Большая белая птица парила над лежащим в траве мальчиком. Ее изящный чуть согнутый клюв и большие синие глаза поблескивали на солнце. Даниэль наблюдал за птицей с восхищением. Птица опустилась ниже, и легкое крыло коснулось лба мальчика. Тепло, исходящее от птицы, разлилось по всему телу пострадавшего, и он почувствовал, как силы наполняют его.
Вдруг птица заговорила человеческим голосом, мягким и певучим:
– Что, птенчик мой, хорошо тебе? Залечила я твои раны. Вот еще выпьешь глоточек моего волшебного снадобья, и таким здоровым будешь, каким еще никогда не бывал.
Птица переложила крыло со лба Даниэля под его голову, и приподняла ее. А другим крылом, тут же превратившимися в руку, поднесла к губам мальчика кружку с голубой жидкостью.
– Пей, милый, пей, – прошептала она.
Даниэль пригубил кружку и замер, – вместо птицы перед ним стояла старушка. Она нежно смотрела на него глазами, словно отражающими небеса. Мальчик огляделся, – над ним был потолок, а под ним – кровать. Не крыло, а рука придерживала его голову.
– «Я спал» – подумал Даниэль, и отхлебнул из кружки. Жидкость оказалась сладковатой и приятной на вкус.
Рука старушки опустила голову мальчика на подушку и выскользнула из-под нее.
– Ну что, хорошо тебе? – опять спросил певучий голос.
– Хорошо, – ответил пациент. И, только теперь обратив внимание, на свои руки и ноги, заметил, что на них нет ни одной царапины. – Вы волшебница? – тихо с восторгом спросил он.
– А как ты считаешь, так оно и будет, – загадочно улыбнулась старушка.
– Волшебница, – уверенно сказал Даниэль.
– Вот и славно. А теперь еще немного отдохни, – старушка поцеловала мальчика в лоб и удалилась.
Полчаса спустя после ухода тетушки Собельи, мальчик был уже на ногах. Он чувствовал себя возрожденным. Кристик принес еду прямо в комнату. Но Даниэль отказался от еды, и начал расхаживать из стороны в сторону, пытаясь объяснить другу, что тот напрасно заботится о нем как о больном и немощном человеке.
–Я самый здоровый на свете! – провозгласил он в заключение.
– Согласен-согласен,– смеясь, ответил на его тираду Кристик. – Но это не повод для отказа от еды.
Даниэль взъерошил рукой волосы и улыбнулся, дивясь самому себе.
– Ты прав. К тому же, я ужасно голоден.
– Ну, так садись скорее. Хоть бы меня пожалел, – я ведь и сам еще ничего не ел, – переживал, как ты там, да что.
– Спасибо, ты очень добр ко мне.
– А в чем моя доброта, – в ожидании?
– Ожидание – занятие не из легких.
– Пожалуй. Но давай скорее приниматься за еду, пока я не умер от очередного ожидания.
– Ах да, извини, я уже ем. Но все же, знай, я тебе и всем, кто заботился обо мне сегодня, очень благодарен.
– Угу, – пробормотал Кристик, не в силах сказать что-либо еще, по причине забитости рта.
Мальчики расправились с едой с большим аппетитом. И Кристик проводил Даниэля до каменной стены, через которую тому предстояло пройти с помощью стардейского камня.
– Завтра в то же время, – сказал Кристик, пожимая руку своего ученика. – Будь готов к новым испытаниям и прости за все, что тебе приходится терпеть на нашей планете. Мы очень нуждаемся в тебе, понимаешь?
– Конечно. Я нужен вам, а мне нужна ваша помощь. Сегодня я получил хороший урок.
На этих словах мальчики расстались и разошлись каждый в свою сторону.
Настал новый айяковский день. Даниэль уже успел позавтракать, посидеть на полюбившемся подоконнике, поразмышлять, побродить по квартире и пообедать.
Стрелки на часах показывали без четверти три, когда входная дверь, наконец, запела своим старческим скрежещущим голосом.
– О, вот вы и пришли! Я рад вас видеть! – воскликнул мальчик абсолютно правдиво, приветствуя несимпатичного ему громилу. – Я уже начинаю помирать со скуки. Мне необходимо хоть изредка слышать чей-то голос, – продолжил он. А про себя добавил: «надеюсь, я не перегнул палку с доброжелательностью, – чего доброго, еще сжалится над несчастным пленником, и станет заходить чаще».
Но, к счастью, охранник не входил в число особо чувствительных людей и вовсе не собирался тратить свое драгоценное время на общение с мальчишкой.
– Такая пока твоя доля. Поскучаешь еще какое-то время, а там и у тебя веселая жизнь начнется. – Полувеликан ухмыльнулся. – Еще какая, веселая! Кстати, о приходе великого Тортоломио, – он, по своей чрезмерной милости, соблаговолил сообщить дату и время своего прибытия сюда.
– О, я весьма ему и вам за это благодарен. Так, когда же мне надлежит его ожидать?
– Восьмого дня, месяца Тортоломио седьмого, в семь часов вечера.
– Тортоломио седьмого…, – неслышно пробормотал Даниэль. Такое название месяца ему показалось странным.
– Что-что?
– Ничего, я просто хотел бы узнать, через сколько дней, это будет?
– Сегодня – восьмое число месяца Тортоломио шестого. В этом месяце – тридцать дней, – вот и считай.
– Значит, через тридцать дней?
– Выходит, так.
– Хорошо, я буду его ждать: натру до блеска полы, стряхну пыль, полью цветы. Кстати, – Даниэль указал на сухое дерево в кадке – что с этим растением? Оно, кажется, уже доживает свой век. Может быть, его стоит заменить на что-нибудь более радующее глаз?
