К счастью, разговорившись, свидетельница уже не умолкала.
– Не стану скрывать, жильцы на работу Раисы жаловались. Я ей говорила, что халтурит она, а жалобы на меня сыплются. Но она умоляла меня потерпеть, говорила, что только до конца месяца, а там уж она исчезнет, словно ее и не бывало. Мол, поняла, что не для нее эта работа. Но просила потерпеть до конца месяца. Я и терпела.
– По доброте душевной? Или она вам всякий раз приплачивала за ваше молчание?
– Что она там приплачивала? – отмахнулась Наталья. – То пару килограммов мандаринов принесет моим мальчишкам. То моей маме коробку конфет к чаю презентует. А то и мне шоколадку подкинет. Знает, какая я сластена. Разве про это можно сказать, что она мне приплачивала?
И все же это сильно выходило за рамки того тысячного бюджета, который Раиса изначально уже переплюнула. Все ее дальнейшие подношения сильно подрывали ее финансы и не несли никаких плюсов, одни сплошные минусы.
– Если только Рая не собиралась использовать свое положение каким-то образом себе во благо.
– И если вспомнить, что Вера Белякова давала Раисе деньги для ее больных родственников, можно предположить, что своей цели Раиса достигла. Каким-то образом ей удалось надавить на жалость Беляковых. И Вера выделяла ей какую-то сумму. Можно считать, что на это Раиса и рассчитывала.
– Но как с этим подарком Веры связано убийство ее мужа? – с недоумением произнес Арсений.
И, повернувшись к Наталье, он спросил у нее:
– Как фамилия Раисы?
– Понятия не имею.
– А как вы ее нашли?
– Она сама меня нашла. Стояла на углу, когда я после работы вышла, подошла ко мне. Сначала я ее даже не узнала. Думаю: что за нищенка трется? А потом присмотрелась: мама дорогая, да это же Раисочка! Я ей так и сказала, не узнать тебя, Раисочка. Раньше ты королевишной ходила, а теперь на тебя страшно смотреть. Тут она разрыдалась, сказала, что ее невзгоды преследуют, и упросила ей помочь. И так она мне на жалость сумела надавить, что я согласилась.
– А как называлась фирма, в которой Раиса работала бухгалтером?
– Фирма-то… «Арбитр». В центре города у них офис был, на Владимирском. Там хозяйка такая была крутая, а потом ребеночка родила и внезапно уехала за границу. Мол, ребеночку нужно в здоровой атмосфере расти, чтобы вокруг него исключительно доброжелательная обстановка была, никакого криминала или убожества чтобы вовсе не наблюдалось. А на фирме главной вместо себя свою сестрицу оставила, а та хоть и родная кровь, а в делах ни бум-бум. Всех клиентов растеряла. Работники тоже потихоньку ворчать начали. А потом налоговая их деятельность и прикрыла. Вот ведь как в жизни-то бывает. Две сестры, а какие разные из себя. Младшая-то сестрица, начальница наша прежняя, ловкая из себя была штучка, знала, кому надо на лапу сунуть, чтобы в ее дела не совались. А старшая тетехой оказалась, весь бизнес и прошляпила.
– И что?
– И ничего! Разогнали нас всех в разные стороны. Из-за одной дурехи ленивой все мы пострадали.
– А с Раисой вы прежде дружны были?
– Да ни в жизнь! Она нас, кто руками работает, и за людей-то не считала. Ни меня, ни повара, который в офисе обеды готовил. Я даже сначала не хотела Рае помогать, когда она ко мне обратилась. Но она уж так плакала, так умоляла, что у меня сердце оттаяло. Ну и помогла, как вы сказали, по доброте душевной.
А еще Наталье очень нравилось, что гордячка Раиса, многократно прежде ее унижавшая и вовсе ни во что не ставившая, вдруг оказалась на положении ниже положения Натальи. И уже не Наталья должна была заискивать перед Раисой. Это Раисе приходилось искать расположения Натальи. Конечно, за такую приятность можно было и слегка поступиться своими принципами.
Фиме все уже было понятно. Но Арсений почему-то не торопился прощаться с Натальей.
– До появления Раисы подъезд вы убирали? И долго?
– Сколько работаю в этом месте. Года два, я думаю, будет.
– И что можете сказать про жильцов с четвертого этажа?
