В квартире номер сорок семь ёлка стояла ещё наряженная, и Кате приходилось делить с ней один единственный свободный угол комнаты. Девочка знала, что совершенно не важно, заслужила она это наказание или нет. Имело значение лишь настроение матери, которое в этот раз оказалось плохим. Скучный рисунок обоев девочка десяти лет знала наизусть. Чтобы развлечь себя, она дотянулась до снегурочки, висящей на ёлке. Игрушка была одетой в синюю шубку с белыми оборками. Не хватало только блестящего шарфика. Катя обмотала серебряный дождик вокруг её шеи и подвесила на него игрушку обратно на ёлку. Снегурочка наивно улыбалась Кате.
Новый год уже прошёл и с ним сладостное предвкушение чуда. Папа Кати не пришёл и даже не позвонил, и жизнь в квартире сорок семь была всё той же, что и два дня назад. Стоять в углу было неудобно, ноги затекали, но Кате страшно было сделать даже шаг. Икона богоматери, которую она получила в подарок от матери на Новый Год, укоризненно смотрела на девочку со стены. Даже божественный младенец хмурился, заставляя Катю опускать глаза. Осмелев, наконец, девочка произнесла:
– Матушка в церкви говорила, что в людях могут быть демоны.
Мать Кати, ещё молодая женщина, рылась в шкафу, бормоча раздражённо:
– Куда же он подевался?
– Я спросила матушку, как узнать демона? – уже громче сказала девочка.
– И откуда же она это знает? – заметила женщина, усмехаясь.
В это самое время ей удалось найти в шкафу серый кожаный ремень с блестящей металлической бляшкой. Оглядев его с разных сторон, женщина сказала:
– Пойдёт.
Катя увидела краем глаза ремень, и голос её задрожал:
– Сказала, что нужно долго молиться, чтобы понять.
Мать Кати закрыла скрипучую дверь шкафа, и зеркало в дверце отразило её уставшее лицо.
– Как постарела, – расстроенно произнесла она и добавила громче для Кати, – Лучше бы матушка учила тебя слушаться родителей, непослушные дети ведь попадают в ад?
Женщина схватила табуретку и пошла в коридор.
– Идём скорее, всё болит невыносимо, – обронила она, проходя мимо ёлки, и девочка пошла за ней.
– Мы можем сходить в церковь и помолиться за твоё здоровье, – всхлипывая, попросила Катя.
– Сходите, конечно, но уже без меня.
Катя знала, что будет дальше. Всё повторялось уже много раз. В такие моменты Катя переставала чувствовать свои руки и ноги, становясь похожей на своего старого плюшевого мишку. Она так долго с ним играла, что внутри игрушки вата свалялась комками в лапах и животе. Из-за этого мишка не мог ровно держать голову и уродливо растекался по любой поверхности. Но это было даже хорошо. Катя в такие моменты могла думать о мишке, о своих непослушных ногах и руках, но только не о происходящем с матерью. Ещё у мишки сломался какой-то внутренний механизм, и он перестал говорить слово мама. Раньше мишка очень нежно рычал по-медвежьи эти два слога. Нужно было всего лишь покачать его как малыша. И вдруг однажды замолчал. «Повзрослел», – решила тогда Катя.
Оставив табуретку под перекладиной, женщина вернулась к девочке. Убрав ремень за спину, она опустилась на колени перед дочерью.
– Ничего не бойся. Мама твоя просто устала. Сейчас я надену петлю, а ты просто толкнёшь табуретку. И всё закончится, поняла?
Катя не могла уже больше говорить. Слёзы лились потоком по щекам. Она видела, что мама уже давно не была похожа сама на себя. В ней появилось что-то тёмное и страшное. Часто мама кричала на Катю и ругала за всё подряд, и её злые голубые глаза совсем не были мамиными. В церкви говорили, что Бог испытывает своих детей, и Катя чувствовала, что должна выдержать это испытание, чтобы всё исправить. Но как ей было понять, что хочет от неё демон?
