Обзорная рубка представляла собой небольшую камеру в виде пузыря, расположенную высоко на корме корабля. Она состояла в основном из стекла и имела единственный вход – дверь, которая казалась такой узкой, что через нее с трудом смог бы протиснуться даже очень тощий ребенок; но каким-то образом в рубку попадал и Тиндуф. После того как дверь задраивалась, всю рубку можно было выдвинуть из корпуса на «стебле», который работал от тех же гидравлических контуров, что и механизм управления парусами, хотя им можно было манипулировать вручную, с помощью насоса, расположенного в самой рубке. Будучи выдвинутой, обзорная рубка позволяла видеть бо́льшую часть неба, поскольку громада корабля не закрывала половину панорамы.
Сидя в одном из двух кресел перед скоплением окуляров, я воспользовалась красной лампочкой, чтобы прочесть последние записи в журнале наблюдений. В первый раз, когда Сурт увидела парусную вспышку, если это действительно была парусная вспышка, моя подруга изучала небо весьма небрежным образом. К тому времени, когда ей стало понятно возможное значение этой вспышки, телескоп уже повернулся на хорошо смазанных карданных шарнирах, и она понятия не имела, каким был угол наведения в соответствующий момент. Пока она сидела в соседнем кресле, я прочесала подозрительный участок, но не нашла ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть ее слова. Возможно, удивляться и не стоило: если это и впрямь парусная вспышка, она была чрезвычайно кратковременной.
Но Сурт снова увидела нечто подобное, и на этот раз она наблюдала и вела записи. Ее почерк все еще не восхищал аккуратностью, но она старательно вывела время и координаты, а также сделала похвально разборчивую приписку: «Вер. вспышка, длительность полсекунды или меньше, не повторялась».
Сурт все еще испытывала трудности с чтением и письмом, но она совершенствовалась, и записи в журнале велись по установленному образцу. То есть надо было всего лишь подражать тому, что кто-то написал ранее.
По ее словам, это была уже вторая вспышка на одном и том же участке неба. Возможно, лучше бы этой информации остаться нашим общим секретом.
Когда лампа погасла, я позволила глазам привыкнуть к темноте, выбрала телескоп со средним увеличением и начала внимательно изучать тот участок неба, приблизительно наметив его границы. Это имело смысл: если действительно источник вспышки – другой корабль, то у него было время сдвинуться относительно неподвижных звезд, причем довольно далеко – при условии, что он находится близко к нам. Конечно, я очень надеялась, что он не близко, но должна была учесть такую возможность.
Я ничего не увидела. Но ни в первый, ни во второй раз у меня не возникло сомнений насчет Сурт.
Я снова просмотрела предыдущие записи, сделанные разным почерком. Больше никто ни о чем не сообщал с того момента, как мы вышли на орбиту Грохотуна, но это опять же не давало оснований думать, что «Мстительница» в безопасности. У вспышки могло быть иное происхождение, или же ее источник – корабль, чьи цели вполне невинны, по крайней мере в отношении нас.
Но, кладя руку на рычаг, который должен был вернуть обзорную рубку на корабль, я знала, что думаю по этому поводу.
– Адрана, – сказала моя сестра, сидя за своим столом – точнее, пристегнутая к столу, – и склонившись над дневником, в котором что-то писала при красном свете Паладина; голова робота была прикреплена к столешнице, словно замысловатая лампа, – очень рада, что ты пришла. Хотела кое-что показать – маленькую головоломку, которую раскопала в вещах Босы.
Я изучала ее секунду или две. Несмотря на то что Фура признала мое присутствие и высказалась дружелюбно, ее лицо все равно выглядело жестоким и сосредоточенным. Светлячок, который временами ярко сиял под кожей, теперь был приглушенным и даже почти невидимым в тускловатом свечении Паладина. Ее необузданная черная шевелюра развевалась вокруг головы в условиях почти невесомости – мы двигались под парусами, уходя от притяжения шарльера, – но если бы не эта деталь, я могла бы вообразить, что вижу свою младшую сестру погруженной в какие-нибудь детские мечты, требующие интенсивной, несообразной концентрации; а может, сочиняющей истории или раскрашивающей картинки.
Она заняла личные покои Босы. Это была каюта неправильной формы, расположенная рядом с главной рубкой управления, где мы работали с более крупными и сложными навигационными и коммуникационными устройствами. Оба эти помещения были, в свою очередь, доступны из камбуза, так как располагались над «пастью» стыковочного отсека. Итак, Фура проводила много часов за письменным столом Босы, окружив себя вещами бывшей пиратки, многие из которых были чрезвычайно загадочными.
