Глава 4 Северный материк

Большая четырехместная капсула пронзила слой бело-розовых облаков, неторопливо плывущих над горами к океану. Горный хребет тянулся во всю длину полуострова-«хвоста», разделяя его на южную и северную приморские равнины. Горы были высокими, до пяти километров, но ни льда, ни обнаженных каменных поверхностей Тревельян не заметил – от подножия до вершины хребет покрывала растительность. Влажные джунгли равнин сменялись в предгорьях лиственными лесами фролла, похожего на дуб, выше росли хвойные десятков пород – толстые высокие деревья на середине склонов, а ближе к вершинам – травы, мхи и корявый кустарник, впившийся в скалы крепкими корнями. С высоты было заметно, что у сайкатского леса голубоватый оттенок, словно океаны, южный и северный, протянули над ковром зеленой листвы синюю прозрачную вуаль.

Аппарат пилотировал Второй Курс. Бледное невыразительное лицо биолога под навигационным шлемом казалось сонным, будто, отвалив от станции, он задремал на секунду и так, в полусне, намеревался приземлить машину у базового лагеря. Но координатор, сидевший впереди, был спокоен – видимо, в качестве пилота Второй Курс пользовался абсолютным доверием. Иутин и Тревельян расположились во втором ряду, у грузового отсека, каждый под своим иллюминатором. Капсула была заметно шире малых земных кораблей, «уток», ботов и челноков – сиденья левого и правого бортов разделялись двухметровым проходом. Возможно, в рубках и башнях боевых крейсеров кни’лина сидели теснее, но на гражданских судах неприкосновенность личной территории соблюдалась строго.

«Все вместе и каждый сам по себе», – подумал Тревельян, переводя взгляд на южную приморскую равнину и предгорья. Из речи Зенда Уна на банкете и просмотренных файлов он представлял ситуацию вблизи лагеря. К востоку, на полторы тысячи километров, полуостров занимали тазинто, около полусотни кочевых охотничьих племен. Место было благодатное: ширина от моря до моря втрое больше, чем «сапожок» Италии, горы хоть и высокие, но доступные, полные дичи и кремня для поделок, на равнинах множество ручьев и рек и опять же изобилие животных. К западу полуостров сужался и уходил в океанские воды еще на пять с лишним тысяч километров. Горы тут были повыше, равнины засушливей, но в общем и целом плодов и кореньев, основы питания терре, вполне хватало, как и площади для обитания – пятая часть Европы для полумиллиона троглодитов. Но миграция тазинто в западный край длилась год за годом, и рубеж между расами – само собой, размытый и не очень четкий, – был сейчас в районе базового лагеря.

Капсула неторопливо снижалась, планируя под облаками. Джеб Ро повернул голову, продемонстрировав Тревельяну свой благородный профиль.

– Лагерь разбит на возвышенности и окружен силовой завесой, – произнес он. – Чтобы ее миновать, нужен связной браслет.

– Я получил его, достойный. У Первого Лезвия.

– Хорошо. Окрестность патрулируют автономные киберразведчики, имеющие форму птиц. Защита не входит в их функции, только наблюдение, поэтому будь осторожен. Тазинто агрессивны и сильны.

– Я сумею себя защитить, ньюри, – сказал Тревельян.

– Мы предпочитаем не убивать туземцев без большой нужды. Мы не пользуемся лазерными хлыстами и даже парализаторами, только усыпляющим газом.

– У меня нет ни хлыста, ни парализатора. И я постараюсь никого не убить.

– Устройство для создания фантомов… не знаю, как вы его называете… Такой прибор у тебя есть?

– Да, ньюри.

– Защищайся с его помощью. Этого обычно хватает, но сейчас тазинто возбуждены.

– Почему?

– Иутин, – произнес Джеб Ро, прикрыв глаза и явно утомившись беседой. – Объясни, Иутин.

Их аппарат летел над прибрежной равниной в сторону хребта. Горы вытягивали к морю пологие отроги, словно растопыренные когтистые пальцы драконьих лап. Впереди маячили двузубая вершина в голубовато-зеленой шапке растительности и розовое облако, висевшее над ней.

– Киберы-наблюдатели следят за миграцией племен тазинто и пещерными стойбищами терре, – сказал Иутин. – Тазинто, найдя обитаемую пещеру, всегда атакуют. Но не сразу, ньюри Ивар. У них уже появились магические ритуалы – свой ритуал и свое оружие для охоты на каждый вид животных. Для войны тоже есть особый ритуал, но к терре он не относится. Они считают терре не людьми, а опасными зверьми.

– И сейчас ожидается столкновение?

