Глава 2

Москва, 2016 год.

Завтра у меня три операции, а сегодня мне нужно подготовиться к ним и побеседовать со всеми пациентами. Я выпила кофе, надела халат и направилась в кабинет для разговора с первым больным. Обычно в таких разговорах врач является больше психологом, который успокаивает, говорит, что всё будет хорошо, что нет повода волноваться, или же наоборот, приводит ряд предположений, подстраховывая себя. Мы – врачи всегда идём на риск, ведь имеем дело с человеческим организмом, а как известно, организм – это живая материя, и она может вести себя крайне непредсказуемо. Даже если врач всё делает правильно, это не гарантирует ровным счётом ничего, потому что всегда есть вероятность непредвиденных ситуаций. Возле палаты меня схватила за руку Ирина Ивановна – пациентка, которая была первая на операцию по списку завтра. Она смотрела на меня грустными глазами, хоть и пыталась выдавить из себя подобие улыбки. Мы присели на диван в холле. Я была уверена, что речь пойдет о деньгах, все пациенты пытаются дать денег перед операцией, будто это гарантия того, что все пройдет хорошо. Но моя интуиция подсказывала мне, что разговор примет другой оборот.

– Мирочка, милая, вы должны мне помочь. Даже не знаю, как начать разговор, – Ирина Ивановна отводила глаза, она была сильно взволнована.

– Что случилось? Откуда такое волнение?

– Я не хочу завтрашней операции, – сказала, как отрезала, женщина. За мгновение странным образом её нерешительный тон сменился, в голосе появился тон властный, непоколебимый и не принимающий возражения.

– Так! Стоп! Что значит «не хочу операции»?

– Мирочка, есть другие пациенты, которым операция нужна больше, чем мне. У них семьи. Вы же кардиохирург и сами понимаете, что после операции я всё равно долго не проживу.

– Ирина Ивановна, не переживайте, все пациенты оперируются по очереди. Не бойтесь, операция должна пройти по плану, непредвиденных ситуаций быть не должно. Вы и так долго ждали этого, сейчас в вас играет страх. Моя задача как врача: продлить жизнь пациента настолько, насколько это возможно.

– Я хочу написать отказ… Ещё же не поздно?!

– Что-о-о-о-о?! Вы в своем уме? Что это значит? – я не верила своим ушам. Уж что, а таких слов я не ожидала услышать. Как она себе это представляет? За день до операции она заявляет, что хочет отказ! О чём она думала раньше?!

– Мирочка… Поймите меня… Как сказать правильно? Я уже и так прожила эту жизнь, с меня хватит. Бог никак не заберет меня к себе. А я устала, очень устала.

У меня внутри всё перевернулось от этих слов. Инстинкт выживания один из сильнейших инстинктов человека. Почему у неё его нет? Что её так сломило?

– Ни о каком отказе не может идти речи. Это не обсуждается. Завтра операция. Это страх говорит, не вы. Потом еще спасибо мне скажете.

– Мирочка, я знаю, что эвтаназия в нашей стране запрещена. Но вы можете помочь мне. Я прошу. Как называется препарат, который остановит работу моего сердца? – её лицо выражало полное спокойствие, казалось, она просит не убить её, а принести воды. С каким же усилием порой человек говорит о незначительных вещах, и с какой легкостью говорит о вещах, имеющих глобальное значение.

Моё тело покрылось мурашками от осознания полного ужаса этой ситуации. Я только потом поняла, как мы с ней похожи. Для того, чтобы принять подобное решение, действительно нужна храбрость. Иногда обстоятельства сильнее нас. Я не знаю, что случилось в её жизни, раз она не хочет жить. Она исчерпала себя и это факт. Хоть она живая сидит передо мной, но её глаза говорят об отсутствии в них жизни. А ведь такие глаза можно увидеть у каждого второго, если приглядеться. Многие люди волочат своё жалкое существование, просыпаются каждый день, зная, что ничего нового этот день не принесёт. И так изо дня в день. А есть такие люди, как Ирина Ивановна, которые гордо сдаются. Нет ничего хуже, чем чувствовать внутренний трагизм человека, с которым разговариваешь, не имея при этом шанса помочь ему изменить что-то, потому что принятое решение не подлежит изменению. Для того, чтобы смочь попросить о таком, нужна огромная смелость либо отсутствие страха. Уже неважно, что ею двигало: факт остаётся фактом. Помимо всего меня сдерживала этика врача, поэтому приходилось вести диалог культурно. В глубине души я понимала эту женщину, но всё моё подсознание было против принятия данной ситуации.

