Чи100 поржать Выпуск 3
Рассказы
Юрий Александров (Домодедово, Московская область) Золотая рыбка
Лето 87-го помню как вчера.
Были мы на другой стороне Земли, в Анголе, когда-то стране «рабов и рабовладельцев», а тогда уже свободной и социалистической, но голодной. Ловили рыбу и кормили добрых, приветливых и даже восторженных своей революционной неизбежностью жителей страны, находившейся в ленивой, но при этом смертельной рубке со своими соседями по стране, городам, деревням, домам и джунглям, точно такими же, как они сами, но повстанцами из УНИТА. Улов мы сдавали в разные порты – Луанду, Кабинду, Амбриш, Лобиту.
В тот раз была Луанда.
Не знаю почему, но ещё до того, как я в первый раз прогулялся по столице Анголы, покорившей своей южно-европейской красотой в экзотической интерпретации первооткрывателей типа Колумба и Бартоломеу Диаша, которую тогда нужно было ещё суметь разглядеть в полуразбитых, разграбленных особняках и гасиендах сбежавших колонистов-колонизаторов, в останках проспектов и клумб, зараставшей наступавшей природой, восстановив в своём воображении былое её название – Луанда, да и она сама стали у меня ассоциироваться с Лаурой из «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина. Может, неславянское происхождение нашего великого русского классика повлияло на меня, может быть, потому, что они обе были обворожительны, хотя у непушкинской после выдворения португальских хозяев вся красота была завуалирована неухоженностью, нищетой и вынужденным терпением вынужденного же равнодушия к себе её нового поклонника, а может быть, потому, что это был первый по-настоящему афро-африканский порт, в котором я побывал (до этого я был в Дакаре в Сенегале, но это другое – арабо-африканское; к тому же крайне современный по тем временам прямо-таки портоград), который сказал мне: «Вот такой я. Чёрный континент». Не знаю!
Ну, так вот.
Швартуемся. Сразу к нашему пароходу один за другим подъезжают крытые грузовики, привозя с собой пылевые облака, ложащиеся поверх распластавшейся с утра жары, смешиваясь с ней, не давая дышать, вызывая липкий неизбежный пот и рефлекторное прищуривание – глоток холодной воды не спасает, а усугубляет и обостряет реакцию организма. Чуть помогает только горячий чай без сахара.
Весы. Охрана. Трюм нервно зевал, то показывая, то скрывая свои внутренние тайны-клады – ящики, до краёв наполненные сверкающей платиной и самоцветными камнями рыбой, пересыпанной рыхлым льдом. У нас на палубе наши матросы, на причале – аборигены. Два счётчика ящиков – с нашей стороны и с ангольской: ящики, в каждом из которых рыбы килограммов по 25–30, по одному на весы, фиксация веса – сдал, ящики по одному в подошедший грузовик до полного – принял, подпись. Загруженный грузовик отваливал, поднимая на прощанье клубы привезённой им пыли, оставляя её остающимся, добавляя чёрные, непригодные для дыхания облака выхлопа, освобождая место такому же, как сам, бескультурному нечестивцу, который и привозил с собой, и увозил в себе тоже и так же, что и как его предыдущий собрат. И так раз 300–400: десять тонн – это вам не банка с килькой.
На земле весь этот процесс охраняли кубинские камрады – они воевали в Анголе с теми повстанцами, так как со всех сторон перегрузочно-пограничные весы атаковали, словно зомби, голодные босоногие местные. Честно говоря, кубинцы нападавших не жаловали и в случае чего били тех и прикладами калашей, и сапогами, не разбирая возраста, пола, частей тел и последствий.
Я на вахте на капитанском мостике. Наблюдаю.
И тут вижу, как одному из «пиратов» под сенью одного из автотентов удалось подкрасться к пограничным весам и стащить небольшую рыбину. Сразу бежать с трофеем нельзя:
кубинцы увидят, догонят и отвесят и от души, и чтобы другим неповадно было. Прятать! Куда?! На этом бедолаге «туника» до пупка и набедренная повязка наподобие такой, как у борцов сумо. Разница лишь в том, что под этой повязкой у смельчака – только то, чем его одарили природа и родители. Делать нечего. Сунул он свою добычу под повязку и стоит как ни в чём не бывало.
Надо заметить, что мы ловили и сдавали рыбу ходками: семь дней на промысле в океане ловим – и дальше на сутки в порт на сдачу. И опять, и т. д. Поднимаем трал, сортируем улов, в ящики, пересыпаем льдом, в трюм.
Я это к тому, что рыба хоть и не замороженная, а лишь охлаждённая, но около нуля градусов в ней было. И вот теперь этот «ноль» под набедренной повязкой везунчика.
Судно у нас небольшое, и крыло капитанской рубки почти вровень с причалом. Рукой до стоящего на берегу не дотянуться, но при желании посредством черенка лопаты поздороваться можно. Так что догадаться, какой «пожар наоборот», просто-таки криогенный процесс творится сейчас у этого африканца под повязкой, я мог по его лицу. Я чуть ли не физически прочувствовал на себе то, что творилось с ним. Мне прям до слёз стало жалко и себя, и его. (И ради всего святого, не проводите такие эксперименты над собой и не давайте пробовать подобное своим близким.)
Шалость в глазах счастливца от нежданной радости от удачи смешалась с физическими изменениями его мимики и всего чернокожего тела, покрасневшего и побелевшего изнутри. И в течение нескольких минут всё это действо окончательно превратилось в выразительный танец племени аборигенов, рассказывающий о вулкане, который вот-вот извергнется и накроет ужасом извергнутого всё и всех вокруг, как Везувий накрывал Помпею и всех её жителей две тысячи лет назад.
«Беги, дурак, отморозишь …!» – крикнул я ему. Голова парня быстро сделала несколько оборотов, выбирая наименее опасное для побега направление. Танец «вулкана» подходил к своему апогею. «Бе-еги-и!» – крикнул я ещё громче. И парень рванул, засверкав своими бело-розовыми пятками, да так, как подмигивает семафор на железнодорожном переезде своими огнями, только в несколько раз быстрее. Кубинцы-охранники не то что растерялись – они не успели сделать буквально ничего, даже развести руками, чем дали беглецу значительную фору на старте. Жестами я показал обделённым и обойдённым соглядатаям причину такого спринтерского забега. Кубинцы согнулись от хохота и… не стали догонять призёра: они просто не могли разогнуться, признав тем самым его победу.
Так что к финишу тот счастливчик пришёл первым… с «золотым» трофеем.
Лев Альтмарк (Беэр-Шева, Израиль) Яблоко и сковородка
…Просыпаюсь от того, что какая-то непонятная морзянка начинает вколачивать в мои мозги острые тонкие гвоздики. Долгое время лежу, не реагируя на эти настойчивые однообразные звуки, потом начинаю потихоньку свирепеть.
Эх, знать бы азбуку Морзе – разобрал бы, что мне пытается посреди ночи сообщить какой-то неизвестный тип, упрямо отстукивающий своё сообщение!
Выглядываю из-под одеяла на часы – о боже! – полпятого утра… Пару часов я бы ещё подремал, а тут – как же, дадут тебе поспать!
Накрываю голову подушкой, и звук от морзянки становится чуть тише, но не смолкает. Зажимаю уши ладонями и сжимаю веки покрепче, будто эти звуки могут проникать даже через глаза. Так ведь всё равно проникают…
Наверное, я потом всё-таки задремал, потому что морзянка стихла, зато вскоре сменил её резкий скрипучий голос, опять неизвестно откуда взявшийся и заставивший меня подскочить, пугливо осматриваясь по сторонам:
– Вставай, лежебока! Самое важное в жизни проспишь! Все уже давно на ногах, один ты…
Удивлённо озираюсь и ничего не узнаю вокруг себя. Куда я попал? Как здесь очутился? Ведь помню же, что тихо и мирно почивал в своей постели, смотрел многосерийные цветные сны, правда, не помню, о чём. Всё как каждый день, вернее, как каждую ночь… А что сейчас вокруг меня?
А вокруг, если честно говорить, ничего особенного не происходит. Даже владельца голоса, разбудившего меня, не видно. Наверное, опять что-то снится…
Передо мной решетчатая ограда, за которой проглядываются плотно стоящие деревья, и не видно, что там за ними. В решётке две калитки, а между калитками столик, за которым сидит какая-то унылая бесцветная тётка с двумя коробками.
– Давай, парень, подходи, чего уставился? – говорит она мне.
Послушно подхожу и молча разглядываю её.
– Ну, чего ждёшь? – говорит она снова. – В гляделки играть будем? Плати и проходи. Не создавай пробку.
Оглядываюсь, но никого, кроме меня, нет.
– За что я должен платить? – первое, что приходит на ум.