Многочисленные контрольные цепи проходили через эту часть корабля, что делало ее наиболее удобным местом для установки Паладина. То, что осталось от него, было подключено к столу, который, в свою очередь, был подключен к навигационной системе, трещальнику, ионным излучателям, механизму управления парусами и батареям гаусс-пушек, – иными словами, на «Мстительнице» почти не было частей, которыми Паладин не мог управлять самостоятельно. Но Паладин был поврежден, и потребовалось много терпения, доброты и внимания, чтобы помочь ему заново изучить свои способности. Фура всегда любила его больше, чем я, хоть я и приложила немало усилий, чтобы изменить свои привычки, и теперь сожалела о былом презрении к нему. Вполне естественно, что она больше всех нас заботилась о роботе, помогала ему восстановить логические пути и приспособиться к огромному и громоздкому телу, которое он унаследовал.
Эти взаимоотношения – поначалу невинные и не вызывающие возражений – превратились в нечто официальное, когда Фура поселилась в этой каюте, как будто она и впрямь была нашим капитаном, назначенным должным образом.
– Сурт что-то видела, – сказала я.
Фура окунула перо в закрытую мембраной чернильницу.
– В обзорной рубке?
– Да. Сверкание, по продолжительности и яркости соответствующее парусной вспышке.
– Сурт хандрит, пытаясь найти свой родной мир. Думаю, она увидела блик от Собрания.
– Нет, – осторожно ответила я, чувствуя, что должна заступиться за Сурт. – Это случилось ближе к Пустоши, и Старое Солнце находилось за ее плечом, когда она нацелила телескоп. Я сверилась со Стеклянной Армиллой[1], а также с картами и альманахами. Нет таких миров или шарльеров, которые она могла бы спутать с источником вспышки.
– Будь здесь другой корабль, мы бы знали об этом. Услышали бы передачи по трещальнику и болтовню через черепа, увидели бы не одну парусную вспышку. Если бы Сурт заметила ее несколько раз, я бы поверила, но…
Я встряла:
– Это случилось не один раз.
Фура тотчас же впилась в меня взглядом:
– За одну вахту?
– Когда я увидела ее записи, на всякий случай прочесала тот участок. Кажется, я тоже что-то видела.
– Увидела – значит записала?
Я прибегла к лжи, чтобы защитить Сурт и убедить Фуру в серьезности ситуации. Но я не хотела ухудшить свое положение.
– Это была кратчайшая вспышка, не настолько яркая, чтобы упоминать о ней в журнале наблюдений. При других обстоятельствах я бы и вовсе не обратила внимания. Но более раннее наблюдение Сурт не позволяет просто так отмахнуться. Я склонна думать, что нас преследует другой корабль.
– Парусную вспышку очень трудно засечь, даже если предположить, что этот твой корабль-призрак реален. Однако в нужных условиях, с достаточным увеличением и темновой адаптацией[2], подобная вспышка может быть замечена на расстоянии в десять миллионов лиг – слишком далеко, чтобы представлять для нас хоть малейший интерес.
Для человека, который до прошлого года ни разу не покидал свой мир, моя сестра была склонна вести себя так, словно родилась и выросла на солнечном паруснике, накопив профессиональный опыт во всем, что касается навигации и космоплавания. Она уверенно говорила о сомнительных вещах, но стоило мне высказать столь же уверенное мнение, как Арафура принималась разбирать его по косточкам, качая головой с видом знатока.
– Или, – терпеливо возразила я, зная, что опыт у нас почти одинаковый, – другой корабль может быть гораздо ближе.
Она перевела взгляд на стеклянный шар – голову робота.
– Паладин, ты все понял, что сейчас сообщила Адрана?
– Да, – ответил он глубоким, полным достоинства голосом, который, как я теперь знала, принадлежал роботу, когда-то бывшему солдатом, а также другом и защитником людей, служившему своим хозяевам с преданностью и мужеством, а потом наказанному за преданность. – Я понимаю, что такое парусная вспышка. Когда один или несколько парусов отклоняются от общей массы из-за повреждения или саботажа, они могут превратиться в зеркало, выявляющее присутствие судна за пределами досягаемости обычных средств обнаружения.
– Не стоит даже упоминать о неумелом управлении кораблем, – заметила я.
– Разумеется, мисс Адрана. При обычных обстоятельствах это почти неизбежно – профессиональная опасность небесной навигации. Но капитан или парусный мастер, ищущие скрытности, сделают все возможное, чтобы не позволить парусной вспышке случиться на линии видимости другого судна.