– Нет! – резко ответил охранник. – И, вообще, будь так добр, – не трогай Марджикарово дерево, не поливай и не протирай. Это, конечно, очень старое растение, но оно еще не раз сослужит службу великому Тортоломио.
– Но почему же вы запрещаете его поливать? Ведь земля, в которой оно растет, уже потрескалась от сухости. Бедное дерево, наверняка, очень хочет пить.
– Не твое дело заботиться об этом растении, – отрезал громила. – Оно получит свое питье тогда, когда это действительно будет нужно.
– Что ж, будь по-вашему, – понимая, что дальше вести речь о несчастном растении бесполезно, смирился мальчик. К тому же, у него и не возникало большого желания заботиться о скрюченной деревяшке, своим видом могущей нагонять лишь страх и даже вызывать некоторое отвращение.
– Так-то лучше, – буркнул охранник, разворачиваясь к выходу. У дверей он лениво оглянулся. – Еще какие-то вопросы или просьбы имеются?
– Нет-нет, – поспешно ответил Даниэль. – Вы и без того сделали для меня очень много. Не смею вас больше задерживать. До свидания. И еще раз, большое спасибо.
Как только скрежещущая дверь скрыла за собой мрачного охранника и столь же мрачный коридор, мальчик поспешил к заветной галочке на стене.
Встретившись с Кристиком, Даниэль объявил ему дату и время визита Тортоломио.
– Значит, восьмого числа мы будем тренироваться недолго, – сказал Кристик. – Ты что-то хочешь у меня спросить?
– Да, никак не возьму в толк, почему ваши месяца называются так: «месяц Тортоломио шестого», «месяц Тортоломио седьмого»…. Ведь сейчас, насколько я понимаю, на троне, только второй Тортоломио?
На лице Кристика появилась горькая усмешка.
– Да, только второй. Но Тортоломио не хотят допускать и мысли, что продержатся на троне менее двенадцати поколений. Впрочем, я думаю, им пришлось ограничиться Тортоломио двенадцатым лишь потому, что месяцев у нас в году, как и у вас, – всего двенадцать. Будь их тридцать, был бы и месяц Тортоломио тридцатого.
– А как месяца назывались прежде?
– Ну, не сложно догадаться. Месяца и много-много лет назад именовались в честь правителей.
– То есть: месяц Лоо первого, месяц Лоо второго и так далее?
– Абсолютно верно. Только тогда месяца можно было называть, упоминая еще и имя определенного правителя. Так как Лоо начали править задолго до появления обычая именовать месяца в честь них. Кстати, идея дать месяцам имена первых двенадцати правителей из рода Лоо принадлежала народу.
– Ясно. Будем надеяться, в скором времени месяцам возвратятся их настоящие имена.
– Да, будем надеяться.
Мальчики уже прошли клетку Хотуса, на ходу поприветствовав дружелюбно урчащее животное. И теперь приближались к биньеткам.
– Ты готов к новым трудностям? – тоном, выказывающим, что он опасается услышать отрицательный ответ, спросил Кристик.
– Разумеется, готов! – успокоил его Даниэль. – Чувствую я себя превосходно. Силы у меня, после забот тетушки Собельи, хоть отбавляй.
– Да, она умеет лечить. – Кристик отворил железную дверь и пропустил друга вперед. – У тебя еще есть время подумать, – сказал он, указывая на сбившихся в кучку планеток.
– Подумать? Над чем?
– Над заменой Почито, конечно, на какую-нибудь более смирную «лошадку».
– Ни за что! – твердо ответил Даниэль. – Я не намерен сдаваться. Если я не возьму верх над этим серым мячиком, можно ли надеяться на мою победу над Тортоломио?
– Согласен. – Кристик снял со стены маленькую цепочку и протянул ее другу. – Полагаю, уже нет нужды брать большую цепь?
– Да-да, большая – ни к чему. Сегодня я настроен более решительно, чем вчера. Кроме того, у меня уже имеется кое-какой опыт.
– Вот и отлично.
Новый день не принес Даниэлю ни одного падения, не смотря на то, что Почито еще не раз пыталась сбросить с себя всадника, а стволы и лохматые ветви деревьев так и напрашивались врезаться в него.
Хотя Даниэлю было еще далеко до Кристика, он уже научился ловко преодолевать препятствия, почти безошибочно управляя «лошадкой». И Кристик был приятно удивлен способностями своего ученика. Тогда как Даниэль считал, что здесь не обошлось без помощи старушки-волшебницы. Временами у него даже возникало чувство, будто чьи-то крылья поддерживают его и мчат вперед, охраняя от столкновений.
Время на Айяке то ползло, то стремительно летело, в зависимости от местонахождения Даниэля.
Ежедневные усердные тренировки положительно действовали и на земного мальчика и на его планетку. Чувствуя превосходство Даниэля, Почито становилась все более покладистой. И, даже стала выказывать привязанность к своему хозяину. Хотя изредка еще выкидывала разные штучки, – типа подбрасывания мальчика к верху на большой высоте, или невинного покусывания его пальцев.
Начиная с шестого дня тренировок, Даниэль уже не водил биньетку на цепи. Теперь, когда мальчики отправлялись на лесную поляну, их планетки или мирно покоились на руках хозяев, или следовали за ними по пятам. Иногда Почито пряталась за деревья, желая проверить реакцию Даниэля, но, видя, что он равнодушно шагает вперед, выкатывалась из укрытия и, виновато улыбаясь, кружила вокруг него в надежде, что он окажет ей хоть какой-нибудь знак внимания. Тогда Даниэль резко хватал Почито на руки, высоко подкидывал ее и, ловя у самой земли, смеялся. Смеялась и планетка своим беззвучным, но заразительным смехом, сотрясающим все ее маленькое существо.