Было раннее утро. Провожающих у военкомата соборалось больше, чем призывников. Играла гармонь, звучала гитара. Толпа весело жужжала. Везде наливали, угощая друг друга, давали последние напутствия будущим солдатам.
– Ну что, служи достойно, не посрами! – язык у Дена уже заплетался, но он старался подбодрить друга. – Защищай нас, немощных, от нечести всякой.
– Не унывай там, братан! – Федул, обнял приятеля.
– Держись ближе к кухне, – учил Кастет. – Кто обидит, звони,
приедем, всех построим под траурный марш Мендельсона.
– У него свадебный, – поправил Андрей.
– Не имеет значения! Они и полонез Агинского вприсядку спляшут, если надо.
Подошёл дядя Коля и, отведя Андрея в сторонку, виновато сказал:
– Извини, что так вышло. Хотел тебя в свои войска, да, сам понимаешь, мать никак не переубедишь, а отмазать не смог, военком сменился, его не знаю, говорят, принципиальный, не идёт ни на какие сделки.
– Ладно, не переживай, дядь Коль, отслужу. Жалко, что не по душе… Скучно в охране, я люблю приключения, риск, а тут рутина…
– Не унывай, – подбодрил Зимин, – я навёл справки. Комбатом у тебя будет мой знакомый. Буду о тебе справляться.
Подошла Света и прижалась к Андрею.
– Не буду мешать, прощайтесь, – сказал полковник, – скоро отправка, – и отошёл к весёлой компании, провожающей друга. Ребята под гитару пели старые песни.
– Ты так и не ответила, – шепнул Андрей возлюбленной, обняв, – будешь ждать?
– Буду, конечно, – ответила она и поцеловала.
Мать Андрея не пошла провожать. Андрей не захотел слёз и простился с ней дома.
Из здания военкомата вышел офицер, построил призывников, проверил по списку и скомандовал: «По машинам!»
Толпа загудела. Призывники расселись в автобусы, которые протяжно просигналили, несмотря на ранний час, и повезли вчерашних мальчишек в неизвестный им мир под названием Армия. Туда, откуда возвращаются мужчинами, где закаляется дух и тело, где даётся клятва на верность Родине, где суровые законы и неизменен девиз – «сам погибай, а товарища выручай».
– Ну что, салаги, вешайтесь! – были первые слова, которые услышали призывники, прибыв в часть. – Сержант степенно прохаживался перед молодым пополнением, выстроившемся на плацу. – Оторвали вас от пап и мам, от пирожков домашних! Теперь во всём будете слушаться меня. Я назначен заниматься с вами, пока не примете присягу. Обращаться ко мне просто – товарищ старший сержант. Все приказы исполнять быстро и точно. В свободное время желаю видеть вас только за изучением устава, который должен отскакивать от зубов, либо их не будет у тех, кто не усвоит моё правило. Вопросы есть? – и тут же закончил, – вопросов нет!
Новобранцы смирно стояли перед старослужащим сержантом, облачённые в цвет хаки, стриженные под ноль, похожие друг на друга и, казалось, не осознавали ещё, куда попали и что хочет от них оратор, возомнивший из себя генерала.
В строю у кого-то зазвонил мобильный телефон.
– Таак! – протянул сержант. – Слушай мою команду! Всем вытащить балабольники и положить сюда, – он указал пальцем на плац возле своих ног.
Новобранцы принялись выполнять приказ. Андрей достал телефон, но, подумав, отключил и сунул снова в карман.
– Ещё чего, – буркнул он, – обойдёшься.
– Все сдали? – строго спросил командир и глазами пробежался по строю. – Здесь вам не гражданка, – напомнил он. – Ты, – он указал на крайнего в шеренге, – собери всё и мухой отнеси в казарму! Положи на стол в канцелярии. Даю две минуты. Время пошло!
Тот ответил по уставу и, выйдя из строя, начал собирать мобильники, сев на корточки. Телефоны выпадали из рук, он не знал что делать, куда их разместить.
– Осторожней, не орехи собираешь, – послышался голос из строя.
– Разговорчики! – пресек сержант говоруна и, подойдя к растерянному и немного напуганному рядовому, подал пакет, вытащив из своего кителя.
Тот собрал телефоны и побежал в казарму.
– Почему не выполнил приказ? – услышал Андрей, стоявшего рядом земляка. Они познакомились на пересыльном пункте. Звали того Павлом. Он отличался от многих спокойствием и рассудительностью, и Булатов, отметив это, предложил держаться вместе.
