(О чём не говорил Конфуций)
Е некий из столицы и Ван-сы друзьями были,
В седьмой день раз седьмой луны (1) у Ван-сы в день рожденья
Шести десятков лет, кому подарки все дарили,
Е на осле отправился в Ичжоу с поздравленьем.
Когда он проезжал через Фаншань (2), уже стемнело,
На лошади подъехал вдруг к нему большой детина,
К седлу была привязана огромная дубина,
Спросил, куда тот едет, Е сказал ему несмело.
– «Ван-сы мой брат двоюродный, – тот подскочил на месте,
Я тоже с днём рождения поздравить вот собрался
Его, пред тем, как встретить вас, к нему и направлялся».
Обрадовался тоже Е, путь продолжали вместе.
Детина отставал всё время, ход свой замедляя,
Е пропускал его вперёд, всё сзади быть стараясь,
Тот соглашался, но всегда был сзади, отставая,
Уж не грабитель он ли, Е подумал, озираясь.
Совсем стемнело, облик спутника скрыт темнотою,
Гроза тут началась, по небу молнии сверкают,
Вдруг видит, тот на лошади висит вниз головою,
А ноги вверху двигаются, будто он шагает.
При каждом таком шаге удар грома раздаётся,
А изо рта пар валит, язык длинный и весь красный,
Е испугался, но ему страх скрыть всё ж удаётся,
Подъехал дому Ван-сы, с ним – детина тот, ужасный.
Ван вышел к ним навстречу, свою радость выражая,
Велел подать вино. Спросил Е, чтобы убедиться:
– «Кто этот спутник мой»? Ему сказал Ван, объясняя:
– «Он брат двоюродный мой Чжан, живёт, как ты, в столице,
На улице Верёвочной, сам – мастер украшений».
Е успокоился, решил, что всё то показалось,
Когда приблизилось то празднованье к завершенью,
То для ночлега одна комната лишь оставалась.
Е не хотел остаться вместе с гостем в помещенье,
Ван стал настаивать, слугу тогда к ним пригласили.
Е не спалось, когда легли, светильник погасили.
Слуга уснул, гость, лёжа, стал вдруг излучать свеченье,
Сел на постели, высунул язык, всё озарилось,
К лежанке Е приблизился, стал ждать, слюну глотая,
Затем стал пожирать слугу, на части раздирая,
Е закричал, не в силах вынести то, что случилось:
– «Великий государь, ниспровергающий всех бесов (3),
Приди, где ты»? И неожиданно вдруг гул раздался,
Послышался бой барабанов из-за занавеса,
И в комнате в тот миг Гуань-ди великий оказался
С мечом в руках, детину острым он мечом ударил,
Тот превратился в бабочку, в размерах возрастая,
Как мотылёк, крылья свои огромные расправил,
И ими отражал удары все меча, летая.
Исчезли бабочка с Гуань-ди, когда гром вновь раздался,
Упал на пол Е и его сознанье отключилось,
Настал уж полдень, с гостем Е ещё не поднимался,
Пришёл Ван в комнату узнать, что с ними приключилось.
Е рассказал всё, на полу след крови сохранился,
Гонца послали к Чжану тут в столицу с донесеньем,
А тот работал в мастерской, узнав всё, удивился.
В Ичжоу он в тот день не ездил к Вану с поздравленьем.
Пояснения
1. Действие рассказа происходит в седьмую луну, когда по китайским поверьями, открываются двери иного мира и голодные духи мёртвых (которым не приносят жертвы) могут бродить в течение целого месяца где им угодно.
2. Фаншань – юго-западное предместье Пекина.
3. Великий государь, ниспровергающий бесов – Гуань-ди (Фумо дади) – посмертный титул, присвоенный в XIII в. Гуань-юю – полководцу времён Троецарствия (III в. н. э.), почитавшемуся в народе как национальный герой и божество.
(согласно размышлениям Чжуанцзы)
Когда Ханьгун царь на болоте слуг везде расставил,
Начать чтобы охоту, то вдруг духа он заметил.