Мать встала на табуретку и стала крепить ремень на перекладине. Ей приходилось периодически сверять размер петли со своей шеей. Катя начала реветь уже в голос. Мать отвлеклась на дочь:
– Чего ревёшь? Ты же никогда маму не слушаешься, так и зачем тебе я? Мама сейчас умрёт, отправишься к папе. Папа твой, конечно, тобой заниматься не будет. Проституткой станешь. Но это не сейчас, года через три, лет в тринадцать. Мужики тебя за одну ногу возьмут вот так, а за другую. Мать Кати чуть пошатнулась на табуретке, пока показывала, как именно это будет. Девочка дрогнула в этот момент, но женщина быстро вернула себе равновесие.
– Раздерут тебя и на помойку выкинут, – смотря в глаза дочери, уверенно добавила женщина.
– Мамочка, не надо, – вырвалось, наконец, у девочки.
– Ох, мамочкой меня назвала, приятно как, – женщина с усмешкой крутила узел на широком жестком ремне. Закрепив его окончательно, она снова спустилась с табуретки и подошла снова к дочери. Мать наклонилась вплотную к лицу девочки, и теперь заговорила с улыбкой, смотря поочередно, то в один глаз ребёнка, то в другой.
– Ненавижу я вас всех, понимаешь? Не могу я жить так больше.
Она била себя в грудь кулаком, чеканя последние слова. Слёзы не останавливались, Катя захлёбывалась ими, но стояла ровно, почти неподвижно:
– Я буду слушаться, я всё сделаю.
– А чего ты плачешь? Мне даже интересно. Жалко тебе себя, потому и плачешь? Мать-то вам никому не жалко, это я знаю. Женщина с любопытством вглядывалась в сморщенное лицо дочери, и, наконец, спросила:
– Боишься?
Получив в ответ лишь поджатые губы, женщина пошла к петле, бормоча:
– Фу, противно.
Девочка пошла вслед за ней, цеплялась за цветастый халат матери, но каждый раз та обрывала её руку. Женщина горделиво шагнула на табуретку, и, держа осанку, одела петлю на шею. Глазами она смотрела на дочь, но взгляд словно не фокусировался на девочке, мать не видела неё. Сквозь девочку она смотрела на весь презираемый ею мир и на этот раз свысока.
– Через час придёт дядя Саша, ты ему дверь открой, он вызовет кого нужно.
Неразборчивый шум в голове девочки топил все мысли, пока она отчаянно пыталась найти подходящие слова. Позвонить папе она не могла, он давно перестал брать трубку, а соседи привыкли к их крикам. Они вряд ли успеют. Перед глазами Кати промелькнула бабушка с воем: «Довели мою дочь». Люди в церкви с жалостью и отвращением смотрели на Катю. «Не уберегла маму, довела», – слышала Катя со всех сторон. И в конце тяжёлый вздох папы, которому не удалось до конца избавиться от нерадивой семьи. Сквозь хаос этих обрывков, одна мысль становилась всё громче и пробивалась к сознанию: «Демон в маме, он в маме».
– Табуреточку, доченька, подтолкни, будь добра, – наконец, произнесла женщина.
«Демон хочет, чтобы я убила маму», – вдруг осенило Катю, – «Но демон уже в маме, а мамы больше нет. Её точно нет, она раньше была хорошей, она меня любила, а эта не любит, эта демон, а не мама, значит, я сейчас убью демона?» В одно мгновение девочка решилась. Она закричала:
– Умирай! Давай! Мне всё равно!
Катю оглушил собственный крик. Она убежала в свою комнату и спряталась в темноте под столом. От страха Катя заревела в голос, вспоминая добрую маму, которая её когда-то утешала, любила. В коридоре стало тихо. От этого сердце Кати заколотилось так сильно, что в какой-то момент жар прорвался и заполнил всю грудь. Стало больно. Невидимая сила заставила посмотреть девочку в сторону окна. Сквозь снежную метель Катя увидела чьи-то глаза и зубы, которые светились в темноте. Кто-то скалился в её окно четвёртого этажа. Катю трясло от страха. Резко заглатывая воздух между словами, она смогла прошептать:
– Демон, что тебе нужно от меня?
