Часть 1. Возвращение домой.
Элен с ностальгирующим чувством полном и печали, и радости, торопливо шагала в сторону своего дома, где жила её семья пять лет назад. От радости хотелось танцевать, плясать, кричать о ней миру. Но больше всего Элен желала обрадовать сестру. Она смогла собрать все ингредиенты для лекарства! Они смогут исцелить Филона! Будет ли Алексайо улыбаться, может заплачет от счастья? Как отреагирует отец, узнав цель её отбытия? Элен, надеялась, что её семья не переехала, о чем её заверила сестра и младший брат – они будут её ждать сколько угодно. Конечно, был ещё отец, но она его не особенно любила из-за его отношения к старшей сестре, но всё же ценила за то, что он есть, каков бы не был. Даже если до сих пор не простила за отношение к старшей сестре. Элен с несвойственной ей за долгое время нежностью вспомнила о своей семье. Интересно как сильно повзрослела её семья, думалось ей. Молодая госпожа удовлетворенно усмехнулась, когда увидела знакомое здание её дома.
– Я вернулась, – тихо прошептала она, направляясь к двери.
Пустынные улицы из-за раннего утра, когда жители только начинали просыпаться или готовится к работе. Элен постучалась, знакомый звук удара звонка о дверь раздался эхом. Она понимала, что её семья возможно ещё спит, но она также знала, что старшая сестра должна была чаще всего только проснуться. Впрочем, у неё остался запасной ключ, только она не была уверена, что он будет сработать. За пять лет могли и поменять замки на дверях. Элен терпеливо начала доставать ключ, когда услышала, что дверь открылась. На неё смотрела однозначно служанка, судя по одежде. Когда она уезжала, подумалось Элен, служанки не было.
– Служанка Винн приветствует вас, госпожа. Могу ли я вам чем-то помочь? – поклонилась женщина.
– Здравствуйте, я Элен, семья Лорс до сих пор живёт здесь? – спросила она на что получила удивлённый выдох.
– Ох, прошу прощения за неуважение к вам, госпожа Лорс! – поклонилась суетливо служанка. – Юный господин много рассказывал о вас! Прошу входите, не стоит стоять на пороге.
Элен моргнула, после чего кивнув, вошла в дом. Интерьер не изменился, за исключением того, что здесь отсутствовали многие картины Алексайо. Редкие картины сестры, которые она оставила без названия и подписи остались на стенах. Но что стало с другими? Возможно перестановка? Должно быть многое за пять лет изменилось.
– Господин Лорс и молодой господин ещё спят, вам приготовить омывальню? – взволнованно спросила служанка.
– Пожалуй да. Могу ли я поинтересоваться как долго вы здесь работаете? – беспечно спросила Элен.
– Как год уже молодая госпожа.
Элен кивнула. Пути их разошлись, когда она направилась прямиком к своей бывшей комнате. Её комната всё та же? Изменилась ли она? Как оказалось, её комната не изменилась. Элен оставила свои вещи, возле шкафа и с пакостной ухмылкой и высокомерно-горделивой походкой направилась в сторону комнаты старшей сестры. Тревожное ощущение не покидало её, как бы она не пыталась его игнорировать.
Элен мечтала пять лет назад не о многом и обо всем. Но больше всего тогда она желала эффекта неожиданности в пробуждении сестры. Это произошло случайно, когда она узнала, что сестра спит порой крепко, хоть и чаще всего рано просыпается. Элен помнила, как в свои шестнадцать лет проснулась от грома. До этого возраста она боялась грома и молний и спала с сестрой, которая в своих объятьях защищала её от страхов. Тогда она захотела разбудить свою сестру, но обнаружила, что сестра смешно подскакивает. На самом деле веской причины будить рано сестру не было, но её пакостливая натура это очень любила делать, когда конечно она могла проснуться раньше сестры. Элен цыкнула из-за того, что вновь окунулась в то самое ностальгирующее состояние. Не уж то стареет, с нарастающим притворным ужасом подумала она. Её веселью не было суждено воплотиться. Потому что она открыла дверь в комнату сестры. От нечастого использования дверь раздражающе скрипнула. Элен предстал вид пустой комнаты. Она заметила, что хоть мебель в виде: кровати, стола, стула и шкафа присутствовала, то личные вещи отсутствовали. Элен закрыла дверь и тут же направилась к комнате младшего брата. Где её сестра?!
Филон спал, когда дверь его комнаты открылась и его неприятно разбудили. Он удивлённо моргнул и неверующе смотрел на хмурое, но до боли знакомое более жёсткое лицо сестры, которая выглядела слегка обезумившей.
– Элен? – прошептал он, словно сам и не верил увиденному. – Ты наконец-то вернулась? Я скучал!
Филон тут же обнял сестру, когда та заговорила.
– Филон, где Алексайо?
Филон напрягся, что осталось незамеченным, и озадаченно нахмурился, отстранившись от сестры. Он растеряно смотрел на сестру, которая начинала еще больше тревожится. Элен села на край кровати. Филон осторожно заговорил:
– Я не помню никакой Алексайо. Это твоя подруга?
– Не шути со мной, Филон! – сказала она, нахмурившись, и хотя Элен начинала раздражаться, Филон всё еще мог видеть зарождающийся страх в ее глазах.
Он не понимал, почему его сестра напугана.
– И тебе утро доброе, сестра. Как я рад тебя видеть! Пять лет не виделись как ни как! – обиженно воскликнул он.
Элен внимательно всматривалась в обиженное, но серьезное лицо Филона, в надежде найти что-то, что доказало шутливость, либо ложность, слов. Но такового Элен с тяжёлым сердцем и зарождающимся страхом не могла найти. Элен подавила в себе желание заплакать и ободряюще посмотрев на младшего брата, потрепала того по голове, через силу, криво, но искренне улыбнувшись. Не дело бросаться не пойми куда с головой.
– Прошу прощения, клюква. Я рада тебя видеть и встретится с тобой. Я по вам соскучилась, но милый мой, скажи своей сестре, где наша старшая сестра Алексайо? – мягче сказала Элен, потрепав и без неё потрепанные волосы.
Филон обиженно посмотрел на неё, надувшись, но его глаза оставались настороженными.
– Я не клюква, если это моя любимая ягода это не означает, что я сразу становлюсь клюквой. Ты, картофель, – последнее слово он выплюнул с таким пристрастием, словно это было не приличным словом.
– Не обижай картофель. Скажи где сестра? – закатила глаза Элен.
– Приличным дамам не прилично закатывать глаза, – высокомерно подняв голову, сказал Филон и пожал плечами. – И не помню я никакой сестры. Но… Я нашёл у себя чей-то личный дневник крайне любопытного содержания. Прежде чем мы продолжим разговор, сестрица Элен, я предпочту позавтракать.
Элен улыбнулась немного криво, но искренне, она поцеловала лоб и растрепала волосы под возмущенный писк. С тихим смехом она тихонько покинула комнату брата и направилась к своей. Для начала нужно прижиться дома, найти улики.... Элен задрожала, со слезами на глазах, полностью потерянная она медленно бродила по коридору до своей комнаты. Дверь с тихим скрипом открылась. Комната выглядела такой же какой и была покинута. Все безделушки находились на своих местах, словно кто-то специально решил сохранить момент. Элен отбросив мысли, могла представить, словно только вчера покинула спальню и вернулась обратно. Закрыв за собой дверь, она медленно скатилась по ней вниз. Слезы Элен не могла сдержать. Неизвестность пугала, а страх за сестру и вовсе туманил рассудок. Элен смотрела на рюкзак с её пожитками за пять лет в Скрытых землях. Радость быстро разбилась о реальность бытия. Элен не знала, как она собирается излечить Филона, как смотреть ему в глаза и в глаза отца. Что стало с Алекс, где она и почему Филон не помнил о ней? Служанка уже подготавливала лохань.
Часть 2. Семейная идиллия.
Огромный белый величественный зал, в котором только колонны. В центре конца зала, огромная белоснежная, как и всё пространство вокруг, статуя до потолка, полностью андрогинная, без четких линий лица, с прядями волос, обрамляющих скулы, видных из-под капюшона, одеяния. Божество сжимало руки у груди, видны лишь кисти рук. Всё тело Божества скрыто единым мешковатым одеянием. Дора, сколько себя помнила, всегда находила статую пугающей. Её присутствие удушало, и находясь рядом с ней, казалось, что зал слишком маленький. И то, как присутствие статуи было неизменным, так и было с Крылатой, что всегда стояла в центре зала и наблюдала за статуей, либо за небом, сквозь открытый потолок в центре зала. Её мощная спина, не скрытая одеянием, покрытая шрамами от оторванных крыльев, как назидание, становилась постоянным спутником одиночества.
Дора вскочила. Её глаза метались между пространством. Она вздохнула, отгоняя отголоски сна.
– Мама, как спалось? – детский голос раздался позади Дора, полный детского любопытства и нетерпения.
Дора смотрела в окно, видимо, утром она заснула. Дора, улыбаясь, поинтересовалась у дочери:
– Хорошо. Я смотрю ты уже успела что-то сделать? Хочешь рассказать маме?