– Паладин, – сказала Фура, – ты бы доложил, если бы кто-то поприветствовал нас или запеленговал в порядке обычной проверки?
– Я не обнаружил ничего похожего на сигнал подметалы, мисс Арафура, а наш собственный прибор работает на минимальной мощности. Мы также не перехватывали трещальных передач, закодированных или иных, которые могли бы предназначаться для другого судна в нашем районе.
– И мы, конечно, не вели никаких трещальных передач, если не считать коротковолновую связь во время походов в шарльеры, – сказала Фура. – И наши паруса не вспыхивают. Так что никакой корабль не смог бы нас обнаружить, даже если бы подозревал, что мы действуем в этом секторе.
– Еще есть шарльер, – произнес Паладин неуверенно, словно напоминать нам об этом было дурным тоном.
– Он всегда тут был, – возразила Фура.
– Но мы-то не были, – ответил робот. – Когда поле шарльера работало, он был самым ярким объектом в округе и мы вращались вокруг него. У вас есть координаты инцидентов с парусными вспышками, мисс Адрана?
– Да. Оба объекта находились примерно в ста шестидесяти шести градусах к востоку и двадцати двух к югу.
Свет в его голове вспыхнул от внезапного потока вычислений.
– Тогда, возможно, нас видели, когда мы проходили над поверхностью шарльера. Пусть у нас темные паруса, но они не невидимые, и даже с уменьшенной площадью парусов мы намного больше, чем шарльер. Есть еще один фактор. Если другой корабль внимательно следил за этим шарльером, он мог видеть шлейф ракетных двигателей нашего катера, когда тот улетал и прилетал.
Я поразмыслила над ответом робота и не упомянула о том, что первую вспышку Сурт увидела до того, как мы выслали катер.
– Ты хочешь сказать, что кто-то зациклился на этом шарльере не просто так?
– Если бы кто-то хотел найти корабль, работающий на границе Пустоши, было бы гораздо эффективнее следить за несколькими тщательно отобранными шарльерами, а не пытаться обыскать каждую кубическую лигу пустого пространства.
– Мне это не нравится, – покачала головой Фура. – Если какой-то корабль случайно наткнулся на нас в этом месте, я прокляну свое невезение, но смирюсь. Но, судя по тому, что говорит Паладин, это смахивает на какой-то продуманный план.
– Если оно и впрямь так, может, череп нам что-нибудь подскажет. Я знаю, в последнее время ты неохотно им пользуешься…
– И на то есть веские причины. Это наш единственный череп, и он поврежден. Я бы предпочла пользоваться им экономно, пока он еще работает. А еще может случиться так, что мы выдадим свое местоположение, пусть и непреднамеренно.
– Я знаю об опасности, но если мы не воспользуемся одним из наших основных ресурсов, с тем же успехом можем сами разбить череп вдребезги. – Я бросила на Фуру пронзительный взгляд. – Почему ты упорно отказываешься идти в комнату костей? Ты была так увлечена, когда мы были в команде Ракамора, – всегда старалась доказать, что превосходишь меня по способностям. Если кто-то из нас и должен проявлять сдержанность, так это я.
– Это не было соревнованием, – холодно заявила Фура. – И если я, как ты выразилась, проявляю сдержанность… Ты понятия не имеешь, каково это – носить в себе подобную штуку. – По мере того как ее настроение ухудшалось, доселе едва заметный светлячок сиял на коже все ярче. – Я могу – и буду – его контролировать. Но мне не надо, чтобы в моих снах раздавались вопли пришельческих призраков, потому что моя голова и так полна фантомов, с которыми нужно бороться. Разве ты не удовлетворена тем, что теперь эта роль принадлежит только тебе? Кораблю нужен лишь один чтец костей, не так ли? А ты у нас такая способная.
– Как ты и сказала, это не соревнование. – Но, желая представить дело в менее тревожном свете и не дать ее настроению еще сильнее ухудшиться, я прибавила: – Это была просто парусная вспышка, и есть другие вещи, которые могут вызвать подобное явление. Никто не засек нас и не попытался напасть. Сейчас мы выходим в открытый космос и скоро ляжем на курс. Скорее всего, больше не увидим никаких следов этого корабля.
– Уверена, что ты права, Адрана. – Она протянула руку через стол и сняла магнитное пресс-папье с обложки тяжелой книги, страницы которой были длиннее в ширину, чем в высоту. – Нет смысла зацикливаться на этом, во всяком случае, пока мы не получим больше информации. – Она посмотрела на меня с явным беспокойством. – Вижу, ты встревожена. Хочешь еще один повод, чтобы заморочиться?
