Глава 6. Дирижер Мадсен и оркестр школы «Укромный уголок»
Мадсен стоял в спортзале, держа руки наготове. Перед ним сидели двадцать детей и подростков, игравших в оркестре школы «Укромный уголок». Мадсен держал дирижерскую палочку между указательным и большим пальцем правой руки, остальные восемь пальцев двух рук торчали во всех возможных направлениях. Он на секунду закрыл глаза и представил себе, что стоит не у шведской стенки на вытертом полу с гимнастическими матами, а в концертном зале в Венеции, под хрустальными люстрами, перед множеством ликующих, красиво одетых слушателей на балконах. И снова открыл глаза.
– Готовы? – крикнул он и подергал носом, чтобы его темные, как у летчиков, очки не сползли вниз.
Дело в том, что в отличие от фру Стробе Мадсен обладал коротким толстым носом, испещренным черными порами.
Ни у одного из двадцати музыкантов, сидевших перед ним на стульях, на лице не было написано готовности. Но поскольку никто не стал возражать, Мадсен начал обратный отсчет, как при запуске ракеты:
– Четыре, три, два, один!
Мадсен взмахнул дирижерской палочкой, как обычно машут волшебной, и духовой оркестр школы «Укромный уголок» стартовал. Не совсем так, как взлетают ракеты, а скорее так, как отправляется в путь паровоз, пыхтя и шипя. Барабаны, по обыкновению, стали бить задолго до того, как Мадсен дал сигнал. Он подождал, пока их догонят другие инструменты. Сначала взвыл один из тромбонов, затем соизволила вступить валторна, а потом два кларнета извлекли более или менее одну и ту же ноту. Двое трубачей – ими были двойняшки Трульс и Трюм Тране – все еще ковыряли в носу. Петра наконец извлек звук из огромной тубы, а Пер нанес первый пробный удар по большому барабану.
– Нет, нет, нет! – в отчаянии закричал Мадсен и, останавливая игру оркестра, замахал палочкой.
Но так же, как и паровоз, оркестр школы «Укромный уголок» очень трудно остановить, если он уже набрал скорость. А когда он начал останавливаться, то эти звуки напомнили падение целой тонны кухонной посуды на пол: «Трах! Дзынь! Бу-ум!»
Когда в конце концов наступила тишина, а стекла в окнах спортзала школы «Укромный уголок» перестали дрожать, Мадсен снял свои летные очки:
– Друзья мои, вы знаете, сколько времени осталось до Семнадцатого мая?
Ответа не последовало.
Мадсен застонал.
– Я и не ждал от вас ответа. Раз уж вы даже не знаете, что именно мы исполняем. Что мы исполняем, Трюм?
Трюм поковырял в носу и повернулся к брату в поисках ответа.
– Ну а ты, Трульс? – спросил Мадсен. – Можешь помочь брату?
Трульс почесал трубой спину и прищурился, разглядывая ноты на пюпитре.
– У меня ноты попали под дождь, Мадсен. Я ни фига не могу разглядеть.
– Вот как! – сказал Мадсен. – Исполняемое произведение называется «Да, мы любим этот край». Это гимн Норвегии. О господи! Неужели здесь нет ни одного человека, кроме Лисе, кто способен читать, что написано в нотах? Или взять хотя бы одну ноту правильно?
Лисе съежилась за кларнетом, почувствовав на себе взгляды остальных оркестрантов. Она знала, что говорят эти взгляды. Они говорят, что Мадсен, конечно, может сказать, будто она хорошая девочка, но все равно пусть она не воображает, что от этого они с ней будут дружить. Скорее наоборот.
– Если к Семнадцатому мая мы не научимся играть лучше, то наш оркестр никуда не поедет, – сказал Мадсен. – Я не хочу быть предметом насмешек для дирижеров дюжины оркестров. Это понятно?