Пеpвая любовь была слепа
Пеpвая любовь была, как звеpь
Ломала свои хpупкие кости,
Когда ломилась с дуpу в откpытую двеpь
(С) Наутилус Помпилиус "Жажда"
Я припарковался возле элитного ночного клуба «Нирвана», бросил взгляд на часы – время еще есть. Не люблю приходить вовремя, люблю, чтоб подождали. Хотя бы минут десять. Легкое психологическое давление, когда показываешь оппоненту, что дорожишь встречей, но не несешься сломя голову. Провел пятерней по влажным волосам, заглаживая назад и осматривая здание, похожее на купол, усыпанный звездами. Элитное местечко – вертеп всех смертных грехов, доступных только тем, кто готов был оплатить за вход круглую сумму. Я бывал здесь и раньше, правда, совсем с иными целями.
Хлопнул дверцей мерса, швырнул ключи работнику клуба. Бросил взгляд на массивные стеклянные двери в заведение – оцеплено секьюрити. Пройти можно только по приглашению. Жесткая селекция.
Я направился ко входу, возле которого уже толпился народ. Блеск показухи и тошнотворного гламура с витающим запахом наркоты, дорогого пойла и дикого секса в кабинках туалета. Электронная музыка, которую и музыкой язык не поворачивается назвать, но для конвульсивного дерганья телом вполне и очень. Басы бьют по барабанным перепонкам даже на улице, покачал в ритм головой, отстукивая пальцами по ноге.
– Маакс, о божеее, это же Мааакс, – протянул кто-то из очереди, я усмехнулся, проходя мимо компании девчонок в мини-юбках, окутанных сигаретным дымом. Ни одну не помню, но, видимо, они запомнили меня… за какие-то заслуги. Подмигнул, скользнув оценивающим взглядом по упругим задницам и силиконовым бюстам – не интересно, и поднялся по ступеням. Вслед понеслось:
– Макс, проведи нас, аааа. Мы не останемся в долгу…
Кто бы сомневался. Не сегодня, девочки. Секс не входит в мои планы. Хотя… еще не вечер. Охрана пропустила сразу, но на предмет оружия проверила. Я кивнул на трех ярких кукол, которые с надеждой смотрели мне вслед:
– Пропусти этих. Они со мной. Но позже, чтоб не увязались. У меня встреча.
Сунул ему деньги в карман пиджака и похлопал по плечу. Лысый коротко кивнул. Умные ребята, и зрительная память хорошая. Я повернулся к куколкам и прищелкнул языком, складывая пальцы кольцом. Одна из них многообещающе облизала пухлый рот. Минет – это ж не секс, да? Дам ей в рот перед уходом.
– Лев где? – спросил у одного из официантов, и тот кивнул на дальний столик в ВИП-секторе, окутанный неоновой дымкой и лучами разноцветных прожекторов. Официант хотел пройти дальше, но я преградил ему дорогу, резко вытянув руку:
– Стоять.
Он замер, а я усмехнулся, глядя в испуганные глаза, взял с подноса бокал виски, на ходу опрокинул, закусывая лимоном. Бокал поставил на поднос другому официанту. Прошел к столу, за которым сидели четверо мужчин. У одного на коленях извивалась стриптизерша, второй выравнивал кокаиновые дорожки на зеркальном столе золотой кредиткой. Третий что-то орал в телефон, а четвертый смотрел на меня – Лёва собственной персоной. Владелец этого элитного гадюшника. В прошлый раз мы с ним расстались при обстоятельствах, не располагающих к новой мирной встрече. У того, что ровнял кокаин на столе, я заметил ствол под пиджаком, второй бросил на меня взгляд и снова вернулся к беседе. Наверняка тоже «упакован». Если что-то пойдет не так – мои мозги украсят прозрачный, сверкающий пол «Нирваны» бледно-розовыми брызгами.
– Свали, Гера, – рыкнул Лев и с яростью посмотрел на парня, который лапал за полные груди стриптизершу, засовывая пальцы в ярко накрашенный рот, пока она вовсю натиралась о его член голой задницей. Перевел взгляд на меня – холодные глаза, полные презрения. Узнал. Еще бы.