К чему она клонит? Любопытство оказалось сильнее меня.
– Еще одна вещь Босы?
– Из ее имущества, да, хотя не думаю, что созданная с ее участием. – Сестра пододвинула ко мне книгу. – Она могла это найти, захватить на каком-нибудь корабле.
– Или в шарльере?
– Нет, это создано во время нынешнего Заселения, как ты сама увидишь, поэтому сомневаюсь, что подобное могли написать, потом спрятать в шарльере и опять найти, причем на протяжении последних веков.
Книга распахнулась на странице с закладкой. Обе страницы были из тех, что можно развернуть несколько раз, но в данный момент Фура направила мое внимание на правую, из более плотной кремовой бумаги, тогда как левая выглядела тонкой и прозрачной.
– Открой и скажи, что ты видишь.
Я приподняла бровь:
– Опять командуешь?
– Нет, хочу сделать тебе подарок, чтобы отвлечь от других проблем. – Она изучала меня все более пристально. – Неужели ты думаешь, что я настолько самонадеянная, чтобы обращаться с сестрой как с подчиненной? Это ведь я пришла за тобой, Адрана, – я буквально рисковала жизнью и конечностями ради твоего спасения. Стала бы я так поступать, если бы не любила тебя, как положено любить родную сестру?
– Конечно нет, – ответила я слегка обиженно и чуть-чуть раздраженно. – Я никогда не забуду, что ты для меня сделала.
«Да и шансов забыть не так уж много», – добавила про себя.
– Ладно. А теперь сделай то, о чем прошу: открой книгу.
Я подчинилась, стараясь не порвать жесткую бумагу, когда расправляла ее. Страница удлинилась в четыре раза, едва не убежала за край стола, и мне пришлось придавить ее пресс-папье, чтобы гармошка не сложилась опять. Я сразу же узнала открывшуюся картинку и изумилась: ну и что тут загадочного? Передо мной хронология Заселений, хорошо знакомая нам по длинной стене исторического зала в Мазариле. Известная любому разумнику из почти любого мира Собрания, потому что подобные музеи есть повсюду и тысячи книг в школах и библиотеках содержат одну и ту же схему.
Слева направо шла красная линия с большими и маленькими вертикальными черточками, отмечающими миллионы и сотни тысяч лет. На этой линии через неравные промежутки времени, как последние сломанные столбы прогнившей изгороди, поднимались тринадцать Заселений – тринадцать случившихся после Раскола циклов, когда люди расселялись по Собранию и основывали цивилизацию. Колонны были очень узкими – заселения длились в лучшем случае несколько тысяч лет.
Обычно такие схемы сопровождались примечаниями. Например, Третье Заселение иногда называли Эпохой изготовителей шарльеров, потому что никому не удалось найти шарльер, который был бы старше. Восьмое Заселение часто называли Эпохой Двуглавых Владык. Одиннадцатое – либо Советом Облаков, либо Империей Вечно Набегающих Волн, либо и тем и другим сразу, в зависимости от заинтересованного лица. Это было сложно, потому что у экипажей имелась своя терминология, а у историков – несколько других, и они не всегда сочетались.
Однако здесь не было никаких пояснений – только колонны, окрашенные в тот же красный цвет, что и базовая линия.
– Полагаю, тут есть подвох, – сказала я. – Иначе ты не просила бы меня назвать то, что мы обе знаем как дважды два.
– Разверни левую страницу, душа моя. Она сделана так, чтобы ложиться поверх той, которую ты уже разложила на столе.
Я взялась за край полупрозрачного листа, а когда он достиг полного размера, прижала тем же пресс-папье. И нахмурилась.
– Это еще что?
– Загадка, которую, как я надеялась, ты сможешь объяснить. Только на самом деле это не загадка, поскольку смысл достаточно ясен. Но я не совсем понимаю смысл этого смысла, если можно так выразиться.
– Я тоже.
На полупрозрачном листе также была красная линия с рисками, которые в точности совпадали с теми, что на нижней странице. Другими словами, схема включала тот же временной промежуток. Но от базовой линии на полупрозрачном листе поднимался настоящий лес колонн, гораздо больше, чем жалкие тринадцать на главной временной шкале. Они были распределены равномерно – с рисками не совпадали, но расстояние между ними выглядело одинаковым.
– Их тут сотни, – сказала я.
– Четыреста сорок, если это имеет значение, – ответила Фура. – Паладин исследовал схему и получил ту же цифру. Напомни мне, Паладин, какие между ними интервалы?
– Каждая вертикальная отметка отстоит от предыдущей на двадцать две тысячи пятьсот лет, – сообщил робот.
