…Дар поэта – ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черной жабой
Я хотел на земле повенчать.
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились –
Значит, ангелы жили в ней.
С.А. Есенин «Мне осталась одна забава»
Все дни счастливых – как один,
Средь них они не выбирают.
Несчастные считают каждый день,
Но и его потом теряют.
Драйден
Пригнувшись, дабы не быть замеченными изнутри, они пробрались к одному из окон одноэтажного здания.
– Кепку сними, – кивнув на армейскую пилотку, шёпотом посоветовал один другому. – Правила маскировки учил к экзамену?
– Какие правила?! – огрызнулся второй. – Я своё имя перед экзаменами забываю. Идём к другому окну. Вон там, по-моему, ветви неплохо закрывают стёкла. Можем остаться незамеченными.
Подобравшись к окну, они сняли пилотки, осторожно заглянули внутрь здания и, мгновенно оценив обстановку за стеклом, отпрянули от окна.
– Видел? – спросил один, среднего роста темноватый блонд, надевая очки и пилотку.
– Угу, – кивнул второй, непривычно коротко остриженный шатен. – Свободны два последние стола. Их нужно занять как можно быстрее.
Они обогнули угол здания и оказались у входа.
– Идём перекурим – время ещё есть, – хлопнул один другого по плечу, заметно нервничая.
Отошли к «курилке» – трём скамьям и врытой в землю по самую горловину огромной бочке, почти цистерне. Шатен закурил. Блонд, как всегда, отказался – некурящий.
– Слушай, Граф, – глубоко затянувшись, отчего сигарета уменьшилась почти на четверть, нервно рассмеялся шатен, обращаясь к блондину, – на хрена ты очки снял, когда мы в окно заглядывали?
– Заглядывает гинеколог, а лично я проводил оценку «боевой обстановки», – беззлобно огрызнулся блондин.
– Ладно выстебываться1. Отвечай по существу.
– «А ты правила маскировки учил к экзамену?» – передёрнул блондин недавно произнесенную шатеном фразу.
– А причём здесь очки?
– Сообрази. Ты же, батенька, у нас король маскировки. А блики от них?
– Логично, – согласившись, шатен жадно почесал шею. – Ладно, стратег, ближе к телу. Обговорим всё последний раз, чтобы никаких сбоев. Первым захожу я и сажусь за…
– Предпоследнюю парту, – закончил за него блонд.
– Верно. Затем входишь ты и садишься?
– Сзади тебя.
– Нормально. Кстати, Граф, не начинай сразу тыкать мне авторучкой в спину, как только возьмёшь билет и усядешься, – напомнил шатен.
– Хорошо, Поручик, – наивно улыбнулся Граф, – я тебя циркулем ткну.
И рассмеялся. Шатену тоже понравилась игра слов. Стиль взаимных подколов, выбранный ими однажды, стал визитной карточкой дружеских отношений между ними. Добрая ирония в их общении устраивала обоих и была их постоянным спутником.
– Я серьёзно, – предложил шатен. – Подготовь ответы на все вопросы, какие только сможешь.
– Хорошо, – согласился Граф. – Затем я обращаюсь к экзаменатору с вопросом, могу ли я подойти к оружию, нормативы по сборке или разборке которого я должен буду выполнить.
– Точно. Вид оружия – это пароль. Получаешь согласие экзаменатора. Твои дальнейшие действия?
– Жду, когда ты подбросишь «шпору» в материалку «моего» оружия. Так?
– Почти.
– Не понял, – блонд не видел своей ошибки.
– Мне тебе все «шпоры» запихать?
– Нет, одну.
– Интересно, какую?
– А, – понял блонд. – Точно-точно. Сначала я наклоняюсь вперёд и говорю тебе, какая «шпора» мне нужна, а потом уже жду, когда ты мне её подбросишь.