– Ирина Ивановна! Не я дала вам жизнь и не мне её у вас отбирать! Как вы додумались до того, чтобы просить меня об этом! Я – врач, а не палач! Вы подумали обо мне? Я думала, что такое бывает только в фантастических фильмах! Но сейчас мне кажется, я нахожусь в другой реальности! Вы понимаете, что то, о чём вы меня просите, негуманно?! Я уже молчу про то, что это незаконно! Я никогда не согласилась бы помочь вам в таком вопросе!

– Я прошу помощи, – повторяла она, как заезженная пластинка. – Скажите мне название препарата, я сама приобрету его, это уже будут мои проблемы, как достать, – сказала старушка, чуть плача.

Это было за гранью даже моего понимания! Я могу убить себя, но не другого человека! Я больше не могла выносить этот разговор, от которого у меня начала раскалываться голова. Я помню, как в концлагере люди кончали жизнь самоубийством, потому что там было лучше умереть, чем терпеть такие издевательства. Тогда убить другого человека – означало помочь ему. Но не сейчас! В современном мире жестокость осталась, но она приобрела иные формы. И каждый раз, когда я вижу угасший огонёк жизни в глазах человека, я хочу спасти его, будто этим самым я спасаю себя. Я прекрасно понимаю, что это лишь иллюзия, которую мы сами себе придумали и в которую поверили. Нам всегда кажется, что чужая жизнь проще и все проблемы имеют решение, причём это решение настолько очевидно и выполнить его так легко, но как только дело касается нашей собственной жизни, мы прячем глаза и теряемся. Будучи человеком, живущим несколько тысяч лет, я не могу утверждать, как устроен человек. Я не знаю, как мне самой спастись. Если я не способна спасти свою душу и прекратить цикл перерождений, неужели я могу помочь другому человеку спастись? Конечно, нет.

– Я вам в этом вопросе не помощник! Тема закрыта! Жду вас завтра в операционной!

На следующий день я шла на работу с тревожным чувством внутри, ничем необъяснимое беспокойство мучило меня с утра. Я не могла связать внутренний страх ни с чем. Но по опыту своей жизни я знаю, что беда приходит всегда неожиданно. Вчерашний разговор с Ириной Ивановной отложился в памяти, почему-то я пропустила эту ситуацию через себя, хотя за много веков я смогла выработать в себе чувство хладнокровия. Но не в этот раз. Все мы сильны до тех пор, пока не сталкиваемся с чужой трагедией лицом к лицу, которая в какой-то степени схожа с нашей внутренней трагедией.

10:00. Пациентку ввезли на каталке в операционную, она уже находилась под наркозом. Началась операция на открытом сердце.

– Сухое сердце, – скомандовала я. Это означало начало операции.

Сначала нужно остановить сердце. Так как оно находится в постоянном движении, нам необходимо искусственно его остановить. После остановки, следующий этап – осушить сердце. Под понятием «осушить» подразумевается выкачать из него всю кровь. Мы соединили артерии и вены с аппаратом искусственного кровообращения. Дальше мы должны охладить кровь. Температура тела пациента не должна быть выше 28 градусов. Кровь охлаждает аппарат искусственного кровообращения. Как только сердце охладилось, мы ввели раствор, который остановил работу сердца. После обложили сердце льдом, опустили температуру тела до восьми градусов. И вот лежит эта несчастная женщина под аппаратами искусственного кровообращения и искусственной вентиляции легких, я вижу её сердце, которое пока не бьётся, но которое я заставлю потом работать лучше. Как она могла просить такое? Я должна сосредоточиться на операции, а не думать об этом. Когда ты врач, у тебя нет права на эмоции, ведь от тебя зависит жизнь другого. Хорошо, что руки знают своё дело, даже если ты давно не оперировал, руки всё равно всё помнят. Прошло 45 минут, аппарат искусственного кровообращения медленно начинает гнать кровь обратно к сердцу, согревая его. Сейчас главный человеческий орган заработает. Что такое? Сердце не запустилось само. Ладно, сделаем дефибрилляцию. Не помогает! Сердце не бьётся!

Леонова Ирина Ивановна. 64 года. Время смерти: 10 часов 50 минут.