Девочка коварно захихикала. Она подбежала к матери и зашептала на ухо:
– Пока папа спал я нарисовала ему усы! Длинные такие.
Дора покачала головой, растрепывая волосы дочери под возмущенный писк. Она смотрела в эти сияющие глаза и хитро улыбнулась:
– А у кого ещё тут усы?
Алексайо широко раскрыла глаза, её губы надулись в детской обиде, она обняла себя за плечи, обиженно интересуясь:
– Но как ты узнала?!
Дора изумлённо смотрела на дочь, начиная хохотать.
– У тебя очень очаровательные усики на лице, Алекс, – улыбнулась Дора, вытирая слезы.
Алекс издала вопль и побежала в другую комнату. Дора встала и медленно потянулась. Её рука коснулась лица. Её слова прозвучали мягко, нежность захлестнула её, прогоняя остатки кошмара, который появлялся всё чаще.
– Значит, мы сегодня семейство кошачьих.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Если она правильно поняла, то служанка подаст завтрак. Элен поправила платье на себе. Она коснулась заплетенных волос и судорожно вздохнула. Совсем скоро она встретиться с отцом. Элен закрыла дверь и направилась на первый этаж. Элен с печалью смотрела на пейзажи, чувствуя себя потерянной. Она пыталась осмыслить, что узнала, но страх душил её. Она вошла в обеденный зал и замерла. Филон смотрел на неё большими невинными глазами, сидя за столом и улыбнулся, как только она зашла. Отец же стоял ближе к окну и повернулся на стук обуви. Он постарел. Сердце застряло в горле. Серые уставшие глаза блестели, мешки под глазами говорили о неспокойных днях. Его лицо казалось изнеможенным, слегка болезненным, несмотря на ухоженность внешнего вида. Он подошел к ней и она сделала шаги на встречу. Элен смотрела на отца со смешанными чувствами, она помнила свою обиду на него и его несправедливое отношение к сестре. Но она и помнила его грубую заботу, понимая, что это омрачено с потерей их матери, его жены. Но перед ней стоял отец, его лицо измождённое, но взгляд всё такой же любящий и упрекающий. Элен поняла, что она дома. После стольких лет она вернулась. На её глаза выступали слезы, дрожащими губами она улыбнулась.
– Я вернулась, папа.
Её отец покачал головой, но подошел и нерешительно обнял её, поглаживая по волосам, как и в детстве. Плечи Элен затряслись, когда рыдания покинули её тело. Страхи и сомнения развеялись.
– Глупая, какая ты глупая, – шептал он, но в этих словах нет упрека. – С возвращением.
– Семейные объятья! – закричал Филон, влетев в них.
Отец удивленно охнул, но улыбнулся, обнимая и его. Элен захихикала, так как смеялась вместе с Филоном, и видя радостное лицо другого, Элен понимала, что он помнил об этом. Она подавила укол боли, ведь они смеялись над Алекс. Филон, видимо, не помнил и об этом. Завтрак прошел в мирной атмосфере. Филон рассказывал о том, что произошло интересного в их городке Тэф, соседнем к столице.
– На следующий год после твоего уезда была попытка восстания, даже наш город коснулось, – взволнованно говорил Филон.
Элен успешно предотвратила самую глупую смерть, она едва не подавилась едой. Элен смотрела в ужасе на отца, который выглядел неуютным и печальным от нынешней темы разговора.
– Вас это же не коснулось?! – обеспокоенно Элен отложила вилку в сторону.
Отец не смотрел на неё, а Филон выглядел виноватым и немного испуганным.
– Филон? – умоляюще спросила Элен.
Филон обеспокоенно заговорил:
– Меня похитили, но не беспокойся, стражи порядка меня спасли! А виновные были убиты и казнены. У нас в городе даже на следующий год, эм, в 818-м, казнили молодую госпожу? Сказали, что она совершила измену родине, – он отвел глаза, сказав тише. – Несмотря на встречу смерти, она до последнего улыбалась, сгорая в огне.
Элен выпила вино залпом. Отец задумчиво смотрел на картину Алекс, с нечитаемым взглядом.
– Папа?
– Её привязали к священному столпу феникса, и когда она сгорела, феникс взмыл, а столб разрушился.
Филон продолжил, звуча неуверенно:
– Многие стали поговаривать, что это благословение богов, мол, избавили от демоницы в облике человека.
Завтрак закончился скомкано, у отца были клиенты и работа, а Филон цеплялся за нее, как ребенок. А ведь ему уже восемнадцать. Элен почувствовала себя внезапно слишком старой. В ее глазах Филон так и остался тем ребенком, который цеплялся за Алекс, в поисках утешения и тепла. Филон возмужал, стал выше, они почти одного роста. Элен отметила, что каблуки сделали её выше. Филон рассказывал о своем обучении лекарскому искусству.
– Ты решил пойти по стопам отца? – улыбнулась Элен.
Филон выглядел беспечным. Он пожал плечами и спросил:
– Конечно, это интересно я восхищаюсь им. Так ты смогла найти ингредиенты? Мы можем приготовить лекарство!
Он взволнованно смотрел на неё, уже представляя, как они всей семьей будут делать что-то вместе. Элен не хотела видеть его разочарование. Она сглотнула, но не смогла выдавить ни слова, оставаясь потерянной. Элен была на грани нервного срыва, внезапно осознав причину неясной тревожности. Она не знала способа приготовления лекарства! Элен судорожно вздохнула, не обращая внимания, что Филон молчаливо следовал за ней. Она села за стол, он сел на кресло и смотрел как она судорожно перебирала документы. Когда Элен погрузилась в отчаяние, разбрасывая записи, Филон тихо вышел.
– Алберовские создания! Как так?! – она схватилась за волосы, её глаза беспорядочно искали то, чего никогда у неё не было.
Как, как ей вылечить Филона, если всё, что у неё было это ингредиенты из Скрытых земель?! Она провела там алберовские пять лет, чтобы собрать их! Одна! Без семьи, поддержки, надеясь только на себя и свою алберовскую харизму и удачу. И она смогла! За пять лет собрала всё, что нужно, узнала, что отец и матушка были там и смогла вернуться с помощью знаменитой Покорительницей Молний. Чтобы что? Элен судорожно вдохнула, быстро привела свое лицо в порядок и стремительно подошла к сумке, судорожно ища блокнот в кожаном переплете. Она пролистала страницы и шла к столу. Элен критично посмотрела на чернильницу, чернила свежие её удовлетворили. Она макнула перо в чернила и начала записывать все свои вопросы и мысли. Элен принялась с аккуратностью распаковывать самое важное, что у неё было – ингредиенты для лекарства, произрастающие лишь в Скрытых землях. Элен пораженно смотрела как, на первый взгляд, обычные растения и минералы, находящиеся в магических стеклянных сосудах, имели большую ценность даже в скрытых землях. Бутон цветка тускло сиял, а стебель же имел фиолетовый цвет. Блинные лепестки бледно-голубого цвета и вовсе были ядовитого цветка, однако, его листья имели сильные целебные свойства. Бутон хрустального цветка, листья лунного цветка, лепестки ядовитой лилии. Он знала, что именно их части будут использоваться, даже если в сосудах находился все части цветов. Элен едва сдерживала слезы, смотря на свои записи, когда она пыталась экспериментировать в теоретической части приготовления лекарства. Все её записи заканчивались неудачей в теории. Речи о практическом применении слишком ценных ингредиентов и не шло.
– Сестра, – тихо позвал Филон, положив руку на плечо.
Элен вздрогнула и обернулась. Филон смотрел на неё с мягкими и понимающими глазами. Он настолько походил на Алекс, что Элен едва не разрыдалась. Филон протянул ей книгу в твердом переплете, покрытую какими-то символами, скорее всего, книга запечатана. Он пожелал ей хорошо отдохнуть и оставил её одну. Элен опустилась на стул, осматривая книгу, которая скорее всего и была тем дневником, что упоминал Филон. Дневник выглядел обычным, почти не примечательным. Элен засмеялась, удивив себя. Она смеялась и смеялась, пока смех не перешел в рыдания, которые она пыталась заглушить. Элен не верила своей удаче, прижимая дневник к груди.
– Алексайо, – прошептала Элен, вытирая слезы. – Всегда становишься спасением.
Дневник в её руках молчал. Алексайо обычно удивлялась, когда кто-то использовал её полное имя, потому что все обращались к ней «Алекс». Элен в детстве видела пару раз, как Алекс что—то писала, то, что называла своим дневником. Когда моменты слепоты исчезали.
– Хранители баланса защищают и поддерживают баланс, мой свет, – мягко шептала Элен, едва слышно, вспоминая слова Алексайо. – Среди буйства магии, энергии, которой слишком много на земле, среди надежды и отчаяния, ненависти и любви, исцелении и смерти, мы поддержим баланс, насылая беды, насылая спасение. Давно прописанные истины обернулись удавкой на шее, обернулись против их последователей. Правда искажается в ненависти создательницы и её безразличии.
