Доктор нервно курил сигарету, размышляя о том, что раньше для него не существовало эмоций, если пациент умирал, и не потому что он бесчувственный. Если ты выбрал эту работу, то эмоции, чувства оставь вне работы, или просто сгоришь на ней. Второго не дано. Конечно, всегда говоришь: «Мне очень жаль, или мы сделали все, что могли», – но по большому счету, это были заученные фразы. Родственники впадали в истерику или шок, а он просто оборачивался и уходил, думая уже о другом пациенте. Ничего не поделаешь, такая работа. Но сейчас что-то изменилось, если бы парень умер, то дальнейшее было как всегда, но схватка за жизнь еще не закончилась. Только он уже бессилен что-то изменить. Поэтому, что-то давило внутри, одолевало чувство вины. Стук в дверь прервал ход мыслей. В кабинет вошла медсестра с родственниками, жестом указывая на стулья.
– Присаживайтесь, пожалуйста.
Три пары глаз с надеждой глядели на доктора. Повисла пауза.
– Доктор, что с моим сыном? – проглотив ком в горле, спросила мать. – Он жив?
Затушив сигарету, доктор выдохнул: -Он получил очень тяжелую черепно-мозговую травму, и множество переломов, включая позвоночник. При операции сердце дважды останавливалось, что вызвало аноксию, кислород не поступал в мозг более, чем продолжительное время. Это вызвало отказ всех жизненно важных органов, нам пришлось подключить аппарат жизнеобеспечения. Он в коме. Мне очень жаль.
Мать медленно завалилась на бок, но отец успел подхватить.
– Сестра, укол! – закричал доктор, хлопая по руке, вызывая вену.