– Далее. Затем я спрашиваю разрешение на доступ к своему оружию и, якобы забываясь, подхожу к «твоему», куда и подбрасываю «шпору». Остальное – дело твоего умения и ловкости рук. Теперь ответь мне, где ты будешь искать размещённую «шпору», например, в АКМе, РПК2 и их модификациях?
– Задняя панель, место хранения принадлежностей.
– Так. А в РПГ-73?
– В раструбе.
– Верно. СВД4?
– Тоже, что и в автоматах.
– ПКМ, ПКТ5?
– Лента для патронов, третья ячейка слева.
– КПВТ6?
– Аналогично.
– Что у нас ещё осталось?
– ПМ7. В кобуре.
– Точно. Идём на крыльцо.
Шатен коротким щелчком пальцев направил окурок в зарытую цистерну. Они чуть ли не одновременно поднялись, поправили армейские ремни и подошли к крыльцу.
– Следующий! – зычно грянуло из-за дверей одноэтажного домика.
На лицах ожидающих отразился легкий симбиоз испуганной улыбки и страха.
– Кто? Кто? Следующий кто? Кто пойдет? – пронесся слабый шепот над головами столпившихся у крыльца курсантов.
Шатен еще раз оправил гимнастерку, ремень и открыл дверь внутрь помещения.
– Давай, Поручик! – коротко ткнул его в спину Граф.
– Нималов! Молоток! Давай! Ни пуха, ни пера! – опять пронеслось над головами курсантов вздохом облегчения…
– Товарищ подполковник, курсант Нималов для сдачи государственного экзамена на звание лейтенанта запаса вооруженных сил России прибыл, – доложил он, стоя перед столом экзаменатора.
– Бери билет и иди готовься.
Как они и договорились с Графом, Нималов сел за предпоследнюю парту, достал ручку, и склонился над заветными листами бумаги, каждый из которых украшала неизвестная ему доселе виза – борьба с «парашютами».
Зная старый наказ вождя пролетариата, они с Графом решили идти другим путём: все «шпоры» лежали сейчас в карманах Нималова. Размер каждой составлял не более девяти квадратных сантиметров, по карманам они были разложены в строгой последовательности и единственное, что нужно было сделать для успешной сдачи экзамена, это умело извлечь из нужного кармана необходимый лист.
Нималов начал работать. Через десять минут вошел Граф, доложил о прибытии – глупее процедуры не придумаешь: экзаменатор и без того знал каждого входящего в лицо, по фамилии и имени – и, выбрав билет, прошёл за последнюю парту.
Ещё через пару минут Нималов закончил подготовку и стал ждать информации от Графа. Тот почему-то не спешил.
– Курсант Снежин. Следующий Нималов, – объявил экзаменатор.
Ситуация приобретала непредвиденный оборот. Времени оставалось не более трёх-пяти минут. Граф молчал.
Нималов нарочно уронил линейку под парту и, будто бы устремившись на её поиски, нырнул под стол. Подобрав железную пластину, он постучал ею по щиколотке сидящего сзади. Граф недоуменно заглянул под стол.
– Ну и? – тупо улыбаясь снизу, спросил его Нималов.
– Чего? – не понял Граф.
– Тебе «шпора» нужна?
Граф внезапно посерьёзнел.
– Бля, Поручик, совсем забыл. Нужна, конечно. Действие комвзвода в обороне.
– Оружие? – пользуясь моментом, чтобы не проводить махинацию с закладкой «шпоры», спросил Нималов, но ответа получить не успел.
– Князев, – обращаясь к Графу, повысил голос экзаменатор. – У тебя там что, баба под столом в штанах копается?
– Нет, Нималов.
– Нималов в штанах копается? – рассмеялся подпол.
Нималов, ложно обвиненный в педерастии, смутившись, вылез из-под парты.
– У меня линейка упала, – оправдываясь, начал он.
Граф тем временем поднял руку для вопроса.
– Чего тебе? – обратил на него внимание подпол.
– К гранатомету для подготовки практического задания?
