Это наша третья книга о переживаемой современным человечеством драме, которую, не преувеличивая, можно характеризовать как «борьбу миров». Первые две были: «Естественное и искусственное: борьба миров». – Нижний Новгород, 1994; «Культура и технология: борьба миров». – Москва, 2001. Если, конечно, не считать знаменитого романа Г. Уэллса «The war of the worlds». – Лондон, 1898, где речь шла о нападении на людей пришельцев с других планет. Г. Уэллс великий фантаст, однако он не предвидел, что инопланетяне могут возникнуть из и среди нас, на Земле; что дело дойдет до возможностей радикальной трансформации человека в результате его собственной деятельности; и что найдутся люди, которые этот процесс будут приветствовать и сознательно ускорять.
В настоящее время в человеческом сообществе возникла тенденция отрицания своей идентичности, все чаще раздаются призывы к ее замене какой-то другой, «более совершенной». Появились адепты неограниченной экспансии биотехнологий, информатики, виртуалистики, искусственного интеллекта и т. п. достижений Hi-tec. Они больше не маскируются, утверждая, что произведенная, полностью техногенная реальность должна неизбежно прийти на смену эволюционно развившемуся естественно-предметному миру, в том числе традиционному, «историческому» человеку. Подобного рода взглядов перестали бояться. Сознание их носителей похищено силами Иного и жаждет как можно скорее «расчеловечить» человека, лишив его специфической сущности живого. На мировоззренческую сцену вышли «смертетворцы», сторонники отказа людей от биологического субстрата. Некое сущее останется, но это будет не «ветхий Адам», не человек, а антропоид или вообще, новый, неизвестный, хотя обязательно более мощный Разум. Все еще выступая от имени людей, они фактически отождествляют себя с тем/и, что/кто к ним больше не относится.
В подтверждение сказанного сошлемся, не вдаваясь в библиографические подробности, на известного Ф. Фукуяму. «Биотехнология предоставляет нам средства, позволяющие завершить то, что не удалось специалистам по социальной инженерии. И тогда мы окончательно покончим с человеческой историей, поскольку мы отменим „человеческие существа“ как таковые. И тогда начнется новая история, история по ту сторону человеческого».[1] Объективности ради следует признаться, что нам тоже приходилось писать о постчеловеке, при том с конца 80-х годов.[2] Но мы писали в плане предупреждения, как об угрозе, которой надо противостоять. С тех пор непосредственно и потенциально геноцидные направления технонауки добились в своем развитии впечатляющих успехов. Они оформились в специфические философские направления: трансмодернизм, трансгуманизм, гуманология, персонология и др. Суть этой новой мировоззренческой парадигмы в том, что благо существующего человека перестает быть целью человечества, а само оно объявляется средством для создания его некой высшей формы, фактически же материалом для дальнейшего прогресса науки и техники. Который(х) «не остановишь».
Ситуация складывается не просто сложная, критическая, а странная, близкая к абсурду. Еще два десятка лет назад мир, озабоченный своим будущим, гудел как растревоженный улей. Состояние природы, экология, разоружение волновали самые широкие слои общества, не говоря об его выдающихся представителях, т. е. людях, способных видеть дальше своего носа. Доклады Римского клуб о «пределах роста», теоретические дискуссии и уличные манифестации, международные договора о допустимых нормах загрязнения воды, почвы, воздуха – общество предпринимало меры по сохранению среды обитания как условия дальнейшего продолжения жизни. В 1992 году в Рио-де-Жанейро государства планеты в лице своих высших представителей договорились о необходимости перехода экономики к устойчивому (sustainable), то есть стабилизированному, то есть ограниченному по параметрам природно-антропологических констант земного бытия, развитию. Человечество боролось за жизнь, за поддержание ее качества, адекватного своей естественно-исторической сущности. Теперь на этот счет как бы все успокоились, хотя уничтожение природы, стремительное окружение себя чуждой жизни искусственной средой не прекращается. Те, кто напоминает об опасных последствиях продолжения такого процесса, вызывают досаду, на них смотрят как на чудаков, «зеленое меньшинство». Судьба природы, да собственно и человека как родового существа брошена на произвол судьбы. «Устойчивое развитие» интерпретируется прямо противоположным первоначальному замыслу образом: как можно быстрее увеличивать ВВП, как можно больше потреблять энергии как можно большему числу стран, хотя многие из них лопаются от перенакопления и перепотребления. Не знают куда выбросить произведенное. Реализуют чудовищные по своему влиянию на окружающую среду и самого человека проекты. Безумие гонки вооружений возведено в высший разум и экономическую доблесть. Правительства соревнуются, кто кому сколько и насколько больше продаст средств уничтожения. Решение глобальных проблем стало заложником политики глобализма как безграничного потребления и «дурного» новационизма внутри стран и в мировом масштабе. К чему все это ведет, предпочитают не думать, а думающие люди впадают в тягостный пессимизм.