Спросил Гуань Чжуна царь (тот колесницей его правил):
– "Сейчас ты духа видел"? – "Нет", – слуга ему ответил.
Домой вернувшись, заболел царь, потеряв сознанье,
Дней несколько лежал в горячке, бредил повелитель,
Среди мужей один даос был, обладавший знаньем,
Его все звали Хуанцзы – Гордыни Обвинитель.
– "Как повредить царю мог дух? – тот очень удивился. –
Царь повредил себе сам и от этого хворает,
Рассеялся эфир от гнева и не возвратился,
Поэтому сейчас его ему и не хватает.
Эфир если поднялся и не может опуститься,
То человек от этого впадает в раздраженье,
Когда ж он опускается, то муж может забыться,
А если – посредине, то ему нужно леченье".
– "Но если только болезнь кроется моя в эфире, -
Спросил даоса царь, в себя пришедший, удивлённо, -
Тогда не ясно мне, а существуют ль духи в мире?
– "Да, духи существуют, – тот ответил убеждённо. –
У озера живёт Башмак Соломенный огромный (1),
У очага Высокая Причёска обитает,
А в куче мусора Гром обретает дом укромный,
Лягушка же своё жилище у реки скрывает.
В жилищах наших Домовой свой образ дивный прячет,
А в реках Водяной облюбовал омут глубокий,
И Разноцветная Собака по холмам всем скачет,
В горах скрывается, живя повсюду, Одноногий.
В степях Двуглавая Змея под солнцем тело греет,
А на болотах Извивающийся Змей резвится,
Но мало видели его, никто и не боится
С ним встречи, поэтому он всё более смелеет".
– "А как он выглядит"? – спросил, качнув, царь, головою.
– "Одетый в платье фиолетовое и шлем красный,
Он толщиной со ступицу, с оглоблю хвост длинною.
А по природе злой он, и имеет нрав опасный.
Как только где-то он услышит грохот колесницы,
Встаёт стоймя, и видом устрашает своим славным,
А плащ как крылья распускает на подобье птицы,
Тот кто его увидит, то царём стаёт державным".
– "Его-то я и видел там", – царь вдруг расхохотался,
Он тут же встал с постели, возле Хуанцзы уселся;
Оправил на себе одежду, шапку, причесался.
Болезнь прошла совсем, и страх души куда-то делся.
Пояснение
1. Соломенный Башмак (Люй), Высокая Причёска (Цзи), Гром (Лэйтин), Лягушка (Валун), Домовой (Иян), Водяной (Вансян), Разноцветная Собака (Шэнь), Одноногий (Кунь), Двуглавая Змея (Фанхуан), Извивающийся Змей (Вэйшэ) – являлись не только духами, но и "божествами" китайского пантеона времён жизни Чжуанцзы.
(Согласно размышлениям Юань Мэя) (1)
У многих из Хунани вызывали страха чувства
Проделки Чжан Ци Шэня с его ясной головою,
Легко мог он при помощи волшебного искусства
Овладевать в селенье человеческой душою.
И только студент У не выражал к нему почтенья,
Не верил в его силы и наукам придавался,
Однажды он нанёс при всех Ци Шэню оскорбленье,
При этом, как всегда, в душе спокойным оставался.
Он знал, что той же ночью тот напустит злую силу,
И «Книгу перемен» стал перечитывать при свечах,
Вдруг ветром сдуло черепицу, окна растворило,
Дух в златых латах дверь толкнул, идя ему навстречу.
В руках держал копье он, но студент не испугался,
А кинул в него книгу, дух упал с ухмылкой гадкой,
Тот глянул, дух бумажным человечком оказался.
Студент поднял его и заложил в книгу закладкой.
Прошло мгновенье, вдруг два чёрных беса появились
С секирами. У бросил книгу в них, жизнь защищая,
И те в бумажных человечков сразу превратились,
У поднял с пола их, закладкой в книгу помещая.