– Валяй.
Нималов извлёк нужную «шпору» и тоже поднял руку.
– А у тебя что?
– Аналогичный вопрос.
– Тебе уже пора идти отвечать.
– Две минуты, товарищ подполковник.
– Ладно, но только две, – «сдался» экзаменатор.
Получив согласие, Нималов направился к гранатомёту. «Шпора», сложенная вчетверо, была зажата между указательным и средним пальцами левой руки. Движением руки он ловко разместил спасительный для Графа лист в раструбе гранатомёта и повернулся к парте, на которой покоился модернизированный пулемет Калашникова.
– У тебя какое оружие? – посерьёзнел подполковник, почуяв неладное.
– ПКМ.
– А чего ты тогда между столами шляешься? Ищешь знакомые контуры?
Ситуация складывалась нелицеприятная. Не мог же Нималов сознаться, что не может отличить ПКМ от РПГ-7. Экзаменатор ждал. Граф тем временем подошел к гранатомету, незаметно завладел предназначенной «шпорой» и бросился на выручку подельника.
– Товарищ подполковник, – начал он, – это Нималов от обвинений в педерастии отойти не может. Вот и плутает…
Курсанты, находившиеся в кабинете, заржали конями. Экзаменатор, припомнив недавний казус Нималова, довольный, осклабился и инцидент, похоже, был исчерпан. Дождавшись, когда истекут обещанные две минуты, он низким басом известного генерала объявил:
– Курсант Нималов. Следующий Князев.
Нималов начал отвечать. Разобравшись с теорией, он перешел к парте с ПКМ и на время произвел подготовку оружия к бою. Согласно нормативу уложился в «хорошо».
– Молодец, – похвалил его напоследок экзаменатор. – Поздравляю со сдачей государственного экзамена. Теория – «отлично», практика – «хорошо», общая – «отлично». Готовься в армию. Такие люди нам нужны. И не шляйся больше по чужим мужским штанинам…
Нималов вышел из кабинета.
«Тьфу ты!» – зло сплюнул он на крыльце здания. – «Ну и пожелания! Что первое, что второе». И нервно закурил, направившись к закопанной по самую горловину цистерне.
Через некоторое время на крыльцо вышел Граф.
– Ну? – вяло поинтересовался Нималов.
– Можешь поздравить.
– С чем?
– «Четвертак» зубами вырвал. Если б не ты – мог вообще не сдать. Поэтому предлагаю купить бутылку соответствующей торжеству жидкости: воинское звание лейтенанта не каждый день, всё-таки, получаем.
– Да-да, конечно, – резко оживился Нималов. – Идём.
На военный городок тем временем накатывался живописный летний вечер заканчивающегося июля года Петуха.
Жаждущие спиртного, они вышли на автостраду и направились против движения транспорта к придорожному автошопу.
Вечерняя прохлада усмирила придорожную пыль. Проезжающие авто, пытаясь не спугнуть её легкий сон давящим грохотом плохо закрепленных мостов, проносились резко и быстро.
– Слушай, Граф, ты зачем дуру включил на экзамене, когда я под парту залез? – вяло поинтересовался Нималов.
– Поручик, чес слово, забыл обо всём напрочь.
– Да как можно…
– Не знаю, – перебил его восклицания Граф. – Я же тебе говорил, перед экзаменами порой собственное имя забываю. Даже резко головой мотнуть боюсь – вдруг что-нибудь вылетит.
Нималов хмыкнул. Дальше шли молча. Наконец добрались до стандартного автошопа на обочине.
– Ладно, хрустальная башка, сколько брать будем? Семь или половину? – спросил Нималов, оглядев витрину.
– Давай сразу литр.
– А не обрыгаемся?
– Нам же целую ночь вокруг лагеря шарашиться придётся, – тоном, не терпящим возражения, заявил Граф. – Мы же в патруле. Ты что, забыл?