– А ты отчего послушный такой? – с ухмылкой ответил Андрей.
– Все отдавали, и я…
– Ну и забудь. Считай, у тебя больше нет телефона. Этот
хорёк через месяц на дембель отвалит, так что продаст все ваши игрушки, и ищи потом.
– Хочешь сказать, самый умный?
– Здравомыслящий, – уточнил Андрей.
– Разговорчики в строю! – крикнул сержант и остановился против Андрея и Павла. – Гляжу, через голову не доходят слова? Хорошо. Будем вбивать через ноги. – И он запустил роту по плацу строевым шагом, отсчитывая ритм чеканящих сапог по бетонной площадке. – Раз, раз, раз, два три, выше ногу!
Так продолжалось почти час. Сержант неустанно повторял счёт и делал замечания. От долгой маршировки шаг лучше не стал, наоборот, казался менее чётким и слаженным. В строю слышался разнобой. Новоиспечённые солдаты, неумело намотавшие портянки, кривились от боли.
– Когда закончится эта тупизна? – прошептал Павел, – я уже все ноги сбил.
– Она только началась, – ответил Андрей.
Сержант Сычёв изо дня в день муштровал подчинённых. Строевым шагом ходили, как правило, после обеда. Утром же проводилась физическая подготовка: бег, турник, прыжки через коня.
Самым изнурительным для новичков было накачивание пресса на брусьях. Сержант выкрикивал счёт, и по команде, держа руки за голову, первогодки откидывались назад, сидя на одной перекладине, удерживаясь ногами за другую. Сержант заставлял выполнять упражнение синхронно, ждал и не подавал следующей команды, пока все до одного не примут исходное положение. На счёт «два», нужно было поднять туловище и руками дотянуться до кончиков сапог. Затем всё сначала. Длительность этой процедуры зависела от настроения Сычёва.
Андрею упражнения давались легко, а для многих это была каторга. Наставник не делал поблажек никому. Измученные за целый день, услышав команду «отбой», новобранцы быстро раздевались, и засыпали мертвецким сном, лишь головы касались подушек.
Андрей сдружился с Павлом. Они нашли взаимопонимание, чувство юмора отвлекало от армейской казёнщины.
Месяц пролетел однообразно. Все дни расписаны по минутам, свободного времени почти не было. Впереди ждала присяга.
В последний день «карантина» Андрей заметил после подъёма, что у него из кармана исчез телефон.
– Ты трубу не брал? – спросил он Павла.
– Нет, а что?
– Да забыл на ночь под подушку сунуть, оставил в штанах. Вот и всё, украли. Узнаю, кто это сделал, накажу. С детства не люблю воришек позорных.
– Пойдём у наряда спросим, – посоветовал Павел. – Наверняка видели, кто ночью в наши хоромы заходил. Свои ребята, однозначно, не могли такого совершить.
Они подошли к тумбочке, у которой стоял дневальный с их же призыва.
– Здорово, Мухин. Кто ночью в спальник наведывался? – спросил Андрей.
– Что-то случилось?
– Телефон пропал.
– Какой телефон? Ни у кого их нет. Все сданы старшине. Ты что, Булатов, забыл или прикидываешься?
– Я свой не отдал.
– Не отдал давеча, забрали тепереча, – усмехнулся Мухин. – Армии не знаете, салабоны? Здесь, как в инкубаторе, одинаково – либо у всех, либо ни у кого.
– Не умничай, Муха, а то прилипнешь сейчас к стенке, – пригрозил Андрей, сдвинув ему пилотку на нос.
– Ты уверен, что не потерял? – отмахнулся Мухин.
– Я похож на идиота? Или ты меня так обозвал?
– Да отстаньте от меня! – психанул дневальный, взявшись за штык нож. – Нападение на пост! Сейчас позову сержанта!
– Ефрейтора хочешь получить? – не отставал Андрей. – У тебя в кармане, Паша, лычка была, давай ему прилепим внеочередное звание, он заслуживает.
– Говори, кто был у нас ночью, – вмешался Павел, – а то на тебя всё повесим. Ты должен что?.. Охранять нас и никого не пускать. Для чего у тебя штык нож на поясе висит? Или только сейчас про него вспомнил, когда нас увидел?
