От созерцания звездного неба под шум прибоя меня отвлекает странная дрожь. Пытаюсь разжать веки, но не получается, а тело покачивается, готовое вот-вот свалиться на пол. От резкого поворота с боку на спину распахиваю глаза и сдавленно мычу – губы перекрывает чья-то рука.
– Тс-с, – фокусирую взгляд и обнаруживаю Тёмку.
Он держит палец перед широкой улыбкой, а его глаза хитро блестят в желтоватом свете уличных фонарей, падающем в спальню. Жестом велит идти за ним и только потом убирает руку с моего рта. Потягиваюсь и сонно плетусь на улицу. Прохладный ночной воздух щекочет пальцы, торчащие из шлепанцев. Поеживаюсь и хватаю ветровку.
– Что ты опять задумал? – бормочу я, глядя на Тёмку одним глазом. Второй захотел доспать хотя бы несколько секунд. – Сколько сейчас времени?
– Отойдем сначала.
Он идет впереди, я сзади. Потираю глаза, зеваю. После вчерашнего случая с дочкой учительницы мы все легли довольно рано. Даже Лёнька не мешал телефоном и не пытался читать мангу.
Тёмка оборачивается на пятках, едва мы выходим на проселочную дорогу.
– Я придумал, как ему отомстить.
– Серьезно? – разочарованно выдыхаю я. – Ты меня разбудил фиг знает во сколько ради этого?
– Серьезно. Он бросил мне вызов, – Тёмка упирает кулак себе в бок и нравоучительно выставляет палец: – Такие оскорбления нельзя прощать. Если сейчас все забыть, он все оставшееся время будет над нами издеваться.
– А по-моему он только тебя Пуделем называет, – замечаю я, убирая с ресниц комочки сна.
– Ты на чьей стороне вообще?!
Отмахиваюсь. Умыть бы лицо, чтобы окончательно проснуться, а не слушать чьи-то коварные планы.
– Ну и что ты придумал? – сдаюсь я.
Все равно в дом сейчас не вернуться. Если разбудим бабулю с дедулей, напугаем их. Остается и дальше быть заложником ситуации.
– Чтобы шалость удалась, нужно учесть несколько факторов, – бодро вещает Тёмка, вышагивая передо мной по улице мимо яблонь. – Во-первых, все коварства совершаются под покровом ночи. Во-вторых, пакость должна быть неприятной, но не влекущей уголовной ответственности.
Озираюсь. Вроде никто не следит за нами, из окон не выглядывает.
– Тут, – Тёмка так резко останавливается, что я врезаюсь ему в спину. – Эй, аккуратнее. Ты до сих пор не проснулся, что ли?
Пожимаю плечами. У меня нет сил спорить с ним. Тёмка вплотную подходит к забору, встает на носочки и вытягивается, став на полголовы выше. На землю с глухими постукиваниями падает спелая желтая черешня.
– Держи, – Тёмка поворачивается и всыпает мне в руки горстки фруктов. – Надо побольше взять, чтобы ему по шапке настучали.
Он отворачивается, а я пытаюсь не уронить ягоды. Их слишком много, надо бы разложить их по карманам…
– А ничего, что мы без спросу берем чужую черешню? – спрашиваю.
– Да у них этих ягод как у птиц семечек в кормушках зимой! До фига, иными словами, – смеется Темка.
– Ты решил отомстить ему с помощью ягод?
– Да просто подкинем их в его койку, а потом сдадим твоей бабуле. Пусть отчитает. Прям мечтаю, чтобы он отхватил как следует за свой мерзотный характер, – злорадно посмеиваясь, Тёмка расфасовывает черешню по карманам куртки. – Все. Этого хватит. Пошли, Сенька.
Он проносится мимо, случайно задев руку. Пальцы разжимаются, и ягоды падают на землю, катятся, как шарики по доске. За бровью покалывает неприятное чувство. Похоже на раздражение, которое я редко испытываю.