– Я думал, Ворон сына пришлет, а не пешку свою.
Я отодвинул стул и сел напротив Льва, не дожидаясь приглашения:
– У пешки иногда намного больше шансов на шахматной доске, чем у короля.
– Если ее не сольют на первых же ходах, – осклабился Лев и сделал глоток из бокала, – Ворону скажи – пусть для переговоров сына пришлет, как и обещал, а не шестерку.
Внутри поднялась волна мгновенной ярости, я бы одним ударом свернул ему челюсть, но меня здесь изрешетят. Поиграв желваками, пристально посмотрел Льву в глаза, успокаиваясь:
– Позвони Ворону и переспроси, кого он к тебе прислал. Если, конечно, хочешь выглядеть неинформированным лохом.
– Базар фильтруй, Зверь. Ты не на своей территории.
– Фильтры закончились. Информация правит миром. Ты думал об этом, Лёва?– повернулся к тому, что затянулся коксом, – Говорят, что через пару лет кокаиниста от сифилитика не отличить.
– Что? – взревел тот, зажимая ноздрю пальцем и закатывая глаза.
– Он охренел, Лёва! Я ему башку сейчас снесу!
Я почувствовал, как в затылок уперлось дуло пистолета. Напрягся, ощущая, как поднимается градус адреналина в крови. Уууууууххх. Дааа! У каждого свой кайф. Кажется, у меня даже встал.
– Давай, проверь.
Лев вздернул бровь и достал из кармана мобильник, покрутил в толстых коротких пальцах, рассматривая меня, а потом положил его обратно на стол. Думает. Кивнул ублюдку, который тыкал пушкой мне в темечко и тот отодвинул ствол, но продолжил держать меня на мушке, я ее ощущал кожей.
– Да, ты плохо информирован, Лёва. Не будешь ты править миром в ближайшие сто лет, – я откинулся на спинку стула, ни на секунду не забывая о скорости, с которой пуля пробьет мне затылок. – А теперь к делу. Мы согласны открыть границу для твоего товара. Можешь ввозить.
Лев усмехнулся и закурил сигару протянул и мне, угощая. Я взял, щелкнул зажигалкой и посмотрел снова на Льва.
– Чего это вдруг, а? Передумал Ворон? Три месяца назад я получил отказ.
– Тебе какая разница, Лёва? Или уже не интересно?
Бл**ь! Не может быть, чтоб я прокололся. Неужели мудак нашел иной способ везти сюда своё пойло?
– Тогда было интересно, а сейчас Ахмед на рынок вышел. Какой мне смысл? У него товар хорошего качества. Я пока толкаю в Польше.
Я усмехнулся.
– То есть у тебя плохой, Лёва? У Ахмеда три точки сбыта – мы дадим тебе пять. Цену снизь, и ты в ажуре. Потерь не понесешь за счет оборота. От Ворона получишь стратегически интересные места. А там плевое дело раскрутить – реклама, эфирное время. Ахмеда задвинешь в два счета.
Лёва задумался, глядя на меня и затягиваясь сигарой.
– Цена теперь будет ниже, чем я предлагал, – сказал и снова отпил с бокала.
Наивный самоуверенный идиот. Кому нужны твои бабки?
– Ворон согласен.
– Даже так? Не хочешь у него спросить?
Я отрицательно качнул головой.
– Хорошо, а теперь в чем подвох, Зверь?
– А в чем подвох, Лёва? Ворон серьезные дела решает с серьезными людьми. Кидка здесь нет. Уровень не наш.
– А Ахмед? Что-то не поделили? Зачем задвинуть его хотите?
Я пожал плечами. Хоть одна умная мысль за весь диалог сегодня.
– Ну почему так неуважительно о господине Нармузинове? Он у нас Христофором Колумбом отработал. Теперь мы знаем, что это интересно, и рынок будет наш… с твоей помощью, разумеется.