– Да. Дней через семь-восемь, и потому мы здесь. Будет много убитых, и я возьму генетический материал. Ньюри Джеб Ро и ньюри Второй Курс исследуют пещеру. Тазинто пещер не занимают и не хоронят своих погибших – бросают вместе с трупами терре хищникам. Но у терре другие обычаи: всех мертвецов они закапывают в стойбище, а их лица рисуют на стенах пещеры. Так что…

– Я понял, – сказал Тревельян. – Ты будешь искать признаки мутаций, а двое наших коллег вскроют культурный слой, исследуют скелеты и черепа и выяснят, как долго терре прожили в этом месте, была ли там одна популяция или несколько, и как менялось строение их тел. Это все?

Иутин отвел глаза.

– Нет… пожалуй, нет. Мы стараемся записать все детали схватки, чтобы провести потом анализ и корреляцию с другими подобными случаями. Прямые наблюдения тоже небесполезны. Это… это…

– …возбуждает, – уточнил Джеб Ро. – Разгул примитивных страстей и инстинктов – зрелище редкое и потому любопытное.

Аппарат спускался к невысокому лесистому плоскогорью у подножия двузубой горы. Тут была поляна, окруженная темными стволами фроллов и неярким серебристым мерцанием защитных полей. В их кольце высилось обширное строение, замаскированное кустарником и камнями под плоский холм с двумя-тремя широкими проемами на уровне почвы. Из холма торчала высокая мачта с параболической антенной, и над ней кружила большая, похожая на чайку птица.

– Вы не пытались предотвратить столкновения? – спросил Тревельян.

– Это было бы локальной мерой, не решающей проблему в целом, – с важным видом заметил Джеб Ро. – Я предпочитаю не распылять усилия. Ты считаешь иначе?

– Думаю, ты прав, ньюри.

– Тогда чем обусловлен твой вопрос?

– Жалостью, только жалостью, достойный.

– Это иррациональное чувство.

– Разве похарас его отвергают? Иррациональное лежит в основе любой религии, вашей и нашей. Йездан сказал…

Машина скользнула в один из проемов под холмом и приземлилась, прервав их диспут. Крышки люков сдвинулись, они вышли, очутившись в просторном пустом ангаре. Воздух пах свежей зеленью, сквозь кроны фроллов просвечивало солнце, и снаружи доносились тысячи звуков: шелест листвы и скрип деревьев, попискивание птиц, свист, шипенье, уханье и далекий рев какого-то крупного зверя.

– Займитесь грузом, – приказал Джеб Ро и величественно удалился в глубь строения.

Распахнулись створки грузового отсека, четыре маленьких многоруких робота стали выносить контейнеры с оборудованием и продуктами. Иутин и Второй Курс руководили ими, распределяя привезенное в нишах и на полках. Ивар велел вытащить плоский ящик с летающим крылом на поляну, добавив к нему кое-какое снаряжение – нож, пищевые концентраты, очки и голокамеру. На кровле строения, рядом с антенной, появилась и начала вытягиваться вверх широкая труба. Из нее выпорхнули полдюжины птиц – видно, координатор решил запустить дополнительных разведчиков. Закончив с разгрузкой, Второй Курс ушел, буркнув, что проверит пищевой автомат. Иутин тоже исчез, отправился в свою лабораторию вместе с роботом, тащившим какой-то сложный механизм. Три остальных кибера замерли у капсулы, ожидая приказов Тревельяна.

Он достал двухлитровую флягу и осмотрел баллоны с соками, что выстроились у стены. Среди готовых смесей нашлись «три сестры» и «пять сестер» (они различались количеством ингредиентов), «бледная луна» и «дети астрала». Отведав понемногу каждого, он выбрал сок «астральный», похожий на грейпфрут, залил его во флягу и включил охлаждение. Затем, водрузив на голову обруч с Советником, вышел на поляну.

«Приятное место, – заметил командор, очнувшись от дремоты. – На Гондвану похоже. Помню, лечился я там лет пятьсот назад, когда „Свирепый“ попал в минное поле у Провала. Лежу я, значит, с перебитой ногой…»

Тревельян нахмурился.

– Погоди, дед. Прежде ты рассказывал, что «Свирепого» подбили кни’лина, ты горел на мостике, и с переборок стекала обшивка. А еще…

«А еще – не перебивай, перхоть малохольная! – рявкнул командор. – Драчка с кни’лина раньше была, а у Провала нас разнесло на гайки и болтики, еле до спаскапсул добрались! Так вот, валяюсь я с переломанной голенью, и вдруг подходит ко мне медичка, сама белобрысая, но красоты неописуемой…»

– В другой раз доскажешь, – буркнул Ивар.

«В другой? Это ты зря! Та белобрысая мне третьей женою стала, и от нее твой род пошел. Твоя, значит, пра-пра…»

Тревельян угрюмо молчал, взирая на окружающую благодать: деревья в голубоватой дымке, порхающих разноцветных птичек и небо с бело-розовыми облаками. Вечерело. Солнечный диск висел за кронами фроллов, подсвечивая их оранжевым сиянием.

«Что такой мрачный?» – спросил дед.