– Как за что? За то, чтобы пройти внутрь!
– А что внутри? Зачем мне туда?
– Сперва заплати, а потом узнаешь.
Почему-то её слова не вызывают во мне удивления.
– Сколько?
– В эту калитку двести, – указывает она пальцем на одну из калиток, – а в другую триста.
Послушно лезу в карман за деньгами и бормочу:
– Мне в ту, которая за двести…
Тётка прячет деньги в одну из коробок, а из другой достаёт билетик:
– Получите и распишитесь! До конца билетик сохрани и не выбрасывай, а то потом не выпущу. Так и останешься там.
Тут бы поинтересоваться у тётки, что это за место, из которого могут не выпустить, но опять почему-то молчу и только послушно, как телёнок, которого ведут на бойню, прохожу в калитку.
Интересно, почему я сравнил себя с телёнком на бойне? Ох, не к добру приходят в голову такие сравнения, ох, не к добру!
А за калиткой ровная дорожка ведёт меня в какой-то красивый и ухоженный сад. Солнышко светит, птички чирикают, пахнет травкой и цветами, настроение само собой налаживается, хотя особых причин для того и нет. А вокруг опять никого. Даже странно, честное слово.
Ноги приводят меня на какую-то полянку, посреди которой одна-единственная яблоня, и на ней прямо-таки светятся румяные краснобокие яблоки. К тому же ствол обвивает толстая ленивая змеюка. Что-то мне эта картина смутно напоминает, только вспомнить пока не получается. Не до того сейчас.
– Ну, явился не запылился? – спрашивает меня человеческим голосом змея, покачивая своей плоской головкой из стороны в сторону и шевеля раздвоенным жалом, от которого я на всякий случай отодвигаюсь на безопасное расстояние.
– Ну, явился… А что здесь такое происходит?
– Будто не понимаешь, куда попал! Это же не просто яблоня, а дерево познания добра и зла, и на нём райские яблоки растут. Имеешь полное право сорвать одно и откушать. И будет тебе счастье.
Тут-то я и задумываюсь.
– Это что же получается, – говорю, – именно с такого дерева, помнится, Ева сорвала яблочко и угостила им Адама, да? И после этого всё началось… А ты не просто змея, а самый что ни на есть Змей-искуситель?
– Где-то так, – кивает головкой змея.
– И ты, значит, соблазняешь меня вкусить запретного плода, чтобы я потом, как Адам, всю жизнь мучился?
– Ну, это неправда! Он не мучился, а просто умным стал! – Змей хмыкнул. – А от ума, сам понимаешь, все беды. Хотя – как им, этим умом, распорядишься.
– А мне-то зачем предлагаешь? Чтобы тоже поумнел, что ли? Значит, я без яблока дурак?
– Это уже как сам решишь. Впрочем, можешь выбирать: не хочешь умнеть – тогда тебе надо возвращаться назад и покупать билет в другую калитку.
– А там что меня ждёт?
– Там – прямиком на сковородку попадёшь, на которой тебя станут поджаривать. Согласись, что это уже совсем не так приятно, как яблоки на халяву трескать.
Ещё больше я задумываюсь:
– Что же такое получается? Тут у вас как бы рай со всеми вытекающими последствиями, а там как бы ад…
– Почему «как бы»? Так оно и есть!
– А я, значит, уже помер?
Змей даже рассмеялся от моей несообразительности:
– Пока нет. Когда помрёшь, никто тебя спрашивать не станет, куда помещать: сюда, в райские кущи, или к чертям на сковородку. И яблоками никто не угостит. И даже разговаривать, как я, не будет. Там уже как карта ляжет – каждому воздастся по заслугам.
– Всё понятно, – почесал я нос, хотя на самом деле ничего понятно мне не было. – Есть у меня ещё вопрос. Вы всем предлагаете яблочки пробовать? Или только мне? Что-то я никого вокруг не вижу.
– И не увидишь! Тут до тебя многие побывали, но никому почему-то яблок пробовать не захотелось. Поразительно, что никто умнеть не собирается.
– А Адам?
– Так ведь ему, если помнишь, Ева обманным путём скормила яблоко. Сам он едва ли на такой подвиг отважился бы…
Последние слова Змея развеяли во мне остатки сомнений:
– Ну, если так, то и я не хочу ничего пробовать! Со всеми вместе хочу – на сковородку!
– Не пожалеешь потом? Это же больно!
– Потерплю за компанию!
– И познавать добро и зло не желаешь?
– Зачем? Какая польза от этого? Никому это не нужно, а я что, лысый? Мне больше других надо, что ли?!
Змей печально покачал головой и сказал:
– Тогда возвращайся назад. На входе купишь новый билет и вперёд – на сковородку. Но учти: сюда билет стоил двести, а там тебе придётся платить триста…
– Почему такая несправедливость? В рай дешевле, чем в ад?!
– Потому что туда больше желающих! А для нас какой-никакой бизнес, знаешь ли…
К женщине, сидящей у входа, я вернулся по той же дорожке и протянул купленный билет:
– Вот, пожалуйста, возвращаю! Доплачу ещё сотню и… дайте билет во вторую калитку.
Женщина смерила меня грустным взглядом и молча открыла коробку с билетами…
Опять какая-то непонятная морзянка заколачивает мне в уши свои маленькие острые гвоздики. Как и в прошлый раз, накрываю голову подушкой, и звук морзянки становится тише, но до конца не смолкает. Зажимаю уши и… просыпаюсь.
На часах уже восемь. За окном светло, а на подоконнике лежит румяное красное яблоко. Откуда оно взялось? Вчера вечером, насколько помню, его тут не было.
Поднимаюсь с кровати и почему-то не могу отвести от него взгляда.
Что-то мне снилось этой ночью, а что – в точности вспомнить не получается. Галиматья какая-то, наверное.
Не хочу есть натощак яблоки. Пойду-ка на завтрак себе яичницу с колбасой пожарю. Кстати, вчера купил себе новую сковородку – заодно и испытания проведу…
Анна Андим (Краснодар) На Ниагару
– Кр-расавец! Кр-расавец!
Большой красно-жёлтый ара сидел на декоративном клёне, почти полностью сливаясь с листвой, такой же яркой и кричащей. И на весь двор сообщал своё мнение. Не о хозяине – темноволосом приземистом мужичке с льдистыми, ничего не выражающими глазами, а о себе любимом – хвастался достижениями.
Стояло раннее утро, и, несмотря на шум, жильцы домов возмущаться не спешили. Однако мужичок попытался задобрить птицу:
– Тише, Арчи, тише.
Попугай насмешливо посмотрел на мужичка.
– Кр-расавец! – заголосил он громче прежнего.
Мужчина разозлился:
– Отдай её мне, и забудем о разногласиях.
Ара склонил голову набок, издал короткое «Кхе!» и вдруг запел:
– Самолёт на Ниагар-ру… на Ниагар-ру-у…
Мимо вальяжной походкой продефилировал толстый кот Сумрак.
– Тебя-то мне и надо, – обрадовался мужичок, хватая животное.
От неожиданности Сумрак отчаянно замяукал, но человек держал крепко. Зафиксировав голову кота, он пристально всмотрелся в его глаза, будто гипнотизируя. Замер секунд на двадцать, затем очень медленно произнёс:
– Поймай. Мне. Попугая.
Кот странно моргнул, но попытки вырваться оставил. Мужичок разжал руки, предоставляя Сумраку пространство для манёвра. Тот, извернувшись, приземлился на все лапы, прижал к голове уши и осторожно, крадучись двинулся в сторону дерева с птицей.
Попугай, казалось, не обратил никакого внимания. Без всякой реакции с его стороны осталось и передвижение Сумрака по стволу. Но когда кот подобрался к ветке, Арчи встрепенулся и отлетел в сторону.
– Чёрт! – выругался мужичок.
Попугай скрипуче рассмеялся и неожиданно спикировал прямо на человека. Прокричав странное: «На Ниагар-ру! На Ниагар-ру!» – он раскрыл лапку, до той поры сжимавшую какой-то предмет. Под ноги мужичку упала блестящая чёрная ладья. Он издал ликующий вопль и кинулся поднимать трофей, когда на него обрушился красно-жёлтый вихрь и клюнул в ухо.
– Шайтан! – заверещал темноволосый, стряхивая с себя птицу. Но ара уже сам рванул ввысь и через несколько мгновений пропал из виду.
Мужичок схватил ладью.
– Наконец-то!
Ключ от астрокапсулы был у него. Оставалось всего ничего – применить по назначению и свалить, к бесам, с этой планеты.
– Брр! – вздрогнул мужичок, явственно представив, как обретает свой истинный облик. Человеческое тело такое неудобное!