В последнее время, особенно в связи с феноменом международного терроризма, центр теоретического внимания человеческого сообщества переместился на социум, на взаимоотношение культур и судьбу культуры как таковой. Возмущаются (не только у нас) наступлением антикультуры, цинизма, пошлости, рыночного отношения к духовным ценностям. Утратой «социального капитала». Но причины этого не частные. Они в том, что передовой отряд прогресса – наиболее могущественные в финансово-техническом отношении, в основном западные, страны не только перестали «культивировать культуру», но и позиционировать себя в качестве таковой. Запад – Цивилизация, «проклятая доля» (Ж. Батай) которой в том, что все высокие цели и ценности уступили место погоне за богатством и комфортом. При этом она противостоит и агрессивно атакует общества, в которых сохраняют свое значение религия, мораль, национальное самосознание, семья, половой диморфизм, любовь, дружба и другие формы «традиционной» культуры. В цивилизации культурное регулирование социальной жизни вытесняется социотехническими и просто техническими формами. Приверженность культуре, ее нормативным требованиям квалифицируется как закрытость, тоталитаризм, фундаментализм и т. п. нарушения прав человека, под которыми имеются в виду права индивида. Нарушать их дозволено и они все более массово нарушаются, главное при этом, чтобы «извне», биометрически и информационно контролируя поведение «человека без свойств» со дня рождения до гробовой доски. Которого, однако, почти не видят. Все заглушается восторгами по поводу очередных достижений в изобретении новых технологических методов вмешательства в когда-то священную личную жизнь. И, наконец, этап «снятия» человека как такового, которое если не прямо одобряется, то забалтывается пустяками, такого же рода выгодами, патологическими удобствами и т. д. «Новый прекрасный мир» О. Хаксли, «1984» Дж. Оруэлла, «Заводной апельсин» Э. Берджеса, кинематографические фантазии на тему тотального господства техники и информатики реализуются на глазах. Однако в наших глазах нет страха, с уст не срываются крики ужаса. Торжество антиутопий воспринимается как должное, необходимое, обусловленное объективными обстоятельствами.
М. Хайдеггер подчеркивал, что угроза человечеству идет не от разрушения природы, возможной войны или деградации общества. Это все следствия. Проблема в том, что мы перестаем думать. «Наука не мыслит». Она измеряет и вычисляет, использует, превращая бытие в сподручное сущее. В том числе людей. Инструментальный подход к миру не дает возможности понять, куда он на самом деле движется. В таком случае можно сказать, что фундаментальная катастрофа человечества в том, что никакой катастрофы не произойдет. Ее никто не заметит. Выхолащивание, растворение, исчезновение человеческого осуществляется молча. Люди не будут знать, когда их не будет.
Но не все. И не в темпе «как можно быстрее». Мы относим себя ко второй партии – консерваторов, «археоавангарду», сторонникам сохранения природы, культуры и человека. Сохранения как можно дольше. И борьбы за это – до конца! При любом, даже трагическом обороте дела – за достоинство человека как чувствующего и мыслящего существа.
Книга о взаимодействии естественного и искусственного в основном была посвящена общим вопросам мировоззрения и экологии. В «борьбе миров» культуры и техники обсуждалось состояние общественной жизни и проблемы культурологии. Данная завершающая часть нашего «триптиха» относится к области философской антропологии и соответствующей ей онтологии. В ней рассматриваются возможности поддержания идейными средствами человеческого сущего как человеческого в человеке. Мы намерены показать, «кто есть кто» в борьбе вокруг судьбы человека, какие тенденции и теоретические течения служат его выживанию, а какие уничтожению. События в символическом универсуме не только отражают то, что происходит в предметном мире, но и включаются в него. Победа того или иного идейного направления тормозит или ускоряет совершающиеся в нем события. Хотелось бы способствовать продолжению человеческой истории. Более того, уповая на нелинейность мировых процессов, ее вечности.
В смысловом отношении текст построен по принципу 3-х концентрических кругов. Или «колец». Все вокруг человека. Но если в действительности они его сжимают, грозя задушить, то мы стремимся их разомкнуть.