Элен не решалась отрыть дневник, она сжала его в руке и убрала в ящик стола. Она отказывалась признаться себе, что боится. Элен покинула комнату и быстро нашла брата и отца на первом этаже. Отец продавал лекарства, брат в соседней комнате, что была лабораторией, готовил некоторые из бальзамов. Молодая девушка, дочь вдовствующей виконтессы, благодарно улыбнулась отцу. Элен быстро узнала повзрослевшую госпожу, что являлась подругой Алексайо. Она вошла в часть дома, что являлась аптекой.
– Элен, это правда ты? – улыбнулась госпожа Ламброс, её глаза сияли радостью, сделав реверанс, она продолжила. – Ты наконец-то вернулась? Будет ли празднество? – на последнем вопросе она обернулась к отцу Элен.
– Как пожелает Элен, – ответил он.
Элен повторила приветствие и подошла к ней. Вместе они вышли на улицу.
– Гликерия ты ничуть не изменилась, всё также сияешь, – сказала Элен.
Гликерия слегка рассмеялась, но смех казался более тусклым, когда она смотрела на неё, её лицо казалось потерянным, словно она потеряла часть себя, о которой даже не подозревала.
– Как прошло твое путешествие? Как тебе мир за пределами Тэфа?
Элен смотрела на людей, спешивший по своим делам, общающихся друг с другом, на детей, увенчанных широкими улыбками и находила сцену чуждой. На приличном расстоянии Элен знала, что за ними следовал кто-то, потому сделала не принужденное лицо, зная, что чужой взгляд испепелял ей спину.
– Довольно интересно, Покорительница Молний помогла мне вернуться благополучно, как и попасть в Скрытые земли, – Элен улыбнулась далеким воспоминаниям.
Гликерия заинтересованно посмотрела на неё, явно желая спросить, задать вопросы, но не решаясь.
– Как ты поживаешь? Как твое здоровье? Как поживает виконтесса Ламброс? – интересуется Элен. – Ваша компания всё также сильна?
Гликерия тускнела с каждым вопросом, с каждым вопросом Элен чувствовала неправильность, которая ей так и кричала. С каждым её словом, взгляд на её спине становился всё убийственнее.
– За пять лет твоего отсутствия многое произошло, – Гликерия смотрела вперед, её слова звучали далекими, и взгляд её блуждал не здесь. – Тайны становились явью, мосты сгорали и строились, проливалась кровь, что-то стало забытым, что-то стало потерянным… Моё здоровье оставляет желать лучшего, с матушкой всё хорошо, небольшая простуда. Лекарь Лорс поможет исцелиться.
Они говорили о красоте природы, о необычных местах Скрытых земель. Гликерия рассказывала о смешных моментах компании, но их было слишком мало. Гликерия казалась неуверенной, но обещала, что расскажет однажды то, что омрачило её сердце. Они не были подругами, но Гликерия почему-то хотела стать ими. Возможно, одиночество играло роль. Гликерия младше Алексайо на один год и давно замужем. Человеком с убийственным взглядом был рыцарь, что сопровождал Гликерию. Элен задумалась о том, как много изменилось за пять лет. Больше не было той жизнерадостной, частично беспечной Гликерии, что всегда восхищалась Алексайо. Она стала более грустной, с далеким взглядом. Связано ли это с тем мятежом, о котором говорил Филон? Элен хотела бы узнать, что же произошло за эти пять лет и где находилась её сестра.
Но для начала… Нужно поинтересоваться у отца на счет всех друзей Алексайо, известной компании на весь город Тэф. Дочь лекаря, дочь виконтессы, сын кузнеца, сын торговца, дочь мера и сын барона. Алексайо всегда говорила, что Элен могла читать людей и часто понимала их эмоции и чувства. Идея Гликерии хорошая, шанс увидеть друзей Алексайо и узнать, как много они помнят и как много знают.
Часть 3. Встреча друзей детства.
– Она такая красивая! – тихо воскликнула Алексайо, не решаюсь прикоснуться к младшей сестре.
Дора ласково засмеялась.
– Конечно, милая. Обязательно защищай её, хорошо? Теперь ты старшая сестра и твой долг стать щитом и мечом для своей младшей, – ласково говорит Дора, посмотрев на свою новорожденную дочь.
– Клянусь, я стану щитом и мечом для семьи и буду всегда защищать её, – благоговейно прошептала старшая дочь и Дора подняла свой взгляд.
Дора замерла. Её глаза распахнулись, а дыхание ззамедлилось, когда она не могла отвести взор от сияющих глаз дочери. Дора медленно осознала, что тяжесть, невидимая ноша для её существа медленно-медленно становилась легче. На её глаза выступили слезы и дочь подняла свое невинное детское лицо с пухлыми милыми щеками. Её бровки нахмурились, но вместо устрашающего или обеспокоенного лица это выглядело как хомячок.
– Мама, всё в порядке? Если ты устала, я могу присмотреть за сестрёнкой…
Слова сожаления застряли в глотке, и Дора покачала головой, вылавливая улыбку.
– Я не устала, Алексайо.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Ранним утром Элен задумчиво расчесывала свои волосы, смотря на дневник перед собой. Ей снился странный сон, сон в котором Алексайо улыбалась ей, что-то говоря, но Элен во сне не желала её слушать. Чей-то женский голос накладывался на слова Алексайо, и Элен почему-то чувствовала уверенность, что это был голосом матери, но Элен не могла разобрать слов. Во сне Алексайо смотрела на свой дневник, который держала Элен, её глаза были пустыми, безжизненными, но на лице сияла улыбка. Она вздохнула, признавая, что слишком скучала по сестре.
– «Кем была мама?» – задумалась Элен, гребень в её руках замер, но вскоре она продолжила начатое. – «Её звали Дора, но я никогда не слышала о её семье, о её родителях и родственниках. В детстве я предложила, что ситуация такая же как у папы, но… Они познакомились в Скрытых землях, их имена там известны как Агапий и Дора Лорс. Сережки матери послужили мне защитой на Скрытых землях, видя их, тут же ко мне относились с уважением. А если вспомнить про правительницу, которая была приятно удивлена мной…»
Элен задумалась. Её руки привычно собрали волосы, пока мысли блуждали далеко. Она так мало знала о матери. Знала лишь, что болезнь предположительно связана с матушкой, но Алекс всегда опровергала эту теорию, точно также как её отвергал отец. Тогда почему Филон болен? Слишком многое она не знала. Элен тяжело вздохнула.
Обеденный сиял как никогда, служанка Винн с временными помощниками с утра пораньше вовсю трудились и когда Элен желал присоединиться, ей вежливо отказали. Элен покачала головой и всё равно взяла ленты, украшая картины. Она присоединилась в приготовлении различных блюд, умело нарезая овощи и фрукты, под ворчание служанки Винн. Элен понимала, что забирала их работу, но она нуждалась в отвлечении и что может быть лучше, чтобы узнать что-то при сплочённой работе. Винн оказалась хранительницей всех сплетен и слухов, многообещающей осведомительницей.
– Как поживает мэр? Поменялся ли он за пять лет? – спросила Элен, пока Винн выпекала хлеб.
Винн казалась напуганной, но быстро пришла в себя, став добродушной. Элен нашла это подозрительным, но промолчала.
– Мэр почил во время мятежа, – произнесла служанка, печально вздохнув. – Хороший был господин, отстаивал Тэф и его жителей до последнего вздоха. Поговаривают, что его пытали и убили на глазах дочери, бедное дитя.
Элен застыла, мысленно радуясь, что додумалась поинтересоваться обстановкой у служанки. Она не представляла, чем бы всё закончилась, если бы начала всем друзьям Алексайо давить на больное и травмирующие.
– Кто стал мэром? – спросила Элен и отметила. – Город кажется более живым, более… Лучше.
Служанка важно кивнула, с гордостью сказав:
– Конечно, всё заслуга нынешнего мэра, барона Луки Макриса, он стал мужем госпожи Маргарет Макрис.
Элен растерянно спросила:
– А кузнец Теодор? Торговец Пандор Гликас?
Служанка поставила ароматный хлеб, улыбнувшись:
– Госпожа знакома с ними? Как прискорбно, что я не поверила молодому господину. Кузнец стал мужем молодой госпожи Ламброс. А господин Гликас расширил влияние своего отца.
Элен потеряла дар речи. Теодор муж Гликерии? Их компания, созданная Алекс, не распалась, удивилась Элен. Даже больше, некоторые объединились в союзы. Элен пораженно удивлялась стечению событий. Скорая встреча могла быть интересной.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Кто бы мог подумать, что атмосфера может быть наполовину вежливой, несколько холодной и умеренно радостной. Они выглядели неуютно друг с другом, те, что являлись друг другу друзьями детства, теперь стали едва знакомыми. Элен отпила половину вина и поинтересовалась как поживали все присутствующие. Теперь она себе казалась едва умеющей подобрать слова и направить диалог в нужное русло, её былое красноречие терялось вслед за их потерянными лицами. Они будто сами не знали посему пришли.
– Многое произошло за пять лет, лучше расскажите о ваших приключения, – улыбнулся господин Гликас.