– А с чего радоваться? В поле выехали, на природу – значит, надо костер разложить, шашлык зажарить, сесть плечом к плечу, песни попеть и спрыснуть событие. Священная программа… А тут все разбежались! Как-то не по-людски.

«Они не люди, и у них свои привычки, – напомнил командор. – С ними плечом к плечу не сядешь и песен под гитару не споешь. Вот на Осиере, там было веселей!»

– Веселей, – согласился Тревельян и повернул к зданию базы. Отужинав в компании трех молчаливых коллег, он переполз на четвереньках в свободную опочивальню, лег на циновку и закрыл глаза. И снился ему в эту ночь дремучий лес Осиера, рыжие языки костра и братья-рапсоды в блестящих доспехах, сидевшие тесным кругом, как и положено товарищам по оружию.

* * *

Утром, пока кни’лина спали, он разделся догола и натянул тонкую прозрачную пленку кожи. Она плотно охватила тело от шеи до пят, сжалась, приноравливаясь ко всем выпуклостям и впадинкам, потом слегка ослабла и сделалась невидимой и неощутимой.

В контейнерах Тревельяна, перевезенных на станцию с «Адмирала Вентури» и проверенных Найей Акра, не было ни средств защиты, ни оружия, даже такого простого, как маломощный парализатор. Имелись, однако, другие предметы, которые, при искусном обращении, могли защищать и убивать не хуже, чем боевой скафандр с излучателем. Взять хотя бы нож – он не нуждался в заточке и позволял рассекать самую твердую древесину и кости. Медицинский имплант вырабатывал антидоты и гормоны, защищавшие от ядов и ускорявшие реакцию. Искусственная кожа была биологическим стимулятором; взаимодействуя с имплантом, она увеличивала мышечную силу и, кроме того, ее внутренний субстрат поглощал все выделения организма. Не «скоб»,[18] конечно, зато совсем незаметное устройство. У плоского ящика, где хранилось летающее крыло, тоже были свои секреты: сложишь конструкцию этак, получится планер, соберешь иначе – что-то совсем другое.

Пока «другое» не требовалось, так что Ивар, выйдя на поляну, занялся планером. Вскоре появился Иутин, пожелал утренней радости, но помощи не предложил – работать пришлось бы в слишком тесном контакте, нарушив границы коно. Закрепляя гибкие стержни на корпусе двигателя со встроенным гравигенератором, прилаживая сиденье и натягивая летательную перепонку, Тревельян посматривал на облака. Их несло на северо-восток, и значит, сегодня он пролетит над территорией тазинто. Планер мог двигаться и против ветра, но скорость в этом случае была невелика, а примитивный компьютер, управлявший аппаратом, испытывал трудности при маневрировании.

– Похож на большую птицу, – сказал Иутин, осматривая наполовину собранную конструкцию.

– Будет в точности, как местный согго. Здесь есть фантомный голопроектор. – Тревельян коснулся сенсора на корпусе моторчика, и его аппарат превратился в орла с когтистыми лапами и трехметровым размахом крыльев. Кое в чем этот сайкатский пернатый хищник отличался от земных собратьев – шея была подлиннее, клюв прямой и над глазами росли хохолки из белых перьев, – но для маскировки он подходил идеально. Ни одна летающая тварь, как и большинство бегающих, связываться с согго не рискнула бы – даже с его изображением.

– Неплохо, клянусь Йезданом! – раздался властный голос. Джеб Ро, с кибером, тащившим циновку, возник в проеме входа. – Иллюзия хороша, однако я не понимаю, зачем тебе нужен этот аппарат?

– Для скрытных наблюдений с воздуха, – пояснил Тревельян, убрав фантом согго и продолжая монтировать планер.

Координатор уселся на развернутую роботом циновку.

– Не доверяешь собранным нами сведениям?

– Доверяю, ньюри, но обязан выполнять инструкции Фонда. Все по порядку: облет территорий, занятых аборигенами, определение размеров их популяций, выявление намерений, попытка вступить в контакт… Насколько мне помнится, прямого контакта с терре и тазинто у вас не было?

– В этом нет необходимости! Вполне достаточно информации, собранной киберсредствами, – с надменным видом отрезал Джеб Ро. – Но ты, разумеется, свободен и можешь действовать по собственным правилам. Помни, однако, что сказал Йездан: нет свободы без закона.

Под законом Джеб Ро имел в виду свою власть координатора. До появления земной экспедиции с руководителем равного ранга эта власть была безраздельной и распространялась на Тревельяна.

Не прерывая работы, он молча кивнул и принялся закреплять у седла снаряжение – флягу с соком, голокамеру, тюбики пищевого концентрата. Кроме фантомного проектора планера, у него был второй, спрятанный в наголовном обруче вместе с призрачным Советником. При желании он мог предстать в обличье терре, тазинто или хищника внушительной величины, даже пылающего огненного сгустка. Зверь, огонь, какое-нибудь инопланетное чудище… Обычно этих иллюзий хватало, чтобы отпугнуть не слишком продвинутых гуманоидов.