– Там всего две квартиры. Одна пустует все время. Как коврик положишь, так он и лежит. Жилец там всего один, молодой мужчина, путешественник. Пару раз его за это время и видела, всегда с рюкзаком, бородатый. Один раз сувенир из Непала привез, второй раз из Лимы.
– Нас интересует не он.
– А напротив путешественника в квартире семья живет. Муж с женой и дочка.
И Наталья поджала губы, словно что-то ей не нравилось.
– Девочка у них проблемная, – изрекла она. – И относились они к ней плохо. Нет, бить или ругать – такого за ними не водилось. Но всегда видно, когда ребенок любимый, а когда его еле-еле терпят. Впрочем, там вообще семейка уникальная подобралась. Муж с женой тоже друг друга ненавидели. Вроде как идут рука об руку, так и не скажешь, что они между собой в ссоре. Щебечут, улыбаются, он ей «дорогая моя», она ему тоже что-то ласковое. А потом отойдут подальше, где я их уже не могу слышать, и тут же замолчат. А иной раз взгляд поймаешь, так прямо нехорошо на душе делается.
– Вы так хорошо их описываете, словно лично знали.
– Да уж насмотрелась. Они меня к себе окна мыть звали. Два раза в год, весной и осенью, я у них целый день проводила.
– Может, Вера могла и Раису к себе пригласить с той же целью?
– Ну вы и скажете! Сейчас же январь! Кто же окна посредине зимы моет? И потом зачем? В отличие от Раисы я свою работу добросовестно выполняю. На меня жалоб от жильцов никогда не было. И окошечки у них до сих пор чистенькие стоят, можете прогуляться и взглянуть.
– К окнам никаких претензий нет. Изумительной чистоты окна. До сих пор сверкают. Но я имел в виду, может, Вера могла Раисе какие-нибудь другие поручения дать?
– Этого уж я не знаю. Только вряд ли. Если уж Вера даже меня только в исключительных случаях к себе приглашала, то с чего бы ей Раю звать?
– Чтобы уборку в квартире сделать.
– Скажете тоже! Всем хозяйством у них Полина заведовала.
– Дочь?
– Она самая. Она и уборку в доме делала. И обед готовила. И посуду мыла. Только с окнами родители ей в помощь меня нанимали. Да и то сказать, окна у них высоченные, даже с самой высокой стремянки девчонка до верха не дотягивалась. Хотя мне показалось, что они бы Полинку и на шкафы запихнули, будь их воля. Но не могли, боялись, что осудят их. Что внутри в квартире Полинка одна целый день колотится по хозяйству, это снаружи никто не увидит. А вот если она окна вздумает сама мыть, то заметить могут.
Итак, ситуация складывалась следующая. Муж и жена обзавелись ребенком. Дочь свою они не любили, держали в черном теле и всячески эксплуатировали.
– Может, это и правильно, что они приучали Полину к труду и заставляли обслуживать не только себя, но и своих ближних, но все-таки это как-то не слишком красиво.
– Чего уж красивого! Сами вообще ничего по хозяйству не делали, а дочку превратили в Золушку!
– У Золушки была мачеха, а тут родные мать и отец.
– Родные ли?
– Родные. Я проверил. По всем записям Полина – это родная дочь Беляковых. Родилась у них через несколько лет после заключения брака. Никаких сомнений нет.
Наталья Кораблева к этому времени уже убежала мыть другой подъезд, а Арсений с Фимой все еще стояли на улице.
– Куда теперь?
– По логике жанра надо бы наведаться на работу к покойному. Современный человек львиную долю своего времени проводит на работе, там у него сформированы все основные связи.
– Сегодня выходной.
– Вот именно. И еще меня интересуют записи с камер видеонаблюдения. С кем Михаил сегодня вернулся домой, чтобы быть там убитым?
Увы, камеры смогли показать лишь размытый силуэт и сутулую мужскую фигуру в темном пуховике с капюшоном, который он опустил на лицо.
– Этого мужчину не сумел опознать никто из жильцов подъезда. Кроме того, он прошел в дом почти сразу за погибшим. И покинул подъезд всего через пятнадцать минут.
– Пятнадцать минут? Немного.
– Но вполне достаточно, чтобы убить человека и смыться.
На видео было видно, как к подъезду подошел Михаил. Он выглядел задумчивым, лицо искажала гримаса озабоченности. Он несколько раз оглянулся через плечо, словно опасаясь слежки.