Они не торопились делится историями своей жизни, но желали узнать о ней. Филон переговаривался с господином Ламбросом о кузнечном деле. Элен знала, что он тоже желал услышать как можно больше. Она взболтнула вино и вежливо улыбнулась.
– Тамошняя природа довольно экзотичная, имеющая свое изысканное великолепие. Жители Скрытых земель вежливы, но насторожены к чужеземцам. Мне посчастливилось встретиться с правительницей тех земель. Статная, властная леди, которая ценит свой народ.
Элен решила, что не стоило упоминать, какой чести она удосужилась получить. Благословение на пребывание в Скрытых землях от его правительницы, звучало неслыханно даже в мыслях.
– Какая Покорительница Молний человек? – поинтересовалась Гликерия.
– Она великодушная. Мы встретились совершенно случайно в порту, я искала тех, кто поможет мне попасть в Скрытые земли, и она решила мне помочь, сказав, что во мне есть потенциал.
Разговоры текли плавно, как ручей. Элен удалось перейти на тему прошлого. Они вспоминали смешные моменты из детства. Гликерия выглядела потерянной, впрочем, многие казались задумчивыми, когда вспоминали прошлое. Теодор упомянул бойкую молодую девушку, но не мог вспомнить подробностей. Тогда Теодор поделился, что он нашел у себя незаконченные картины за авторством «А.Л.». Тема искусства дала Элен больше информации, чем она могла себе представить. Встреча завершилась на хорошей ноте и Элен было приятно знать, что компания заботилась о Филоне и оберегала его, как своего младшего брата.
Элен устало потянулась и открыла дверь лаборатории. Она проверила склянки, различные сосуды с лекарствами, которые готовил отец. Отец расположился на бумагах. Он крепко спал, однако в сидячем положении утром будет болеть спина. Элен размышляла как поступить, будет или нет, когда он сам проснулся.
– Элен? Как прошла встреча? – он провел рукой по лицу.
– Неплохо, мы вспомнили моменты прошлого, – Элен наблюдала как он складывал в стопку разбросанные по столу листы бумаги. Они вместе вышли и направились на второй этаж. Становилось темно, коридоры слабо освещались ночным безвредным мхом в маленьких горшках.
– Пап, кто автор этих картин? – спросила Элен.
Нежный закат розовых, оранжевых и фиолетовых цветов, с ярко оранжевым светилом, что опускается за горизонт, отражаясь в прозрачных водах. Нежная картина, преисполненная чувством прекрасного. Алексайо всегда видела то, что многие находили обычным, особенным и умела передать через кисть своё видение. Отец застыл, он вглядывался в картину со скрытой тревогой. Он молчал. Вскоре, отец пожелал ей спокойной ночи и ушел. Элен осталась стоять, наблюдая за картиной, освещенной мхом. Зрение становилось расплывчатым, картина расплывалась в её глазах и с удивлением она поняла, что плакала. Элен не понимала причину своих слез. Она пошла в заброшенную комнату которую избегала и села на пол с потерянным видом. Комната казалось разграбленной, но причину такой мысли Элен пока не находила. В темноте комнаты она наблюдала за мрачной, пустующей комнатой, которая была чистой. Как никогда Элен хотела совета от сестры, чтобы она поддержала её. Одиночество грузло её, печаль не хотела покидать её бренное тело, сна не было ни в одном глазу. Элен встала и подошла к столу.
Агапий наблюдал за дочерью через полуоткрытую дверь, его глаза полны безудержной печали, тревоги и усталости. Он подавил приступ кашля, поморщившись от остаточного вкуса крови во рту. Его дети выросли, слишком взрослые, самостоятельные. Агапий ушел в свою комнату так тихо, что его шагов не был слышно. Он присел на кровать, тяжело вздохнул и содрогнулся в безудержном мучительном кашле. Агапий из внутреннего кармана жилета он взял в руки маленький портрет Доры, задаваясь вопросом, где он ошибся и смогла бы она, его любимая Дора, простить его ошибки.
Часть 4. Происходит случай.
Во мраке ночной комнате, Дора сидела на краю кровати дочери, рассказывая ей на ночь истории. Алексайо внимала словам матери, и не собиралась засыпать в ближайшее время. Агапий же укладывал спать Элен, которая в этот день часто капризничала, но успокаивалась в руках отца.
– Хранители баланса защищают и поддерживают баланс, мой свет, – буднично говорила Дора, поглаживая дочь по волосам. – Среди буйства магии, энергии, которой слишком много на земле, среди надежды и отчаяния, ненависти и любви, исцелении и смерти, мы поддержим баланс, насылая беды, насылая спасение. Давно прописанные истины обернулись удавкой на шее, обернулись против их последователей. Правда искажается в ненависти создательницы и её безразличии.
Сколько раз Дора повторяла эти слова дочери и себе? Дора, едва сдерживая печаль, видела восторг в глазах Алексайо. Больше всего её дочь восхищалась героиней рассказов – Крылатой. Уже несколько дней Дора наблюдала как Алексайо гложил вопрос, который она не решалась задать ей. Но видя её решительное, довольно милое, выражение лица, Дора пыталась сдержать улыбку.
– Что становится с теми, кто лишается своего воплощения?
Воплощение – реализация силы хранителя, а также смысл их жизни… Дора могла понять, почему Алексайо задала этот вопрос.
– Они умирают, – Дора не скрывала всей правды от дочери, особенно, когда это касалось хранителей.
– Почему ты грустишь? Разве это не означает, что они смогут вновь встретиться друг с другом?
Алексайо не понимала и от этого становилось тяжелее. Её дочь, такая невинная, Дора не хотела лишать её внутреннего света, но мир не был добр. Она медленно попыталась объяснить, подбирая нужные слова:
– Это… Не так работает, милая. Когда Хранители умирают, то они своей смертью продолжают поддерживать баланс.
Однако, эта смерть временно продлевала баланс, зачастую, той силы, что уходила на поддержание баланса, едва хватало на то, чтобы равновесие было сбалансированно. Он становился нестабильным и по себе Дора знала, что ноша, давящая на плечи, слишком тяжела, чтобы сдерживать её почти в одиночку. Последней хранительнице придет туго. Алексайо покачала головой, взирая на неё серьезными глазами, она терпеливо попыталась разъяснить свою мысль:
– Так не к этому ли стремятся Хранители? Сохранение баланса. Умирая, они не покидают своих братьев и сестер, помогая поддерживать баланс даже после смерти. Например, песок. Они как песочный замок, разрушаются. Но сколько таких замков? Каждый замок разрушается рано или поздно. И этот песок соединяется, становится единственным с другим. Значит, песок никогда не погибнет, если не и был единым целым с самого начала до того, как его разлучили и придали ему смысл.
Дора потеряла дар речи, с приоткрытым ртом она смотрела на дочь, поражаясь её видению мира. Она влажно засмеялась, с грустной улыбкой, признав:
– … Ты умна не по годам, милая. Я боюсь, что это пойдет тебе во вред.
Алексайо уверенно кивнула и с широкой улыбкой воскликнула:
– Не бойся, я стану песком и мы встретимся вновь!
Улыбка на лице Доры застыла, подобно тому, как она покинула Крылатую, сердце её трепетало от ужаса. Алексайо успокоилась и пожелав дочери спокойной ночи, Дора прикрыла дверь. Сдавленно, она прошептала так, чтобы никто не смог услышать:
– Этого я и боюсь… Что ты не сможешь стать песком…
⊹──⊱✠⊰──⊹
Прошла неделя. Элен не добилась прогресса узнать из сторонних источников о том, кто помнил о Алексайо. Но она узнала, что отец лично сам убирал комнату Алекс, запрещая служанке заходить в эту комнату. Служанка Винн предположила, что это раньше была комната её матери. Элен в отчаянии. Она как могла откладывала желание посмотреть дневник, но Филон вновь легко заболевает, сейчас осень, скоро зима… Элен закрыла глаза и делала глубокие вдохи и выдохи.
Элен достаточно позволила себе ранее избегать как можно дольше дневника сестры. Она не думала, что он сохранился, но вот он. Филон молодец, что сохранил его, подумалось ей. Элен судорожно вздохнула, её пальцы оглаживали переплет книги. Элен боялась, того, что могла прочесть. Она признавалась себе, что избегала возможность прочитать самые сокровенные тайны сестры. Слишком личное, слишком пугающее и сокровенное. Алексайо всегда в её памяти несокрушима. Алексайо идеал, к которому в детстве стремилась Элен и друзья Алекс, чей образ помогает Элен и по сей день. Алекс заменила ей умершую матушку. Элен страшилась, её сердце стучало так громко, что она могла слышать биение. На глаза навернулись слезы. Элен беззвучно плакала, изредка шмыгая носом и прижимала к груди дневник, как если бы обняла свою сестру.
Где её сестра? Что с ней стало? Жива ли она? Как давно её нет?
С каждым возникающим вопросом Элен хотела громко разрыдаться, либо кому-то причинить боль. Желательно тем, кто причастен ко всей этой ситуации. Безликая ненависть цеплялась за образ безликих причастных. Элен боязно попыталась открыть дневник дрожащими руками. Дневник едва поддался и ей встретились почти пустые строки.