– Теперь ты видишь, как они соотносятся с тринадцатью большими колоннами на нижнем листе? – спросила меня Фура.
– Большинство – никак.
– Но тринадцать отметок на обоих листах безупречно совпадают – Паладин это подтвердил.
Так оно и было на самом деле, насколько я могла судить, напрягая зрение и рассматривая полупрозрачный лист вместе с тем, что под ним, учитывая складки бумаги, толщину нарисованных чернилами колонн и прочее.
– Не знаю, что и думать, – сказала я. – Тринадцать Заселений очень хорошо вписываются в отметки на прозрачном листе. Но как насчет сотен, которые вообще с ними не совпадают? Они находятся в промежутках между Заселениями, а мы знаем, что в те периоды цивилизаций не существовало.
– Известных нам цивилизаций.
Я медленно кивнула. Время от времени историки допускали теоретическую возможность существования Теневых Заселений – маленьких ложных рассветов цивилизации, случавшихся между известными Заселениями. От них либо не осталось никаких следов, либо эти следы затерялись среди руин ведомых нам Заселений. Такая вероятность, полагаю, существовала, и она давала возможность историкам спорить на эту тему, что идеально соответствовало их темпераменту. Но, насколько я помнила, даже самый сумасбродный историк никогда не предполагал, что существовали сотни Теневых Заселений.
Что уж говорить про четыреста двадцать семь.
– Этого не может быть, – твердо заявила я. – Мы бы о таком уже знали. Оценщики рвали бы на себе волосы каждый раз, когда кто-то открывал очередной шарльер. Вся система рассыпалась бы. Но Тринадцать Заселений в систему, как правило, вписываются. Паладин, которое из них тебя сделало?
– Я робот Двенадцатого Заселения, мисс Адрана, и вам это прекрасно известно.
– И ты бы знал, если бы между тем и этим Заселениями случилось еще несколько десятков Теневых, не так ли?
– Не могу сказать с уверенностью, мисс Адрана. Бо́льшую часть времени я был пленником шарльера. Мне также приходится полагаться на исторические записи, собранные людьми.
– Жестяные головы знают только то, что мы им говорим, – сказала Фура, что было немного невежливо по отношению к слушающему нас Паладину.
– Где-то должны быть более старые роботы или роботы с лучшей памятью, верно?
– Удачи тебе в поисках, а если найдешь таких – в том, чтобы их разговорить. Это опасное знание, сестра. Я ничуть не удивлюсь, если жестяные головы ради собственного блага притворятся, будто им ничего не известно.
Я уставилась на листы, отчасти уверенная, что Фура подбросила мне эту головоломку в качестве отвлекающего маневра, зная, как сильно я люблю такие вещи. Но другая часть меня не могла удержаться – ее тянуло к этой схеме.
– Тринадцать линий, похоже, совпадают, – согласилась я. – Но не уверена, что это нам о чем-то говорит. Если бы ты попросила меня найти закономерность, соответствующую нашей временно́й шкале, уверена, это было бы не слишком трудно. Мы хорошо умеем отыскивать закономерности, но это не значит, что в них сокрыта какая-то глубокая истина.
– Это тебе не в Нейронном переулке по чайным листьям гадать, – укоризненно произнесла Фура. – Какой-то разумник приложил немало усилий, чтобы выявить систему, – и я думаю, в этом что-то есть.
– Так ты действительно считаешь, что существовали все эти Теневые Заселения, сотни Заселений, чьих следов никто еще не нашел?
Ее ответ был более обдуманным, более осторожным, чем я ожидала.
– Нет, не совсем так. Но, получается, нечто должно было происходить через означенные промежутки времени, а произошло всего лишь тринадцать раз – и это меня в той же степени озадачивает.
Мной овладело любопытство, и я убрала пресс-папье, сложила листы и просмотрела остальную часть тяжелого тома. Страницы были заполнены замысловатыми маленькими графиками, цифрами и вычислениями, а также любопытными алгебраическими закорючками и множеством схем, похожих на те, что были на раскладывающихся страницах, с дополнениями в виде временны́х шкал и меток.
Я поняла, что все это нарисовано и написано от руки. Чернилами и красками, очень тщательно, без единой кляксы или исправления. Почерк слишком уж аккуратный, решила я. Только сумасшедший мог с такой маниакальной аккуратностью – словно превратился в печатное устройство – заполнять страницу за страницей, излагая запутанные теории и ни разу не допустив какую-нибудь оплошность.
– Это работа либо гения, либо кого-то столь же безумного, как Боса. Она уничтожила все книги в библиотеке Ракамора. Почему с этой не поступила так же?