– Мне одной кажется, что он выглядит моложе себя самого на портрете? – произнесла Фима.
– Что?
– Тот портрет Михаила, который висит в спальне убитого. Так на нем Михаил выглядит старше, чем он же в реальной жизни.
– Возможно, художник так его изобразил. А возможно, что дело в сделанных Михаилом косметических подтяжках лица. Я тоже обратил внимание, что Михаил хоть и труп, но выглядит моложе своего паспортного возраста.
– Что это у него там?
– Где?
– Под курткой.
Из неплотно застегнутой куртки выглядывал наружу треугольник желтого цвета.
– Книга?
– Журнал?
– Картина?
Что бы это ни было, Михаил старательно прятал этот предмет. А вот мужчина в темной куртке, который пришел вслед за ним, явно направлялся на свидание. В одной руке у него был пакетик из кондитерской, а в другой длинный пакет с бутылкой вина или шампанским.
– Похоже, что он подготовился к свиданию.
– Уж не к Вере ли Беляковой идет этот кадр? Пришел, а там вместо жены ее муж. Ссора. Драка. Убийство.
– Не будем забывать, что жена нашего потерпевшего улетела в теплые края!
– Может, не улетела. Мы и про потерпевшего думали, что он улетел. А он тут!
– Нет, нет, – возразил Арсений. – Про отлет обоих супругов я взял сведения из их социальных сетей. Они оказались недостоверными. Михаил никуда не улетел. Но Вера Белякова покинула территорию России. Это точная информация из самого «Аэрофлота».
– Такое время самое подходящее для свиданий и есть! Может, этот тип не к Вере шел, а к Михаилу. Сейчас все бывает.
В подъезд Михаил зашел один. Затем через полторы минуты за ним зашел тот самый подозрительный мужчина в темном пуховике.
– Чтобы открыть дверь подъезда, он воспользовался своим ключом, – заметил Арсений. – То ли сделал дубликат, то ли украл у кого-то из жильцов. Этот момент будем проверять и отрабатывать. Возможно, куда-нибудь он нас выведет.
– Если у человека есть ключ от подъезда, то совсем посторонним он быть уже не может. Как минимум он следил и готовился к проникновению на территорию своей жертвы. А это уже свидетельствует о предумышленном убийстве.
– Рано строить гипотезы. У нас нет никаких доказательств, что этот человек прошел именно за Михаилом.
– Но его никто не узнал из жильцов подъезда.
– Он мог зайти по какой-то своей надобности. Например, пришел к своей подружке, которая заранее снабдила его ключом от домофона. В пользу этой версии косвенно свидетельствуют и вино, и пирожные. Но свидание у них не получилось, потому что дома оказался ревнивый муж. Спасаясь от разоблачения, этот тип быстренько выскочил из подъезда и был таков.
– Вино и пирожные оставались при нем?
– Да.
– Может, и неудачное свидание. Но возможно, что вино и пирожные служили всего лишь отвлекающим моментом.
– В любом случае надо этого мужчину найти.
– Так точно. Будем искать.
Затем Арсений сказал, что он отметил в переписке убитого Михаила нескольких его друзей, на которых возлагал особые надежды.
– Надо будет с ними тоже поговорить. До жены не дозвониться. Дочка болтается неизвестно где. Кто остается? Друзья!
– И родственники, – добавила Фима, которой не давал покоя сегодняшний прыжок с моста. – Если Николай Ребров хорошо знал Полину, значит, он и ее родителей тоже знал. И если они окажутся родней друг другу, то вообще шикарно.
– Вот только Николай на сегодняшний день для общения недоступен. Я звонил в больницу, разговаривал с врачом, тот просил раньше завтрашнего утра не приезжать и мальчишку не тревожить. Сказал, что пациент, когда его доставили, был очень слаб, у него сильное переохлаждение, они сделали ему укол снотворного, хотят, чтобы он выспался и набрался сил. Значит, остаются друзья потерпевшего. К счастью, они были так любезны, что согласились подойти к кафе «Старый Тифлис». Это тут неподалеку. Ты не проголодалась?
– Зверски! – воскликнула Фима. – С утра ничего не ела! Приберегала место для пирожков тетушки Риммы.