«Дорогой дневник… Или записная книжка… Как лучше начинать писать? Ох, это так сложно. Меня зовут Алексайо и мне 5 лет! Мама подарила мне эту пустую книгу, чтобы я могла сюда писать свои мысли и эмоции. Мама говорит, что если я не могу что-то сказать ей или папе, то пусть книга станет моим верным товарищем.»
Больше ничего. Элен перелистывала пустые страницы, но ничего не нашла. Словно больше записей никогда и не было. Но это не могло быть правдой! Вместо слов ей в глаза бросаются пейзажи. Слезы капали на страницы, оставляя влажный след. Элен ошеломленно замерла. Она судорожно листала все страницы, но вместо слов, предположительных ответов, лишь пустые страницы, либо различные виды искусства. Натюрморты, пейзажи, портреты семьи, но никогда Алексайо. Элен молчала, проглатывая желчь. Она растерянно убирала дневник в сторону. Элен не понимала. То, что она и Филон приняла за дневник, личный дневник, оказался лишь сборником рисунков? Элен схватилась руками за голову, пальцы тянули волосы в разные сторону, ногти царапали кожу головы. Её взгляд метался, а дыхание затруднялось Слезы жгли глаза и вызывали нарастающую головную боль. Элен кусал губы до крови.
Это не могло быть правдой. Она помнила, что сестра часто записывала различные наблюдения. Алексайо говорила, она говорила, что рецепт и способ приготовления лекарства записала в дневник! Все важные и ключевые моменты Алексайо всегда записывала! Элен не могла дышать. Она отчаянно пыталась вздохнуть, но грудь сдавило спазмом, ощущение, что огромный камень придавил её грудь, что она тонула, захлебываясь водой, без возможности получить желанный воздух. Элен хрипела, она вспоминала наставления как сестры, отца, матери, так и Марселин. Дышать. Ей нужно дышать. Она заставляла себя вдохнуть необходимый воздух через боль, её зрение размылось сильнее и в глазах начало темнеть. Она упала спиной на кровать и смотрела в потолок, почти не мигая.
Как расшифровать дневник? Алекс любила загадки, но их нет. Они не зашифрованы в её рисунках. Филон… Элен хотелось где-то тихо утопиться. Она разрывалась между отсутствующей сестрой, которую никто не помнил и между желанием придумать самой способ вылечить Филона. Но она не разбирается в медицине. Её познания по теме исцеления максимально минимальны и те попытки, придумать самой способ… Элен тогда знала, что у неё не получится. Она лишь пыталась скрасить время. Как Элен могла так подвести всю семью?
Элен вскочила с кровати, но тут же схватилась за одеяло, чуть не рухнув на пол от закружившейся головы. Ей нужен полноценный сон, который не будет полон кошмаров. Тревога стучала под кожей, поедая её изнутри. Отец мог помочь. Но она тут же оборвала себя. Если бы отец мог помочь, то он бы давно помог. Элен вздохнула и вышла из комнаты, прижимая к груди дневник. Она бродила по небольшому коридору, подобно безвольному призраку, что не знал своей цели. Её взгляд блуждал по различным картинам. Она остановилась перед одной из них. Яркое синие, насыщенное ночное небо, на котором нет ни одной звёзды, совершенно пустое и живописная ярко оранжевая листва природы, почти похожая на всепоглощающие языки пламени. Элен долго взглянула на произведение искусства. Что-то цепляющее, но сильно отталкивающее. Элен не помнила эту картину. Но она узнала технику писания картин, принадлежащую сестре. Элен растерянно хмурится, уставший разум пытается осознать и обработать увиденное.
Дверь едва слышно скрипела и закрылась, раздались тихие шаги. Элен обернулась. Отец вышел из комнаты Филона. Его взгляды уставший, лицо изнеможено. Элен открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, но не знала, как подобрать слов. Отец смотрел как-то печально и тоскливо, его глаза задержались на дневнике в её руке и Элен прижала его к себе крепче.
– Красивая картина, – вежливо сказала Элен, отец подошёл к ней.
Он бросил взгляд на пейзаж и усталость сгладила нежность, печаль настолько ощутимая, что Элен стало не по себе.
– Очень, – только и произнес он.
Элен нервно покусывала губу и спросила, постукивая пальцами по дневнику:
– Как здоровье Филона?
Он кивнул ей и Элен пошла за ним. Они спустились на первый этаж, прошли прямиком в кухню, где отец наливает себе и ей чай. Он молчал. Элен пыталась вести себя сдержанно, но контроль быстро ускользнул из неё. Она чувствовала себя подростком, молодой девой, покинувшей отчий дом. Элен взглянула на горячий чай, положила дневник на колени и взяла чашку в руки. Отец вздохнул тяжело, он потер переносицу и хрипло ответил:
– Сейчас осень, начало осенних болезней, – он смотрел на неё и Элен не может посмотреть в ответ, пряча глаза в водах чая. – У Филона лихорадка, но ему становится лучше. Я молюсь, чтобы он смог пережить и эту зиму.
Горло сдавило спазмом, слабый кислый привкус во рту портил вкус чая. Элен еле как заставила себя поднять глаза, чтобы тут же стыдливо посмотреть сквозь отца. Было стыдно смотреть в лицо, словно не она виноват в том, что он всё еще болен. Где была Алексайо, когда так нужна?
– Прогуляйся, Элен, – сказал он, посмотрев в окно, сквозь серые занавески виднелась пасмурная погода. – Погода за окном прохладная, но в самый раз, чтобы поразмышлять. Может, прогулка по местам детских игрищ поможет найти то, что ты ищешь.
Элен кивнула, не уверенная в том, что отец знал про что говорил, но отчасти он прав. Ей стоило освежить свои мысли, разложить всё, и много-много размышлений, что делать теперь.
Ветер был умеренно прохладным, солнце спряталось за облаками. Погода навевала желание сидеть дома, желательно в тепле, вместе с семьей и рассказывать разные истории. Элен посмотрела на дневник и пошла к дереву на окраине их улицы. Прогулка была неторопливой. С каждым приближением, Элен с удивлением для себя, видела, что у дерева кто-то уже стоял, всматриваясь в даль. По модной, но не броской, одежде Элен признала господина Гликаса. Листва под её ногами шумела, ветки ломались, но он не оборачивался. Она встала рядом с ним, всматриваясь в сильное дерево, с раскинувшимися длинными ветвями.
– Когда мне грустно я прихожу сюда и наблюдая за деревом, его листьями, тяжелые мысли медленно покидают мой разум, – господин Гликас улыбнулся и повернулся к ней. – Добрый день, госпожа Лорс. Надеюсь, ваши тревожные мысли вскоре развеются. Как мы говорили?..
Он на мгновенье задумался, вспоминая что-то, известное лишь ему. Крошечная улыбка украсила его лицо, когда он сказал то, что окунуло Элен в ледяную воду, она замерла. Господин Гликас же не замечал её замешательства.
– Пусть ствол дерева станет крепким щитом, а листья станут объятьями, даря утешение…
Медленно Элен продолжила вслед:
– А ветви станут мечом, защищая нас от бед.
– Вы всё еще помните? Отрадно знать.
Элен открыла дневник, быстро, но аккуратно, перелистывала страницы, чтобы найти нужное. На одной из страниц расположился здешний пейзаж. Господин Гликас взглянул на него и удивленно сказал:
– Спустя столько лет дерево стало настолько большим. Я и позабыл, что дерево когда-то было настолько молодым.
Он попрощался и ушел, давая ей необходимое пространство и одиночество. Элен села на пожелтевшую траву, оперившись спиной о дерево и внимательно вглядывалась в пейзажи. У Алексайо были подписанные картины, были и не подписанные, оставшиеся без названия, простые зарисовки и не законченные работы. Элен нужно лишь вспомнить, что всё объединяло. Она сосредоточенно вглядывалась в штрихи, в рисунки, некоторые начинающие рисунки, первые пробы. На последнем листе, сквозь множественные рисунки неуверенных, в некоторых местах нервных и кривых, неправильных линий, образующие цветы она разглядела нужный. Ядовитая лилия, с ядовито-алыми лепестками, обманчиво красивая и смертельно убийственная. Она поджала губы и посмотрела вверх, на ветви, всё еще усыпанные золотистыми и оранжевыми листьями. От ветра лист оторвался и упал на её лицо с мягким едва ощутимым касанием. Элен улыбнулась, она могла представить, что это Алекс желала её обнять, но не могла сделать это лично.
Элен погрузилась в размышления. Алексайо слишком сильно любила свою семью, слишком сильно её оберегала.
– Если я не смогу стать щитом для своей семьи, то я стану мечом, что сразит врагов, – шептала Элен знакомые слова и издала тяжелый вздох, обратно посмотрев на дневник. – Так ты говорила… Слишком сильно любишь семью, готовая на всё ради неё.