Прилетев сюда пять лет назад с миротворческой миссией, он нарвался на глухую стену непонимания и неспособность коренного населения адекватно воспринимать межгалактические контакты. Он, конечно, мог воздействовать на разум живых существ. Вот примерно как с котом. Но миссия исключала подобное. Более того, со временем его сущность затронули изменения, как будто планета сама заставляла его злобиться и деградировать. Полное фиаско! Наконец приказ о возвращении был получен. Астрокапсула, надёжно спрятанная от посторонних глаз в лесополосе неподалёку, ждала только ключ. И всё бы получилось, не вмешайся Арчи.
– Гадкий попугай! – мужичок погрозил кулаком небу. Он завёл эту птицу только потому, что поговорить было не с кем. Кто же мог предположить такое вероломство?
Темноволосый взял шахматную фигурку двумя пальцами, поднёс к глазам и, вглядевшись, нажал едва заметный бугорок. У широкого основания вспыхнула золотистая надпись: «Ниагарский водопад».
– Не-ет! – простонал мужичок, хватаясь за голову, в доли мгновения осознав: его астрокапсула находится где-то в Северной Америке. А трансформационная пластина, спрятанная до того за левым ухом, исчезла.
– Кр-расавец! – разразился он раскатистым криком, картавя и коверкая слова, будто это могло что-то изменить.
В то же время в районе одного из популярнейших водопадов мира небольшой одноместный цилиндр, на расстоянии казавшийся обычной игрушкой, прочертил небо. Разогнавшись, он пронзил все слои атмосферы и выскочил за пределы земной орбиты.
Стабилизировав ускорение, генерал Ар-Чи провёл лапой по сенсору, задавая координаты. Ещё одна планета завоёвана! И времени не так уж много заняло, всё благодаря успешно раскинутой сети. В информационном пространстве Земли сообщество «Гнездо Попугая» набирало бешеную популярность, воздействуя самым разрушающим образом на неокрепшие умы. Генерал весело хмыкнул. Украденная трансформационная пластина оставалась неактивированной. До следующего задания он хотел немного побыть собой…
– Нет, нет и ещё раз нет, – режиссёр проекта, по бюджету грозящего стать бестселлером года, был на взводе. – Кто поверит в попугая-завоевателя?
Он вздохнул, почесал густую рыжую бороду, задумался…
Через пять минут его лицо просветлело.
– Меняем концепцию. Никто не поверит, что попугай – завоеватель, – повторил он. – Другое дело – кот!
Толстый Сумрак прищурился и протестующе мяукнул.
Татьяна Бирюкова (Селиваново, Ленинградская область) Пятница, тринадцатое
Мне всегда не хватает времени, или, как правильнее сказать, никогда не хватает. Взять хоть сегодня. Побежала за молоком, а мне навстречу люди с бидончиками! Хорошо, одна женщина деньги дома забыла, ждали, когда принесёт, вот машина и задержалась. Продавщица с водителем утверждали, что это из-за пятницы тринадцатого. Когда сюда ехали, у них фара левая перегорела. Но я в мистику не верю. Мне-то, наоборот, повезло, не опоздала! А молоко свежее, жирное, с магазинным не сравнишь. Дай, думаю, вскипячу сразу и буду отдыхать.
Поднялась ни свет ни заря, в девять часов! Обед с вечера сварен, на кухне порядочек идеальный, если яблоки убрать, по столу рассыпанные. У меня всегда почти порядок, а тут гости обещали на днях быть, после закрутки компотов вчера генеральной уборкой до двух часов ночи занималась. Потом до трёх думала, раздеться или так лечь, чтобы время сэкономить. Разделась наполовину, так его всё равно не хватило! В общем, налила в кастрюлю молока, включила газ, и вдруг зазвонил телефон. Главное, без всякого предупреждения!
Ну, ладно, поболтали чуть-чуть с подружкой, кот услышал, что я на кухне, решил позавтракать. Сел у пустых мисок, грустно так смотрит. Почистила ему варёную рыбу. Руки хотела помыть, а раковина, ну, которая мойка, блестит так, что глазам больно. А блестит она, только когда сухая. Жалко стало, пошла в ванную. А там как раз машина стирку закончила. Достала бельё, развесила на балконе, заодно банки с остывшим компотом в шкаф сложила, а то споткнусь, пожалуй. Неполную, что не закупорена, на кухонный стол унесла, пусть муж пьёт вместо водки. И надо же в это время начаться дождю!
Расстроилась окончательно, неужели он надолго? Мечтала ещё за грибочками сбегать. Надо в интернете погоду посмотреть. А он, зараза такая, манит-манит… До погоды не дошло, я про молоко вспомнила. А оно уже самостоятельно на две партии разделилось. То, что на плите, застыло с румяной корочкой, оставшееся кипело себе мирно, в сгущёнку превращаясь. Выхватила с плиты мирно кипевшее, в запале голый палец прижался к стальной ручке мимо полотенца. Оно нечаянно зацепило конфорку и как вспыхнет! Газ-то выключить было некогда! Швырнула кастрюлю на стол, тряпку в мойку, остудила руку под холодной водой. Губкой собрала лужу с плиты. Поставила на стол стеклянную банку и вылила в неё сгущёнку из обезображенной посудины. Обычно такие действия совершаю над раковиной, но она была занята горелыми лохмотьями. Через две секунды банка лопнула. Пыталась её поднять, но донышко подниматься не захотело. Хорошенькое такое, с бортиками, как тарелочка. Вернее, оно потом не захотело, сначала-то послушалось, пока снизу до него не дотронулась. Горячее молоко плеснулось на руки так, что мне, абсолютно не знавшей параллельного русского языка, внутренний голос подсказал некоторые слова из него, а густые молочные реки потекли по столу меж яблочных берегов. Шлёпнула сверху сухое полотенце, а сбоку у него петелька была из атласной ленточки. Может, сильно за край дёрнула, не знаю, только зацепилась она за длинную ручку сковородки с поджаренными макаронами, которую сама с плиты переставила, когда лужу вытирала. Сковородка крутнулась на жирном молоке и сшибла ручкой открытую банку с компотом. Та вылетела на облитый молоком стул вместе с кусочками распаренных слив. Я быстро наклонила столешницу, чтобы отвести от стенки ручейки, которые сползали за плинтус и под линолеум. Яблоки покатились на пол и застряли в липком месиве. Стараясь в него не наступать, оттолкнулась одной ногой, но то ли сил не хватило, то ли носки были чересчур жирные и сладкие, плюхнулась в самый центр. Там ещё под раковиной тумбочка близко стояла.
Так ничего, обошлось, у меня синяк на… неважно где, один-единственный, а у неё только дверцу скособочило, не открывается теперь. Скинула эти носки, а то уже тяжёлые стали, выплеснула молочно-сливовый коктейль из верхних ящиков стола вместе с вилками-ложками, вымыла их. Ещё пол, стол, яблоки, стену, плиту, раковину, стулья. Сиденья мягкие в тазике замочила с одеждой своей замусоленной. Почистила несчастную кастрюльку, вылила в неё оставшееся молоко, всё, что было в бидоне. Включила газ. В дверь позвонили…
…Теперь я точно знаю: этот день особенный. В пятницу тринадцатого нельзя выходить из кухни, когда кипятишь молоко.
Марина Богатырева (Краснодар) Помощница Купидона
Вчера я получила новую должность – помощница Купидона. Да, знаю, звучит безумно и глупо. Попала сюда совершенно случайно. Хотя сейчас полагаю, что это судьба.
Представляете, я шла устраиваться на должность помощницы руководителя в одну небольшую компанию, которая занимается разработкой сайтов. Но перепутала номер офиса. Захожу, а секретарь мне с порога: «Вы помощница? Мы вас заждались!» – с такой улыбкой говорила, что у меня не возникло никаких сомнений: ждут именно меня. А она всё говорит и говорит. Про людей, про любовь, про Купидона, про то, какая нынче молодёжь. Я была уверена, что она мне на сайты знакомств намекает. А потом она меня повела к тому самому Купидону. Я обомлела.
Стоит мужчина, роста небольшого, волосы светлые, кудрявые, красивый – слов нет. А за спиной виднеются небольшие крылья. У меня даже голова закружилась. Долго он со мной церемониться не стал. Сообщил, что завтра мне выдадут розовые крылья и другие инструменты. Сегодня же разрешил погулять по городу и понаблюдать за потенциальными влюблёнными.
Вышла из офиса я как во сне. Мне очень хотелось верить, что это правда, а не глупый розыгрыш. Поэтому пренебречь заданием было нельзя. Я почему-то сразу решила, что нужно ехать в парк. Романтичнее места в нашем городе не найдёшь. Но раз на такси я пока не заработала, поеду на автобусе.