Присаживаюсь на корточки, подбираю черешню и вытираю с каждой песчаные крошки, пылинки; затем кладу в карманы. Оглядываю дом, стараясь найти ориентиры, и замечаю несколько кормушек. Одни самодельные, а другие, купленные, выглядят приличнее и красивее. Кажется, кто-то говорил мне про дом с кормушками…
– Что это ты делаешь? – спрашивает кто-то звонко.
Резко поворачиваю голову и, не удержавшись, сажусь на дорогу. Камешки впиваются в ладони, поцарапанная кожа саднит. Улицы освещены тускло, фонари горят не у каждого дома. Лампочка за незнакомцем гаснет, оставляя моему взору только затемненный силуэт. Голова у этого кого-то странная, будто с ямкой посреди волос. Фигура тощая, вытянутая, нескладная. Лицо оканчивается треугольным подбородком, большего мне и не рассмотреть.
– Ты что, немой?
И тут лампочка вспыхивает. На меня смотрит девочка в майке-матроске, коротких шортах. Ямка на голове оказывается пробором, от которого вниз на плечи тянутся две крепкие рыжие косички. Глаза девочки мерцают в темноте, как звезды на небе.
– М-м… – пытаюсь сказать что-нибудь членораздельное, но ничего не приходит в голову.
Девочка усмехается и откидывает косу за плечо.
– Я знаю, что красивая, но ты первый, кто потерял из-за меня дар речи.
– Да я… просто… – опомнившись, поспешно встаю и отряхиваю руки. – Я тут просто мимо проходил.
– М-гм, – она кивает, – а черешню зачем давил?
На земле и на моих шортах размазанные фрукты. По ногам стекает сладкий сок. Хочется срочно помыться.
– Она сама раздавилась…
Мы смотрим друг на друга, пока в ночи поют цикады. Девочка прыскает. Фонари за ней и далее угасают один за другим. Ночная тьма уходит. Поднимается солнце, отбрасывая на поселок и море сиренево-розовые оттенки. В оранжевых лучах кожа девочки будто сияет. Я разглядываю на ее лице веснушки, а на майке – значок в форме якоря.
– Ладно, черешневый давитель, не забудь потом прийти к дяде Макару и поблагодарить его за бесплатные ягоды, – девочка качает головой и поворачивается.
– Подожди, – вырывается у меня. Когда она оборачивается, я неуверенно добавляю: – А как… как тебя зовут?
– Зоряна.
Какое необычное имя… Зачем-то протягиваю ей черешню. Улыбнувшись, Зоря качает головой.
– Сенька, ты че тут застрял? Так уже рассвет наступит! – врывается в разговор Тёмка.
Вздрагиваю позвоночником. Чувство, будто у меня, как у кошки, шерсть встала дыбом.
– Не видишь, я разговариваю?! – возмущенно шиплю я.
Тёмка озирается и возвращает на меня внимательный взгляд.
– С кем?
Теперь уже оглядываюсь я. Зори нигде нет.
– Ты ее спугнул, – бормочу, насупившись, и торопливо иду к дому, чтобы Тёмка не заметил моего смущения.
– Кого? У тебя тут что, типа свидание намечалось? – шлепанцы Тёмки шуршат камешками и песком прямо за мной.
Как же он иногда раздражает!
– Ладно, план такой, – Тёмка хватает меня локтем за шею и придвигает к себе. – Как он пойдет умываться, напихаем ему в кровать черешню. Вечером завалится спать и все передавит. Вонища будет, жуть!
– Нам вообще-то всем в этой вонище спать потом.
– Да пофиг. Главное отомстить.
– А моей бабушке ты простыни попортишь.
– Да отстираю сам! Че нудишь? А если не отстираю, новые куплю и подарю на свои карманные!
– Слушай, – выворачиваюсь из локтевого хвата и вдыхаю свободнее. – Может, ты от него отстанешь? Просто забей. Он вроде не такой плохой пар…
– Не переходи черту, – обрывает Тёмка грозным тоном. Голос у него недавно начал ломаться, и иногда он звучит как рычащий волкодав. – Он первый покусился на мое и должен получить по заслугам.