– А что я мог сделать? Кто меня, салагу, послушает? Деды? Что, они спрашивать станут? К тому же этот тип с сержантом нашим корешится. В комнате отдыха они с ним до трёх часов ночи отирались. Водку пили.
– Это такой кучерявый, из технарей? Младший сержант? – уточнил Андрей.
– Да тот самый. Валентином зовут. Заходил на днях к Сычу в гости, помнишь?
– Помню, – приуныл Андрей, и они с Павлом пошли умываться.
– Вот крыса! – прошептал Павел, бросив взгляд на Андрея, спокойно чистящего зубы. – Что скажешь?
– Бог шельму метит, разберёмся, – сплюнул Булатов, ополоснув рот.
На следующий день после обеда, когда выпала свободная
минутка, Андрей зашёл в курилку, где часто посиживал ночной посетитель казармы новобранцев. Он увидел Валентина в окружении дружков. Они разговаривали и смеялись. Выждав момент, когда тот остался один, Андрей подошёл.
– Ничего вернуть не хочешь?
Валентин лениво положил взгляд на Андрея и ехидно ухмыльнулся.
– Как с сержантом разговариваешь, салага! С дедушкой как базаришь?
Он говорил громко, стараясь привлечь внимание, показать сослуживцам, какой он грозный с первогодком.
Андрей провел рукой по его карману и понял, что телефон там. Тот замахнулся, намереваясь ударить в лицо, но Булатов ловко поймал его запястье и сжал. Тогда кучерявый попытался нанести удар свободной рукой, но и это не помогло, она была тоже пережата в кисти. Андрей умело перехватил руку младшего сержанта за пальцы, выполнив болевой приём. Тот, скорчившись от боли, присел, и Булатов оказался хозяином положения. Не позволяя технарю оказывать сопротивление, при любой попытке выворачивал ему палец, и тот успокаивался, стоял смирно. Забрав телефон, Булатов оттолкнул вора.
Заметив назревший конфликт в курилку зашли проходившие мимо друзья Валентина из технической роты. Их было трое. Один из них носил на погонах лычку ефрейтора и отличался крепким телосложением. Два других – рядовые, особо не выделялись. Валентин разминал пальцы, кряхтя не столько от боли, сколько от ярости.
– Что, Валёк, салабона воспитываешь? – спросил рядовой по имени Женя. – Может, помощь нужна?
Младший сержант повеселел. Он скривил улыбку, чтобы не выглядеть обиженным.
– Урою! – бросил он в адрес Андрея, чувствуя поддержку. – Намыливай верёвку, борзота!
– В какую роту его определили? – спросил ефрейтор.
– Во вторую, – ответил Валентин. – У меня друг там служит, мой земляк.
– Межевой, что ли? – догадался третий, которого звали почему-то Кузей, хотя имя и фамилия к его кличке не имели никакого созвучия. – Знаю такого! Он из него сделает солдата! Савка это умеет. Ты спать стоя будешь! – пообещал он Андрею.
Булатов выслушивал словоблудие не блещущих умом сослужмвцев.
– Ну что стоишь?! – крикнул младший сержант. – Припух, что ли? Твои дружки полы натирают, а ты прохлаждаешься! Чтобы я здесь тебя больше не видел!
Андрей развернулся, чтобы уйти, но получил сзади пинок. Этого он стерпеть не мог. Резко развернувшись, Булатов не стал выяснять, кто это сделал, а прямым ударом врезал в челюсть, стоявшему ближе ефрейтору. Никто из технарей, называвших себя дедами, не ожидал подобной дерзости молодого солдата. Крепыш рухнул, как подкошенный. Его друзья кинулись с кулаками на Андрея, но тут же получили сокрушительный отпор. Валентина и Кузю Андрей вывел из строя ударами сапога под коленную чашечку. Они выпали из дальнейшей драки. Женя, по вине которого произошло неприятное столкновение, оставшись один, не рискнул тягаться с Андреем. Получив удар, он предусмотрительно держался на расстоянии. Рукопашный бой закончился быстро. Офицеров в это время в районе курилки не было, и противоборствующие стороны избежали дисциплинарного взыскания. Андрей не стал гоняться за Женей, а усадил на лавку лежавшего возле неё ефрейтора и, подняв с земли пилотку, пошёл прочь.
Павел, когда увидел из окна казармы драку, кинулся на помощь, но успел только выбежать на улицу, как всё уже закончилось.
– С ума сошёл? – отчитал он друга. – Они же мстить будут. Не простят. Покалечат ведь!
