Инна Фидянина Былинки от Инки

Было время. было время.

было время – жили зря!

Жили зря. жили зря,

потому что без царя!

А теперь живём с царём.

Вот, уже не зря помрём!

Карась Ивась


Карась Ивась и хлопцы бравые

Как в озёрах глубоких

да в морях далёких

жили-были караси-иваси

жирные, как пороси!


И ходили они пузом по дну,

рыбку малую глотали … не одну!

Говорили иваси с набитым ртом.

А о чём шли разговоры? Ни о чём!


Но говорят, от разговоров тех,

да от прочих карасьих утех

озёра тихие дыбились,

моря глубокие пенились!


И жил средь них один карась

по фамилии Ивась,

а по прозвищу … пока не придумали,

да и не о том они думали,

а о новых морях мечтали,

старые им стали малы!


И сказал тогда Ивась:

– С насиженного места слазь

и бегом на разведку!

Судачат, что где-то

есть у наших вод суша,

вот там пенить пиво и будем

да раков едать полезных!


Решил и смело полез он

на сушу, на берег моря,

воздух глотнул: «Нет соли.»


Встал на хвост свой могучий,

пошёл по траве колючей,

доплясал какой-то до деревни,

встал перед первой же дверью,

плавником тихонько стучится.


И надо ж такому случиться,

дверь карасю открыли,

хозяева дома были.


А в хозяевах у нас

хлопцы Бойкие. Припас

достают и ужинают,

зовут гостя дружненько:

– Ты поди, карась Ивась,

да на стол скорей залазь,

у нас вяленые караси-иваси,

ну а к ним картоха, щи!


Как услышал Ивась:

– Ты на стол скорей залазь,

у нас вяленые караси-иваси… —

так вон из хаты, и ищи-свищи!


От хлопцев Бойких открестясь,

побрёл дальше наш карась

себя показывать,

на людей посматривать.


Доковылял он до града большого,

града шумного Ростова.

Видит, дедок Ходок на ярмарку едет.


Запрыгнул Ивась к нему в телегу

и начал речь вести

о той местности,

где жил он в озёрах глубоких,

плавал в морях далёких,

да про то как они,

караси-иваси,

друг с другом смешно разговаривают:

ртами шлёпают, пузыри идут!


Слушал дедок Ходок, слушал, плюнул:

– Везти тебя я передумал, —

и скинул рыбину с телеги. —

Погуляй, сынок, побегай!


Угодил карась прямо на лавку торговую,

там пузатый продавец гремит целковыми,

а на прилавке караси-иваси лежат грудами,

чешуя блестит на солнце изумрудами!


Обрадовался Ивась родственникам,

обниматься полез плотненько:

пощупал, потрогал рыб, а они мёртвые.

И полились из глаз его слёзы горькие!


Прыгнул карась на мостовую,

да прокляв толпу людскую,

запрыгал куда глаза глядят,

подальше от людей, а то съедят!


Допрыгал он до речки Горючки,

зарыдал у какой-то колючки.

Глядь, а это крючок рыболовный

для рыбной, так сказать, ловли.


Заметили горемыку мужички Рыбачки

вот и выставили крючки:

к себе зовут порыбачить,

ну или как сами ловят, побачить.


Подкатился к рыбакам Ивась

уселся на свой хвост, не слазь!

И задумчиво в воду уставился:

что-то ему там не нравилось.


А в воде удила клюют,

Рыбачки разговоры ведут:

про уловы свои рассказывают,

усищи длинны разглаживают.


А в ведре караси-иваси

да рыбы лещи

плещутся, задыхаются,

в тесноте да в обиде маются.


И налились тут кровью глаза

у отважного карася,

пошёл он на Рыбаков ругаться,

просить, молить, заступаться

за карасей-ивасей

да рыб лещей,

чтобы их на свободу выпустили,

в речку Горючку выплеснули.


Засмеялись мужички Рыбачки,

пригрозили самого его в сачки

да в ведро посадить надолго!