Тревельян устроился в седле, обезвесил аппарат и включил голограмму. Странное зрелище со стороны: огромная птица с распахнутыми крыльями, застывшая в полуметре от голубоватых травяных метелок.

– Надеюсь, ты вернешься к вечерней трапезе, – сказал Джеб Ро.

– Постараюсь, ньюри.

Согго всплыл над поляной, поймал восходящий воздушный поток и ринулся вверх. Координатор проводил его взглядом.

– Эти мшаки мастера иллюзий: птица шевелит крыльями как живая.

– Да, ньюри, – кивнул Иутин. Он находился в позиции, предписанной зинто, в семи шагах от циновки достойного, и старался не глядеть на него.

Молчание. Птица поднялась к бело-розовому облаку и превратилась в темную черточку. Тогда Джеб Ро промолвил:

– Ты разглядел корабль, на котором привезли волосатого?

– Да, достойный.

– Что скажешь?

– Боевой крейсер, ньюри, очень мощный. У нас пока таких нет.

– А его название? Что оно означает?

– Имя их древнего героя. Я нашел его в файлах. Это был полководец, разгромивший некогда флот фаата. Они воевали с бино фаата, ньюри, и победили их. Очень давно.

– Я знаю. Еще воевали с дроми, с хапторами и с нами.

– Пусть достойный простит меня… Воевали не с нами, а с ни.

– И это было большой ошибкой их клана. Йездан сказал: настоящее бросает тень перед собой, но не каждый способен прочесть его знаки. Ни этого не умеют. – Джеб Ро вздохнул. – И что теперь? Теперь нам привозят мшака-ксенолога на боевом корабле… Уверен, в этом есть скрытый смысл. Хотят напомнить, кто проиграл последнюю войну.

После долгой паузы Иутин возразил:

– Не думаю, ньюри, что в этом оскорбление для нас. Не важно, как и на чем его привезли, важно, что он человек достойный, побывавший на многих мирах. Даже у хапторов на Харшабаим-Утарту.

Джеб Ро, не любивший, когда ему противоречат, насупился и буркнул:

– Не вижу тебя, зинто, и не слышу… – Потом сменил гнев на милость: – Если мшак отправится в стойбища дикарей, пойдешь с ним. Я должен знать, когда он вдохнет и что выдохнет. Каждое слово, Иутин, каждый жест! Ты понял?

– Да, ньюри.

– Нужно, чтобы он поддержал мой проект, а не Первого Лезвия. Мы, похарас, тоже ведем войну против мшаков, но делаем это умнее, чем ни. Войны выигрываются не только оружием.

– Прости своего глупого слугу… Так сказал Йездан?

– Нет. Это слова Тени Ареопага – той, что отбрасывает сам император. Ты удовлетворен?

В ангаре мелькнул силуэт Второго Курса. Биолог возился у шкафа со своим имуществом, что-то доставал, что-то перекладывал. Покосившись в его сторону, Иутин произнес:

– Если я пойду с земным ньюри, ты останешься один с этим выродком с Тоу. Благоразумно ли это?

– Не всякую пыль поднимет ветер. Я для него тяжеловат. К тому же, с чего ты взял, что он выродок?

– Много пьет, мало ест.

– Пятый Вечерний тоже много пьет.

– Он с Кхайры. Там выродков не делают.

Джеб Ро скривился и махнул рукой. Мнение зинто было той пылью, которую разносит самый слабый ветер.

* * *

Гравигенератор создавал локальную зону невесомости, и устойчивый теплый ветер нес летающее крыло словно пушинку. Справа, за широкой полосой джунглей, прибрежными скалами и желтыми отмелями, голубел океан; волны бесшумно накатывались на песок, расшивали его пенным узором, шевелили длинные мокрые плети синеватых водорослей. Слева вставал хребет в щетине хвойных лесов, а под ним, в предгорьях, тянулись с холма на холм лиственные рощи, поляны, склоны, покрытые кустарником, ручьи и речки, разливавшиеся в низинах небольшими озерами. Местность была обитаемой: по берегам озер бродили большие черепахи и крупные твари, похожие на мохнатых свиней с широкими хвостами и лапами, предназначенными для гребли; в полях грудились стадами быки размером с носорога и более мелкие травоядные, кто на четырех ногах, кто, как земные кенгуру, на двух; под пологом леса тоже кипела жизнь, меж стволов и ветвей мелькали гибкие тени, кружился сонм ярко окрашенных птиц, и кто-то огромный, неуклюжий с ревом и треском ломился сквозь чащу. Временами попадались пернатые существа, похожие на чаек, то ли не поддельные, то ли киберы-наблюдатели, запущенные из лагеря; заметив, что пара из них вьется над лесной поляной, Тревельян подтянул стропы и направился туда.