Я вышла из операционной, быстрыми шагами прошла в кабинет, села на стул и заплакала. Я понимаю, что как врач сделала всё правильно, ошибок не было, всё шло по плану. Но как человек я также понимаю, что если пациент не хочет жить, его ни один врач не спасёт. Позже приехал сын Ирины Ивановны. Запах перегара и опухшее лицо говорили за него. Конечно, мне хотелось накричать на него, но смысл? Если природа не наделила его мозгами, что тут сделаешь? На природу что ли обижаться за это? Хотя я винила его в том, что Ирина Ивановна дошла до того, чтобы говорить со мной насчёт самоубийства. Скоро у меня еще две операции. Но то, что случилось, выбило меня из колеи. Насколько же сильны человеческие мысли. Они проецируют реальность и будущее. Ирина Ивановна хотела умереть, и она мертва. Надо быть очень аккуратными со своими желаниями и мыслями. Мысль – это события будущего, высказывать их надо точно. Человек часто говорит: «Я устал, хочу лежать и ничего не делать». Жизнь исполняет его желание, он лежит парализованный в кровати. Он же хотел лежать и ничего не делать. Он получил. Я знала женщину, которая очень хотела похудеть, она ненавидела себя толстой. Она всегда говорила, что хочет видеть в зеркале себя стройной, а не толстуху, которой является. Её желание сбылось: она заболела раком. Теперь она смотрела в зеркало и видела ту самую стройную женщину, какой хотела быть. Но смертельно больной. Также меня пугают всегда слова людей: «Я бы всё отдал, чтобы вернуться в то время». Человек не понимает, что это желание может обернуться для него сумасшествием. Он будет жить и думать, что живет в то время, когда был счастлив, не осознавая, что он психически нездоровый. На протяжении тысячелетий я наблюдаю то, как человек борется за жизнь. Каковы бы ни были обстоятельства, желание жить – самое сильное. Каждый раз, когда я становлюсь свидетелем того, что человеку больно жить, во мне что-то ломается. Казалось бы, что за столько веков я должна была спокойнее относиться к подобным вещам, но я так и не смогла.

Остальные две операции прошли по плану. Мне удалось взять себя в руки. Я – врач и не имею права на эмоции, когда это касается жизни человека. На следующий день сын Ирины Ивановны забирал её вещи. Я выдала ему все документы.

– Я – плохой сын. Когда мама была жива, я не ценил её. А сейчас не знаю, как жить без неё. У меня тоже есть дети. Впервые мне стало страшно, ведь я тоже, как моя мать, могу умереть больным и одиноким.

Я посмотрела на него, но ничего не ответила. Мне не хотелось разговаривать с этим человеком. Я не понимала никогда и не понимаю до сих пор, как можно безответственно относиться к своим родителям? Родители дали нам жизнь, уже за это их нужно уважать. Как он допустил то, о чём говорила его мать?! Возможно, из-за того, что я выросла в любви и заботе, я так рассуждаю. К сожалению, у многих не так. Да, я рассуждаю со своей колокольни и мне не понять людей, которые не уделяют родителям должного внимания и уважения.

– Мира, я принёс вам её блокнот. Я вчера перебирал её вещи и наткнулся на него. Там про вас тоже написано. Заберите его, – он протянул мне потёртый блокнот.

– Спасибо, – ответила я и отложила его на край стола.

Вечером, когда я пришла домой, я открыла записи Ирины Ивановны. На первой странице было написано: «Жизнь – есть постоянный поиск себя. Мы ищем себя каждый день с момента рождения. Иногда нам попадаются люди, которые помогают; чаще – люди, которые сбивают с пути поиска. Я прожила свою жизнь, так и не найдя себя. Я искала себя в муже, но не нашла, я искала себя в материнстве, но воспитала неблагодарного сына. Потом я пыталась найти себя с помощью религии, но и эта дорога никуда не привела. Я окончательно потеряла ту себя, какой была в тот момент, когда начала себя искать. Со временем я ожесточилась, так происходит всегда, когда душа неспокойна. Позже ожесточение сменилось отчаянием, но и отчаяние затем переросло в другое, более худшее чувство – равнодушие. Весь мир я вижу в чёрных красках. Это ужасно, когда человека не радует ничего. Что может спасти меня? Наверное, лишь смерть». Я дошла до места в блокноте, где написано про меня: «Мира изо всех сил борется за мою жизнь, в то время как я опустила руки. Мне стыдно перед ней. Она хорошая девушка, и как любой хороший человек – она несчастна». На последней странице блокнота была запись: «Мы скитаемся в этом мире, потому что идём не по правильному пути. Чем раньше мы поймём своё истинное предназначение в жизни и не будем сходить с этой дороги, тем лучше для нас». Когда я прочла весь блокнот, я задалась вопросом: почему я не разглядела в ней мудрость, когда она была рядом и была жива? Меня угнетало чувство, что я могла помочь ей, но не помогла. Потом я поняла, что ведь она права! Мои бесконечные скитания в разных жизнях, разве не есть наказание за то нечто, чего я пока не способна понять? Возможно ли осознание истины? Если возможно, прекратятся ли мои перерождения?

Загрузка...