Тут умолк он:

не пожелал карась поганой участи,

он и так на земле намучился!


Прыгнул Ивась в речку буйную,

и понесло теченье шумное

его в озёра глубокие,

в родные моря далёкие.


А как домой воротился,

отъелся, карась, откормился

и стал приставать ко всем рыбам:

рассказывать то, что сам видел,

пугать и стращать морских тварей

человеческой, то бишь, харей!


Ртом шлёпает, пузыри идут,

ничего не понятно. И тут

прослыл Ивась дурачком великим,

не-от-мира-сего-ликим!


Ай люли, люли, люли,

живите долго караси!

Ай люли, люли, люли,

плывите в море, Иваси.


Ну на этом и хватит.

А мы пойдем по полатям

таких дурачков выискивать,

гостей дорогих обыскивать:

сказки старые искать,

из карманов изымать

да подкладывать новые,

а взамен брать целковые.



Гордость карасей и предубеждение царей

Как еси на небеси

жили-были иваси,

иваси-карасики

по небу-морю лазили!


И у этих карасей-ивасей

каждый день другого был чудней:

ай, расхаживать на длинных хвостах,

говорить на разных языках

да на землю смотреть свысока.


Вот такая у них душа!

Но про эту душу вам скажу:

мне молчать велели, ни гугу!


А рассказ я поведу о другом:

жил средь них карась Ивась, он не ртом

разговоры глупые вёл,

а мозгами жирными плёл

паутину думок своих:

– Вот спущусь на землю, под дых

дам любому кто ниже меня:

кто на небе, тот и главный, то есть я!


Как сказал, так и сделал, свалил

он с небес на землю, а за ним

то ли слухи, а то ли молва:

мол, упал Ивась, разъелся как свинья!


И летел карась Ивась до земли,

а вослед ему смеялись караси,

насмеявшись, разошлись по домам:

по кучнистым, белым, серым облакам.


А карась упал в ту среду,

где я, братцы, тотчас умру:

опустился он на дно глубоких вод.


Глядь, там кружат дружный хоровод

жирные такие караси,

а за ними сельдь иваси

быстрыми хвостами гребёт,

косяками холёными прёт!


Стало дурно карасю Ивасю:

«Как же так, я что-то не пойму

почему карась и ивась

раздвоились, жизнь не удалась?»


Но не смотрели рыбы на него,

веселились, плавали, на дно

опускались и снова всплывали,

да зачем-то ртом воздух глотали.


Захотелось карасю Ивасю

тоже глотнуть воздух, он по дну

своим мощным хвостом пошёл

и до берега быстро дошёл.


Вышел он на сушу голяком

да на брюхе по песочку ползком.

Так добрался он до центра земли —

до скрипучей деревенской двери.


Постучалась скотинка и вошла,

а семья в дому не поняла

чи корова, чи бык перед ней?

И к столу зовут его: «Смелей!»


А на ужин у них уха

из карасей, ивасей… Потроха

затряслись у гостя, он вскипел,

вылил на пол уху и скорей

из страшного дома вон!

Бежал и бубнил: «Это сон!»


И домчался до Ильмень-реки,

там сидят, рыбачат рыбаки:

то плотва попадётся, то карась.

Увидали Ивася, кричат: «Залазь

поскорее в наше ведро!»


Глядь Ивась, там рыбы полно,

задыхается она и бьёт хвостом.

– Не о том мечтал я, не о том! —

схватил наш герой то ведро,

прямо в реку выплеснул его.


И поплыли караси по реке.

Взбеленились рыбаки, айда ко мне:

так и так «Иванна, твой Ивась

нам житья не даёт, эка мразь!

Унеси его отсель на небеси,

где гуляют толсты караси,

жирными боками трясут,

разговоры ни о чём свои ведут».


Я вздохнула глубоко и поняла:

зря с небес Ивася содрала,

то гордыня была не его,

моя душенька вселилась в него!


Как же быть? Да надо б душу изымать

и свою гордыню усмирять.