Глаза Элен расширились, словно внезапное озарение снизошло на неё, приливной волной. Элен взялась за край страницы. Но порезалась. Кровь выступила на кончике пальца, маленькая капелька и Элен захлопнула дневник. Она не владела магией, но печати позволили им открыть дневник. Могла ли матушка наложить защиту? Элен надавила на палец, капелька крови стала чуть больше. Элен провела пальцем по печатям, которые потеряли видимость. Руки дрожали, взволнованное сердце стучало, как если бы она оступилась на ступеньке, едва упав. Надежда, такая хрупкая, но ощутимая. Что может быть важнее семьи для Алекс? Элен открыла дневник.
На пустых листах медленно проявлялись слова, будто сестра только начинала его писать.
«Мама сказала записывала сюда свои мысли и то, что посчитаю нужным. Я не знаю, что писать. Сестренка такая милая! Особенно я люблю щипать её за пухлые щечки. Она начинала злиться и возмущаться. Не знала, что такие маленькие дети так много возмущаются. Я была такой же?»
Элен с интересом вчитывалась в детский почерк, для ребенка Алексайо довольно разборчиво писала. Элен смущенно усмехнулась, читая про себя в детстве. Приятно осознавать, что Алексайо её любила даже такой маленькой. Сердце её трепетало от нежности и грусти. Она желала обнять сестру, сказать о том, как она скучала по ней, увидеть, как она повзрослела, рассказать о Скрытых землях, обо всех своих страхах и радостях. Элен хотела увидеть гордость в её глазах, услышать слова одобрения, увидеть ласковую улыбку. Она хочет вновь её услышать, её голос. Элен так многое просила?
Элен подняла взгляд с дневника, закрывая его. Она сделала свое лицо вежливо-спокойным, наблюдая как к ней подходила госпожа. Она отличалась от людей Тэфа, одежда под стать её статусу, который явно был высоким, и судя, по вышитым символам на рукавах, то принадлежала она правительственной организации. Элен встала и сделала реверанс. Леди не носила платье, находясь в удобной одежде для путешествия. Её плащ выглядел не примечательным, но от того как она ходила, как смотрела, Элен понимала, что перед ней сильная госпожа, знающая себе цену. Подобных людей Элен видела в Скрытых землях и все они занимали высшие должности при правительнице. Её оранжевые глаза напоминали два пылающих огня с непотухающим пламенем. Она поприветствовала её в ответ:
– Сегодняшняя погода разительно отличается от обычной погоде в Тэфе, – произнесла она. – Прошу прощения за грубость, меня зовут Аглая, для меня честь познакомиться с молодой госпожой Лорс.
Элен отметила как Аглая вскользь бросила взгляд на дневник, в основном не заинтересованный. Глаза Аглаи пылали знанием, которых, как уверена Лорс, Элен стремилась получить.
– Я вижу вы имеете представление о моей личности, – отметила Элен. – Как на счет прогулки?
Часть 5. Медленно нити сплетаются.
Под проливным дождем, перед лицом неминуемой гибели, Дора вспоминала свою жизнь. Полная печали, но мертвенного спокойствия, Дора взирала в лицо неминуемой гибели и решила, что добровольно не отдаться судьбе. Её сущность разрушала дисбаланс, невиданная мощь и тяжесть, которая сопровождала в человеческом мире, становилась всё сильней. Дора уклонилась от взмаха меча, затем от второго и третьего. Она использовала ослабшее воплощение силы.
Как и все хранители, Дора родилась из силы Божества и Крылатой. Её облик состоял в юной деве, а силой Доры стало удвоение. Она удвоила своё существование, чтобы усилить эффект хранительницы. И для извращённого баланса отрицательной частью стало сокращение продолжительности жизни. Дора помнила, что влекло вмешательство в историю. Примером стала Крылатая, глава и первая хранительница, которой вырвали её прямое воплощение – крылья. Крылатая вмешалась в битву бога и демона во время Священной войны, а затем преклонила свои колени перед статуей Божества. Её крылья, прекрасные, белоснежные крылья начали осыпаться пеплом. Сильное тело покрылось трещинами и разрушилось. В мучительные минуты Крылатая осыпалась пеплом, пока от неё не осталась белая ткань одеяний, броня и шлем. Дора как наяву ощущала свой ужас при виде смерти Крылатой. Однако, подобно знаменитому фениксу, она возродилась из пепла. Ибо в этом пепле, среди раскиданных тканей плакала Крылатая, заточенная в теле младенца. Крылатая росла и со временем её воспоминания возвращались. Но крыльев не было. От них остались лишь уродливые шрамы, украшавшие мощную спину. Дора, когда-то не понимала, почему Крылатая решилась нарушить прямой закон, почему не стыдилась своих шрамов. Почему глава хранителей способствовала существованию Ванессы. По сути, первым ребенком Доры была Ванесса, ибо все хранители во главе Крылатой создали Ванессу, отдавая частицу своей силы, своего воплощения. Ванесса влюбилась в демона, что способствовал кончине всех хранителей. Крылатая отправила Дору в людской мир, а сама отправилась сражаться с Первым Повелителем, прямым слугой или кем бы то не было для Божества.
Неясные чувства, которые не понимала раньше Дора, называлось завистью и обидой. Они преследуют её и сейчас, на моменте смерти. Почему Божество так жестоко к своим созданиям? Дора захлёбывалась кровью, наблюдала мутным взглядом за расхитителями гробниц. В угасающем разуме она сожалела о судьбе своих детей и о человеке, которого она полюбила. Теперь, Ванессе, Четвертой Повелительнице и последней хранительнице баланса предстояло нести ношу самой. Когда умрет последняя из Хранителей… Грядет конец. Дора лишь надеялась, что Алексайо, которая, к сожалению, унаследовала её силу, а значит судьбу Хранителей, проживет дольше, чем ей суждено.
– «Совсем скоро я присоединюсь к своим братьям и сестрам, Алекс», – подумала Дора, сплевывая кровь.
Пошатываясь она из последних сил нанесла удар ладонью по челюсти вверх, а затем в живот одному из её убийц. Мечи разрезали плоть, так легко, плавно и ровно, как нож разрезал масло. Человеческая жизнь в глазах алчных убийц не стоила ни гроша, где всё решали богатство и власть.
– «Умирая, Хранители воссоединяются, чтобы встретиться и вместе продолжать сохранять порядок, став силой Крылатой», – Дора криво улыбается, вспомнив слова Алекс, её глаза медленно теряют свет. – «Так… Ты говорила…»
Дора упала. Кровь растекалась по грязи, дождь размывал всё, превращаясь в ливень. Сила, сокрытая в ней, постепенно рассеивалась. С ней тлело и удвоение самой силы хранительницы. Дисбаланс разрушал само её существо, душа разлагалась. Хранителям запрещено вмешиваться в историю, табу наложенное Божеством. Если и был маленький шанс, собрать разбитую душу по осколкам, а сильным и ярким душам получить перерождение, то хранители обречены на уничтожение после смерти, а если уничтожить саму суть хранителей, как крылья у Крылатой, то они обречены умереть мучительной, но скорой смертью до полного уничтожения. Возможность попасть в реку времён, чтоб стать песком, навсегда терялась для таковых. Расхитители гробниц обыскивали вещи, одеяния Доры, чтобы найти длинную, толстую иглу. Её творение, способное избавить от божественной силы в теле, полностью её рассеяв. Этакое исцеление, за которое они могли получить баснословные деньги.
⊹──⊱✠⊰──⊹
– Правительственные пешки сюда пожаловали? – мужчина приподнял бровь, информатор стремительно побледнел под взглядом равнодушных глаз, заливаясь потом он подтвердил свои слова:
– Да, женщина, с оранжевыми глазами и русыми волосами, она явно не желала, чтобы кто-то узнал об этой встрече, но её рукава выдали в ней принадлежность к правительству.
Невзрачная комната, едва освещённая светом сквозь отрытые окна. Цветы в горшках должны были создать имитацию уюта, но кабинет оставался мрачным, а растения на фоне блеклых серых стен, темной мебели, становились бельмом на глазу. В углу находилась огромная ширма, разделяющая комнату с креслами и низким столиком. Господин сидел на стуле, облокотившись рукой о стол и молчаливой тенью смотрел долгим взглядом. Его глаза казались почти черными, рубашка подчеркивала мускулистую фигуру.
Информатор опустил голову, в ужасе бегая глазами по полу. Господин пылал едва сдержанной злобой и раздраженностью, скрытой в каждом его движении.
– Ступай, узнайте мне причину, с кем контактировала, где остановилась, что делала и о чем говорила, – он махнул рукой.
– Так точно, глава! – информатор быстро убежал, но тихо закрыл дверь, побоявшись потревожить господина.
Из ширмы раздался смешок и с лукавой улыбкой вышел Гликас с чашкой ароматного чая. Глава информационной гильдии усмехнулся и откинулся на стул, посмотрев в потолок.
– Не боишься, что они все сбегут от тебя такими темпами? – поинтересовался Пандор Гликас и отпил чай.
Глава махнул рукой, лениво сказав:
– В прошлый раз они напортачили, потому боятся моего гнева.
Пандор Гликас отметил:
–Не припоминаю, чтобы в детстве у тебя были вспышки гнева, Теодор.
Теодор многозначно посмотрел на него и присоединился в распитии чая, сев за одно из свободных кресел.