– Не переживай, брат, – успокоил Андрей, – прорвёмся.
3
После присяги весь «карантин» распределили по ротам. Началась обычная служба.
Павел с Андреем попали в одно подразделение. Как и предупреждали Булатова, он сразу же ощутил настойчивый прессинг со стороны старослужащих.
Савва Межевой придумывал занятия для новичков, лишь бы те не сидели без дела в его присутствии. Хотя он был простым рядовым, все в роте его слушались. По возрасту Межевой был самый старший. Сержантов до года службы он не признавал, командовал и над ними.
С первых дней появления Андрея Булатова в роте Межевой относился к нему с особым вниманием, но побаивался перегибать палку, был в курсе событий, наслышан, как новичок проучил четверых, один из которых попал в госпиталь со сломанной челюстью.
Есть люди, которые в обычной жизни не могут себя проявить, добиться уважения, приличной репутации. Но попав в иные условия, в силу сложившихся обстоятельств, получают право командовать. И они не упускают случая, стараются использовать возможность, да ещё как – на всю катушку, дабы показать своё превосходство и значимость. Таким человеком был Савва Межевой.
– Как всё надоело! – признался Андрей Павлу, очередной раз натирая паркет в казарме. – Уже второй раз за день, по дурной инициативе Саввы, трём эти половицы.
– Этот недоумок наверняка считает себя полковым командиром, не меньше, – поддержал друг, шоркая ногой по паркету сукном от старой шинели. – Смотри, как ходит важно!
– Индюк общипанный, – оценил Андрей, не рассчитав силу голоса.
Павел невольно хохотнул. Савва услышал и бросил взгляд в сторону друзей. Его лицо перекосилось, налилось кровью, желваки заходили. Он заметил веселье Павла и, решив, что дерзит он, подошёл и ударил в живот. Павел присел на колени, прервав дыхание. Межевой замахнулся и хотел ударить по голове. Андрей толкнул его так, что тот, скользя по натертому паркету, перелетел через койку и затормозил лбом об стену.
– Урою! – дико заорал Межевой, ощупывая шишку на лбу.
На Андрея накинулись «деды», заскочившие в казарму, услышав рёв «раненого кабана». Его повалили на пол и стали бить ногами. Никто из молодых сослуживцев, кроме Павла не решился прийти на помощь. Не задумываясь о последствиях, Павел бросился в толпу, окружившую друга, дав возможность Андрею вскочить, но сам был атакован ударом в голову. Андрей увидел, что его напарник потерял сознание, вырвался из кольца. Схватив табуретку, он принялся откровенно и безжалостно прикладывать помощницу к спинам и головам обидчиков. Дружки Межевого кинулись врассыпную, не желая получить увечий от разбушевавшегося парня, умевшего защищаться кулаками, ногами, головой, всем телом и всевозможными средствами, имеющимися под рукой. Спальное отделение казармы опустело. Павел очнулся и, растирая затылок, улыбнулся. Булатов стоял возле двери, держа в руке табурет с отломаными ножками.
– Как ты? – спросил Андрей.
– Пойдет, – ответил Павел.
– Спасибо. Дал возможность подняться, а то бы забили.
Павел ничего не ответил, только уважительно ткнул кулаком Андрею в плечо.
Инцидент скрыть не удалось, два участника драки попали в госпиталь. Одному Андрей сломал ребро, а второму – челюсть.
На следующий день комбат вызвал Булатова в канцелярию.
– Мне доложили, что у тебя конфликт со старослужащими, – начал он, указав на стул.
– У меня к ним претензий нет, – ответил Андрей.
– Вот как? – удивился комбат. – А у них есть. Ты двоим уже в полку челюсти сломал, Халикову – ребро. Думаешь, не знаю про первого покалеченного бедолагу?
По глазам командира Булатов понял, что конфликт, произошедший в курилке, замял именно он.
– Да, это я делишки твои подчищаю, – сказал капитан, прочитав мысли подопечного.
– Я никого не трогаю, если меня не задевают, – ответил Андрей.
– По-нят-но, – протянул комбат и, достав сигареты, закурил. – Куришь? – спросил он.
– Нет, бросил.
– Молодец, – похвалил капитан. – Есть в тебе стержень. – Он прошёл к подоконнику, где стояла пепельница и посмотрел в окно. – А Зимин кто тебе? Отец?
«Ах, вот оно что, – подумал Андрей, – Значит, он и есть друг дяди Коли».