Но что станет тогда с Ивасём,

как же будет он с пустою душой:

куда пойдёт, зачем и что поймёт,

может, кинет кого или убьёт?


Так я думала долго, год-другой.

И решила: надо жить уже самой!

Вылезла из Ивася я и ушла.

Села, Азбуку пишу, а сама

наблюдаю: как там мой карась?

Рыбаки кричат: «Иванна, слазь,

уходи из сказки, пошла вон!»


Всё, ушла! Ивась пошёл домой.

И ведь дом придумал он себе:

в топком иле сидит на дне

да глазами пустыми глядит:

не пройдёт ли мимо бандит?


Тут пришёл бы ему конец,

да захотел покушать молодец.

И додумался ведь покинуть дом:

вылез, по дороженьке побрёл.


А дорога деревенская узка,

прёт лошадка на него! Глаза

рыбьи округлились до небес,

и воскликнул Ивась: «Мне трындец!»


Но протянулась до него рука

и схватила молодого едока —

это дед Ходок-туда-сюда

пригласил в телегу паренька.


И карась смекнул, сообразил:

разговоры длинны заводил

о жизни той в заоблачных мирах,

где караси-иваси в облаках

на землю глядят свысока:

дескать, боги мы, такие дела!


Разозлился дедок Ходок,

слез с телеги, Ивася поволок

прям в торговые ряды, туда

где в продаже караси да плотва.


Кинул рыбину на лавку и бегом,

прыг в свою тележищу. «Пошёл! —

дёрнул за уздечку коня. —

Видно, бес попутал меня!»


Огляделся карась Ивась

и сказал дохлой рыбе: «Ну, здрасть!»

Не услышали его караси,

в ряд лежат, в зрачках застыло: «Спаси!»

Растолкать Ивась пытался друзей.


– Ишь ты, выискался тут добродей! —

продавец отпихнул Ивася. —

На убой отправлю; жирный, как свинья!


Заплохело божьей твари, спрыгнул он

и до дома нового ползком!

Как дополз, запыхавшись упал,

в ил зарылся, отлежался, встал

и о небушке вспомнил своём:

– Как же мне вернуться домой?


Ох, пытался он прыгать и летать!

Но важну тушу где там оторвать

от земли, от матери сырой.


Зарылась рыбина в песок с головой

и сидела там тридцать три дня,

море сине вспоминала, где плотва,

караси, иваси живут,

плавают да песенки поют.

Захотелось и ему туда:

– В море братья мои, в море, да!


И нырнул Ивась в Ильмень реку

да пошёл на хвосте по дну,

добрался до устья реки,

глотнул солёной воды

и поплёлся искать своих

хвостатых, таких родных!


Но куда там! Ведь он ростом с мужика,

убегает от него плотва,

караси в друзья не идут,

а иваси в холодных водах живут.


Тут взмолился карась Ивась:

– Тётя Инна, с детской Азбуки слазь

и верни меня, пожалуйста, домой!

Ручку бросила я: «Чёрт с тобой!»


Да как дуну в небо! Бог вздохнул,

он мой замысел сразу смекнул:

и посыпались с небес караси,

прямо в море бултыхались их хвосты,

а размером каждый с мужика,

плавники – могучая рука.

Они застлали море собой!


Что мне делать с такою горой?

И решила всё пустить на самотёк,

коль сожрут акулы их, знать, срок истёк!


Но не тут то было, подплыла

к ним поближе морская свинья

и зовёт за собой на бережок:

– Айда бока прогреем, там песок!


И пошли караси-иваси

косяком по суше, а хвосты

закрыли собою весь брег!

В ужасе крестился человек,

чайки плакали: «Сожрут нашу жратву

эти твари, мир идёт ко дну!»


Ан нет, не угадали, мир стоял

и по швам нисколько не трещал,

только рыбой пропахло вокруг.

Вон смотри, и наш шагает друг

карась Ивась впереди.

Он здесь видел всё уже, за ним иди!


Вот дошли они до центра земли,

до скрипучей деревенской двери.

А что было дальше, не скажу,

лишь на руках, на пальцах покажу.