– Бля, – Нималов будто забыл об армейских обязанностях. – Надо что-нибудь ещё с закуской наколдовать.
– Тоже верно. Только что?
Ничего стоящего витрина не содержала: ни чипсов, ни креветок, ни колбасы, даже тушенки не было.
– Вот падлы! – выругался Граф. – Смотри, чем они служителей дорог потчивают. Жрать ни хера нет.
– А давай сухой корм для котов возьмём? – внезапно предложил Нималов.
– Да ну, – засомневался Граф. – Что уж совсем опускаться-то. Что мы, коты что ли?
– Коты, не коты, а от них недалеко ушли. Мировой закусон, к тому же.
– Будто ты пробовал, – с недоверием усомнился Граф. – Не, Поручик, я эту херню ни за какие посулы есть не стану. Я себя пока что ещё уважаю.
– А я, значит, нет?
– А ты – нет, если всякое говно в рот тащишь, как пёс шелудивый.
– Так нет же ничего…
– Ладно, давай, – сдался Граф.
Будучи знакомыми неполные три года, они понимали друг друга с полуслова по каким-то почти невидимым совместным чертам характера. Одной из них был совместный нигилизм. Не глобальный, доводящий до сумасшедшего дома, но легкий, слегка сатирический, почти шутовской. Совместные пьянки их были тому примером. Начавшиеся спокойно и чинно, они могли закончиться невесть где и как. Нет, они не были эстетствующими особами. Они были парнями, которые «себе на уме». И, может быть, именно это их и объединяло.
– Идём, Поручик, чего шары-то пучить, – толкнул его Граф локтём в бок. – В старости ещё пригодятся.
Нималов, не отходя от киоска, почти шальными глазами от предстоящей выпивки изучал вверенный ему пакет кошачьей бурды «Китикэт».
– Куда пойдем? По периметру?
– Щас, – ехидно-язвительно оскалился Граф. – С бутылкой водки я ещё в дозор не ходил. Ты, Поручик, никак на экзамене не знания, но мозги оставил. За мной! – он коротко крикнул и скрылся в придорожной обочине, шелестя кустами.
– Падай здесь, – вскорости предложил он Нималову, приблизившись к ветвистому клёну. – Дальше не пойдём – светло ещё: начальство зафиксирует.
– Бе-е-е, – послышалось откуда-то справа.
– Кончай, Поручик, не пили же ещё… – заржал Граф. – Рано ещё в козлов опускаться.
Нималов осмотрелся. Недалеко, к одному из деревьев, раскинувших зелёные покрывала над лужайкой, был привязан источник звука – парнокопытное козлиной породы.
– О! – изумился Нималов. – Может, молочка наколдуем. Граф, это козёл или коза?
– Нашел, что спросить, – отмахнулся Граф. – Иди – пощупай.
– Тю. А без этой унизительной процедуры? Не в курсе, у коз рога растут?
– Вроде, нет. Растут, по-моему, только у козлов.
– У этой отсутствуют. Хотя, может, это просто ещё молодой козёл.
– Поручик, когда коту не хер делать, он лижет свои яйца… Ты мне сейчас его напоминаешь! Брось ты этого козла на хер! Айда водку пить.
– Ладно, наливай, – по привычке согласился Нималов.
– Куда «наливай»? В сапог? Из ствола дёргать придётся.
Нималов поёжился: пить водку из горла он не любил. Граф, не обращая внимания на его реакцию, опрокинул бутылку в рот, сделал пару-тройку глотков и, выдернув из растущей вокруг зелени несколько колосков травы неизвестного происхождения, зажевал горечь спиртного.
– Да бля, – многозначительно изрёк он и протянул бутыль Нималову. – Не знаю, как ты, Поручик, а я на травяной закуске долго не протяну.
Нималов молча протянул ему пакет с «Китикэтом».
– Да ну тебя на хер! – усмехнулся Граф. – Я эту хуйню есть не буду… Пошли!