Ждать пришлось недолго. Автобус пришёл почти пустой. Идеально. Я села и поначалу уставилась в окно. Но потом моё внимание привлекла пожилая пара. Они сидели так спокойно, так уютно прикасаясь друг к другу. И тут я задумалась: «Сколько же людских судеб вершится в автобусах, магазинах и прочих совсем неромантичных местах». Я начала разглядывать пассажиров. Пока ничего выдающегося.
Вот в автобус зашла молодая женщина. Светло-русые волосы собраны в тугой пучок. Лицо симпатичное, но уж очень усталое. В руках большая дамская сумка и явно тяжёлый пакет. По очертаниям можно понять, что в пакете тетради. Видимо, учительница. Догадку подтверждает и тёмный брючный костюм, рукав которого слегка испачкан мелом. Возраст определить сложно. Я думаю, лет тридцать пять. Скорее всего, одинока. Вполне может подойти.
Следом за учительницей вошёл старик, девочка с пекинесом на руках и тучная женщина в ядовито-жёлтом платье. Впрочем, в них я не вижу ничего примечательного. Разве что в пекинесе, который то и дело тянет свою морду к тучной женщине. Не знаю, чем она его так привлекла, наверное, от неё пахнет колбасой.
Автобус закрывает двери, трогается с места, но тут же останавливается. Двери вновь открываются, и в них влетает мужчина. Он немного отдышался, привёл волосы в порядок и встал рядом с учительницей. А вот это уже интересно.
Учительница тут же приосанилась, голову повернула в сторону окна. Так она украдкой сможет осмотреть своего попутчика. Я тоже с интересом начала его рассматривать.
Волосы с лёгкой проседью, кожа тёмная, сложён хорошо. На нём белая рубашка и синие брюки. В руках кожаный портфель. Предполагаю, что он работает в офисе или в банке. Однако должность невысокая. Выглядит достаточно молодо, хоть и седой. Я бы не дала больше сорока.
Они стоят на передней площадке автобуса, хотя в салоне ещё есть свободные места. Она уже третий раз проводит рукой по волосам, несмотря на то что те зачёсаны безупречно. Он отодвигает ворот рубашки и шумно вздыхает. Она старательно смотрит в окно. Он разглядывает табличку с ценой за проезд. Оба украдкой поглядывают друг на друга. Выглядят как провинившиеся школьники. Нужно что-то делать.
Автобус тем временем уже набрал скорость. Я тихонько пробираюсь в конец салона и дёргаю рычаг аварийной остановки. Затем так же юрко занимаю свободное место. Все пассажиры резко летят вперёд, затем назад. В салоне слышно недовольное ворчание тучной дамы. Пекинес отчаянно лает. Я делаю вид, что тоже возмущена. Смотрю на парочку: мужчина держит учительницу за локоть. Оба улыбаются. Невольно улыбаюсь вместе с ними.
Следующая остановка – «Рынок». Двери открываются, и в салон врывается поток пряных запахов. Раздаётся звонкий гомон разносортных голосов. Толпа, неся с собой рыночную атмосферу, заполняет автобус. Свободных мест не остаётся. Последней заходит женщина с ребёнком. Она бесцеремонно ставит коляску между моими потенциальными влюблёнными. Моему возмущению нет предела. Женщина отвернулась в сторону, а мужчина пытается протиснуться назад, освобождая место мамаше.
У меня в голове кружатся отвратительные мысли: «Ну куда ты лезешь? Ты-то уже нашла мужика, вон и ребёнок есть. Ну что тебе надо?» Вслух же говорю:
– Женщина, садитесь с ребёнком на моё место. Коляску я подержу, – улыбаюсь в этот момент самой приветливой улыбкой.
– Нам выходить на следующей, – отвечает мамаша.
«Могла бы и пешком дойти», – гневно думаю я.
На следующей остановке мамаша действительно выходит, а вместе с ней ещё человек пять. В салоне становится просторнее. Учительница поворачивается к мужчине. «Ну же!» – ору я про себя. Она улыбается ему, словно извиняясь. А после направляется к дверям и произносит:
– На следующей, пожалуйста.
Моё сердце было упало, но тут же подскочило. Потому что мужчина тоже подошёл к выходу. В моей груди всё затрепетало. Я уже безо всякой утайки пялюсь на своих влюблённых. Вот автобус останавливается, двери открываются, мужчина помогает учительнице выйти и…
Они идут в разные стороны.
Я подскочила с места и прям-таки вылупилась в ещё открытую дверь. «Вот чёрт!» – со злостью думала я.
– Девушка, вы выходить будете? – голос водителя подействовал отрезвляюще.
Я опустилась на сидение и подумала уже без раздражения, а даже с удовольствием: «Без Купидона тут не обойтись».
Марат Валеев (Красноярск) Крупная разборка
– Муж ты мне или не муж? – спросила Василина Петровна Симкина своего супруга, плюхнув на стол пакеты с покупками. Прямо перед самым его носом, поскольку Николай Львович мирно попивал в это время чаёк на кухне, уткнувшись в газету.
– Ну, муж, – недовольно ответил муж, отпихивая пакеты подальше.
– А если муж, иди, наконец, и поговори по-мужски с этим козлом Балябиным.
– А чего мне с ним говорить? – искренне удивился Николай Львович. – Утром виделись, разговаривали уже.
– Да меня его собака постоянно облаивает! – заявила Василина Петровна. – Вот и сейчас иду из магазина, а Балябин выгуливает своего кабысдоха. Я ему сделала замечание, почему он ходит без совка и пакета, чтобы подбирать за своим шелудивым псом его «добро». А они меня облаяли.
– Оба? – снова удивился Николай Львович. – Выходит, крепко ты их обидела, раз даже Балябин залаял.
– Да ничего я такого им не говорила, а просто высказала законное требование о соблюдении гигиены во дворе, – продолжала возмущаться Василина Петровна. – А они… А он… И уже не в первый раз. В общем, иди и разберись с ними. Или ты мне не муж?
Николай Львович вздохнул и отложил газету. Он примерно представлял, как могло прозвучать «замечание», в сердцах высказанное его темпераментной половиной: «скотина» и «тварь подзаборная» в такие моменты были одними из самых мягких ругательств в её лексиконе, значительно обогащённом за годы работы нормировщиком в стройуправлении.
А если ещё учесть, что Василина Петровна недолюбливала Балябина за то, что Николай Львович иногда позволял себе выпить с ним по стопке-другой, то внушающую силу её замечания следовало многократно умножить. Ну и ответ со стороны Балябина, вероятно, прозвучал соответствующий. Тут, как ни крути, всё по-честному. Но если сейчас не выполнить требование жены, она потом надуется на него так, что того и гляди лопнет от обиды. А это в расчёт Николая Львовича пока не входило.
– А что я ему скажу? – неуверенно спросил он, втыкая ноги в шлёпанцы.
– Ты не тапочки, а ботинки надень, он ещё во дворе гуляет со своим крокодилом, – потребовала Василина Петровна. – Что он ему скажет?! А то и скажи, что у вас, мужиков, принято. Ну, там типа: «Ещё раз гавкнешь на мою жену – зубов недосчитаешься!» И пусть мне больше во дворе со своим поганым барбосом не попадается! Ну, иди уже, иди! Мужик ты или не мужик? Постой. На-ка вот, возьми на всякий случай скалку.
– Да я его голыми руками!.. – пообещал Николай Львович и отправился во двор на разборки со своим соседом Балябиным и его болонкой. Нашёл их, прогуливающихся у соседнего подъезда.
– А, Лёвыч! – обрадовался Балябин, протягивая руку Николаю Львовичу. – А я уж думал, не выйдешь! Ну, что тебе подставлять – скулу, глаз? Или пинком ограничишься? Мне тут твоя сейчас таких наобещала, что мы с Пушком до сих пор дрожим со страху.
– Да брось ты, Виталик! Чего не бывает по-соседски? – примирительно сказал Николай Львович. – Ты только это… Как-то помягче с моей женой, что ли. Всё же женщина, как-никак.
– Женщина… Знаешь, как она меня тут понесла? – обидчиво сказал Балябин. – Не каждый мужик так сумеет! А всё из-за чего? Ну, не уследил я, описал Пушок вон тот тополёк, всего делов-то! По-большому же он у меня дома ходит, в лоток. Приучил, вот такая вот, понимаешь, он у меня умница. А твоя как понесла нас! Ой, не любит она меня, Лёвыч. А за что, не пойму.
– Поймёшь, поймёшь, – пообещал Николай Львович. – У меня вот пара стольников есть…
– И у меня стольник за подкладку завалился, – обрадованно заявил Балябин.
– Ну так чего же мы стоим? Пошли вон в «Загляни», пропустим на мировую по кружке-другой пивка!