Там, окруженные тройным кольцом высоких шалашей, пылали костры, и ветер разносил смрад крови, горелой плоти, пота и нечистот. У костров суетились голые тазинто, мелкие и покрупней, обжаривали на палках мясо, пробовали на вкус и тащили угощение на дальний край поляны к сидящим кучей молодцам. Эти – видимо, охотники – были в передниках из шкур и при оружии: копья, костяные мечи и утыканные кремнем дубинки свалены грудами в траве. Здесь же лежала туша крупного зверя, очевидно, быка – рогатая голова на колу, сквозь содранную шкуру белеют ребра, четыре ноги с массивными копытами торчат вверх. По временам один из пирующих вставал, подходил к туше и, запустив внутрь пятерню, выдирал кусок повкуснее. Лакомство передавалось мелкому; подгоняемый пинком, тот мчался к кострам готовить жаркое.

– Охота выдалась удачной, – пробормотал Тревельян, сдвигая на лоб очки-бинокль. И без них было ясно, что мелкота – дети и подростки, особи покрупнее – самки, а пирующие молодцы – бравые охотники. Такие записи он видел на станции, среди собранных кни’лина материалов, так что ничего принципиально нового внизу на поляне не наблюдалось. Вот только дух, которым тянуло от дикарей и куч фекалий под деревьями… Но к крепким запахам Тревельян был привычен и в стойкости к ним мог поспорить с древними ассенизаторами.

Он подвесил планер над кроной фролла, превратив его в гнездо ядовитых шестиножек, потом отхлебнул из фляги и спустился вниз по канату. Лес в окрестностях стойбища был тих и гол, ни птиц, ни животных, кроме шебуршавших в палой листве жуков мерзкого вида. Эта тишина и витавшие в воздухе ароматы подтверждали, что тазинто находятся здесь не первый день – возможно, месяц или больше.

Тревельян пощупал нож на поясе, активировал запись и включил свою голографию, превратившись в натурального дикаря: широкая смуглая рожа, мощные челюсти, крохотные глазки и грива нечесаных волос, что продолжалась на спине густым курчавым треугольником. Чресла его охватывал передник из шкуры маа, местного тигра, убить которого считалось подвигом. Чтобы полней соответствовать облику героя, он срезал толстый сук, положил на плечо и двинулся с этой дубинкой к стойбищу. Жуки, которых он давил башмаками, противно чавкали, аммиачный запах делался все гуще.

«Собираешься вступить в контакт?» – спросил командор.

– Так точно.

«Наверху гадючник, а тут, похоже, крысятник, – предупредил дед. – Крысы, они почище гадюк будут. Смотри, как бы задницу не отъели».

– Не тревожься, не в первый раз, – сказал Ивар, приближаясь к опушке. – Опять же не крысы они, а примитивные гоминиды с большой потенцией к развитию. Возможно, через сотню тысяч лет явятся они на Землю и будут рыться в заброшенных могилах, выясняя, где тут похоронен знаменитый Олаф Питер Карлос Тревельян-Красногорцев. Найдут, утащат в свой музей и табличку повесят.

«Не найдут, – буркнул командор. – Могут по кладбищам шарить хоть до посинения и выпадения прямой кишки, а не найдут! Мой прах сгорел в фотосфере Бетельгейзе. Что и тебе советую, если не хочешь скалиться голым черепом в чьей-нибудь витрине».

Пробравшись между фекальных масс и гниющих внутренностей, перемешанных с костями и клочьями шкур, Тревельян вступил на поляну. Визг женщин и тучи оранжевых мух сопровождали его появление. Он двинулся мимо хижин, отмечая убожество построек, грубую обработку валявшихся тут и там орудий, рубил и топоров, отсутствие выделанных кож, изделий из глины и каких-либо украшений, что собирают из перьев, ракушек или цветных камней. Теоретически тазинто доживали лет до сорока, но ни стариков, ни старух и вообще лиц преклонного возраста не наблюдалось. Для опытного специалиста эти детали говорили о многом. Древние антропогенные сообщества, близкие к дикой природе, обладали некой иерархией, моделировавшей стаи хищников в весьма разнообразных вариантах. Волки являли пример низшей ступени, ибо у них главенствовал сильнейший из самцов, молодняк дискриминировали, а дряхлых особей изгоняли, обрекая на голодную смерть. Гиены отличались более высоким уровнем организации: доминировала старшая самка, щенков кормили и оберегали, и статус особи определялся не силой и свирепостью, а возрастом. Судя по быстрой рекогносцировке Ивара, тазинто до гиен еще не доросли. Может быть, сравнение с волками тоже являлось для них комплиментом, и племя, как заметил командор, скорее походило на крысятник.

«Сколько их тут?» – мысленно поинтересовался Тревельян. Вторая сигнальная система у него была занята: он рычал, выл, скулил и помахивал дубинкой, делая миролюбивые жесты.

«Сто семнадцать самок и сотни полторы детенышей, – доложил Советник. – Байстрюков, что жрут говядину, тоже не меньше сотни. Кучей сидят, трудно пересчитать».