– Она что, пирожки напекла? Что же ты молчала?
– Это должен был быть сюрприз.
– Напрасно ты скрыла от меня эту новость. Знай я про то, что нас с тобой ждут пирожки, плюнул бы и на нашу с тобой прогулку, и на расследование, и на убийство.
Арсений шутил, и все равно Фиме было приятно. Она позвонила домой, предупредила, что хотя бы по два пирожка ей должны оставить. И мама пообещала, что глаз с них не спустит.
– Хотя Пятница меня неприятно разочаровал. Я думала, что он приличный пес, а он вор!
– Что случилось?
– Он попался на краже пирожков. И не единожды! После первого случая мы ограничились строгим внушением. Нам показалось, что все в порядке, Пятница понял, что так делать нельзя. Но стоило мне отвернуться, как я снова услышала подозрительное чавканье. Не успела добежать, как этот мелкий гаденыш умял в себя самый большой и румяный пирожок. Пришлось мне сделать ему строгий выговор и выставить из кухни вон. И что, ты думаешь, произошло потом? Я отлучилась на минуточку в ванную комнату, чтобы развесить там белье. А когда я вернулась… Что я увидела?
– Пятница ел очередную плюшку.
– И как ел! Он смотрел мне при этом прямо в глаза, давился от страха, что я отниму вкусняшку, и все равно жрал! Мне очень грустно тебе это сообщать, но ты привел в наш дом рецидивиста.
– Запри его где-нибудь.
– Лучше я запру где-нибудь пирожки.
– Ну или так.
В принципе, Фима не могла всерьез осуждать Пятницу. Слишком велико было искушение, чтобы маленький песик смог бы ему противостоять. Она сама, что уж греха таить, иной раз поступала точно так же.
В кафе вкусно пахло жаренным на углях мясом. Играла музыка, бархатный голос Кикабидзе гонялся за маленькой птичкой-невеличкой. И казалось, что никуда не делось ни традиционное грузинское гостеприимство, ни люди, сделавшие его чуть ли не главной идеей своей страны.
– Что будешь?
– Хинкали, – вздохнула Фима.
– А хачапури?
– Это будет предательством в отношении тетушкиных пирожков. Они меня там дома ждут на тарелочке под вышитой салфеточкой, а я тут стану живот набивать чужими пирогами.
– А ты смотри на это как на кулинарный конкурс. Отведаешь тут пирогов с сыром, а дома сравнишь их с тетушкиными пирожками.
– Мы сравним.
– Уж я теперь и не знаю, сумею ли сегодня освободиться.
– Тогда и я с тобой останусь.
Арсений кивнул и, как показалось Фиме, остался доволен ее решением.
Начинка в грузинских пирогах оказалась не только сырной, но и в самых различных вариациях – с картофелем и сыром; с сыром, грибами и картофелем; со шпинатом и сыром; с картофелем, шпинатом и сыром. Арсений хотел заказать все начинки, но Фима взбунтовалась.
– Столько нам с тобой за один раз точно не одолеть. А если тетушка увидит нас у себя на пороге с чужими пирогами, то будет нам не хачапури, а самое настоящее харакири.
– Последнее совсем из другой кухни, – сказал Арсений и согласился умерить свои аппетиты.
Друзья Михаила подошли чуть позже. Они также заказали по два пирога, утверждая, что они тут изумительные. А они сегодня еще не поели, до четырех часов работали в офисе. Этим они как бы сразу снимали с себя все возможные подозрения. Убийство произошло около трех часов. Без пятнадцати три Михаил был еще жив, а друзья потерпевшего были до четырех часов на работе.
– Всегда заскакиваем в это местечко, когда бываем у Мишки.
– Вы так дружны?
– Со студенческой скамьи.
Друзей звали Борис и Леонид. Они оказались весьма симпатичными мужчинами средних лет. Надо же, ровесники, а выглядят гораздо старше Михаила. Тому и сорока не дашь, а этим явно за пятьдесят. Возможно, лишний вес этому причиной? Или все-таки дело в тех манипуляциях с внешностью, которыми увлекался покойный? Но эти двое Фиме понравились своей основательностью. Вроде бы и одеты они были просто, но в то же время солидно. И почему-то сразу становилось ясно, что они преуспевающие в своем бизнесе люди, крепко стоящие на ногах и твердо знающие, что в этой жизни почем.