Через пару часов соседи возвращались домой в обнимку, громко распевая про «Мой маленький плот», а впереди них без поводка весело бежал Пушок, методично описывая каждое попадающееся ему дерево, как будто это не его хозяин, а он выдул три литра пива.
Так и хочется закончить рассказ вот на этой мажорной ноте. Да не тут-то было. Пока Николай Львович и Балябин пили мировую, хотя они-то как раз и не ссорились, Василина Петровна, выждав с полчаса, заподозрила неладное и поднялась на третий этаж, где жили Балябины. Она позвонила. Дверь открыла Наталья Балябина.
– Мой у вас? Пьют уже, козлы? – отрывисто спросила Василина Петровна, стараясь заглянуть за спину Натальи.
– Может быть, твой и козёл, а у меня нормальный мужик, – тут же взвилась Наталья, характер которой мало чем уступал нраву непрошеной гостьи. – И у меня тут не распивочная!
– Кто козёл? Мой Николай? Да я тебе за него все шары твои бесстыжие выцарапаю! – вскинула перед собой растопыренные пальцы с закорючками длинных острых ногтей Василина Петровна. – Знаю, знаю, как ты ему глазки строишь! Мало тебе своего алкаша, так ты ещё на чужих мужей заглядываешься!
– Я заглядываюсь? Да на кой он мне сдался, рохля твой!
– Ах, ты так!
И Василина Петровна вцепилась в волосы Натальи, а та, взвизгнув, впилась ей зубами в плечо. И даже появление мужей не остановило эту жестокую битву. Тут же протрезвев, Николай Львович и Виталий Балябин с огромным трудом растащили своих жён. Хотя и сами при этом понесли потери: Василина Петровна сокрушительным ударом локтя выбила два передних зуба Балябину, а Наталья Балябина маленьким и остреньким кулачком засадила под глаз Николаю Львовичу, в результате чего тот обзавёлся нехилым разноцветным фингалом.
И лишь болонке Пушку, из-за которого, собственно, и затеялся весь сыр-бор, было весело в этой нешуточной кутерьме, и он, заливисто лая, хватал зубами по очереди за ноги всех участников соседской потасовки…
Мирились затем первый день у Балябиных, второй – у Симкиных. И собак теперь выводят гулять все вместе. Потому что Симкины тоже обзавелись пёсиком, только не болонкой, а пекинесом. Как истинная женщина, Василина Петровна не хочет быть похожей на кого-либо. Даже собакой…
Алёна Васильева (Санкт-Петербург) Непись Грицко и припрятанный артефакт
– Опя-ять понабежа-али, – протяжно гундел под нос Грицко, толкая тяжеленную телегу с сеном. Зачем оно было нужно в Небесной крепости, где не водилось ни одной лошади или хотя бы козы, оставалось на совести разработчиков.
– Сколько вас тут шарит, времени не жалея! Бездельники! Интеллект – единичка!!! – Ругань сыпалась невзрачными кучками нулей и единиц в коде игры. И совершенно никто не мог её разобрать, даже другие неписи.
Но крестьянин час за часом упражнялся в злословии, глядя, как тупые нубы-первоуровневики в раздобытых на ближайшей помойке доспехах с энтузиазмом обшаривают торговую площадь. Артефакт, значит, ищут. Ага. В телеге он, родимый.
Утолкать бы эту бандуру за ворота, где текстура недопрописана и глючит! Пусть эти идиоты так и сидят в первой открывшейся локации, будучи не в состоянии пройти вводное задание! А то аж смотреть тошно.
Так, не-не-не! Ты ко мне не иди!
Чучело в рогатом шлеме приближается. «Шлем сырой сопли сила, – видит Грицко. – Сапоги бег стреляй уйди».
Печальнее всего то, что контингент персонажей тут классом ещё ниже, чем команда горе-переводчиков.
Упорный нуб приближается, заглядывает в бочки у стены. Находит две золотые монеты, расплывается в идиотской улыбке. Взору непися предстаёт гордый профиль с орлиным носом и кустистыми бровями. Наверняка сопляк провёл часа полтора, примеряя на персонажа разные черты лица, дабы создать наиболее героическую внешность.
Обычно чем меньше реальный возраст игрока, тем больше тестостерона у его аватара.
Обладатель супершнобеля оказывается ещё на пару шагов ближе к телеге, планомерно обшаривая кучу мусора. Уже становится возможным разглядеть его цацки. Точнее, всего одну – «кольцо ловкость синяя кошка полёт».
М-да.
Технически на персонаже больше ничего нет. Но игра далеко не 18+, поэтому визуальный ряд бережёт хрупкую психику случайных свидетелей и являет их взору невнятную полотняную хламиду.
В сочетании со шлемом оно, конечно, не писк моды. Хотя нет, как раз он. Последний.
Грицко перестаёт ругаться под нос и хорошо поставленным голосом выдаёт прописанную в программе фразу:
– О-хо-хо, что-то урожаи в этом году ни к чёрту! И на южной границе неспокойно…
Где она, эта южная граница, и что за дела там творятся, непись не знает. Но очень хотел бы узнать. Бросить проклятую телегу, съездить по балде приближающемуся увальню, забрать его «сопли-шлем» и рвануть в неведомые дали!
Но нельзя, никак нельзя!
В телеге артефакт. А он как бы хранитель.
Нуб в активном поиске наконец подходит к крестьянину вплотную. Где-то в невообразимой дали жмякает на кнопку беседы.
– Вот и журавли на юг потянулись, – пространно-философски выдаёт Грицко, глядя вдаль.
Приходит эхо нового командного жмяка.
– О-хо-хо, что-то урожаи в этом году ни к чёрту! И на южной границе неспокойно…
Ну нету, нету у меня набора ответных реплик! С телегой взаимодействуй, дебил малолетний! Очень хочется изменить интонации стандартных заготовок, но код не позволяет.
Новый жмяк.
Да что ж такое?
Грицко изо всех сил толкает телегу, стараясь зацепить плечом рогатого обладателя синей кошачьей ловкости. Получается!
Тот сопит от злости, холёная морда идёт агрессивными пикселями. Ещё миг – и он налетает на крестьянина с кулаками. Тот оказывается на земле, хватается за подбитую губу и вдруг понимает: руки свободны от проклятой телеги!
Поднимается.
Делает шаг влево, вправо. Свободен!
Игрок в сердцах уже удаляется прочь, подозрительно по-женски повиливая задом.
А Грицко выхватывает из-под кучи сена заветный артефакт. Перед ним открывается синий овал портала: прочь из опостылевшей Небесной крепости в большой мир.
Может быть, на южную границу, где неспокойно. Но это ничего.
– Ну, кур-рва, где моя мега-сияние-некачественная броня? Щас я вам всем покажу! – восклицает бывший непись и шагает в неизвестность.
Инна Воронова (Мурманск) Придёт день…
Чёрное вечернее Платье от «Диор» повело кружевными плечиками и запричитало:
– Я так больше не могу! Я достойно лучшей жизни! Она вообще про меня забыла… Моя красота совершенно несовместима с этим тесным душным шкафом, мне просто нечем дышать!
– Да замолчи ты уже, кусок непонятного кружева, вечно ты ноешь, выкинуть бы тебя навсегда отсюда. Тебя хоть в отпуск возят, по театрам выгуливают, по ресторанам, а вот кто совсем никому не нужен, так это точно я, – обиженно всхлипнул красивый белый Сарафан с вышитыми по подолу нежно-голубыми незабудками. – Скоро совсем из моды выйду. А помню, раньше Она как меня наденет – все вокруг аж замирали от восторга. Мы с ней и на солнце грелись, и там ещё было что-то такое непонятное, Она его «морем» называла, красиво, цветы вокруг, чайки…
– Да кому вы оба вообще нужны! Вчера Она телик включила, пока на кухне кофе пила, так говорили, что самолёты больше на юг не летают. Теперь Джинсы рулят! – послышалось с соседней полки. – Она теперь в новую религию подалась, у нас полная гармония и любовь.
– И не стыдно вам сочинять такое? Мы с Ней тоже гуляем, куда Ей без меня? – презрительно фыркнул офисный брючный Костюм из натуральной английской шерсти хорошо поставленным голосом откуда-то из-под защитного чехла.
– Гуляете вы… два раза в год на общественных мероприятиях… Джинсы рулят! – не унимался хулиганский голос с соседней полки.
– А главное, Она постоянно притаскивает всё новых и новых жильцов, а тут и так уже не повернуться, зачем мы ей все нужны?! – печалилось вечернее Платье. – У меня уже всё кружево болит, скоро стану похожа на дешёвую тряпку.
– Да ладно, тесно, видите ли, им! Посмотрите, что у нас внизу делается, – раздался жалобный писк из коробки откуда-то в дальнем углу. – Натолкала и забыла, только Кроссовкам повезло, каждый день прогуливаются!