Пирующие гомонили и орали так, что ни воплей женщин, ни шагов Тревельяна, ни мирных его восклицаний слышно не было. Но вот один из охотников замер с раскрытым ртом, другой ткнул в сторону пришельца костью, и на поляне воцарилась тишина. Затем кто-то рявкнул: «Чужой!» – и в Ивара полетели камни.

От двух метательных снарядов он увернулся, пяток отразила кожа, но кремневый осколок с заточенным краем едва не раскроил ему череп. Хлынула кровь, заливая висок и правый глаз, медицинский имплант принялся за работу, а Тревельян, выбрав из метателей камней мерзавца покрупнее, ухватил его за волосы, вздернул вверх и грохнул с размаха о землю. Вряд ли он смог бы проделать этот фокус без кожи – весил тазинто побольше центнера да еще хватался за соседей. Их пришлось вразумлять дубиной, чем Ивар и занялся в ближайшие минуты – сдерживая мощь ударов, так что обошлось без переломанных рук и пробитых голов. Когда над десятком поверженных поднялся могучий самец, наверняка вожак, Тревельян опустил дубинку и снова вступил в переговоры.

– Чужой. Издалека. – Он ударил кулаком в грудь. – Не хочу убивать. Хочу есть. Хочу мяса.

В языке тазинто было восемь сотен слов, смысл которых уточнялся жестами, воем, ревом и рычанием. Просьба насчет еды звучала вполне мирно, и теперь все зависело от вожака. Он мог дать пришельцу почетный кусок мяса или обглоданную кость, мог оставить его в своей орде или вызвать на единоборство. Последняя мысль читалась в его маленьких злобных глазках и в том, как он поглядывал на груду оружия, явно примериваясь к мечу. Копья, камни, топоры, дубины были у тазинто снаряжением охотников, но взявший меч превращался в воина. Власть над племенем решалась в схватке на мечах.

Вероятно, сноровка и сила пришельца смущали вождя. Он знал, что оставить в орде слишком сильного охотника нельзя – это будет угрозой его господству. Драки он не боялся, но понимал, что бой с таким соперником может завершиться не в его пользу или привести к тяжким увечьям. Пожалуй, стоило выяснить, что нужно чужаку – только лишь мясо или нечто большее.

Оторвав взгляд от оружия, вожак зевнул и принялся ковырять когтистым ногтем в зубах.

– Чужой – плохо. Чужой идти туда или туда, – он показал на север, в сторону гор, затем на юг, где лежала прибрежная равнина. – Здесь все мясо мое. – Новый жест, обозначавший ближние окрестности. – Хочу – дам, хочу – не дам.

«Пальцы гнет, авторитет поддерживает, крыса, – пробормотал командор. – Врежь ему, парень, по черепушке!»

Но Тревельян, имевший опыт общения с дикарями полудюжины миров, на эту провокацию не поддался. Дикари, в отличие от людей цивилизованных, задней мысли не держали – или сразу лезли в драку, или ретировались, но с полным соблюдением достоинства.

Он придавил ногой шею охотника, отведавшего дубины.

– Не хочу убивать. Никого не трогать, если дать хорошее мясо. Поесть и уйти. Туда, – он описал рукой широкий полукруг.

– Уйти и не вернуться? – уточнил вождь.

– Так. Уйти совсем. Может быть, туда. – Теперь Ивар вытянул руку на запад, к землям терре.

– Туда – нет! – отрезал вождь. – Там земляные черви. Моя добыча! Мои охотники проткнут их копьями и разобьют им дубинами кости.

– Добыча? – Тревельян, выказывая удивление, привстал на носках. – Ты их ешь?

Охотники, взиравшие на него кто со страхом, кто с недоверием и злобой, оживились. Жуткие гримасы на их лицах можно было счесть ухмылками.

– Гы! – прохрипел вожак. – Гы, гы, гы! Кто ест червей? Плохая пища! Корм для храхов!

О храхах Ивар не имел понятия, но убедился, что тазинто во всяком случае не каннибалы. Снова показав на запад, он спросил:

– Если земляные черви – не пища, зачем их убивать?

И тут вождь произнес целую речь, удивив Тревельяна по-настоящему.

– Мы – Люди! Я, Сломанный Меч – человек! – Он коснулся ладонью широкой груди. – На тебе шкура маа, а там – убитый нами бык, но бык и маа совсем не такие, как Люди. Земляные черви похожи на Людей, и это плохо, очень плохо. Должны быть только одни Люди! – Огромная пятерня снова стукнула о грудь. – Только одни, и всегда как всегда!

– Всегда как всегда, – повторил в изумлении Тревельян, не понимая значения сказанного. С этим нужно было разобраться. Растолкав охотников, он опустился на землю, отложил дубину и велел: – Принести мясо, хороший кусок. Будем есть и говорить, потом я уйти. Не к земляным червям, а туда, где высоко. – Он показал на горы.