– Когда дело касалось Рэка, ею двигала злоба, – сказала Фура. – Но Боса была не против науки, если та совпадала с ее интересами. Она серьезно относилась к своим капризам и навязчивым идеям, и у нее было время разобраться в них. Много жизней, если учесть все тела, которые она сменила. Начав размышлять о значении пистолей, шарльеров и пришельцев, об этих наших куцых Заселениях – о том, с чего они начинаются и как заканчиваются, – она естественным образом докопалась до сути и до вопроса о том, что делает человечество таким, какое оно есть. В ее безумной голове еще оставалось место для любопытства, как и у всех нас. Но ты же в курсе?
– Я была ее пленницей, а не лучшей подругой.
– И все же некоторые из ее навязчивых идей должны были передаться тебе, а это одна из них.
У меня не было ни малейшего желания возвращаться в прошлое, проведенное с Босой, поэтому я ценой немалых усилий проигнорировала подначки Фуры и сосредоточилась на непосредственной теме разговора.
– Согласна, это интересно.
– Так и знала.
– Но если во всем этом есть хоть капля правды, – продолжила я, постукивая пальцем по толстому тому, – не проще ли было бы спросить инопланетян?
– Тех самых инопланетян, которые, по словам Босы, были заняты торговлей мертвыми душами, застрявшими внутри пистолей? – поинтересовалась Фура, разминая пальцы. – Не поверю ни единому слову, которое протрещит мне какой-нибудь ползун.
Вблизи шарльера – или, если уж на то пошло, любого мира, в котором содержался поглотитель, – корабль, подобный нашему, имел благоразумную привычку уменьшать разброс парусов, иногда складывая и убирая их полностью, так что от корабля оставалась лишь крошечная твердая оболочка корпуса. Были и другие соображения. В гравитационные колодцы попадал мусор, втягивался, как грязь в слив раковины, и даже малое его количество могло нанести колоссальный ущерб раскрытым парусам. И это не учитывая возможности легкого саботажа со стороны конкурентов. Космоплаватели называли такую процедуру «убавлением на подлете к миру» – то есть при сближении или выходе на низкую орбиту требовалось убрать часть парусов, что даже в лучшем случае представляло собой очень муторный и сложный процесс.
Мы убавили паруса, когда подошли к Грохотуну, но не убрали их полностью, потому что корабль без парусов может ускоряться только с помощью ионных двигателей и он уязвим для засады. Теперь, выйдя из зоны влияния Грохотуна, мы опять шли, распустив пять тысяч акров площади сбора. Но чего нам это стоило! Ведь у нас все еще не было компетентного парусного мастера, а большинство механизмов управления и такелажных устройств – это если не учитывать черные как ночь паруса сами по себе – имели непривычный или вовсе незнакомый вид.
Конечно, у нас был Паладин, напрямую подключенный к системам управления парусами, так что он мог, в принципе, заниматься всем, что касалось такелажа. Но у робота не было «врожденного» знания небесной навигации или особых причуд этого корабля. Как и всем нам, ему приходилось учиться по ходу дела. Мы снабдили его всей оперативной документацией и инструкциями, какие только смогли найти, но команда Босы была настолько хорошо обучена, что, похоже, не нуждалась ни в каких наставлениях, кроме устных.
У нас были только Прозор и Тиндуф. Никто из них не был парусным мастером, но оба сменили достаточное количество кораблей, чтобы смыслить в этом искусстве гораздо больше, чем остальные, и когда они сталкивались лбами над определенной проблемой, было приятно поглядеть, как легко им удавалось найти решение. Они убирали и ставили паруса, когда мы приближались к какому-нибудь шарльеру, и с каждым разом получалось все удачней, а еще они научились изменять расположение такелажа и парусов наилучшим из возможных способов, сообразно изменениям курса.
Эта работа была тяжелой и в лучшие времена, с обычными отражающими парусами. Наши представляли собой нечто совершенно иное. Эти полотнища ловчей ткани были настроены на невидимый поток, на призрачный шторм, дующий прямо из ядра Старого Солнца. Они вели себя своеобразно – хлопали и вздымались в соответствии со своим капризным настроением, – и требовалось с неизменной внимательностью следить за механизмом управления парусами. Но самая большая хитрость заключалась в том, что паруса были черными с обеих сторон, на порядок чернее всего, с чем нам приходилось сталкиваться раньше.
Фура показала мне несколько лоскутков ткани из корабельных запасов, и я, пропуская их сквозь пальцы, словно пыталась удержать тень, состоящую из чернил. Она выскальзывала, как будто наделенная собственной волей. На ней не оставалось складок, и, будучи сложена двадцатикратно, она казалась такой же тонкой, как единственный слой.