– Отжать хотите?
– Это называется не «отжать», Лёва, а здоровая конкуренция. Ну так как? Интересно?
– Заманчиво, – Лёва потер квадратный подбородок, – ты че, в натуре сын Ворона?
– В натуре, Лёва, в натуре. Результаты ДНК сегодня показывать не буду, но ты мне на слово поверь.
– Гера, мать твою, убери ты пушку.
Вот теперь я смог расслабиться и, протянув руку к бокалу, сделал глоток, поставил на стол.
– Ладно, передай Ворону, что я подумаю. Ответ завтра будет.
– Нет, Лёва, мне ответ нужен максимум через час.
Я встал из-за стола.
– Кстати, место охрененное. Тыц-тыц-тыц, – я снова покачал головой в такт музыке, – а рок в живую не пробовал? Хотя, нет. У тебя не тот контингент. Не прокатит.
Прошел мимо Геры, который был на голову выше меня и в два раза больше. Я демонстративно подпрыгнул и покачал головой показывая ему большой палец кверху.
– Клоун, бл**ь, – пронеслось мне вдогонку.
– Не клоун – Зверь. Он тебе сердце голыми руками вырвет, Гера, и сожрет сырым. Спрячь ствол, задолбал, придурок. Иди… потрахайся и расслабься.
Я ухмыльнулся. Все же Лёва проинформирован мной неплохо – сломанное ребро и нос, видать, поднывают в плохую погоду.
Я подошел к бару, отыскивая взглядом троицу, которую провел сюда. Не мешало бы расслабиться. Полчаса на прицеле у обнюханного имбецила как-то не располагает к спокойствию. Но вместо них мне очень мило улыбалось какое-то чудо с белыми волосами, черной подводкой в пол-лица и пухлыми губами. Вот слабость у меня, когда у них пухлый рот.
– Мы знакомы? – спросил я и подтолкнул к ней меню бара. Отрицательно качнула головой и облизнулась. О дааа, детка. Я точно знаю, чего хочу сейчас.
– Я о тебе наслышана, – вдруг сказала она и я усмехнулся. Пусть будет так.
– Поехали знакомиться, если наслышана и не страшно…
Через пару минут я уже вел ее в сторону выхода, сжимая упругие ягодицы:
– Так значит, любишь жестко трахаться? – шепнул ей на ухо, прикусывая мочку.
– Дааа.
Она кричала это «дааа», пока сосала мой член, в коротких перерывах, когда я давал ей продышаться и снова яростно долбился в этот рот, удерживая ее за затылок. И потом, заливаясь слезами, когда драл ее, нагнув над креслом в моем номере, намотав ее длинные волосы на кулак, под конвульсивные сокращения ее плоти вокруг моего члена. Да, ей таки нравился жесткий трах, она кончала, как заведенная, а утром не взяла денег. Не люблю, когда они не берут, потом начинают названивать и требовать свиданий, но эта даже номер телефона не спросила. Кто-то платит за секс, чтобы получить сам секс, а я любил за него платить, чтоб не возникало сложностей. Дал денег – и мы в расчете, и все вопросы на счет продолжения отпадают.
***
Я врубил музыку на полную громкость и закурил, глядя в лобовое стекло. Наконец-то почти дома. Последние три года мотался туда-сюда. То в Питер, то вообще по Урюпинскам всяким. Ворон сказал завязывать там, здесь проблем хватает. Ахмед, сука, наехал на наших недавно, устроил маскарад в центре города. Попрессовали ребят, а некоторых менты загребли во время поножовщины.