– Потому что Джинсы рулят! – победно раздалось сверху.
– А мне всю душу наизнанку вывернула, – донеслось из другой коробки. – Раньше каждый день гуляли, вокруг нами восхищались! У нас с Ней такая была любовь!
– Это кто там рыдает так жалостно? – поинтересовался Сарафан. – Вы кто там, такие убогие?
– Мы Лабутены… Совсем Она нас забросила… А последний раз надела – каблук расшатала, а потом долго ругалась. А такая была любовь, Она предала нас, забросила, променяла на какие-то Кроссовки!
– Потому что Джинсы рулят!
– Вот увидишь, вас тоже скоро забудут, – кокетливо обратилась к Джинсам шёлковая Блузка. – Вон уже протёртые все, старенькие…
– Что бы ты понимала! Джинсы бессмертны!
– И Кроссовки, – раздался басок с соседней полки. – Ишь ты, «какие-то», сами вы такие! И вообще, уймитесь наконец, дайте поспать. Она скоро опять куда-нибудь соберётся, а нам шлёпай по мокрому снегу. Дайте отдохнуть спокойно!
– Хорошо тебе, гулять ходишь, воздухом дышишь, а мы тут в темноте всеми позабытые, – уже в голос рыдало вечернее Платье.
– И каблук так ноет расшатанный, – подвывали Лабутены.
– Потому что Джинсы рулят!
– Всем тихо! – на правах старшего прикрикнул сверху Костюм. – Вон Она идёт, сейчас опять дверь откроет, уставится, а потом будет причитать: «Что бы мне сегодня надеть?»
– А Джинсы рулят! Ура, пойдём гулять!
– Опять не дали отдохнуть, чтоб вас всех… – вздохнули уставшие Кроссовки.
Женщина сидела на кухне с чашкой дымящегося ароматного кофе.
«Поехать бы к морю, а не вот это вот всё…»
За окном шёл снег. Первый в этом году, он ещё не лёг ровным покровом, и то там, то тут выглядывали чёрные грязные пятна. Листья совсем облетели, и пейзаж выглядел грустным и унылым.
«А два года назад в Таиланде… я в любимом сарафане… Море, солнце, фрукты…»
«Точно! Надо сходить в “Магнит” за фруктами, говорят, что бананы поднимают настроение! И шоколадку надо купить. Пойду, немного пройдусь, прогуляюсь…»
Допив кофе, женщина пошла одеваться. Открыв огромный шкаф, битком набитый самой разнообразной одеждой, она какое-то время пристально разглядывала его содержимое.
«Что бы мне такое сегодня надеть?»
С грустью посмотрела на вечерние платья, провела ухоженной рукой по деревянным вешалкам с костюмами, любимыми изящными юбками, брюками, блузками…
«Не сегодня, друзья мои, не сегодня…»
«Но придёт день – и всё изменится, ничего не длится вечно…»
Наконец, видимо, решившись, уверенным движением вытащила с полки джинсы, старенький, но такой любимый уютный джемпер и пару заслуженных кроссовок.
Дмитрий Головин (Петровск-Забайкальский) Победить Демона
Демон сидел напротив меня. Увидев, что я проснулся, подмигнул красным глазом и улыбнулся:
– Вставай, чувак, опохмеляться пора.
Я недоверчиво посмотрел на него и, еле ворочая сухим от сушняка языком, прошептал:
– Ты кто?
– Сам не видишь? Демон я, откомандирован тебе в помощь. Все сроки-то твои вышли, уже месяц как, а ты всё живой.
– Да пошёл ты, – прохрипел я, морщась от нахлынувшей головной боли.
– Да рад бы, – парировал незваный гость, – но служба, сам должен понимать! Пока задание не выполню, не могу. Терпи, брат, надеюсь, недолго тебе осталось, – он обнажил ряд жёлтых острых зубов, – так что давай похмеляться, не дай Бог, тьфу ты, дьявол, ещё из запоя выйдешь.
– Так, может, сгоняешь за бухлом? – с надеждой в голосе прошептал я, глазами выглядывая куртку, где вроде должны были остаться деньги.
– Э, не, брат, я к тебе не для принеси-подай поставлен. Да и не видит меня никто, кроме тебя. Так что сам уж как-нибудь, соберись с силами. Мужик ты или нет, в конце концов! А я тебя, так сказать, морально поддержу ради этого святого, тьфу ты опять, дьявольского дела!
День выдался хмурым и промозглым, под стать моему мерзопакостному состоянию. Слегка пошатываясь, я брёл вдоль улицы. В кармане моём была лишь мелочь, так что не разгуляться.
Демон шёл рядом и радостно предлагал:
– Может, вот там, – он кивнул на с высоким забором дом, – у Федорихи возьмём? Спирт у неё отменный, шибает с первого глотка. А накатишь по полной – так потом могут и не откачать. И прикончим с тобой это дело, а?
Но я шёл дальше, а демон не унимался:
– Во, гляди, там на точке, в пятом подъезде, помнишь, ты остаканился всего-то граммов сто, и рука у тебя отсохла на две недели, верное дело, пошли уже, а? – попыхивая дымком, уговаривал демон.
Но я всё не останавливался, а Демон, удивительно осведомлённый о моих былых «подвигах», не отставал.
– Во, там, гляди, между гаражами, тебя отмудохали двое и обобрали подчистую, а‐а, так ты же и не помнишь даже, болезный, поскольку был уже в никаком состоянии.
Я слегка поморщился и потрогал оставшийся с того времени шрам на голове.
– Слышь, ты чо такой смурной? Надо уже меры принимать, не грусти, жизнь продолжается, тьфу ты, заканчивается, – пытался ободрить меня Демон, весело шлёпая по лужам своим чешуйчатым хвостом.
– А как там в аду у вас? – поинтересовался я. – Сильно жарко?
– Эх, нынче совсем похолодало, черти обленились, гады, больше всё в гаджетах зависают, в «Инста точка ад» и прочих адсетях. А ты как, брат, думал, нас ведь тоже прогресс затрагивает. Всё самое худшее к нам перемещается, а мы это тестим, доводим до совершенства и обратно к вам закидываем. Нам ведь кадры новые нужны. Чем больше плохих людей у вас тут, тем меньше в раю, простая арифметика, брат!
– Не брат я тебе, – пытался парировать я.
– Это пока не брат, – усмехнулся Демон, и из его ушей вылетели лёгкие облачка дыма, – на сковородке ты меня и братом, и сватом назовёшь. Не таких ломали! Вот, смотри, двое твоих собратьев по разуму у ларька пивного толкутся, наверняка опивки собирают, ты чо, хуже них? Смелее надо быть! Увереннее! Решил похмелиться – похмеляйся! Не дай себе засохнуть, – сострил Демон и заржал так, что кончики пламени полетели из ноздрей. Я отмахнулся от летящих искр.
А бабки на лавке испуганно зашептались:
– Смотри, ишо один белку ловит! Руками-то машет, как ненормальный, поди, с чертями разговаривает с перепоя!
Я смущённо опустил руки, запахнул куртку со сломанным замком, спасаясь от пронизывающего осеннего ветра.
Демон ободряюще хлопнул меня по спине.
– Не бойся, горемычный, со мной не пропадёшь, в смысле, пропадёшь, конечно! Чо-то меня на вашей грешной земле немного подклинивать стало. Наверное, позадержался я тут, как и ты!
Я упрямо шёл дальше… Честно сказать, сам не зная куда, мыслей в пустой голове не было совсем.
– Не, ну, братан, надо что-то решать уже. Похмеляться не получается, так есть ведь более простые решения. – Демон заговорщицки почти шёпотом продолжил: – Сам посуди: что тебя тут держит? Ни работы, ни друзей, хотя друзья есть, конечно, такие же алкаши, как и ты. – Он с гордостью поднял вверх кривой, как сабля, коготь. – Мои клиенты, кстати! Жена ушла от тебя, и слава Богу, тьфу ты, дьяволу, хоть пить тебе не мешает теперь!
– Да уж, ничего не держит, – согласился я.
Демон повеселел:
– Вот видишь! Давай пойдём домой, выпьем чаю, можем даже поговорить напоследок. Верёвка у тебя есть, мыла нет вроде… Ну так зачем оно? И так сойдёт… А там я тебя уже обниму в своих горячих объятиях, так сказать, воочию!
