– Да-а… – протянул задумчиво Левон, когда белл-бой проводил их до дверей сюита Поплакова и, открыв дверь служебной карточкой, пустил их в номер: – Идиллия, однако…
В сюите стояла ностальгическая атмосфера пионерского «тихого часа».
Все следы пьяного дебоша были аккуратно ликвидированы, включая разбитую балконную дверь. Номер чисто прибран, ни одного брошенного носка в пределах видимости.
От взгляда внимательного наблюдателя из школьных учебников физики, возможно, не укрылась бы пальма в кадке – аналог российского гостиничного фикуса, – чьи листья были посечены осколками стекла. Единственный не устраненный свидетель чиновничьего безобразия.
В гостиной, раскинувшись в кресле, выкатив далеко вперед из-под задравшейся майки арбузное огромное брюхо, мощно храпел Толстый Моти. Из спальни ему вторил, не уступая в силе, невидимый с этой точки обзора Поплаков.
Первый же вдох полностью уничтожал аналогию с пионерлагерем.
(А может – вовсе и нет? Кто его знает, что творится в обителях нынешних бойскаутов?)
В воздухе – острый спиртовой дух, какой может дать только недавно разбитая бутылка водки. На него накладывался тяжелый многодневный перегар и запах стоялых пепельниц. Витал еще и аромат какой-то неопределенной, но острой пищи – авторство добавки явно принадлежало Толстому Моти.
– М-да… – хмыкнул Леша, сморщив нос. – В углу валялись старые валенки дворника… – И безо всякого перехода звонко гаркнул: – Р-рота, подъем!!!
Левон шарахнулся в сторону от неожиданности.
Толстый Моти перестал храпеть, заворочался и непонимающе распахнул глаза. Поплаков команду проигнорировал начисто – так и продолжал храпеть.
– Доктор! – просипел Толстый Моти на иврите и прокашлялся. – Я тут задремал немного… ночь… устал…
– Бэседер гамур8, Моти! – Романов перешел на иврит, развел руками, всем своим видом демонстрируя полное удовлетворение от выполненной работы. – Вы тут просто молодцы! Слов нет – тишина, порядок… Жалоб не было? Полиция не приезжала?
– Не-а… – довольно осклабился Моти. – Успели предотвратить.
– Молодец! – повторил Романов. – Как он?
– Вроде в порядке. – Толстяк пожал плечами. – Всё как вы сказали. Дал выпить водки. Уговорил заесть икрой…
– На каком языке уговаривал? – сверкнул глазами любопытный Левон. – Ты же по-русски ни бумбум, а он больше ни на каком языке не рубит.
– Доктор Алексей, а это кто? – осведомился Толстый Моти, разглядывая Левона с легкой неприязнью.
– Это доктор-похметолог! – Романов значительно потряс указательным пальцем, подмигнул Левону. – Самый важный сейчас врач, понял?
– Poh-me-to-log, – по слогам, кивая в такт головой, уважительно повторил незнакомое слово Моти.
– Все, дорогой, свободен. – Несколько зеленых сотенных купюр прошуршали и затерялись в пухлой кисти толстяка.
– Доктор Алексей, в самом деле, зачем?.. Я же только из уважения… я же к вам, как к старшему брату… – прижав руку (в которой, впрочем, денег уже не было) к груди, бормотал Моти, исчезая за предусмотрительно раскрытой Романовым дверью. – Я же для вас…
И, вздохнув с укоризной, растворился в полумраке коридора, будто и не было его вовсе – отличительная особенность вышколенной гостиничной прислуги, адвокатов и демонов.
– Ну-с, снимайте ваш бурнус! Начали, коллега! – Леша с силой помассировал щеки, пытаясь снять усталость. Взглянул на Левона и увидел в его лице отражение своего: воспаленные от недосыпа глаза, опухшие тяжелые веки. Хмыкнул, скривил губы – сколько еще он протянет в таком ритме?
Поплаков выглядел откровенно плохо. Густые спутанные волосы пропитались поkтом насквозь и походили на свалявшуюся шерсть.
– М-да… – протянул Левон, сморщив нос. – Помнишь, в старое доброе застойное время выпускали совместный совково-французкий одеколон. Рекламировали его топорно, типично по-нашему: «Каскад естественных ароматов»… Здорово сейчас ложится, в тему, скажи?
– Делом займись, генацвале, делом!
Леша споро собирал «полевой военный госпиталь». Раздвижная тренога с крючком на макушке, с подвешенным на нем литровым пакетом с раствором Хартмана, уже высилась в изголовье кровати. На прикроватный столик водрузили кардиограф, рядом с ним тонометр, миниатюрный пульсовой оксиметр.
В отдельном пластиковом ящике со множеством отделений – Леша во всем, что касалось работы, аккуратист был невероятный – лежали иглы, шприцы, пластиковые внутривенные канюли и прочие одноразовые друзья анестезиолога.