Я подумал об отце, уверен, он сразу же обзвонил своих адвокатов, работающих на него уже годами. Пацанов выдернут, и довольно быстро. В этом отношении Сава придерживался одного правила – своих надо вытаскивать всегда. Из любой передряги. За это его фанатично уважала братва. Впрочем, как и я сам, что так же не мешало мне сильно его ненавидеть. Три года назад наш разговор с Вороном состоялся сразу после похорон Лены. Ни днем раньше. Хотя у него был целый месяц и до этого поговорить со мной. Нет, я даже не ждал. Я давно не жду от людей ровным счетом ничего, кроме подлянки. Его молчание доказывало, что известие никоим образом не всколыхнуло в нем никаких чувств. Я не удивился. Но тогда уже отбросил планы мести, и не из-за отца, а из-за Графа. Есть дружба, которая вырастает из ненависти, а наша была подпитана ненавистью к общему близкому врагу – родному отцу. Нас объединяло настолько много, что вся моя месть теряла смысл, когда я понимал, что в лице Андрея мщу сам себе. Нет – это не благородство. Это умение возвращать долги, и я был должен брату хотя бы за то, что тот два раза протянул мне руку, когда должен был всадить пулю промеж глаз.
Ворон вызвал меня к себе, когда я вернулся из больницы, где оставил Андрея у постели дочери. Сава лично позвонил и сказал, что ждет меня на ужин. Поразился его цинизму, точнее, не поразился, а скорее усмехнулся, понимая, насколько этот человек предан своим пустым идеалам. Хорошо, что на похороны пришел, я думал, его и там не будет. Не скажу, что горел желанием обсуждать с ним его отцовство. Не так я хотел, чтоб он узнал о моем существовании, но что сделано – то сделано, и мне было все же интересно посмотреть ему в глаза и понять, что он чувствует. Ведь он месяц обдумывал этот разговор. Сава ждал меня в этот раз не в кабинете, нам накрыли в просторной зале на двоих. От ужина я тогда отказался. В душе остался едкий пепел после всего, что произошло в последние дни. Он предложил мне присесть, но я так и остался стоять. Мы оба молчали. Я смотрел на него и думал о том, что много лет назад я бы сдох за возможность вот так поговорить с ним, а сейчас… сейчас, как говорится, уже нахрен не надо. Да и не о чем. Он мне никто, и я ему… никто. Ворон первый нарушил молчание.
– Я позвал тебя не для того, чтобы бить себя в грудь, оправдываться и говорить, что сожалею о твоей матери, – он тоже не торопился садиться за стол, стоял напротив меня ужасно бледный, с ввалившимися глазами, но все такой же до тошноты высокомерный, – я даже не помню, как она выглядела. В моей жизни таких, как она, были сотни.
Я сжал челюсти, контролируя дикое желание съездить ему под дых.
– Ничего личного, Макс. Тогда я жил именно так. Какая-то девка, с которой я спал, пока скрывался от ментов, решила захомутать меня известием о беременности. Я дал денег и забыл о ее существовании. Я поступил бы так с любой другой.
Я в этом даже не сомневался. Сам такой. Оттрахал и забыл. Пошел дальше. Но, бл**ь…
– То есть идеи проверить, сделала ли она аборт, у тебя не возникло?
– Нет. Совершенно. По всей логике вещей должна была. Не в ее положении оставлять ребенка, безотцовщину, с её-то мамашей чокнутой. Ей не повезло, либо тебе повезло. Сейчас я уже не знаю, что это было. Извиняться мне не за что, да и оправдываться тоже. Я не знал о твоем существовании, а она не представляла для меня ровным счётом ничего, чтобы я начал интересоваться.
Савелий поставил на стол два бокала и плеснул нам обоим виски.
– Я, Макс, предлагаю начать с чистого листа. Вот с этого момента, когда я знаю, что ты мой сын. Исправить уже вряд ли что-то можно, но, учитывая, как ты подгадил за последние годы – мы в расчёте. Ты теперь моя семья, и я готов забыть все то дерьмо, что ты расплескал вокруг себя в радиусе километров. Не пафос – жизненное кредо. Родная кровь – не вода.
Он отпил виски и снова посмотрел мне в глаза. Я не знал, что испытываю. После того, как тобой затыкали все прорехи и твоими руками устраняли неугодных, довольно странно вдруг понимать, что тебя возвысили до каких-то благ, потому что ты вдруг оказался носителем генов самого Ворона.