Кусок ему притащили отменный, с бычьей ляжки. Обугленная плоть скрипела на зубах, но беседе это не мешало.

* * *

Поздним вечером, умытый и облаченный в свежий домашний хитон, Ивар сидел в трапезном зале полевого лагеря и жадно поглощал тушеные плоды шиншаллы в остром соусе. Трое его сотрапезников, расположившись на циновках поодаль друг от друга, ели с меньшим аппетитом; Второй Курс, биолог, можно сказать, совсем не ел, а только пил тинтахское и соки, которые подносили роботы. Беседа за едой не была у кни’лина дурным тоном, поэтому молчание длилось ровно столько, сколько пожелал Джеб Ро.

– Ты посетил тазинто, – произнес он, не глядя на Тревельяна. Изящным движением токати подхватил плод, прожевал его и полюбопытствовал: – Должно быть, нелегкое испытание?

– Я хотел склонить их к миролюбию, но нам не удалось достичь консенсуса, – признался Ивар. – Зато теперь мне понятна суть их разногласий с терре.

– Это мы знаем, – резким лязгающим голосом молвил биолог. – Борьба дикарей за пищу и жизненное пространство. В привычных вам терминах – межвидовая конкуренция.

Тревельян оторвался от фарфоровой чаши с плодами и покачал головой.

– Боюсь, коллега, ситуация не так проста. Северный материк обширен, население его ничтожно, и дефицита охотничьих угодий нет. К тому же терре и тазинто занимают разные экологические ниши: первые – собиратели-вегетарианцы, вторые – охотники, преимущественно на крупную дичь. Конкуренция не исключается, но, скорее, среди племен тазинто. Они не любят чужаков. – Он погладил висок, на котором еще красовался шрам от удара камнем, и сообщил: – Причина неприязни тазинто к терре более глубока и носит, как мне кажется, более иррациональный характер, чем споры из-за жаркого и съедобных корешков.

Второй Курс отпил тинтахского и сморщился, будто глотнул кислятины. Лицо Иутина было непроницаемым; правда, есть он прекратил, что считалось знаком уважения к говорящему. Однако ни тот, ни другой не промолвили ни слова – ждали, что скажет Джеб Ро.

– Изложи свою гипотезу, и мы увидим, сколь велика цена утреннего дома,[19] – предложил координатор.

– Сомневаюсь, что дом утренний, – проскрежетал Второй Курс. – Мы провели тщательные исследования, не упустив ничего.

– Кроме концепции смерти, бытующей у тазинто, – возразил Тревельян. – Если использовать земные меры времени, почти такие же, как ваши, старость у них наступает после тридцати, но до предела в сорок лет никто не доживает. Обычная причина гибели – болезнь или рана, полученная на охоте. Ослабевших в силу преклонных лет они бросают, и те становятся добычей хищников. Таким образом, у них нет понятия естественной смерти от старости. Наблюдения за животными также не позволяют осознать бренность существования – наоборот, убеждают в том, что всякий зверь кончит жизнь в зубах другого зверя.

– Знакомая теория. – По лицу Джеба Ро скользнула ироническая усмешка. – Ты обнаружил ее в отчетах Найи Акра? Или побеседовал с Зендом Уна, нашим лингвистом?

Пора отбросить вежливость, решил Тревельян и, сняв с запястья браслет связи, положил его на циновку.

– Здесь запись интервью, которое дал мне вождь тазинто по имени Сломанный Меч. Можете ознакомиться, достойные коллеги. Что же до Найи Акра и Зенда Уна, то наблюдения их поверхностны, а результирующий вывод вообще отсутствует. – Заметив, как гневно дрогнули ноздри Джеба Ро, он поднял токар с соком, отпил глоток и продолжал: – Вот правильный вывод: тазинто уверены, что если бы не видимые и понятные им обстоятельства смерти, они существовали бы вечно или очень долго, сохраняя здоровье и силу. Были бы всегда такими, как всегда, сказал их вождь. Старость и физическое увядание им непонятны и кажутся чем-то вроде недуга, связанного с определенной причиной. Они знают, что у терре более долгая жизнь… это ведь так, Второй Курс?

Биолог неохотно кивнул.

– Так. Восемь-девять десятилетий, причем все, кто не попал под дубину тазинто, доживают до этого срока. Возрастные изменения почти не заметны… плотная шкура, сухая конституция, подвижность… вечернего и утреннего на первый взгляд не различишь.

– Это вполне понятно, – заметил Джеб Ро, бросив мстительный взгляд на Тревельяна. – У пожирателей плоти жизнь всегда короче. Если сравнить вас и нас…

– Не стоит, – сказал Ивар. – Ты мудр, ньюри, и понимаешь, что сравнение ведет к зависти, зависть – к обиде, обида – к вражде. Хватит той крови, что мы пустили друг другу три столетия назад.