Снаружи, в космосе, натянутая на молекулярных нитях такелажа, которые сами простирались на сотни лиг или больше, ловчая ткань в буквальном смысле представляла собой материю ночных кошмаров, особенно с учетом того, что от нее зависела наша жизнь. Тиндуф и Прозор могли разглядеть паруса, лишь когда те что-то заслоняли, то есть им по большей части приходилось высматривать на фоне черного неба нечто еще более черное. Желая убедиться, что наши адские паруса ведут себя так, как должны, Сурт и Тиндуф проверяли показания тензометрических датчиков на лебедках и инерционного компаса «Мстительницы».
Мы проклинали их, и все-таки они были нашим спасением. У нас были все основания прятаться, и паруса из ловчей ткани не позволяли другому кораблю увидеть «Мстительницу» иначе как с близкого расстояния. Именно это преимущество позволяло Босе заставать врасплох другие корабли и убивать их команды. Если увиденная Сурт парусная вспышка действительно свидетельствовала о другом паруснике, который обнаружил «Мстительницу», когда она затмила шарльер, – что ж, по крайней мере, благодаря парусам это случилось позже, чем могло бы. Теперь оставалось надеяться, что ловчая ткань унесет нас обратно во мрак и скрыться от преследователя будет не сложней, чем ускользнуть от притяжения шарльера.
Что касается следующего пункта назначения, то вопрос оставался нерешенным. У нас был план – о нем не говорили вслух, но никто против него не возражал, – который заключался в том, чтобы еще несколько месяцев вскрывать один шарльер за другим, тщательно выбирая цели и держась подальше от чьей-либо сферы деятельности. Трюмы «Мстительницы» уже содержали значительное количество пистолей и сокровищ, несомненно, отнятых у других экипажей, но к этому запасу всегда можно было что-то прибавить, и каждый шарльер был горнилом, в котором мы закалялись как команда. Более того, мы наслаждались таким испытанием.
Теперь этот план казался несостоятельным, пусть Фура и продолжала за него цепляться. У нас осталось слишком мало топлива, чтобы запускать катер так часто, как это требовалось. Мы вскроем один шарльер, может – два, если исчерпаем резервы до последней капли, но это лишь отсрочит неизбежное. Мы по-прежнему нуждаемся в мирах.
Это наверняка относилось и к Босе. Она зарабатывала на жизнь пиратством, но точно возникали ситуации, когда ей требовалось взять что-нибудь из мира, какой-нибудь редкий, но необходимый товар, выйдя за рамки обычного грабежа. Она не могла обчистить мир, прибегнув к силе, поэтому ей, должно быть, пришлось заниматься и чем-то похожим на законную торговлю, хотя, несомненно, задачу облегчали посредники и маскировка. Действительно, ходили слухи о такой деятельности. Они всегда касались только миров на краю Собрания, где пути сообщения таили в себе сложности, а верховенство закона ощущалось слабее, чем в ближних к Старому Солнцу процессиях.
Осмелимся ли мы последовать ее примеру?
– Мы не преступники, – говорила Страмбли, когда команда собралась на камбузе между вахтами. – Мы просто захватили корабль преступницы. Это не мешает нам вернуться к мирам и заняться честным бизнесом. Для начала нужно топливо, и определенно не помешают дополнительные рабочие руки. Вы, сестры Несс, всегда твердите о том, каким прекрасным разумником был ваш кэп Ракамор. Стал бы он управлять кораблем, имея так мало людей?
– У него было несколько преимуществ, которых мы лишены, – терпеливо ответила Фура. – Например, друзья, денежные резервы и возможность торговать, когда его это устраивало.
– Ну, друзья у нас не появятся, если мы будем прятаться здесь. – Сурт втянула щеки так, что на ее лицо стало неприятно смотреть. – Денежные средства-то у нас имеются – пусть не на банковском счету, как у Ракамора, но в виде пистолей и реликвий. Мы уж точно не нищие. И нам определенно нужен парусный мастер, а также оценщик, да и один-два матроса не помешают.
– До сих пор мы управляли кораблем сами, – сказала Фура. – Можем продолжать в том же духе. В пределах легкой досягаемости еще много шарльеров, и если будем осторожно расходовать топливо и припасы…
– Нас чуть не сцапали мигальные головы, – сказала Страмбли и содрогнулась, тасуя колоду металлических карт. – Если бы там, внизу, мы столкнулись с настоящей проблемой – по-твоему, Сурт и Тиндуф смогли бы нам помочь? Нас слишком мало для работы в шарльерах, и топливо тут ни при чем. Мы не можем продолжать в том же духе.