– Как попытка освежить мысли? Стало ли лучше? – Теодор лениво смотрел на узор чашки и приподнял брови, рассматривая чайный сервиз. – Не боишься гнева Маргарет?
Пандор сделал удивленное лицо, с широко раскрытыми глазами прикрыл нижнюю часть лица и невинно спросил:
– О чем ты говоришь, Теодор? – его лицо стало спокойным, он лениво провел пальцем по краю чашки. – Я встретил госпожу Лорс. Карты Гликерии, интуиция Маргарет, чуйка Луки сошлись. Кто бы мог подумать? Все говорят, что Элен ключ к желанной правде. Стоит ли нам поторопить события? То, что… Грызуны вторглись в Тэф несет в себе начало крупномасштабного события.
– Мне больше интересует, что здесь забыла главная правительственная лекарша.
Пандор быстро выпил чай и также стремительно покинул его, сверкнув улыбкой. Теодор подозрительно смотрел как он ушел. После него дверь быстро открылась и Теодор услышал голос Маргарет. На его губах появилась нервная улыбка, пока он рассматривал мотив облаков на чашке. Пандор промолчал, что сам имел знание, когда стоило уйти, чтобы не попасться.
⊹──⊱✠⊰──⊹
После недолго прогулки и слов Аглаи, Элен потерянная вернулась домой. Она крепко держала в руке дневник, отказываясь его отпускать. Необходимое заземление и утешение принес дневник и Элен не могла позволить себе его потерять. Аглая, лекарша из столицы, работающая на государя. Сказала, что знала о Алексайо и что с ней стало. Элен не могла… Она не собиралась верить её словам.
– Элен, гости уже заждались, – сказал отец, прежде чем вернуться в лабораторию.
Элен направилась в обеденный зал и с удивлением осматривала собравшихся. Они все сидели за столом, попивали чай и выглядели вежливо. Как только они увидели её, спокойная атмосфера стала на холоднее, будто ветер прошёлся по залу. Теплые цвета начали казаться тусклыми и невзрачными. Они выглядели серьезными. Речь взял на себя господин Гликас, который решил начать прямо, без приветствий и предусловий, явно не желая плести словесные кружева. Элен села за стол и их расположение выглядело так, что мысль о двух противоборствующих сторонах казалась не такой странной.
– Элен, с момента твоего возвращения, до того, как ты вернулась, я чувствовал, что что-то неправильно. Уже три года каждый из нас чувствовал, что потерял что-то дорогое ему. Но мы никак не могли найти причины. Три года назад мы погрузить в траур, но не знали почему и по кому, – господин Гликас грустно улыбнулся и взглянул на картины, увешанные по залу. – Но ты… Ты явно знаешь по кому. Почему желание защищать Филона так сильно, почему мы боимся его потерять, почему мы относимся к нему как к младшему… И почему воспоминания и мысли о том, что с нами в детстве веселилась именно ты, слишком неправильная.
Гликерия со слезами на глазах сказала, едва сдерживая свои слезы:
– Пожалуйста, скажи, почему эта боль такая невыносимая? – она не смогла сдержать слезы, безумные глаза устремились в Элен, поражая её. – В… В первый год это стало настолько невыносимо, что я… Я…
Гликерия сжала запястье, так крепко, что косточки побледнели. Она судорожно вздохнула, вытирая слезы платком. Госпожа Макрис молчала. Она подняла на неё свои затравленные глаза, тихим надломившимся голосом произнеся:
– Все помнят тот факт, что меня смог утешить после смерти папы Лука. Но это не так.
Господин Макрис кивнул в знак согласия, задумчиво глядя в потолок, он медленно заговорил:
– Я присоединился к рыцарям на временной основе, чтобы отстоять как наш город так нашу столицу. Но меня не покидает чувство, что кто-то отговаривал меня, кто-то говорил мне, что я не должен был предлагать свою кандидатуру. Что мне стоило подумать о семье, о нас, защитить нашу компанию. Это не был Пандор.
Элен молчала. Она не знала, что сказать на это, понимая, о ком они говорили, впитывая их боль и горе как своё. Не было слов, которые она бы могла подобрать и Элен не собиралась дарить утешение, когда они даже не помнили из-за кого их пытались утешить. Но почему именно траур? Почему это началось в определенный год?
– Её зовут Алексайо, – ровным тоном сказала Элен, заправляя прядь волос. – Она моя сестра и я пытаюсь выяснить причину, по которой её позабыли. Но прежде чем мы начнем, нужно позвать Филона. Он заслуживает знать о своей сестре.
Служанка Винн принесла закуски и выпечку, а также позвала Филона, который растеряно смотрел на всех собравшихся, вытирая руки от чего-то ярко-розового. Он был в лаборатории с отцом, но присоединился к ним, выглядя ничего не понимающим. Так оно и было. Элен окинула всех собравшихся уверенным взглядом и открыла дневник, под медленное озарение в глазах Филона, который узнал вещицу в руках сестры. Преисполненная желанием узнать правду, она решилась прочитать дневник до конца.
– Я собираюсь прочитать вам дневник Алексайо, потому отнеситесь с уважением к тому, что там написано. Как ни как личные эмоции, переживания на то личные, поскольку о них редко рассказывают.
Часть 6. По строкам истории.
– Гликерия ты мне веришь? – спросила Алексайо.
Конец 817 года. Напуганная, Гликерия едва сдерживала слезы, но отчаянно кивала, веря своей рыцарю. Алексайо уверенно улыбнулась, она сильной, но нежной хваткой взяла Гликерию на руки под удивленный вздох другой. Если бы не то, что её спасали от похитителей, Гликерия бы сгорела в смущении, но страх за жизнь мешал ситуации. Гликерия вглядывалась в серьезное, непоколебимое лицо Алексайо до которого желала прикоснуться, но не смела. Гликерия опустила взор, думая лишь о том, что хотела, как можно дольше остаться в её объятиях, которые всегда дарили покой и безопасность. Стража кричала, они ценились в Алексайо, которая не сбавляла скорости. Она вылетела из открытого окна и Гликерия восхищённо открыла глаза. Сердце её трепетало от полета, она завороженно смотрела вниз, как высота быстро сменялась. Шум ветра звучал как песнь свободы, а бездонное небо такое обширное, земля под ними настолько необъятна. Гликерия боялась разбиться. Алексайо, словно читая мысли, глубоким голосом, что вызвал неукротимую маленькую дрожь по телу, произнесла:
– Я никогда не отпущу тебя, Гликерия. Ты не упадешь, – Алексайо улыбнулась, они полетели.
Алексайо стояла на тускло сияющем мече и парила на нем. Они стремительно снижались. Гликерия судорожно вздохнула, ощущая едва заметный аромат клубники и кедра.
⊹──⊱✠⊰──⊹
«Мое зрение становится всё хуже. Сегодня я перестала видеть во время игры с сестрёнкой. Элен сильно напугалась и расплакалась, но мама её успокоила уже. С помощью мамы, я смогла вновь видеть, но теперь мое зрение не постоянно. Мама слишком сложно объяснила, но я поняла. Я могу видеть только если направляю магию в глаза, но если слишком сильно, то глаза будут болеть, если слишком мало, то не получится видеть. Но чр чрезум чрезмерное упату употро употребление магии вредит моим глазам и может навредить их. Так что я буду учится жить как со зрением, так и без. Звучит интересно.»
Все молчали.
– Я никогда об этом не знала, – рассеянно сказала Элен, поджимая губы.
Филон постучал по подбородку и поднял палец вверх:
– Если ты читаешь дневник нашей старшей сестры, то значит, папа точно об этом знал. Может, они не хотели нас этим тревожить?
Гликерия обеспокоенно спросила:
– А господин Лорс помнит Алексайо?
Элен пожала плечами, легко признавая, что она не думала об этом спросить. Элен продолжила чтиво, слегка посмеиваясь.
«Я ударилась о стенку и теперь у меня красный лоб. Элен нашла это забавным.
–
Я нашла себе друзей! Это случилось очень внезапно! Я и Теодор о бог ты мой я не упоминала Теодора!…»
– Так значит первым другом был Теодор? – удивленно произнес Лука.
Теодор поднял вверх булочку, которую ел с самым самодовольным видом, который только мог сделать. Гликерия едва сдерживала смех, от их поведения. Маргарет издала смешок, находя поведение друзей забавным. Пандор же отметил, что они так и не повзрослели. Кашлянув, Элен продолжила как ни в чем не бывало.
«…Он мой друг, мне было а.. Мама говорит мне было 4, когда мы с ним познакомились. Мама пошла на скучную взрослую встречу с кузнецом и там я познакомилась с ним. Мы стали корешами, как корни деревьев, уаххазхахаха. Какие-то ребята посчитали забавным окружить мальчика, поэтому их окружили я и Теодор! Это была эпическая битва! У нас даже появились боевые ранения! И мне выбили зуб! Но он и так собирался выпасть, не страшно. Но такого моя детская э… гордость стерпеть не смогла. Потому как славная малая я отомстила и выбила зубы им! Думаю, Пандор прав. Я такая крутая.»
– О нет, я стал той самой дамой в беде! – Пандор в смущении застонал в ладони.