– Храни, что имеешь, – раздался тихий голос Иутина, и это изречение из Книги Начала и Конца восстановило мир.

Джеб Ро изволил съесть еще один плод шиншаллы, после чего прочистил горло и вымолвил:

– Согласен, ньюри, что твои выводы неожиданны и любопытны. Но ты говорил о причине, определенной причине, с которой тазинто связывают старость. Она имеет отношение к терре?

– Да. Тазинто уже выделяют себя из животного мира. – Тревельян невольно улыбнулся, вспомнив пылкие речи вождя. – Они люди, а не быки, не хищные кошки, не черепахи, не водяные кабаны, и это видно всем и каждому – ведь эти твари не похожи на людей. А терре, земляные черви, похожи, и это очень плохо! Некто, распределяющий дары, может спутать их с тазинто и отдать червям предназначенное для настоящих людей… собственно, уже отдал, даровав долгую жизнь терре. Но если их уничтожить, этот некто не сделает больше ошибки – ведь останутся только одни люди, и будут они вечными и неизменными. В общем, коллеги, есть конкуренция, есть, только не за земли, стада и плоды, а за божью милость.

Маленький кибер приблизился к Джебу Ро, и тот отполз назад, позволив механизму забрать поднос с остатками еды. Похоже, координатор был заинтересован и даже возбужден – кожа, обтягивающая высокий череп, порозовела, ноздри трепетали, тонкие пальцы теребили край одеяния. Снова усевшись на пятки, выпрямив спину и расправив изящными складками хитон, он произнес:

– Некто, распределяющий дары… Йездан, вразуми меня! Так ты полагаешь, что у них уже сложилась идея божественного? Что их вера не просто первобытная магия, охотничьи обряды и ритуальные пляски у костра?

– Я не могу утверждать этого со всей определенностью, – сказал Тревельян. – Просмотрим запись, сделанную мной, обсудим со специалистами, психологом и лингвистом. Думаю, необходимы дальнейшие исследования. Не только мониторинг с помощью технических средств, но и прямой контакт с терре и тазинто.

– Для нас это затруднительно. Хотя… – Джеб Ро вскинул голову, словно поймав некую мысль. – Теперь ты, очевидно, собираешься к терре. Это мирные создания, и контакт с ними менее опасен, чем с тазинто. К западу от нашего лагеря есть несколько пещер.

– Завтра я их навещу и, может быть, задержусь там на три-четыре дня. Нужно выслушать доводы другой стороны… Если получится, я уведу их дальше на запад.

– Это было бы гуманным актом, – согласился Джеб Ро. – Но если все же тазинто нападут на них, сделай подробную запись. – Он помолчал и добавил: – С тобой пойдет Иутин. Вдвоем безопаснее.

– Но ваши обычаи… – начал Тревельян, обернувшись к третьему генетику.

Координатор махнул рукой.

– Обычаи не для всех. Слуги не соблюдают коно. Близость друг к другу их не тяготит.

– Иутин не слуга.

– Он ньюри, прошедший специальную подготовку, – пояснил Джеб Ро, обернувшись к третьему генетику. – Так, Иутин?

Тот сделал знак согласия. Лицо его оставалось бесстрастным.

– Ну что ж, – сказал Тревельян, – я не возражаю. Как утверждал ваш пророк, мы способны на гораздо большее, чем думаем.

Смерть является для кни’лина столь же неприятным, загадочным и ужасающим событием, как для земных людей. Пожалуй, для них смерть еще более страшна, ибо религия Йездана не содержит идеи посмертного существования, опоры ислама и христианства, и не утешает верующих мыслью о цепочке непрерывных перерождений, как буддизм. И атеисты ни, и религиозные похарас рассматривают смерть в качестве феномена, завершающего жизненный цикл окончательно и навсегда. Различие между их мировоззрениями состоит в том, что верующие похарас стремятся к праведной жизни, считая, что «хорошая карма» позволяет примириться с неизбежным концом, тогда как ни равнодушны к кармическим заслугам.

Похоронные обряды у обоих крупных кланов и примыкающих к ним более мелких практически одинаковы. Кладбищ у кни’лина не существует, как и обычая распылять прах над сушей или водами или отправлять мертвое тело в капсуле в космическое пространство. Покойного кремируют при очень высокой температуре, а прах помещают в погребальный кувшин из небьющегося фарфора (из этого материала изготавливают также посуду). Обычно кувшины хранятся в жилище родичей усопшего под полом, ибо в Книге Начала и Конца сказано: «Мертвые не должны занимать место, предназначенное для живых». Некоторые погребальные кувшины украшены, богато расписаны и являются настоящими произведениями искусства.

По непроверенным данным лоона эо, раса ценителей изящного, скупали их, причем особым спросом пользовались изделия эпохи, когда у Йездана была одна луна.

Та-цзуми, И. Дворкин.

«Кни’лина. История, обычаи, верования».

Загрузка...