

– Разве не твоя любовь к Дине? – предполагает Ева.

– Не только, – с горечью усмехаюсь и устремляю стыдливый взгляд на свои руки. – Я думала и о том… как сложно мне будет существовать, лишись я единственной опоры и поддержки.

– Все люди эгоистичны по своей натуре, Ника. О чём бы ты ни думала в той ситуации, безопасность Дины в любом случае имела для тебя значение.

– Наверное. Не знаю, – неуверенно. – Но знаю, что в тот вечер всё изменилось. В тот вечер Август и понял… что я по-прежнему могу им управлять, а он может управлять моими чувствами. В ту ночь, когда он толкнул меня, он сам вручил мне вожжи в руки. Ведь не знай я о том, как сильна наша связь, ни за что бы не решилась пойти на это…

– У тебя было много причин, чтобы решиться на такой отчаянный шаг, – помогает доктор, видя, насколько мне сложно говорить. – Да, это безумие, но пойти на него мог только очень смелый человек, Ника.

– Или больной всю на голову, – беззвучно усмехаюсь. – Я не была уверена, что Август явится вовремя, – голос мой становится всё более тихим. – И я много раз жалела об этом поступке. Ведь не вырядись я как шлюха и не пойди в таком виде в самый бандитский район города, Августу не пришлось бы меня спасать, что в итоге привело его к озарению, – он нашёл новый способ отвязать себя от меня и обрести долгожданную свободу.

– Он понял, что заставить тебя перестать нуждаться в нём можно и другим способом?

– Да. И актёр из него вышел хороший. Актёр… которого я случайно полюбила, – иначе, по-настоящему. И это в планы Августа не входило. Или… или же на самом деле это и было его планом?.. Я не знаю.

– Он разозлился?

– Хуже. Он нашёл… нет, – он создал ещё один рычаг для управления мною.

– Роман?

– Ромы не должно было быть в этой истории, – киваю, глядя в стол. – Ведь то, что с ним сделал Август – самое ужасное из всего, что он мог сделать. Он заставил Рому меня полюбить. Он внушил ему эту любовь.

Загрузка...