Он решительно поднялся, дождался, когда Нималов сделает приличный глоток, и оглянулся по сторонам.
– Куда?
– В «дозор». Чего расселся? Работать надо, чтобы не стыдно было свой хлеб жрать.
– Чего?
– Пошутил я. В столовую.
– А там что? Грязные тарелки облизывать?
– Зачем тарелки? Там Птур. Он нам приличную закуску наколдует.
– Идея! – одобрил Нималов и поднялся. – Идём. К тому же, Птур сам не пьёт, а, значит, имеем шанс получить закуску на халяву.
– И то верно, – согласился Граф.
Они покинули лужайку, вышли на кольцевую трассу, огибающую военный городок по периметру, и направились к черному входу армейской столовой.
– Уже надрались? – выплыла из темноты копна выгоревших на солнце волос, затем лицо их обладателя с неестественно голубыми глазами и насмешливым взором. Птур, выйдя на крыльцо столовой, вытирал руки вафельным армейским полотенцем.
– Птур! – заулыбался Граф и полез к «снабженцу» с пьяными обниманиями.
– Скоро закончишь? – спросил Нималов, не обращая внимания на Графа.
– Минут через десять. А что? Есть предложения?
– Есть, – Граф сделался серьёзным. – Столовая заминирована. Сейчас рванет. Ложись!
Птур и Нималов импульсивно рванулись в сторону: месячный срок сборов не прошёл даром. Граф ехидно рассмеялся.
– Пошли накатим? – предложил Нималов, заранее зная, что Птур откажется.
– Пошли, – неожиданно согласился бригадир кухонного наряда.
– Что?! – изумился Граф. – Я не ослышался?
– Нет. Что с меня?
– Закуску бы, – начал «издалека» Граф.
– Тушёнка подойдет?
– Конечно. А хлеб?
– Будет и хлеб. А тебе чего наколдовать, Поручик? – обернулся Птур к Нималову.
– У меня всё есть, – отозвался тот.
– Жрёт какую-то кошачью бурду, – «пожаловался» Граф. – Возьми, на всякий случай, ещё тушёнки и хлеба.
– Хорошо. Ждите за углом на скамье. Минут через десять буду. Только не орите. Выгонят со сборов на хуй…
Обворожительный стиляга – июльский вечер всё больше нависал над военным городком, выжигая духоту ночной влагой, обещающей прохладное утро. Отбросив дневное покрывало небесной пелены, сначала от горизонта, а затем всё ближе золотистой амальгамой вспыхивали звёздные сверчки. Нималову от этих наблюдений расхотелось куда-то идти, что-то делать, от кого-то скрываться, даже пить. Тлеющий огонёк сигареты задвигался справа налево и обратно, видимо, перемещаясь из одного угла рта Нималова в другой. Сзади подкрался Птур и, стараясь не нарушать тишины, молча склонился над головами сидящих.
– Я готов, братья, – полушёпотом оповестил он о своём присутствии.
– Тсс! – не оборачиваясь, прошептал Граф. – Сеанс! Скоро пойдём.
Он сделал хороший глоток и передал пузырь на круг. Выпили тихо. Нималов курил. Сидели долго. Время будто вообще перестало существовать.
Откуда-то из безвременья Граф спросил Птура:
– Скажи мне, абориген казахских степей, ты доить умеешь?
– В каком смысле? – не понял Птур.
– В смысле, за титьки дёргать.
– Кого? – опять не понял Птур: настолько резким был переход.
– Ну не баб же… Животных, конечно.
– А, – наконец дошло до Птура. – Спрашиваешь! Конечно, умею.
– Мы тут с Поручиком в разведке экземпляр обнаружили. Сможешь его оценить на предмет надоя?
– Тю. Как два пальца об… асфальт.
– Тогда пошли.
– Это он? – спросил Птур, завидев издалека в темноте очертания парнокопытного.
– Вообще, да. Но лучше, если это окажется она, – поправил Нималов.