Я устало подумал: «А почему бы и нет? Раз – и всё! И не заплачет никто, не вспомнит, закопают и забудут. Так зачем тянуть, кому я нужен? – Но вдруг меня как осенило: – А дочка? Ведь у меня есть дочка! Я даже не поздравил её сегодня с днём рождения! Я совсем забыл. Первый раз в жизни забыл! А ведь должен был поздравить! Всегда поздравлял! Пусть даже не было денег на автобус, я шёл на другой конец города и искал глазами заветное окно с синей шторкой на третьем этаже, где она живёт с моей бывшей женой. Дочка всегда ждала меня. Я махал ей рукой, и она махала мне в ответ. А дальше мы разговаривали глазами. Оказывается, как много можно сказать взглядом. Жена не пускала меня даже на порог, и, наверное, правильно. Я теперь больше похож на бомжа, чем на отца красивой кучерявой семилетней малышки!»
Демон, увидев оживление на моём лице, повеселел:
– Ну вот, другое дело, с таким настроением и в петлю залазить одна радость! Я тебе обещаю: на самую вместительную сковородку тебя посажу, не пожалеешь, зуб даю. – Он тотчас с противным хрустом выломал у себя зуб и показал его мне. – Во, держи, задаток, так сказать.
Но я уже не слушал его, нащупал в кармане остатки денег и направился к магазину с вывеской «Цветы».
Демон, вдруг осознав, что клиент уходит из его цепких лап, попытался схватить меня за рукав и отчаянно прокричал почти в ухо:
– Слышь, дурик, ты чо творишь, мы так не договаривались! Я за тебя уже и премию получил. Ты мужик всё-таки или нет? Держи слово. – В его глазах угрожающе сверкнул дьявольский огонь.
– Не давал я тебе никакого слова.
– Как не давал, а кто за бухлом меня отправить хотел? Давай я тебе сам выпить куплю, так уж и быть! Ну, хочешь, отсрочку дам тебе целый день?! Завтра всё решим. Ну не уходи, побудь со мной, давай обсудим…
Но я, с трудом вырвавшись, уже распахнул дверь магазина, испугав молоденькую продавщицу своим видом, и прохрипел:
– Роза есть? Недорогая…
Девушка, растерянно хлопая длинными ресницами, смотрела, как я высыпаю на белоснежный прилавок грязную мелочь, только и спросила:
– Вам завернуть?
Я обернулся, позади меня никого не было, Демон растворился, не оставив даже клубочка дыма, как и не было его. А я первый раз за этот день улыбнулся, глядя, как продавец заворачивает в серую бумагу цветок для моей дочурки. «Теперь каждый её день рождения я буду дарить ей цветы!» – решил я и через минуту, выйдя из магазина, уверенно зашагал на другой конец умытого и обновлённого дождём города.
Юлия Грачёва (Санкт-Петербург) Рассказ о том, как дядя Ваня за грибами ходил
В этот жаркий июль дядя Ваня приехал погостить в деревню к матери – отдохнуть и помочь по хозяйству.
Это был высокий, под два метра мужчина с чёрными волосами и прозрачными голубыми глазами. Женщины смотрели на него с каким-то особым трепетом, опуская глаза. Невероятная харизма проступала в его походке, взгляде из-под густых бровей, заставляя прекрасную половину человечества таять. И женщины таяли мартовским снегом, не обращая внимания на наличие в жизни дяди Вани двоих детей и жены.
Солнце висело высоко над горизонтом. Дядя Ваня прищурился, вышел из автобуса… и увидел ЕЁ. Высокая, статная женщина с копной светлых волос стояла у калитки, вытирая руки о цветастый фартук.
Несомненно, это была женщина мечты. Та самая, единственная и неповторимая. В этот раз он не мог ошибиться, это ОНА – тургеневская Ася и булгаковская Маргарита в одном флаконе. Расспросив соседей о незнакомке, он узнал, что женщину-мечту зовут Любовь, и начал действовать. Возникла маленькая проблема – его мать была строгой, старых правил женщиной. Но дядя Ваня придумал, на его взгляд, гениальное решение.
– Куда ты с утра пораньше? – удивлённо спросила Марья Петровна сына. Дядя Ваня крутился перед зеркалом, насвистывая и приглаживая волосами намечающуюся лысину.
– Так я, это… За грибами решил сходить, – ответил мужчина, краснея.
– Дело хорошее, иди с Богом. У нас грибных мест много.
Прихватив большую плетёную корзину, он трепетной ланью выпорхнул с крыльца.
Любовь оказалась приветливой одинокой бездетной дамой слегка за сорок. Дядя Ваня совсем потерял голову, пропадая на её даче. Нужно было помочь одинокой женщине с огородом, к тому же Люба отлично готовила борщ.
Возвращаясь вечером домой, каждый раз он шёл мимо рынка, покупал корзину грибов, и таким образом алиби было обеспечено.
– Какой ты молодец, сынок, – восхищалась Марья Петровна, – одних белых насобирал.
Погреб медленно заполнялся банками с солёными опятами, белые и подосиновики тщательно сушились на солнце, и довольный собой дядя Ваня сиял, как медный таз.
Отпуск быстро закончился, дядя Ваня уехал в город. Результат грибной охоты оказался неожиданным.
Люба, утирая глаза платочком, стояла в дверях, заливаясь слезами.
– Вы, может, повлияете на Ваню. Два месяца уже. Что делать-то?
– Совсем у тебя, девка, совести нет. С женатым человеком спуталась. И что теперь? – сердилась Марья Петровна, качая седой головой.
И тут её посетила внезапная мысль. Марья Петровна вспомнила прошлое лето, рыбу, которую вёдрами приносил сын с рыбалки, и забеременевшую одинокую соседку – рыжую Маруську.
Дверь неожиданно открылась, вошёл дядя Ваня.
– Мать, я тут в командировке по области, решил заехать, – сообщил он и замер от удивления.
Две разгневанные женщины пристально смотрели на него. Дядя Ваня только успел прикрыть лицо руками.
– Ах ты, паразит, грибник-рыболов!
Над головой мужчины со свистом пролетела банка.
– Вот тебе опята, вот тебе подосиновики!
Так у дяди Вани на всю жизнь появилась аллергия на грибы.
Олег Гонозов (Ярославль) Кефир
Теперь уже и не вспомнить, кто первым назвал Константина Петровича Кефиром, да это и неважно.
Ладно бы назвали Профессором или Правдолюбом, с этим ещё можно смириться, а то ведь Кефиром!
Каждый день Кефир ходит в магазин, да и все мы ходим в магазин, но при этом не становимся Кефирами. Но как мы ходим? Причаливаем к стеклянной витрине холодильника и сгребаем всё, что лежит под носом. Кефир, молоко, творог и так далее. А что делает Кефир? Тоже причаливает к витрине, достаёт из кармана очки, цепляет на нос и перебирает весь выставленный кефир в поисках коробки со свежей датой.
А это значит, что 5 января ему, барину, подай кефир от 5 января. 6 января – за 6 января, а 7 января – за седьмое! Но у работников прилавка совершенно противоположная задача: им 5 января кровь из носу, но надо продать кефир за 28 декабря, пока не истёк срок годности. 6 января – за 29 декабря, а 7 января – за 30 декабря. Естественно, кефир с коротким сроком годности выставляют на первое место, а самый свежий ушлые сотрудники магазина прячут в конце полки.
Но Кефир на то и Кефир, чтобы добыть свежий продукт, а не первый подвернувшийся под руку, на который может клюнуть разве что подслеповатый пенсионер или студент. Кефир, как бывалый таможенник, в считаные секунды перелопатит все коробки и доберётся до последнего ряда.
И горе тем покупателям, кто отважится сделать Кефиру замечание. Мол, нехорошо так, несолидно, некрасиво. Лучше бы им промолчать, ибо никто на свете, даже Айдана Нурбековна, заведующая магазином, не знает, как на это отреагирует Кефир. А он обязательно разразится монологом:
– Дорогие покупатели, товарищи и коллеги, не сочтите за труд раз и навсегда запомнить, что только свежий кефир нормализует кислотный баланс и микрофлору кишечника! – громогласно выдаст Кефир и, сняв очки, тихо добавит: – Только свежий кефир даёт слабительный эффект, а несвежий – наоборот!
Анастасия Гудкова (Самара) Брачный контракт
В избушке было жарко, да не от печи. Уж, почитай, третьи сутки спорили Кощей с Ягой, да никак к согласию прийти не могли. А всего и делов‐то! Если б не Баюн… А дело было так.
Бродил как-то на закате Кощей по дворцу своему каменному, эхо гулкое слушал да и закручинился. Знамо дело, тяжко мужику, хоть и Бессмертному, в одиночестве куковать. Вот и решил он к Яге посвататься, чем леший не шутит, авось и согласится старая. Рассудил Кощей просто: царевичей Яга уж давно по Василисам Прекрасным да Премудрым раздала, а кому Василисы не хватило, тем Марьи да Алёнушки достались. Особо дурных и вовсе в печи зажарила, неча красных девок обижать. А сама с котом живёт, скучает. К ней женихаться не идёт никто, а Кощей Ягу уж пару сотен лет знает, хорошая бабка, бойкая, на язык острая, хозяйственная. Да и коту место во дворце найдётся.