– Не сказал бы, что сожалею об этом дерьме, – ответил я и отпил виски. Ворон ухмыльнулся.
– Я был бы разочарован, если бы ты сожалел. Поэтому проехали. Назовем это ответным шагом, спустя несколько лет.
Я молчал, смотрел на него и молчал, сжав челюсти. Не так-то просто через столько лет ненависти вдруг начать воспринимать его иначе, чем подлым ублюдком, из-за которого погибла моя мать.
– Я знал, что разговора особо не получится. Это нормально. Время займет. На. Возьми.
Ворон, сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана пиджака конверт, подал мне.
– Загляни.
Если это бабки, я врежу ему, несмотря на то, что он еле на ногах стоит. Раскрыл конверт и достал свидетельство о рождении. Моё свидетельство. Свежая корочка, едва высохшие чернила и печать. Только фамилия теперь стояла не та, которую указала мать, а Воронов, и в графе «отец» проставлено имя: Савелий Антипович Воронов.
Стиснул челюсти до боли, чувствуя, как участился пульс и раздуваются ноздри. Внутри началась война, где одна часть меня хотела разодрать это гребаное свидетельство и швырнуть в лицо Ворону, а другая – содрогнулась от идиотской непонятной радости.
– Именно поэтому я не звал тебя месяц. Я хотел сделать то, что сделал бы двадцать восемь лет назад, если бы узнал о твоем существовании. Я, может, паршивый человек и хреновый отец, но я справедлив и у меня есть свои принципы: мои дети – это мои дети. Моя семья. А семья, Макс, – это святое. Землю жри, но семью не предай.
Он вдруг схватил меня за затылок.
– На меня смотри, – наши взгляды встретились, и я сильно сжал конверт пальцами, – сучонок, а глаза как у меня, один в один. Дел ты навертел… Я расхлебывать заколебался за этот месяц. Но имел право… Признаю. Виноват.
Ну так как, сынок… Готов начать сначала? Дашь этому шанс? Если нет, то я счет открыл на твое имя. Бери бабки и уезжай, куда хочешь, только свидетельство тогда здесь на столе оставь – и не было ничего.
Мы смотрели друг другу в глаза, и, кажется, я даже слышал, как секундная стрелка отматывает на циферблате. Если разорву свидетельство, то все напрасно было. Каждый день моей гребаной жизни был бессмысленным. Я медленно положил свидетельство в конверт и сунул за пазуху. Отец кивал головой, не отрывая от меня взгляда.
– Правильно, сын. Умно. Эмоции сиюминутны, а жизнь – штука длинная, и одиночество в ней – далеко не самый лучший выбор, – убрал руку и отошел к столу, осушил свой бокал полностью, повернулся ко мне.
– Значит так, Макс, подчищать больше не будешь, сам выберешь, кто этим займется вместо тебя, а ты возьмешь на себя Питер – там много важных дел делается. Мне нужен свой человек. Раньше я сам справлялся, но сейчас мне все труднее мотаться, я даю тебе второй шанс, мальчик. Не разочаруй меня. Оставь обиды и все счета в прошлом. Перешагни. Не сможешь – значит, я неверно на тебя поставил. Только в этот раз я не сделаю скидок на твою ненависть и трудное детство. Предашь – закопаю. И не важно, сын ты мне или нет. Андрея ждало бы то же самое.
Спустя три года многое изменилось, но я так и не назвал его отцом. Болезнь подкосила его еще сильнее, и он уже редко выезжал из дома, но по-прежнему вся империя держалась на нем.
Зазвонил сотовый, и я бросил взгляд на дисплей – незнакомый номер. В пять утра, на минуточку. Нажал на громкую связь, выруливая на прямую трассу к столице.
– Да! Кто это?
– Максим? – голос очень нежный и едва слышен, но такой знакомый. Пусть я и не слышал его пару лет.
Сам не понял, как свернул к обочине и резко затормозил.
– Максим это… я… это…
– Это ты. Я узнал, маленькая…Что случилось? Не спится?