– Это итак – она. Поручик, «Беломор» куришь?
– Не, вообще я английские предпочитаю, потому как к штатовским у меня классовая ненависть, – ударился в пространные рассуждения Нималов, – но здесь за неимением возможности…
– Короче! – отрезал Птур. Он, словно породистый пёс охотничьей породы, почуяв дичь, встал в стойку и изготовился к прыжку.
– Да.
– Рви пачку. Граф, выкладывай тушёнку на бумагу и давай тару.
Граф заметно обрадовался (это было видно даже в темноте) и вытряхнул содержимое банок на листы картона из-под сигарет. Птур забрал пустые банки и тоном удава Каа прошипел Нималову и Графу:
– Ждите меня у стога сена.
Подельники разошлись: Граф с Нималовым, равномерно разделив груз «ответственности» – пакет «Китикэт», бутылку, два куска тушенки на бумаге из-под сигарет и буханку хлеба – в сторону стога сена, неизвестно как появившегося в военном городке; Птур, что-то нашёптывая под нос, походкой, напоминающей смешанную поступь неандертальца и казахского шамана, удалялся к источнику молока – мечте любого солдата вооруженных сил страны.
Достигнув стога, Нималов забрался на вершину и лёг на спину, устремив взор в небеса. Количество звёзд увеличилось. Они будто нависли над головами новоиспечённых лейтенантов. Западная сфера небосклона еще озарялась лучами закатившегося за горизонт светила, окрасившись вишневыми оттенками. К востоку же небосклон становился темнее, постепенно переходя в цвет чернил.
– Поручик, водки? – спросил Граф, разместившись внизу.
– Не откажусь, – согласился Нималов. – Залезай наверх. Здесь красота!
– Баб где-то узрел? – цинично поинтересовался Граф.
– Тьфу ты! – сплюнул Нималов. – Вам, батенька, домой пора, к жене и дочке. А иначе, глядишь, еще через две-три недели…
– Да уж, – мечтательно потянулся Граф внизу, после чего протянул наверх бутылку. – Держи, Поручик.
Нималов сделал приличный глоток и направил горсть «Китикэта» в рот.
– Небось, скучаешь, Граф, по семье? – поинтересовался Нималов, передавая ёмкость обратно.
– И да, и нет.
– Как это?
– Да вот так. Я здесь месяц провел – словно в детство вернулся: жизнь в палатках, утренние побудки, зарядки, солдатская пища, стрельба из всех видов оружия, даже наряды и ночные дежурства. Хорошо. Где такой кайф на «гражданке» поймаешь? Хотя, с другой стороны, грех жаловаться, я своей жизнью доволен. Спешу жить: женился в девятнадцать, ребёнок родился – мне только-только двадцать стукнуло. Не поверишь, я даже внутренне ощущаю, что родился в нужное время в нужном месте. Россия, конец двадцатого века –как раз то, что нужно.
– А я вот промахнулся, – с сожалением вздохнул Нималов. – Ни время не моё, ни место.
– Зря ты, Поручик, – возразил Граф. – Где бы и когда ты был тем, кто есть сейчас?
– Во Франции, к примеру.
– Да что ты на хер! Сладкая сказка твоя Франция. Время абсента, постимпрессионистов уже сто лет как прошло. Кем бы ты был во Франции или другой стране? Среднестатистическим буржуа?
– Вполне.
– Не отрицаю. Но писателем бы точно не был.
– Ох, рассмешил. Писатель. Я-то? Да я уже как три года ни строчки не написал!
– Это не показатель, – упрямился Граф. – Ты к этому ещё вернешься.