– Нет, не отец. Они вместе воевали, ну и дружили с детства.
– Почему к нему служить не пошел? Ему такие парни нужны.
– По здоровью не прошёл, – отшутился Андрей.
– Дааа, здоровье у тебя ни к черту. Нервный ты какой-то. Двух месяцев ещё не отслужил, а троих уже покалечил. Серьёзный у тебя видать диагноз. Опасный! Может даже и заразный? Буду ходатайствовать, чтобы комиссовали тебя. – Он посмотрел на Булатова и усмехнулся: – А то ты всю роту у меня заразишь, или замордуешь.
После разговора Андрей понял, что дядя Коля хлопочет, помогает выбраться на гражданку.
«Хорошо, – теплилось в душе Андрея. – Зимин – мужик, слово держит. Только ему надо помочь! Не запустить ли „дурочку“, как говорил один юморист. Вот и комбат подсказывает, что у меня диагноз психа».
– Ты меня не слушаешь? – прозвучал будто издалека голос комбата, и Андрей очнулся от мыслей.
– Извините, товарищ капитан, задумался, – встав со стула, произнёс он.
– Вот и хорошо, что задумался. Иди, отдыхай. Я поговорю с «дедами», они не будут доставать, но и ты постарайся не провоцировать. В дисциплинарный батальон можешь угодить, рядовой Булатов. Рукоприкладство в армии наказуемо независимо от срока службы.
Прошло несколько дней. Старослужащие притихли, но по их указке новичков принялись напрягать сержанты. Началось житьё строго по уставу.
Младшие командиры часто устраивали тренировки по подъёму в случае тревоги, требуя нормативных показателей. На физподготовке выматывали до предела, знание устава проверяли ежедневно, уборка помещения производилась по три раза на день. Личного времени у молодых бойцов практически не оставалось.
С Андреем «старики» старались не связываться, не конфликтовать, лишь один Межевой всё подкалывал его, язвил, ехидничал… Булатов не обращал внимания, помня наказ комбата, и отворачивался или уходил прочь от зловредного сослуживца.
Вскоре начались сплошные наряды. Караульная служба изрядно осточертела.
Андрею больше нравилось ходить во второй караул, находившийся вдали от аэродрома. Там солдаты чувствовали себя вольготней. Умеючи, на посту можно было отдыхать и не сильно стаптывать ноги. Многие умудрялись даже спать на бруствере окопа.
Второй караул располагался километров за пять от воинской части в лесу, где охранялись склады с боеприпасами. Они были обнесёны колючей проволокой, посты оборудованы окопами, связью, фонарями. По периметру охраняемого объекта, меняясь с интервалом в два часа, днём и ночью курсировали постовые. Сходиться на маршруте не разрешалось.
Однажды разводящим в этот самый караул напросился Савва Межевой. Ему, видимо, наскучило ходить по привилегированным нарядам, и он решил тряхнуть стариной, развеяться от безделья. А престижными считались наряды по кухне и офицерской столовой, куда старшими групп всегда ходили «деды». Они там, как сами говорили, привыкали к домашней пище, наедали морду перед дембелем.
Начальником караула пошёл молодой лейтенант, недавно окончивший военное училище и прибывший в часть в одно время с молодым пополнением.
После развода весь состав наряда уселся в машину, и газ «шестьдесят шестой» помчал на дежурство.
Андрею не раз приходилось бывать на посту, куда назначили, знал каждую кочку на тропинке.
К вечеру пошел дождь. Часовые облачились в плащ-палатки, но всё равно, придя с поста, приходилось обсыхать в сушилке.
Савву дождь не устраивал. Он ворчал, ругался, что попёрся в ненастный день в наряд, срывая злость на молодых. Межевой то и дело требовал внимания к своей персоне, мешая отдыхать сменившимся с постов ребятам. Начальник караула, обязанный следить за порядком и дисциплиной, закрылся в отдельной каморке и спал, ни во что не вмешиваясь.
«Ну, я устрою тебе кордебалет», – подумал Андрей, уходя в очередной раз на пост.
Дождь перестал лить и только накрапывал, но трудно было предположить, когда совсем закончится. Стояла безлунная, как квадрат Малевича, ночь. Фонари кое-как освещали дорожку с образовавшимися лужами, по которой Булатов обходил вверенный участок. Под ногами шлёпала грязь.