– Если бы нас было больше, – сказала Сурт, – мы могли бы постоянно дежурить в обзорной рубке.
– По твоим словам, ты видела только одну вспышку, – холодно проговорила Фура. – Это принято во внимание.
Стараясь не ссориться ни с сестрой, ни с тремя другими членами команды, я сказала:
– На практике мы можем вернуться к главным мирам Собрания, когда пожелаем. Но стоит учитывать, какой в этом кроется риск. Ты правильно выразилась, Страмбли: мы захватили корабль преступницы. С нашей точки зрения это не делает нас преступниками, но надо понимать, как все выглядит со стороны. Помимо нас самих, никто толком не знает, что произошло.
– А мы объясним, – заявила Страмбли, уставившись на меня глазами разного размера.
– Легче сказать, чем сделать, – ответила я с добродушной усмешкой. – Мы можем сколько угодно передавать свою историю по трещальнику, выражая добрые намерения, или даже воспользоваться комнатой костей, но хватит одного сомневающегося, чтобы дать по нам бортовой залп из гаусс-пушек, а ведь даже короткая трещальная передача легко выдаст наше местоположение. Пока мы не окажемся в порту и не объяснимся, никто не поверит ни единому нашему слову, а риск состоит в том, что нас расстреляют задолго до того, как мы доберемся до порта.
– Ну хоть кто-то из нас соображает, – заметила Фура.
– Я пытаюсь смотреть на проблему с разных сторон, – продолжила я. – Мне не нравится мысль о том, что я больше не увижу миры. Это не жизнь, даже если сумеем остаться в живых. Мы ведь не собирались становиться изгоями, не так ли? И даже если согласимся с твоей идеей и продолжим вскрывать шарльеры, пока удача от нас не отвернется, нет никакой гарантии, что найденного хватит для дальнейшей жизни.
Прежде чем ответить, она помолчала, оглядывая нас по очереди, даже молчаливого Тиндуфа, который, казалось, был готов принять от судьбы любой жребий, при условии что это не разлучит его с драгоценным ионным излучателем.
– Если вы так настроены, – сказала она таким тоном, словно у нее вырывали зуб, – то я не встану поперек дороги. Но по крайней мере признайте, что было бы безумием лететь к нижним процессиям или к любому миру, где есть шанс столкнуться с другими кораблями и экипажами.
– Согласна. – Я окинула взглядом остальных и убедилась, что они не возражают. – Но есть миры на краю Собрания, такие же далекие места, где Боса должна была заниматься какой-то торговлей.
– А как насчет Тревенца-Рич? – живо спросила Страмбли, и ее большой глаз вспыхнул, как миниатюрная сверхновая. – Я не прочь поглядеть на Тревенцу, и там мы могли бы набрать новую команду, верно?
– Тревенца-Рич не годится, – сказала Фура с откровенным пренебрежением. – Я была там один раз, но с тех пор он, двигаясь по своей орбите, приблизился к Собранию. Этот мир очень густо населен, кишит шпионами и торговыми агентами, и там часто останавливаются экипажи, работающие в открытом космосе. А еще там коррупция. Видин Квиндар сумел туда попасть и увезти меня на Мазариль, воспользовавшись лишь клочком бумаги.
– Есть еще двадцать тысяч других обитаемых миров, – сказала я. – Не так уж трудно найти тот, который соответствует нашим требованиям.
– Если ты считаешь это пустяком, сестра, окажи мне услугу. – Тут на лице Фуры промелькнуло некое подобие осмотрительности. – Нет. Если вы все позволите, я загляну в «Книгу миров» и поработаю со Стеклянной Армиллой, подыщу несколько кандидатов. Вы же согласитесь, что я неплохо разбираюсь в мирах?
Никто не мог возразить ей на этот счет. Она обожала уткнуться носом в какой-нибудь том «Книги миров» с тех пор, как научилась читать, и все еще тосковала по прекрасным изданиям, которые видела в библиотеке Ракамора. Могла оттарабанить названия двухсот миров, прежде чем я доберусь до двадцатого.
– Значит, сама хочешь выбрать? – спросила я.
– Нет! Я просто дам варианты, которые, по моему мнению, заслуживают вашего рассмотрения, и окончательный выбор будет за вами и только за вами. Я приму коллективное решение, но это не значит, что я его одобрю. – Фура сложила руки на груди. – По-прежнему считаю, что это самоубийственный образ действий. Но я далека от того, чтобы препятствовать моей собственной команде.