А в полночь женщина стала стучать в дверь с громким плачем:
– «Мой муж послал двух сыновей, наслать чтоб наважденье,
Но вы схватили их, околдовав, и не иначе,
Прошу, верните мне их за любое награжденье».
– «Да, ночью три бумажных человечка приходили
Ко мне, – сказал студент, – чтоб напугать, как я считаю,
Но вряд ли вашими те черти сыновьями были,
Из них закладки сделал я для книги, что читаю».
– «Муж с сыновьями у вас здесь могли в них превратиться,
Три трупа лежат в доме моём ныне, пощадите!
И если вы сейчас закладки мне не отдадите,
Они уже в телах своих не смогут возродиться».
– «Вы людям колдовством вреда немало причинили, -
Сказал студент, – хочу, чтобы возмездие свершилось,
Лишь сына младшего отдам вам, как бы не просили».
Так женщина, закладку взяв, в печали удалилась.
Студент наутро у соседей о делах справлялся:
Сам Чжан Ци Шэнь и его старший сын ночью скончались,
И только младший сын из рода Чжан в живых остался.
Селяне колдовства их уже больше не боялись.
К тем, кто чрез страх в народе к себе ищет уваженье,
И злые силы в мире волшебством своим тревожит,
Чтоб утвердиться, приводя всех ближних в подчиненье,
Зло, непременно, возвратится и их уничтожит.
Ведь в жизни с помощью добра возможно утвердиться,
А лесть и громкие слова лишь услаждают уши,
От добрых дел и имя славой может озариться,
Сильней – сердца живые, чем бумажные все души.
Примечание
1. Известный китайский литератор, живший в 18-м веке, излагал свои мысли в «Новых записях Ци Се» – "Синь Ци Се" или «О чём не говорил Конфуций» – «Цзы бу юй».
(О чём не говорил Конфуций)
В день первый месяца старик Цзиньшаньского уезда
Во сне увидел человека в синем одеянье,
Весть передавшего о приближенье переезда
Его в другое тело, как небесное посланье.
– «Семнадцатого дня умрёшь ты, чтобы возродиться, -
Сказал он, – вскоре сына намечается рожденье
У богача. Всю жизнь ты не переставал трудиться,
Получишь за труд праведный сполна вознагражденье.
Тебя в богатстве ждёт жизнь долгая и без заботы,
Пришёл сказать, чтоб ты семейные дела уладил,
Распределил меж всеми нажитое и работы,
Чтоб после твоей смерти каждый сын друг с другом ладил.
В срок, установленный, приду, с тобой отправлюсь вместе,
При родах твою душу помещать в зародыш буду,
Своей ты смерти жди, не уезжай и будь на месте,
Когда настанет срок, чтоб не искал тебя повсюду».
Проснувшись, старец рассказал, что ожидает детство,
Свой сон поведал всем, и стал готовиться к кончине.
Привёл дела в порядок все, распределил наследство,
В слезах все ожидали расставанья с ним в кручине.
Двенадцатого ночью вновь тот в синем одеянье
Во сне к нему явился и, пойти с ним принуждая,
Сказал, что час пришёл с его семьёю расставанья,
– «Но срок ещё не наступил», – старик сказал. – «Я знаю, -
Ответил тот, – но женщина два дня назад упала,
И преждевременные роды начались мгновенно,
Нужда срок ожидать семнадцатого дня отпала,
Прибыть нам к роженице срочно нужно непременно.
Прошло два дня уж, как на свет ребёнок появился,
Без вашего участия ничто им не поможет,
И нужно вашу душу, чтоб он полностью родился,
Сегодня третий день пошёл, без вас он жить не сможет».
Старик проснулся, рассказал своим о происшедшем,
Затем спокойно лег в постель и умер, как забылся,
Не сильно родственники все скорбели об ушедшем,
Так как все знали, что крестьянин где-то возродился.
(О чём не говорил Конфуций)
Один лихой студент жил в доме у речной заставы,
Однажды ночью он услышал бесов откровенье:
– «Жду, завтра некто должен утонуть близ переправы,