Лицо за окном исчезло, будто его смыло потоком снежинок. Катя так сильно вжалась под стол и обняла руками колени так, что ноги быстро затекли. Она стала вспоминать слова молитв, но слова постоянно путались, обрывались на полусловах. Катя продолжала чувствовать чьё-то присутствие, и решила рискнуть.
– Спаси мою маму, – инстинктивно сказала она.
– Ого, как быстро, а мне нужна ты, – прозвучало в ответ.
Низкий мужской голос был настолько плотный, словно звучал изнутри.
– Что тебе нужно от меня? – спросила она у темноты.
– Ты особенная.
– Я убила маму.
– Нет, ты невинна. Слушай.
Тишина стала растворяться, Катя могла расслышать звон кастрюль из кухни и, наконец, раздражённый женский голос:
– Ну надо же! Матери такое сказать. Родная дочь ещё. Теперь я точно знаю, как она ко мне относится.
На маленькой кухне было трудно развернуться, и мать Кати нервно суетилась, цеплялась за мебель. Кипяток быстро оказался в чашках с дешёвыми чайными пакетиками, а следом на столе образовалась ваза с овсяным печеньем. Катя разглядывала себя в чайной ложке и пыталась понять, насколько она красива, когда её мать твердила, что тринадцатилетний растущий организм должен потреблять больше углеводов.
– Завтра зайдёшь к дяде Саше, отнесёшь ему сломанные часы, – мимоходом заметила мать, доставая фарш из холодильника.
– Не хочу, – категорично ответила Катя, бросая печенье на блюдце.
Девочка представила липкий взгляд дяди Саши и тут же надавила на глаза запястьями, чтобы образ скорее исчез.
– Это не обсуждается. Он и так бесплатно свою помощь предлагает, – строго ответила женщина.
– Не нравится он мне, – голос Кати становился жалобней.
– Мне зато нравится. О других думает, не как твой отец, – женщина разбила два яйца в тазик с фаршем и принялась его перемешивать.
– Ну и отнеси сама.
– Он просил, чтобы ты. Сложно, что ли? Сказал, если Катенька принесёт, то возьмусь чинить. Слышишь, дура сутулая, Катенька ты для него.
После напоминания о своей сутулости, обычно Катя получала удар по спине кулаком, но на этот раз она успела среагировать и выпрямиться раньше.
– Только вот одного понять не могу. Он мужик красивый и на него по жизни всегда бабы наговаривали. Тут Вика недавно жаловалась, что он к ней приставал.
Чай попал не в то горло, и Кате пришлось откашляться прежде чем спросить:
– Вика, моя Вика?
Катя оглянулась на мать и скривилась. Женщина медленно погрузила пальцы в тёмно-красный фарш и поднесла испачканные руки к лицу. Она поморщила нос, принюхиваясь к мясу, и стала рассматривать внимательно консистенцию.
– Да, твоя подруга. Вот я и хочу у тебя спросить, как ты сама думаешь. Ей-то зачем его оговаривать. Он же хороший мужик.
– Она не могла. Я спрошу у неё.
Рука Кати автоматически потянулись за телефоном.
Мать выложила котлеты на разогретую сковороду и продолжила говорить:
– Ещё спроси, когда она одеваться начнёт. Юбка ничего не прикрывает. Зачем она так делает? С мужчинами так нельзя. Дырку свою показывать. Всё ведь от поведения женщины всё зависит. Ты сама как на этот счёт думаешь?
– Думаю, что теперь я точно к нему не пойду.
Катя и отправилась мыть свою чашку. По дороге к раковине она чуть не расплескала недопитый чай.
– Осторожней иди, – вздрогнув, возмутилась мать, – Да ты чего, тебя дядя Саша любит. Вике твоей я сказала, что она о своём поведении пусть лучше думает. Взрослая ведь уже, понимать такие вещи должна.
На телефоне высветилось сообщение от Вики: «Он мудак. Я понятно эффектная девушка, но цену себе знаю».