– Да? – надменно поднял Левон брови, усаживаясь в кресло и закинув ногу на ногу. – Ты мне его для начала в порядок приведи, пускай глазки откроет, соображать начнет. Кто из нас двоих реаниматолог?
– Господи! Как же я вас ненавижу! – с чувством гаркнул Леша, прижав руку к сердцу. – Всех! Терапевтов, хирургов, наркологов… Всех! А уж пластиков – вдвойне! Строите из себя белую кость, носик морщите при виде черной работы. Аристократы, блин, это не для ва-ас! Для этого есть рабочие муравьи, морлоки…
– Кто-кто? – заинтересовался Левон.
– Классику надо читать, а не только деньги считать, модный доктор! – язвительно сузил глаза Леша. – Приедешь, залезь в «Википедию», посмотри, кто такой Герберт Уэллс, понял?
– Понял-понял… – покивал Левон. – Давай дальше, интересно излагаешь…
– Ага, интересно ему… А как с больным чего случается, тут же глаза навыкате, морда белая, ручки трясутся, и бегом к анестезиологу: «Спаси нас, дяденька доктор!»
– Работать будем, спасатель? – благожелательно улыбнулся Левон. – Ночь на дворе! – И длинно зевнул: – А-а-а… – потянулся блаженно. – Модный доктор… На себя посмотри, миллионер от медицины!
– Я бы попросил… – Леша закончил развертывание полевого военного госпиталя, оценил придирчивым взглядом результаты своего труда и поставил мысленно себе «отлично». – Считай свое бабло, а со своим я справлюсь.
Вздохнул тяжело – ничего не поделаешь! – и потряс Поплакова за плечо:
– Алексей! Встаем! Доброе утро! Неопределенное мычание, в котором, однако, опытное ухо человека, воспитанного в русскоязычной среде, улавливало скрытое присутствие великого трехбуквенного слова.
– Давай, Алексей Николаевич! – Леша без церемоний тряханул Поплакова до клацанья зубов.
– Нахъёлядь! – громко высказался чиновник и после паузы добавил с интонацией гроссмейстера: – Мать!
– Господин Поплаков! Алексей!
– О-о… – разлепил наконец веки Поплаков и уставился на Романова мутными голубоватыми глазами.
Леша почти ощутимо увидел, как по зрительным нервам, разбрасывая по сторонам вспышки коротких замыканий, идут в мозг импульсы. Взгляд стал приобретать осмысленность, и пришло – слава богу! – узнавание:
– О-о… гас-спадин Романов… – Поплаков расплылся в улыбке. – Царь-батюшка наш, мжжно сказать…
Попробовал сесть, распахивая неуверенные объятия, но тут же грузно осел и неуклюже, словно рыбацкий баркас, завалился на бок.
– Лежите, Алексей, отдыхайте. – Леша мягко придавил Поплакова к кровати, выпрямляя его руку и разглядывая ее в поисках вен. – Сейчас мы вас, батенька, полечим маненько, все пройдет и все будет очень хорошо…
Левон сидел, скрестив руки на груди, неуловимо напоминая боксера в углу ринга перед боем.
– Что-то мне, Лешенька, хреново, – уже вполне членораздельно пробормотал Поплаков. Из глубин его большого, когда-то налитого мышцами, а сейчас просто рыхлого тела рвалась наружу нервная дрожь. Леша втянул в себя воздух. Поморщился – многодневный перегар, но…
– Ацетоном не пахнет? – расшифровал его движение Левон.
– Слава богу! Ни ацетоном, ни мочевиной…
– Прошу прощения? – в глазах Поплакова замерцали неоновыми бликами искры разума.
– Я говорю – все в порядке, Алексей Николаевич! – улыбнулся Леша, накладывая жгут. Вены у Поплакова мощно ветвились – маленькие радости анестезиолога.
Взял из ящика розовый венфлон9.
Укол. Поплаков не шевельнулся, как и подобает правильному пацану.
Черная кровь в павильоне иглы. На месте. Зафиксировать прозрачной клейкой пленкой «тагадерма». Подключить систему. Всё.
– Мой выход. – Левон со вкусом потянулся, хрустнул шеей. – Иди, отдыхай. Приходи через час. Будет как новый.
И зашелестел упаковками лекарств, наклонившись над своим саквояжем.
– А чего делать будешь? Посмотреть можно?
– Иди-иди… Любопытный, понимаешь, – проворчал Левон как бы в шутку, но на деле всерьез. Сегодня посмотрит, завтра поймет, а послезавтра сделает без дяди Левона. – Иди, кофе пей, по набережной пофланируй… Ты когда последний раз на море был, приморский житель?
Леша неопределенно хмыкнул.
– Вот-вот… Иди, отдыхай! – кивнул ему Левон. Лешка помедлил, затем пожал плечами – собственно, почему бы и нет? – кивнул согласно в ответ и вышел, почему-то осторожно, словно уходящий любовник, прикрыв за собой дверь. Чуть слышно щелкнул замок.