Вот только не ведал Бессмертный, что кот тот повадился в библиотеке столичной книги воровать. И давеча приволок особо интересную – «Семейное право». Вот и удумала Яга диво доселе невиданное – брачный контракт составить решила.
– Пиши, Баюн, – наказала Яга. – Над златом чахнуть не более одной ночи в седмицу. Записал?
Кот важно кивнул, а Кощей аж на лавке подпрыгнул.
– Помилуй, старая, да я так совсем счёт потеряю! Изведёшь ты меня, ой изведёшь! До свадьбы не доживу!
– Да куды денисся, – отмахнулась Яга. – Ты ж Бессмертный! А, кстати, пиши, Баюн: ларец не перепрятывать!
– Точно, смерти моей хочешь, – буркнул Кощей.
– Ох и бестолковый женишок, – покачала головой бабка. – Зайца я твоего кормлю, чтоб не издох! Последний раз три ночи по лесу плутала с корзиной морковки, умаялась.
– Заботливая ты моя, – умилился Кощей.
– А как за ушком чешет… – мечтательно мурлыкнул кот. Яга покраснела от смущения и уставилась на Кощеевы уши. Бессмертный крякнул что-то невразумительное, но смолчал.
– Пиши дальше, – поторопила Яга. – На русалок не засматриваться.
– Да откуда здесь русалки?! – возмутился Бессмертный. – Ты сотню лет назад всех извела, остались кривые да косые.
– Откуда знаешь, что кривые? – прищурилась Яга. – Значит, и на таких заглядываешься. – Она погрозила пальцем с длинным ногтем. – И их изведу, коли не прекратишь!
– Душа моя, – устало вздохнул Кощей, – всё у тебя, али ещё желания имеются?
– Имеются! – топнула ногой Яга, да так топнула, что аж лапти хрустнули. – Заначки не делать!
– Да ты совсем из ума выжила, старая! – зарычал Бессмертный. – Не родилась ещё та ведьма, что у самого Кощея заначку сыскала!
Яга пожевала губу, пробормотала: «Чуфырь, чуфырь, злато мне выковырь!» – и изумлённый Кощей безо всякого на то желания выложил на стол добрую дюжину золотых монет. На этом терпение его иссякло.
– Ну Яга! – гневно и одновременно восхищённо взвыл он. – Да я лучше к кикиморе свататься пойду! От озерца её отойдёшь – да и не слышно её. А от тебя нигде не скроешься!
– Вот и ступай, – обиделась Яга да как свистнет.
Стрелой Бессмертный из избушки вылетел да прямо на жёсткое место упал. Потирая ушибленный зад, брёл Кощей ко дворцу и задумчиво бормотал:
– Точно женюсь! Вот только отойдёт немного, а там и снова посвататься можно!
Светлана Емельянова (Санкт-Петербург) Масло
– Я люблю тебя до слёз! – заорал муж за стенкой, на кухне. – Ла-ла, букетом роз!
Милочка зажмурилась и повернулась на другой бок. Хотелось доспать.
– Где масло? Где у нас масло? – истошно заорал муж. – Где масло?
Милочка дёрнулась, накинула халат. На кухне у двух раскрытых холодильников стоял муж Васик в трусах и майке и орал:
– Я на работу опаздываю! Я хочу бутерброд! – тряс он батоном.
Милочка молча одной рукой отодвинула Васика, другой открыла морозильник и достала кусок масла, круглый, размером с небольшой футбольный мяч. Сунула мужу его под нос, а потом положила на стол.
– Вот масло! – Так же молча Милочка наблюдала, как муж яростно рвёт целлофан и пытается ножом наколоть масло на куски.
И тут её прорвало:
– Васик, ты стал очень груб. Ты орёшь с самого утра и не даёшь мне спать! Потом чуть ли не носом тыкаешь меня в два холодильника! А сейчас ещё, как первобытный орангутанг, рвёшь всё и мечешь!
Васик оставил терзать масло и изумлённо сказал речь:
– Да ты сказочница! Вот чему вас там, в этой писательской шайке-лейке, учат! Это ты ворвалась на кухню, как сто фурий, в красном халате! Рванула холодильник и метнула на стол это ядро масла! А оно с таким грохотом покатилось по столу, как при битве под Аустерлицем! Я его еле поймал! Где ты вообще взяла этот бронебойный шар? А я только вежливо спросил тебя: «Любимая, где у нас масло?» И даже открыл дверцы холодильника для твоего удобства. А перед этим я пел тебе всё утро: «Я люблю тебя до слёз!»
Милочка заморгала часто-часто и улыбнулась.
– Давай я тебе яишенку сделаю!
Елена Григорьева, Ян Яналиев (Уфа) Старший по сараю
Жил-был Старший по Сараю на маленькой экологичной ферме. И была у него на попечении гусыня, которая умела нести золотые яйца. Окей, пусть не золотые, а бронзовые, да и то лишь по части скорлупок. Зато делала это исправно, каждый день, ну а яйца были съедобными, с замечательными вкусовыми свойствами.
Но вот клюнул Старшего по Сараю жареный петух прямо в темя. Встал он с левой ноги спозаранку, нагрянул в сарай и выдал гусыне задание: с первого числа нового месяца нести яйца, в профиль квадратные.
И, казалось бы, чего же плохого было в этом незаурядном задании? Но ведь так природой устроено, что все яйца обычно овальные. И таков уклад мироздания.
Гусыня не послушала Старшего – продолжала нести овальные яйца. Тогда Старший по Сараю сел рядом и сокрушённо сказал:
– Окей. Что ж… Ну, давай, сделай всё как обычно. Пусть яйцо из тебя выходит овальное. Но снеси его в квадратную форму. Прямо сразу, пока не затвердела скорлупка. И тогда оно станет кубическим.
Гусыня с тревогой подумала: «Яйца ведь могут потрескаться, когда нежная скорлупка подсохнет». Вслух же она мудро смолчала, потому что получала паёк за работу, и сделала так, как просили.
В принципе, яйцо, опрокинувшись в кубический лоток, не разбилось, но и правда изрядно потрескалось. Только Старший по Сараю отнюдь не заметил такого изъяна. Он вынул яйцо из лотка и от радости начал приплясывать, воздев руки с новым продуктом к потолку, что-то курлыча под нос и даже слегка заикаясь. Ведь у него теперь было такое яйцо, которое он смог сотворить собственными своими усилиями. Гусыня же лишь снесла его в лоток необычной конструкции. А Смотритель добился этого результата самостоятельно, чутко руководя процессом яйценесения.
Долго он держал яйцо у себя – всё никак не мог налюбоваться. Со временем у него появились яйца не только кубические, но и в форме тетраэдров, октаэдров, додекаэдров и икосаэдров. Но вскоре расходы на новое производство превысили накопления. И Смотритель наконец-то решился продать свои новые яйца.
Он отправился на рынок и стал, как зазывала, кричать: «У меня необычные яйца!» Его предложение очень заинтересовало прохожих. Они даже купили пару этих новых яиц. Но когда принесли их домой, то заметили, что яйца потрескались. И пахли они как-то странно – заскорузлой, старой тухлятиной, а из трещин что-то сочилось. Одно из яиц вообще развалилось на части, и из него изверглась зловонная жёлтая жижа. Поэтому яйца пришлось срочно выкинуть на помойку. Даже бронзовая скорлупа, на которую и польстилось большинство покупателей, оказалась тонкой фольгой, так что её нельзя было переплавить на что-нибудь дельное.
Недовольные покупатели осадили Сарай Смотрителя пикетами протестов и требовали, чтобы им возвратили потраченные впустую средства. Они кричали рефрены, что необычные яйца – додекаэдры и икосаэдры – оказались бездарной, никчёмной, неэкологичной подделкой.
Но на это Смотритель только сокрушённо качал головой и агрессивно оправдывался, предъявляя яйцо, только-только вышедшее из лотка: «Посмотрите на моё! Оно целое! Так зачем вы меня обманываете, что у вас все яйца потрескались?»
Покупателям ничего не осталось, как сложить свои транспаранты и больше никогда-никогда не ходить на экологичную ферму.
Прошли годы. После череды эпидемий и глобальных катастроф все естественные формы получения пищи забылись. Теперь яйца штамповали на фабриках и делали их геометрических форм, чтобы они лучше укладывались в лотки для транспортировки. О хорошем запахе продуктов тоже давно позабыли, ведь их делали из переработанных отходов. Так что если бы кто-то вспомнил яйца Старшего по Сараю, то, по сравнению с нынешними, они просто благоухали.