– Угу. Кому только я на хер сдался со своими книгами в конце двадцатого века? Родился бы в сороковых – начале пятидесятых, был бы шестидесятником – другое дело. А сейчас…
– А кому бы ты был нужен в шестидесятых? Там таких, как ты – пруд пруди. Конкуренция адская! – Граф многозначительно выставил вверх указательный палец. – Тогда каждый второй был или поэтом, или писателем, или художником. А сейчас ты почти один. Все «бабло рубят». Но на «твоём-то поле» – никого! Так, редкие путники…
Граф ещё что-то говорил, но Нималов его почти не слышал. Он устремил взгляд на одну из тысяч звезд уже ночного небосклона и смотрел на золотую точку, не мигая. Внезапно свет звезды дрогнул и начал сиять то ярче, то слабее. Напрягая зрение, Нималов продолжал следить за сумасшедшей обитательницей небес. Нет, она не падала, она наоборот, поднималась всё выше и выше, уводя взор земного наблюдателя как можно дальше. Это длилось секунды. Ему казалось, что другие звёзды с бешеной скоростью проносились мимо, оставаясь далеко позади…
Вдруг Нималову стало страшно. Он уже хотел было закрыть глаза, чтобы прервать этот безудержный и ужасный полёт, но внезапно бег прекратился. Его взор застрял где-то в сотнях тысяч километров между небом и землёй. Не решаясь оглядеться, а, тем более, посмотреть вниз, он продолжал смотреть вперёд.
Он уже не различал ни звёзд, ни цвета небес, он видел только чёрную темноту. И из этой темноты кто-то смотрел на него. Он не видел (это было невозможно), он чувствовал на себе немигающий, властный взгляд почему-то зелёного глаза таких огромных размеров… Вскоре ему показалось, что глаз немного сузился, вероятно, его обладатель улыбнулся…
– Поручик, – раздался где-то далеко-далеко внизу голос Графа. – Смотри-ка, Птур и вправду молоко тащит. Надоил-таки подлец! Слезай, молочком «заполируемся».
Нималов в ужасе зажмурил глаза и скатился со стога вниз.
– Спишь уже, что ли? – не понял Граф.
– Ого! – удивился подошедший Птур. – Граф, да на нём же лица нет. И пот на лбу бисером!.. Отравился, наверное. Воды! Живо!
– Всё нормально, мужики, – успокоил их Нималов и медленно открыл глаза.
– Птур, дай Поручику молочка, – предложил Граф. – Авось полегчает.
Сын азиатских степей протянул Нималову одну из консервных банок, наполненных ещё теплым молоком. Нималов закрыл глаза и, прильнув губами к острой кромке консервной тары, сделал несколько глотков.
– Вот, Поручик, говорил я тебе… Что я – командир во всеуслышание предупреждал: «Не бери в голову дурного, в руки – тяжёлого, в рот – хуёвого». Нарушил заповедь – нажрался этой кошачьей бурды, – Граф, не спрашивая согласия Нималова, как можно дальше забросил в кусты пакет злополучной кошачьей радости. – Теперь загибаешься.
– А что произошло-то, Поручик? – решив, что криз прошёл, Птур присел рядом с виновником суматохи.
– Кто бы знал. Устал, наверное. Может, на экзамене перенервничал, – соврал Нималов и закурил очередную «Беломорину»…
Через три дня они покинут военный городок и разъедутся по домам. Загорелые, уставшие, с обветренными лицами, утомлённые июлем лейтенанты запаса…
Что будет с ними? Они слабо представляли себе наплывающее «завтра». Нималов не был исключением. Он ещё не знал, что через какие-то полтора месяца на его глаза попадется книга, которая перевернёт его взгляды и опять заставит взяться за перо.
Он не знал, что ещё через восемь месяцев это самое «взяться за перо» выльется в более материализованную оболочку объемом в двенадцать авторских листов. Будет издано, получит неплохие отклики.
Не знал, что обречён тащить «писательский» крест и стать выпавшим из времени…
Он ещё многого не знал. Но о том, что, поднявшись далеко за пределы звёздной амальгамы, он смотрел прямо в глаза своего небесного покровителя – директора департамента NHV Вомилана, он даже догадываться не мог.