Состояние окружающей природы так или иначе воплощается во внутренней природе людей, их духе и телесности. Культура общества проявляется в уровне развития отдельного индивида, том или ином его типе. В первых двух главах работы исследуются процессы, происходящие в «предметном мире»: влияние экспансии техники и экономики на духовность человека ведет к ее истощению до «знательности», превращению личностей в акторов, агентов, в «человеческий фактор» и, постепенно, к демонтажу естественных форм продолжения их рода – замене социальным и биотехническим конструированием. Показывается, что так называемая сексуальная революция на самом деле была контрсексуальной. В западном обществе произошла сексуальная контрреволюция. Исчезновение любви является следствием и одновременно обуславливает духовное и социально-практическое бесплодие цивилизации, которая в своем дальнейшем существовании вместо творческих сил человека все больше опирается на саморазвитие техники. Именно эти процессы заставляют думать, что «постчеловек» не пустая фраза или метафора, а возможная или уже существующая сущность.
Обсуждая влияние изменений в предметном мире на перспективы человечества, теоретики дружно признают их принципиально качественный характер. Из естественного он стал преимущественно искусственным. Однако с точки зрения философской антропологии надо сказать резче: возникает другой мир. Или миры, в которых люди не могут жить, хотя в них действуют. Как существа, попавшие на чужую планету. Как инопланетяне. В конце ХХ века образовалась среда, несоразмерная не только возможностям функционирования (нечем дышать, нет или слишком сильное притяжение), а самому субстрату человека. Она не просто слишком мала (микро) или слишком велика (мега), а принципиально беспространственна. Бестелесна. Это Double world – мир информации, виртуалистики. Третья и четвертая глава книги посвящены влиянию на судьбу человека информационной реальности и планам его реконструкции с целью приспособления к ней. Что ему предлагается взамен тела, во что превращается субъект и, в конце концов, куда уносит человечество его бездумное внедрение в новую реальность. Показывается, что философский постмодернизм, деконструкция и грамматология – это идеология computer science. Применительно к человеку – это идеология его снятия, элиминации, включения в виртуальный мир, в котором от людей остаются складки и сингулярности. В лучшем случае – персонажи. Вся борьба с тео-этно-фалло-фоно-логоцентризмом – это борьба с «человеческим, слишком человеческим». Но не ради усиления жизни и сверхчеловека, как у Ф. Ницше, а в пользу ноо-техно-инфо-интеллоцентризма, как «бесчеловеческого, слишком бесчеловеческого». В пользу Иного. Предел и удел постмодернизма – это трансгрессия, транс-модернизм и инонизм.
Сопротивляясь этому «уделу», задача философии, по-видимому, в том, чтобы, учитывая завершенность метафизики, вырабатывать такой тип философствования, который отвечал бы новым реалиям и в то же время сохранял человека. Его цель – «апология человеческого» вопреки наличию объективных тенденций и субъективных намерений его уничтожить. Она противостоит парадигме «It from bit», антиисторической и антибытийной. Ответственно мыслящие теоретики часто говорят о необходимости «возвратиться к истокам». Но тогда надо идти против течения. Не обязательно тем же путем, однако, всегда в направлении жизни. Показывается, как человеческий дух, «шествуя» по пути прогресса, отчуждался и редуцировался от непосредственной включенности в бытие через мифологию и мудрость к знанию и информации. Мы предлагаем парадигму консервативного философствования, которое можно назвать «феноменологическим реализмом», вписывая его в историю развития европейской духовности.
Третье кольцо (6 глава и «Вместо заключения») посвящено анализу этих процессов в ХХ-ХХI веке, времени, которое можно считать настоящим «криком о небытии», когда после структурно-лингвистического поворота метафизика подверглась прямому отрицанию. Мир-картина превратился в мир-материал, а сознающий себя субъект в безличного агента сетей. Индивид распадается на «дивидов», человек теряет собственную идентичность, вместо онтологии предметной реальности возникает виртуализм и онтология коммуникаций.
Постмодернизм трансгрессирует в «пост-постмодернизм» или, позитивно говоря, возникает нигитологическое, трансмодернистское (не)бытие.
Показано, что предтечей трансмодернизма как когнитивизации предметного мира была трансцендентальная философия И. Канта и феноменология Э. Гуссерля, а фундамент под движение от поэмы к матеме, под замену логоса матезисом подводится в работах Ж. Делёза и Ж. Деррида. Завершением тенденции когнитивизации бытия является возникновение «мышления без сознания», замена смыслового отношения к миру чисто формальным, математическим. Превращаясь в искусственный информационно-технический интеллект, такого рода когнитивное мышление сливается с дигитальной реальностью иного.
К концу каждого «кольца», особенно по завершении третьего круга, мы показываем как желательно, нужно и должно сопротивляться трансгрессистскому снятию «нашей реализации» одного из возможных миров. Предложена парадигма консервативного философствования, которая вписывается в историю развития европейской духовности. Ее можно назвать «феноменологическим реализмом». Показывается, как консервативная философия дает надежду на поддержание антропологической идентичности, на то, чтобы остаться Homo vitae conscience sapiens. Как стоя в потоке становления, направлять его в круг Вечного Бытия.