Он даже не помнил этот момент. Теодор же стрелял на него взглядом и Пандор надеялся, что его уши не покраснели, от того, как сильно они горели.
«..Пандор познакомил нас с Лукой. А Лука познакомил нас с Маргарет, а Маргарет познакомила нас с Гликерией… Очень запутано и сложно. И это произошло за два дня! Мой детский крутой мозг не выдержит! Элен кажется обиделась на меня. Может ли ребёнок так часто кидать в меня злобные взгляды? »
Филон громко засмеялся, на его глазах выступили слезы. Он не мог перестать смеются, его смех подхватила Маргарет и Пандор, Лука же покраснел, отчаянно пытаясь сдержать смех. Гликерия напряженно смотрела на Элен, явно пытались представить, как всё это выглядело.
– Я не знал… Что ты… В детстве была очень вредной, – едва сказал Филон.
Элен отказывалась на кого-то смотреть. Она прикрыла рукой глаза, её щеки потеплели. Она не знала, смеяться ей или плакать от тоски. Все успокоились и когда они вновь посмотрели на неё, Элен увидела в их глазах веру в то, что она читала. Та беззаботность, та жизнь и стремление, которое в последний раз она видела в более молодых версиях, вернулась.
«Как понять, что сестренке понравился виноград? Она его съела, но выплюнула в меня косточки… Злая маленькая виноградинка! Когда я стану большой, очень большой и она будет как я буду всегда её так называть, но не скажу причину, если она забудет! Ухазхахах! Я такая умная!»
– Злой виноград? – Филон улыбнулся и вспомнив, растерянно поинтересовался. – А картофель кто?
– Алексайо.
«Гликерия такая застенчивая. :/
–
Она почему-то всё время пугается, когда я подхожу к ней и отзывается смотреть на меня, начинает заикаться. Когда я спросила у всех страшная ли я, то только Теодор сказал, что да. А то, что говорит Теодор не считается. Я запуталась.»
Гликерия прикрыла ладонями лицо, а Теодор наигранно оскорблённо смотрел на дневник в руках Элен.
«Смотреть как Маргарет пытается быть как аристократы высокомерной очень смешно. Мы сделали голосование, когда она научится. Я думаю, что уже к 8-ми годам. (Мне, Теодору и Луке шесть, а всем по пять) Гликерия сказала, что к десяти, Теодор решил проголосовать за меня, Лука сказал, что он будет принимать ставки и сам ставить отказался, а Маргарет сказала, что к 6-ти лет сможет.»
Филон обратился ко всем присутствующим:
– Кто выиграл?
Пятерка переглянулась между собой. Теодор нахмурился, Лука почесал бровь, Пандор сделал невозмутимое лицо, Маргарет оставалась бесстрастной, а Гликерия задумавшийся. Фил глубокомысленно кивнул и улыбнувшись сказал:
– Ставлю на сестру.
«Служанки девочек уже не обращают внимание на наш разговоры.
–
Родители встретились с другими. Эпичная битва задумчивых взрослых взглядом, оценивание противника и.. Победил папа! Не мой правда…»
Теодор разразился смехом.
«..Но было весело. Почему-то остальные так не считают.»
– Интересно почему, – улыбнулась Маргарет, понимая причину. Шанс того, что зарождающаяся дружба прервется был велик.
«Теодор сказал, что я странная. Я бы не удивилась.»
– Конечно, я прав, – он кивнул.
«…Попытка спасти дракона Луку из лап принцессы Маргарет с помощью великого и неповторимого дуэта рыцаря (я) и волшебника Пандора вышла успешной! Но нам помешала королева Гликерия и король Теодор, что похитили волшебника Пандора. Попытка спасти Пандора не увенчалась с успешной, пришли злые силы под ликами взрослых и нам пришлось разойтись. Мой собрат волшебник, мы тебя обязательно спасем! Принцесса Маргарет обещала помочь.»
Повеселевший Теодор произнес:
– Надеюсь, меня спасли.
Гликерия грустно вздохнула, искренне расстроившаяся Маргарет ей вторила, озвучив мысли всех присутствующих:
– И почему я это не помню…
«Порой я забываю про дневник. Папа говорит, что это нормально не записывать каждый день. Сегодня мне запретили выйти, потому что мои глаза слишком сильно болели.
–
Дни идут идут идут. Иду и я…»
– С больными глазами и пропадающим зрением опасно выходить на улицу, – мягко сказал Лука, его поддержала Маргарет:
– Но это не помешало нам дружить.
Элен не знала, стоило ей опять читать смущающие подробности про себя, но всё, значит всё, она вздохнула и приготовилась к мягким, беззлобным усмешкам.
«Элен такая милая! Хотя она часто надувается, но она очень милая виноградинка. Ей уже шесть лет! Такая большая, но такая маленькая. Элен всегда останется для меня маленькой виноградинкой, но об этом она не узнает.
–
Филон такой милый! Такой же милый как Элен, но при этом милее, но и она мила тоже…»
Элен нахмурилась, почерк стал неровным, более грубым, обрывистым, капли слез на бумаге, создавали неутешительные выводы.
«Мама обругала меня за то, что я показала Элен меч. Я могу доставать меч из груди, но мама сказала никому этого не рассказывать.»
Элен растеряно смотрела на текст, она не понимала, что это должно значит. Она посмотрела на остальных, но те выглядели такими же непонимающими, а Лука выглядел пораженным. Никто не понимал. Теодор постучал по центру своей грудной клетки, нахмурился, поглаживая подбородок.
– Магия? – не уверенно спросил Филон.
– Может печати? – предположил Пандор. – Но ей сколько? Она еще мала, чтобы создать печать, где могла прятать меч. И по услышанному, госпожа Дора явно знала об этом, так что…
– Значит, это что-то врождённое, – отметил Лука.
– Элен, Филон, у вас есть такие особенности? Может вы обладаете магией? Кто-то из вашей семьи обладал магией? – спросила Гликерия.
Филон покачал головой. Элен бегала глазами по лицам присутствующих, напрягая свою память. Она выпрямилась по струнки, глаза её стали острыми, когда она уверенно спросила у Филона:
– Филон, помнишь историю про хранителей?
Филон помнил не многое. Элен объяснила, что расскажет историю в конце. А пока, Маргарет попросила продолжить читать.
Часть 7. Чужие чувства как свои.
– Ты проиграл! Проиграл! – задорно кричала семилетняя Маргарет, от радости хлопая в ладоши.
Гликерия рядом с ней хихикала, пряча улыбку за широкими рукавами. Теодор и Лука непонимающе переглянулись. Алексайо похлопала смущенного Пандора
– Что у вас происходит? – спросил Лука.
Маргарет широко улыбаясь, с блестящими глазами радостно заговорила:
– Пандор проиграл на в камень-ножницы-бумага!
Теодор с пониманием закивал. Для него это многое объясняло. Они подошли к Гликерии и Маргарет, пока Алексайо и Пандор соприкасаясь плечами, внимательно вчитывались в книгу. Алексайо отдала книгу в руки Пандору и поправила собранные волосы. Она выпрямилась, напустила на себя серьезный вид, но сверкающие глаза выдавали её веселье. Пандор глубоко задумался, он отдал книгу подошедшей Маргарет, которая пожелала ему удачи. Пандор сделал страдальческий вздох, маленькая сценка началась. Они шли к дереву.
– Отрадно видеть вас и вашу семью в добром здравии, леди, – улыбнулась Алексайо. – Признаться, я никогда не думал, что встречу вас вновь, на этом балу.
Пандор улыбнулся, смущённо приступив взгляд и пошел вперёд, под охи Маргарет.
– Как же вы узнали меня? Моё лицо скрыто маской, – он обернулся и посмотрел на Алексайо большими невинными глазами.
Пандор удивлённо смотрел на Алексайо, которая положила руку возле его лица. Он прижался спиной к дереву, и Алексайо уверенно улыбнулась:
– Ваши глубокие глаза, краше всего, что я видел, никогда не забуду. А ваш голос, такой бархатный и нежный, прекраснее всех голосов менестрелей, – Алексайо попыталась сделать свой голос более мягким. – Я восхищаюсь вами, леди. Вашей красотой, вашей добротой…
Алексайо улыбалась и смотрела на Пандора, он смотрел на неё. Они обменивались многозначными взглядами, когда Алексайо вздохнула, хлопнула его по плечу и повернувшись к Маргарет, как ни в чем не бывало сказала со всей своей невинностью и беспечностью:
– Я дальше не читала.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Элен перелистнула страницу, но буквы и слова слишком нечитабельные. Она пролистала весь дневник, некоторые рисунки оставались на месте и не исчезали, хотя под ними Элен видела некоторые буквы. Это означало, что Алексайо, в порыве эмоций, решила скрыть то, что ей не нравилось, либо она находила текст незначительным. Поверх записей Элен улыбнулась рисункам и повернула, чтобы показать другим. Они покинули стол и расположились в гостиной, среди диванов.
– Очень красиво! – восхитилась Гликерия, смотря на рисунок Луки, Теодора и Пандора, которые учились стрельбе из лука.