– Тогда у меня есть условие.
– Какое?
– Когда будет свободное время, мы пойдем к владельцу черешни и извинимся.
– Пф-ф! – облегченно смеется Тёмка. – Я уж думал, ты что-то посерьезнее предложишь, – он похлопывает меня по плечу и идет к дому. – Пошли, надо дождаться, пока новичок с Лёнькой уйдут, и заняться делом.
Мы подбрасываем черешню под подушку, простыню и одеяло Руслана. Тёмка сияет улыбкой и довольно отряхивает руки. Я протираю саднящие ладони антибактериальной салфеткой и смазываю ранки зеленкой. Мама дала с собой пузырек с ней и йодом. Сказала, что эти два «зелья» самые эффективные.
– Пошли в волик поиграем. Мне Гусара подразнить надо, – зовет Тёмка.
– Иди. Я тут побуду, – показываю ему блокнот и заваливаюсь на спину на кровать.
– О-о, неужели наш писатель собрался таки что-то написать? – Тёмка тычет меня кулаком в бок, а я легонько пихаю его пяткой в зад. – Ладно, соскучишься, приходи. Да и ты вроде как поплавать собирался.
– Да-да, – лениво отмахиваюсь, постукивая ручкой по бумаге.
Чтобы что-то описать, нужно это представить… Или лучше сказать вспомнить? Закрываю глаза, расслабляюсь. Воображаемый шум прибоя помогает перенести беспокойные мысли в уголок подсознания.
Волосы цвета подсушенной апельсиновой корки. Глаза… глаза, кажется, такие же чистые, как летнее небо в безоблачную погоду. А веснушки по всему лицу рассыпаны, как муравьи, но от них совсем не противно. Острый, как кончик вафельного рожка, подбородок, сужающий ее лицо…
– Чего лыбишься? – кто-то прерывает мою фантазию.
Хмурюсь и раскрываю глаза. Сверху на меня смотрит Руслан. Взгляд у него, как у ястреба. Скажу что-нибудь не то, и задерет.
Лучше уж промолчать, чем прослыть дураком, верно? Руслан хмыкает, берясь за лестницу.
– Странные вы все какие-то, – он поднимает ногу на ступеньку.
Вот-вот свершится Тёмкина месть, и… Подождите-ка. Он же на меня подумает, да? Это ведь я тут лежу весь такой счастливый… Поджимаю губы, а слова так и просятся наружу. Тёмка обидится, если я скажу, но я не хочу, чтобы меня поколотили… И вообще, насилие – это не выход.
– Подожди, не… – начинаю я. Руслан замирает, глядя на меня.
Дверь скрипит, и в комнату заходит Лёнька. Он тянется за соломенной шляпой, но замечает наше напряжение и тоже замирает. Мы втроем переглядываемся. Сейчас должна произойти кульминация. Высшая точка конфликта, как еще ее называют.
– Не залезай туда, – со вздохом говорю я, закрывая блокнот. – Там… Ну…
– Вы мне туда червей, что ли, подбросили? – усмехается Руслан.
– Нет… Сам посмотри.
Руслан поднимается по лестнице, откидывает одеяло. Лёнька одними губами спрашивает: «Вы чего творите?» Я вскидываю руки.
– Слабенько как-то, – отзывается Руслан. – Это больше похоже на подарок, чем на подлянку.
– Что там? – Лёнька из любопытства подходит и заглядывает на второй ярус, встав на край моей кровати. – Ого!
– Что же мне с ними теперь делать… – Руслан спускается и расхаживает по комнате, постукивая себя пальцем по подбородку. Вид у него собранный, важный и грозный. – Точно, вы же попались на месте преступления. Значит, мне и наказание для вас выбирать. Крепитесь, пацаны.
Меня охватывает дрожь. В глазах Руслана я вижу танцующих чертиков с крошечными вилами.