Пробыв в дозоре больше часа, Андрей подошёл к телефону. Аппараты располагались в трёх местах по маршруту. Он позвонил в караулку, крутанув ручку полевого телефона, и когда услышал ответ разводящего, повесил трубку. Подойдя ко второму телефону, сделал то же самое.
Андрей прекрасно знал, что по уставу караульной службы к нему немедленно должен прибыть начальник с группой и выяснить причину сигналов.
«Сейчас прибегут», – размышлял он, встав под грибок.
Буквально через минуту или две Андрей услышал шаги. Впереди спешил лейтенант, за ним разводящий Савва и караульные.
– Стой, кто идет! – крикнул Андрей и выстрелил из автомата вверх. – Стой! Стрелять буду! – вновь скомандовал он, когда те приблизились метров на двадцать.
Прибывшие во главе с лейтенантом караульные остановились.
– Ложись! – последовала команда Булатова, и он очередью полосонул над головами наряда. Все упали там, где стояли, выполняя команду часового.
Начальник караула и разводящий Савва лежали в луже у фонарного столба, испуганными глазами взирая на часового. Андрею стало смешно.
«Салаг жалко, – думал он о лежавших в грязи сослуживцах. – Но ничего, должны понять. Для них же стараюсь. Пусть боятся теперь „дедушки“ молодое пополнение».
Андрей дурачился. Он наводил автомат на лежавших, делая вид, будто напуган и не узнаёт ни начальника караула, ни Савву.
– Ты что, Булатов, головой тронулся?! Это я, разводящий! – заорал Межевой.
Лейтенант лежал и молчал.
– Освети лицо! – продолжил спектакль Андрей и опять стрельнул.
Савва вытащил фонарик и осветил грязную напуганную физиономию.
– Это я, это я! Не съезжай с катушек! – кричал он.
– Ползи ко мне! – приказал Андрей. – Остальные на месте! – и он выпалил в небо оставшиеся в рожке патроны.
Савва пополз на брюхе, собирая липкую глину, не зная, что на уме у чокнутого часового.
– А, это ты? – удивился Булатов, когда Межевой был близко, – голос твой не узнал. Ты, часом, не простужен?
Савва встал и гневно зыркнул на Андрея, но говорить и тем более ругаться не стал. Начальник караула, не напрягая обстановку, спросил, в чём дело. Андрей объяснил, что смена явилась на пост раньше времени, и он принял их за нарушителей, а голос разводящего показался странным, не узнал мол, да и в караулку не звонил. И лейтенант списал ложные сигналы тревоги на дождь, что произошло замыкание контакта от попавшей в аппарат влаги.
Молодой офицер прекрасно понимал, что Андрей валял дурака, но не подал вида, решив разобраться с хитрецом по приезду в гарнизон. Он отстранил Булатова от несения службы и уложил спать, а вместо него на пост послал Савву, сам же стал разводить караул.
Конечно же, в гарнизоне быстро разлетелся слух о комедии в карауле. Солдаты солидного срока службы посмеивались над Межевым.
«Расскажи-ка, Савва, – подтрунивали они, – как салага тебя в грязи заставил ползать. Говорили же, не ходи в караул, сиди на кухне».
Через пару дней Андрея вызвал комбат и, забрав у него военный билет, вышел из кабинета, заставив ожидать. Через полтора часа вернулся и бросил билет на стол.
– Всё, – облегчённо сказал он, – ты отслужил. Можешь валить домой. Честно говоря, ты мне чертовски надоел.
– Как домой? – не поверил Андрей. – Совсем?
– Совсем, совсем, – подтвердил капитан. – Сейчас подписан приказ о комиссовании. – Неуравновешенный ты у нас, оказывается. Просмотрели тебя врачи на призывной комиссии, но вот ошибку исправили. Не доверяет тебе Родина оружие, рядовой Булатов, сомневается в тебе армия.
– Так я могу сегодня же отбыть? – внутри всё ликовало.
– Хоть сейчас. Зайди только в строевую часть, там на тебя требование выписано, получи деньги на дорогу. У старшины можешь взять паёк на три дня.
– А нафига он мне! – радовался Андрей, почувствовав себя гражданским человеком. Мне ехать-то три часа до дому.
– Как знаешь, – ответил комбат и улыбнулся, подмигнув. – Зимину привет огромный! Скажи, буду в его краях, заскочу, – и подойдя к подчинённому, протянул руку. – Удачи тебе, рядовой Андрей Булатов.