Глава III Счастливая перемена
По возвращении из Комо я стала замечать, что дядя и бабушка постоянно о чем-то разговаривают, искоса поглядывая на меня. Я догадалась, что они что-то замышляют, возможно, собираются отправить меня куда-то на заработки.
Однажды, ложась спать, я услышала, как они упоминают в разговоре мое имя. Я сползла потихоньку с соломенного тюфяка и стала прислушиваться, но до меня долетали только обрывки их разговора. Единственное, в чем я убедилась, – это что меня хотят куда-то отослать.
При мысли об отъезде я не смогла сдержать слез. Нет, мне было не жалко расставаться с домом и с родными, к которым я не чувствовала особой привязанности. Но ведь придется расстаться и с глиняным ангелом с чертами лица Санты, спрятанным в каменной нише.
На другое утро дядя позвал меня и сказал:
– Джанетта, ты скоро уедешь от нас. Но я надеюсь, что ты никогда не забудешь наших попечений о тебе, не забудешь тех, кто тебя кормил и одевал, когда ты была простой нищенкой.
– Куда же я поеду? – робко спросила я.
Дядя слегка откашлялся, словно у него что-то застряло в горле, и ответил:
– Видишь ли, твой отец нашелся. Это тот самый господин, Джанетта, который приезжал сюда год назад. Тогда у нас не хватило духу расстаться с тобой – ведь мы так к тебе привязались! – и мы солгали господину, что ты не его дочь. Но с тех пор нас все время мучила совесть, и вот мы решились написать ему правду. Теперь от него получено письмо, и я должен без промедления отвезти тебя к нему.
Дядины слова ошеломили меня – я стояла как вкопанная.
– Она не понимает, – проворчала бабушка. – Я всегда говорила, что она дурочка, эта Джанетта!
– Слышишь, Джанетта? – повторил дядя. – Завтра ты поедешь со мной, я передам тебя твоему отцу, и мы больше не увидимся. Помни, что для тебя это большое счастье.
На другой день утром я навсегда простилась с хижиной и ее обитателями. Не скажу, чтобы я особенно горевала, расставаясь с бабушкой, от которой не видела никогда никакой ласки. Мы отправились в путь. По дороге дядя повторял свои наставления.
– Помни, Джанетта, – говорил он, – что у тебя есть старый дядя, который взял тебя к себе, когда ты осталась сиротой, и воспитал как родную дочь. Не забывай этого, когда сделаешься богатой особой. Твоя мать, моя сестра, убежала из дому и вышла замуж за этого англичанина. Но его родные смотрели на нее свысока, и она умерла от горя. И тогда я взял тебя, всеми брошенную, к себе и сделал для тебя все, что мог.
– Да, – отвечала я. – Я никогда этого не забуду.
В эту минуту я чувствовала себя на седьмом небе. Мне даже стало жаль дядю, и я от всей души обняла его и обещала никогда не забывать.
Уже стемнело, когда мы подошли к большому великолепному зданию гостиницы, в которой остановился мой предполагаемый отец. Мы вошли в переднюю, ярко освещенную и теплую, и встали у дверей, словно нищие, пришедшие просить милостыню. Я не раз стояла вот так на пороге роскошных отелей в ожидании подачки и теперь не могла поверить, что пришла сюда не за милостыней и что моя прежняя жизнь осталась в прошлом. Я почему-то была уверена, что лакей, отправившийся доложить о нашем приходе, вернется со словами, что произошла какая-нибудь ошибка и что нас никто не звал.
Однако лакей вернулся и велел нам следовать за ним. Я точно во сне поднялась по лестнице, покрытой коврами и украшенной прекрасной резьбой. На пороге одной из комнат, в открытых дверях, стоял какой-то пожилой мужчина. Я тотчас узнала в нем господина, с которым разговаривала год тому назад на дороге, недалеко от нашего дома, только теперь он казался взволнованным, не таким спокойным и сосредоточенным, как тогда. Он пригласил нас войти в комнату, где стоял большой письменный стол.
– Пьетро Моро? – коротко спросил он, обращаясь к моему дяде.
– Да, синьор, – отвечал дядя со смиренной улыбкой, низко кланяясь.
– Вы говорите, что привели ко мне мою дочь, но как я могу поверить вашим словам? Год тому назад вы поклялись, что она не мой ребенок, а теперь готовы уступить ее мне за известную сумму. Имея дело с таким плутом, как вы, я поневоле должен остерегаться обмана.
– Это как вам будет угодно, синьор, – ответил дядя, комкая свою шапку в руках. – Я ведь вам написал, как было дело. Я рассказал вам в своем письме всю историю, как мы украли у вас вашего ребенка, потому что вы не захотели взять на свое попечение семью моей сестры, ее братьев и сестер. Потом мы привязались к девочке и не хотели с ней расставаться. Если уж говорить начистоту, в прошлом году я хотел удержать у себя Джанетту, потому что имел на нее свои виды: я надеялся получить денежки за ее фигурки. Но совесть мучила меня, и я решил расстаться с племянницей, хотя, поверьте, остаюсь от этого в накладе. Так или иначе, я предлагаю вам или взять девочку и отдать мне деньги, или оставить деньги у себя, а ее я увезу обратно.
– Но разве вы не знаете, что я могу забрать ее у вас без всякого вознаграждения, если только верно, что она – моя дочь? Я не обязан вам платить ни гроша за то, что вы возвращаете ее мне.
– Возможно, синьор. Но это будет большой несправедливостью. Я же кормил и одевал вашу дочь в течение нескольких лет, а ведь я очень бедный человек, тогда как вы богаты.
Пожилой господин повернулся к столу и стал перебирать какие-то бумаги. Я видела, что руки у него дрожат.
– Мое дитя! – сказал он. – Как я могу быть уверен в этом?
– Взгляните на ее личико, синьор, – заметил дядя. – И если вы не найдете сходства с моей покойной сестрой Джулией, то я не возьму у вас ни одного гроша.
Пожилой господин медленно обернулся ко мне и стал пристально изучать мое лицо. Я тоже в первый раз решилась прямо взглянуть ему в глаза. Он глубоко вздохнул и что-то тихо проговорил, но я не расслышала его слов. Затем он улыбнулся и сказал, обращаясь ко мне:
– Иди сюда, маленькая Джанетта… Да, я верю, что ты и есть дочь моей бедной Джулии.
В его голосе звучала нежность, и он ласково притянул меня к себе.
– Я так и знал! – торжествующе воскликнул дядя.
Но мой найденный отец холодно прервал его:
– Вот вам деньги. Убирайтесь и никогда больше не смейте показываться мне на глаза.
Он протянул дяде мешочек с золотыми, который тот схватил жадными руками.
– Очень хорошо, синьор, – ответил он, пряча мешочек, – но я надеюсь, что Джанетта не забудет своего дяди. Прощай, Джанетта.
– Прощай, дядя, – сказала я, подавшись к нему для поцелуя. В эту минуту я забыла его дурное обращение, его побои, и мне хотелось, чтобы он приласкал меня на прощание. Но он не понял моего желания и, нахлобучив на голову шапку, вышел из комнаты.