Утром на теле Омелы вырос новый цветок. Это был синий дельфиниум, и девушке даже показалось, что он немного печально кивал миниатюрными бутонами, цеплялся за волнистые локоны, когда Омела пыталась заправить волосы за ухо. Собственно, так она его и обнаружила.
– Хм. Припомнить бы, что мне снилось ночью.
Рассмотрев цветок со всех сторон при помощи зеркальца, Омела проверила, не сухие ли у него лепестки, нет ли следов заражения. Затем девушка подошла к книжному стеллажу, занимающему значительную часть узкой комнаты, и вынула потрепанный том, на корешке которого выцветшим золотом было вытеснено «Селемъ. изд. № 8. Цветы. А – Д».
– Так, дельфиниум. О, вот он! «Позови меня» значит скромность, непритязательность. Далее по цвету: классический синий – цвет моря, глубина и простор, тайна и открытость одновременно.
Омела, выдохнув, захлопнула толстую книгу. Дочитывать не стала, вспомнила бесконечную зубрежку в университете и то, что должно быть написано далее: дельфиниумы названы в честь юного скульптора, по легенде, жившего еще в Древней Элладе. Он был обращен в дельфина и где-то в глубине морей нашел прекрасный цветок для своей возлюбленной. Н-да, достаточно хоть немного знать Омелу, чтобы понять тайный смысл послания, – ее тяга к морю достигла пика. На улице царил декабрь, в окне кружился бесконечный хоровод мягких снежинок. Быть может, теперь настал тот самый момент, чтобы уехать из маленького родного города куда-нибудь на побережье, раз само ее тело говорит об этом. Девушка прижалась лбом к стеклу, от легкой прохлады по телу побежали мурашки, а за ними миниатюрные подснежники. Омела, улыбаясь, пригладила недолговечные цветы ладонью. Нет, вначале ее держал университет, затем ординатура, а теперь, когда лицензия медцвета наконец-то получена, нужно наработать хотя бы минимальный опыт, чтобы со спокойной душой переехать в другое место.
С этими мыслями девушка отпрянула от окна и начала собираться на работу. Она опрыскала из маленького флакона каждый цветок на теле, убрала с подоконника сухие лепестки подснежников (они завяли, как только Омела согрелась), на не к месту выросшие вчера фиалки еле-еле натянула шерстяные колготки. Надо будет переодеться на работе, а то так и сорвать можно. Длинные каштановые волосы затянула в строгий пучок, дельфиниум покоился за ухом, и Омела даже залюбовалась им в зеркало. Нежный синий оттенял ее собственные серо-голубые глаза, делая их ярче. Девушка подчеркнула длину ресниц черной тушью, а пухлость губ – коралловой помадой. Не позавтракав, она выпорхнула из типовой двушки в большой мир.
Город жил ожиданием Нового года: блестели натертые витрины, со спящих деревьев свисали по-утреннему мертвые гирлянды, на центральной улице играла музыка: все от универмага до «кофе навынос» запустили рождественские плейлисты, и поэтому казалось, что город утопал в одной непрекращающейся мелодии, знакомой всем с детства.
Омела любила Новый год, особенно за долгие выходные. Хотя ей как врачу, пусть еще и в ординатуре, часто приходилось работать в праздничные дни, общее настроение беззаботности и веселья передавалось воздушно-капельным путем и посредством многочисленных подарков и сюрпризов от коллег и пациентов. Девушка была молода и красива, ее нисколько не смущало, что жилплощадь с ней делили только комнатные растения. Омела умела заводить душевные знакомства, делала это легко и непринужденно, так что друзей и близких людей, способных развеять скуку, у нее всегда было предостаточно. Да, среди многочисленных поклонников еще никто не смог вырастить на ее теле красную розу – символ настоящей глубокой любви, но иногда Омела думала, что это может быть и к лучшему. Кто знает, а вдруг эта эмоция просто ждет ее на берегу какого-нибудь прибрежного городка?
От теплых мыслей зачесалось где-то под лопаткой. Девушка почувствовала легкое покалывание, которое ни с чем нельзя было спутать. Конечно же, сама виновата, размечталась тут как дура, вот и вырос новый цветок. Наверняка мак – верный спутник всех мечтаний и грез. Стоит ли говорить, что на теле Омелы мак был постоянным гостем. Нужно будет подробнее рассмотреть его на работе, не порченный ли, вдруг мечты обречены на провал. Хотя в такое трудно поверить. Девушка улыбалась. Ей нравилось это чувство – когда от новой пережитой эмоции вырастал цветок, а она еще не знала, какой именно. В детстве, когда мама была жива, маленькая Омела неслась домой со скоростью света, забывая все игры и потехи, показывала новый бутон матери, и та также бросала все дела, присаживалась на мягкий скрипучий диванчик, садила кроху рядом, и вместе они, мать и дочь, листали толстую энциклопедию по флориографии, искали значение нового друга. Пока находили, на теле Омелы успевали появиться еще штук пять новых цветов, начинали искать и их, смеясь и предугадывая, что вырастет на эмоциональной девочке следующим. Игра могла продолжаться бесконечно.