Мое детство было бы таким же обычным и незапоминающимся, как у тысяч (или даже миллионов) других людей – детский сад, обычная школа, музыкальная школа – если бы не одно но. Точнее, если бы не одна Она.
Она, кажется, пришла работать в детский сад сразу после окончания института. Молодая, красивая, улыбчивая и безумно милая. Впрочем, тогда Ее возраст и внешние данные для меня мало что значили. Но что меня сразу подкупило – Ее чувство справедливости и умение слушать и прислушиваться даже к маленьким людям, то есть к детям.
Тогда мне казалось, что сознание взрослых находится в каком-то другом, параллельном мире, и что попасть туда не так уж легко. А Она с легкостью строила для меня мостик, открывая дорогу в новый для меня мир.
Но это звучит уж слишком красиво. На самом деле, я больше чем уверена, Ольга Витальевна ничем меня не выделяла, просто любила детей и общалась с ними на равных. Она абсолютно правильно выбрала себе профессию, нашла свое призвание и, как бы пафосно это ни звучало, – навсегда изменила мою жизнь.
Те времена я помню смутно, но некоторые моменты прочно врезались в мою память. Меня интересует, как летают птицы – и Она рассказывает про то, как устроены их крылья. Мне интересно, где находятся люди до того, как рождаются. В моем воображении – бескрайний космос, тишина, спокойствие, вечность, «кладовая жизни». Она внимательно слушает, не перебивает и не отворачивается. Мне иногда хочется, чтобы я никогда не рождалась и осталась в том месте, говорю я. Она задумчиво улыбается и говорит, что самое хорошее у меня еще впереди. Я делаю вид, что верю. Меня уже давно не купить этими стандартными обещаниями и утешениями. Я иду вырезать из бумаги Маленького принца, а потом сажусь писать письмо сестре.
Сейчас странной мне кажется одна деталь – как я могла не замечать и даже не интересоваться, во что Она одета, с кем общается, как проводит свободное время, но всегда замечала, какое у Нее настроение, всегда чувствовала, если что-то случилось.
Однажды прямо за забором детского сада подрались двое мужчин. Один из них убежал, а второй остался лежать у забора – весь в крови и грязи. Тогда нас увели с прогулки раньше времени, подальше от этого ужаса. Но я все равно почти физически чувствовала, как напряжена и испугана Ольга Витальевна. Я старалась держаться к Ней поближе и мысленно забирала Ее волнение на себя. Тогда мне не обязательно было смотреть на Нее, чтобы видеть и чувствовать Ее состояние.
Это воспоминание отпечаталось в моей памяти так ярко, наверное, еще и потому, что впервые я стала свидетелем чего-то, что вывело взрослых и спокойных обычно людей из равновесия. Помню, многие мои тогдашние подружки ужасно перепугались, а мне было больше интересно, чем страшно. И мое воображение тут же рисовало мне картины того, как отважно я выхожу на улицу, готовая прогнать всех хулиганов и злодеев, посмевших испугать мою Ольгу Витальевну…
Смешно, конечно, теперь это вспоминать. Но чем больше я копаюсь в своей памяти, вспоминая события того времени, свои мысли и чувства, чем больше вчитываюсь в те письма, которые я писала своей сестре, – тем больше я убеждаюсь, что все это началось очень давно и безо всякого специального усилия с моей стороны, безо всякой видимой на то причины. Просто так, из ниоткуда. Разумеется, будучи ребенком, я не до конца осознавала, что именно со мной происходит. Но со временем мало что изменилось. Иногда мне кажется, что я просто застряла в детстве, оказалась закрытой в своем детском саду.
Сейчас для меня эти воспоминания – как путешествия в далекие плодородные земли моего прошлого, где все было так просто, так естественно, как сама жизнь. Теперь же у меня под ногами – выжженная пустыня, по которой ветер гоняет листы бумаги, на которых описана моя Земля обетованная…