В общем, те мужланы,

что что плотву да щуку жрали

есть её больше не будут.

Про карасей так и вовсе забудут!

Ибо… на небе они, ребята.

Иваси их тогось!

(Сообщаю об том виновато).


И до ярмарки иваси добрались,

с торгашами рыбы расквитались.

Стал тут думать уездный люд:

как разбойников изжить иль обмануть?


И зовут они на помощь мужика

деревенского Ивана Большака.

Но Большак, он вовсе не гора,

а всего лишь как три мужика.


Потёр Иван лобище и смекнул:

длинны сети рыбацки развернул

и накинул их на карасей.

Свистнул мужикам, а те быстрей

волокут их к центру земли,

к царской размалёванной двери.


Выходил царь на злато крыльцо,

чесал пузо, в ус дул, тёр чело

и решил, что скот нельзя терять,

приказал их в армию отдать.


Ай, как шили мундиры сорок дней

швеи, мамки, няньки! И взашей

гоняли ребят-пострелят,

приходили те глазеть на солдат.


Вот истёк срок: сто дней, сто ночей.

Не узнать карасей-ивасей,

бравые ребята, на подбор,

сабли востры, головной убор,

под шеломами морды блестят,

порубить желают всех подряд!


«Мы готовы сечь, рубить!» Царю

вложить бы в голову умище суму,

а не толстые, смешные калачи

(предупреждали ведь его врачи).


А теперь… глазища рыбьи глядят

выстроившись в бесконечный ряд

и готовы искромсать весь народ.

Ещё минуты две и вперёд!


В ужасе зовёт царь Большака,

но пока Иван ходил туда-сюда,

потоптало наше войско народ

и уже до Германии прёт!


А в Германии кричат: «Эх, пора

звать богатыря Большака!»

Скорописную грамотку пишут

да почтового голубя кличут,

и по ветру письмо пускают,

мол, голубка дорожку знает.


И пока голубка шла туда-сюда,

на Руси стояла тишина,

да в живых оставшийся народ

нарожал новых деток и вперёд:

пашем, жнём да снова сеем,

себя никогда не жалеем!


Вот и Ивану от печки зад открывать неохота:

– Больно надо спасать кого-то!


Пока поднялся, обулся, оделся,

из дома вышел, осмотрелся,

караси пол-Европы помяли,

стеной у Парижа встали

и уходить не хотят,

вернуть себя требуют взад:

то бишь, обратно на небо!


Но во Франции не было

умных в голодные годы.

Побежали спрашивать у Природы.


Природа молчала долго,

потом кивнула на Волгу,

откуда шагал Большак

примерно так:

– Ать-два, левой,

нам бы с королевой

хранцузкой породниться —

на фрейлине жениться!


Подходит Большак туда,

куда его не ступала нога,

а там караси в мундирах

и бравый Ивась командирах:

стоят, сыру землю топчут,

о небесищах ропщут.


И попёрся Иван

по крестьянским дворам:

– Нужна машина кидательная

увеличенная стократенно —

тварей божьих закинуть на небо.

Плотников сюда треба!


Прибегали плотники: рубили,

пилили, строгали, колотили

и сляпали огромную махину —

камнеметательную машину.


Как сажали в неё солдатушек

да забрасывали в небо ребятушек,

и так до последнего карася!

Ой, вздохнула мать сыра земля!


А на небе синем иваси

глотнули своей среды

и давай расхаживать на длинных хвостах,

говорить на разных языках

да на землю смотреть свысока.

Вот такая у них душа!


Ну, а Ванька в героях ходил,

так как всей Европе угодил.

Королев да принцесс целовал,

милу фрейлину к замужеству звал.


Теперь точно сказке конец.

Большак ведёт под венец

девку нерусску, та плачет:

увезут далеко её, значит,

а там жизнь, говорят, нелегка —

у царя больна голова!


Да и на небе не легче,

ведь господу мозги калечат

стада карасей-ивасей,

и нет никого их мудрей!



Загрузка...