В мировом образовательном сообществе активизировалась дискуссия о будущем университетов. Если лет пять-десять назад обсуждались реформы всей системы образования, при этом акцент нередко делался на школе, большое внимание уделялось качеству образовательных услуг и механизмам его обеспечения, то теперь речь прежде всего идет о судьбах университетов. Дискуссия о школах не прекратилась, но профессиональное образование явно стало одной из ключевых тем в современной дискуссии в мире. Причины этого, по-видимому, отражают ряд системных трансформационных процессов, которые запустил глобальный экономический кризис. С одной стороны, уже в предыдущие два десятилетия развития постиндустриального (или информационного) общества сформировались новые требования к системам образования, существенно отличные от того, что считалось нормой в классическом индустриальном обществе XIX–XX вв. С другой стороны, новые контуры мировой экономики и политики, которые формируются в настоящее время[1], ставят и новые задачи перед организацией рынка труда и, соответственно, профессионального образования.
За последние десятилетия мы стали свидетелями бума высшего образования, когда возникали новые высшие учебные заведения и росла конкуренция между старыми и новыми университетами, быстро увеличивались студенческие контингенты. Однако количественный рост не мог не сказаться на качестве. И эта ситуация ставит на повестку дня более сложный вопрос – о принципиальной модели высшего образования будущего. Все реже задаются вопросы, какие университеты будут преимущественно развиваться – исследовательские, предпринимательские или преподавательские. Все чаще речь идет о том, способны ли существующие модели высшей школы к развитию в принципе. Таким образом, кризис образования, начало которого обозначил Ф. Кумбс в середине 1960-х гг., плавно перетек в кризис высшего образования [Кумбс 1970].
В его основе, как считается, лежит с одной стороны взрывной рост издержек университетов, а с другой – быстрый выход высшего образования в Интернет, что существенно удешевляет процесс обучения. Одновременно это делает доступным качественное (и, соответственно, очень дорогое) образование практически для каждого, кто сможет в силу имеющихся у него способностей (развитых или неразвитых дошкольным и/или школьным образованием, а также самообразованием) адекватно воспринять поступающую к нему информацию, получить не только желаемые знания, но и навыки (компетенции), необходимые для практической деятельности.
Вместе с тем происходит размывание границ формального образования, вершиной которого всегда являлись университеты, идет практически постоянное и плохо регулируемое разрастание сфер неформального и информального образования. На первый план выходит задача сертификации знаний (компетенций), полученных вне системы формального образования. Другими словами, возникает потребность формализации (легитимации) неформального и информального образования.
Это снятие границ (реальное или только прогнозируемое) уже само по себе становится элементом кризиса, переживаемого системой высшего образования. Неформальное и информальное образование благодаря интернет-технологиям становятся реальным конкурентом университетов, поскольку могут предоставить образование достаточно высокого качества, но дешевле, чем это делают современные высшие учебные заведения, при этом аудитория, вовлеченная в процесс обучения, будет значительно большей.
Аналогией происходящих перемен в высшем образовании стал сход лавины: она еще ползет по склону, но скорость все увеличивается, и скоро эта лавина перемен может похоронить под собой красивые здания современных университетов[2].
И никто, обсуждая будущее университетов, почему-то не вспоминает о тех колоссальных изменениях, которые за два последних века произошли в системе образования. Еще в середине XIX в. в ведущих странах мира доля населения, имеющего образование (хоть какое-то!) не превышала 20 %. Представляется, что переход к обязательному начальному, а потом и семи- (восьми- или девяти-) летнему, школьному образованию вызвал не меньшее потрясение основ образовательной системы, чем происходящие в настоящее время изменения в высшем образовании. И если говорить о финансовых затратах, то скорее всего они были сравнительно большими, чем требует новый образовательный переход. А речь идет именно о новом переходе, который в настоящее время выражается кризисом высшего образования.
Наступающий (а возможно и уже наступивший) кризис высшего образования все чаще связывают с быстрым ростом расходов и появлением в сети лекций ведущих профессоров ведущих университетов. Первое делает образование менее доступным, а второе – более доступным. Однако ситуация намного глубже и сложнее.
Можно выделить различные экономические, социальные, культурные, демографические и собственно образовательные факторы, которые определяют кризисное (или предкризисное) состояние современных университетов. Однако эти же характеристики можно рассматривать и как факторы модер-низационного рывка в образовании. Основными из них являются следующие:
• Повышение технологического динамизма, ведущего к росту технологической и экономической неопределенности в развитии общества. Тем самым существенным образом ограничиваются возможности прогнозирования потребностей рынка труда, что ориентирует университетское образование прежде всего на обеспечение адаптивности, то есть на развитие способностей человека в процессе своей профессиональной карьеры быстро и эффективно реагировать на новые вызовы. Это существенно отличается от образования как овладения профессией (ремеслом).
• Из неопределенности вытекает необходимость обеспечения непрерывности образования и усиления в нем возможности для студента или слушателя выбрать (строить) индивидуальную траекторию. Поэтому важнейшим показателем эффективности университета становится не только (а возможно и не столько) привлечение студентов после средней школы, сколько востребованность его со стороны тех, кто занят активным развитием своей карьеры (mid-career specialists).
• Широкий спрос на высшее образование, позволяющий говорить о переходе к всеобщему высшему образованию. Происходит рост студенческих контингентов и/или доли возрастной когорты, идущей в высшие учебные заведения, увеличение среднего возраста студенчества, особенно в развитых странах. Это происходит даже на фоне демографического спада, характерного для ряда развитых стран.
• Увеличение удельного веса работников с высшим образованием в общей численности занятых при одновременном снижении отдачи от высшего образования для выпускников университетов. Последнее естественным образом вытекает из первого – повышения удельного веса работников с высшим образованием в общей численности занятых.
• Рост издержек университетов и увеличение расходов общества (прежде всего домохозяйств, но в некоторых случаях и государства) на высшее образование. Образование в развитых странах становится все более дорогим, а это ведет и к удорожанию хорошего образования в развивающихся странах. За этим следует обострение дискуссии в обществе о необходимости повышения доли расходов на образование в бюджете и в ВВП, что приходит в противоречие с бюджетным кризисом, характерным в настоящее время для большинства развитых стран.
• Одновременно стремительно развиваются технологии образования, позволяющие повысить его гибкость, обеспечить адаптивность и снизить стоимость образования. Тем самым, напротив, повышается доступность высшего образования. Особое место здесь занимают появление и расширение курсов онлайн в программах университетов, рост самостоятельной работы студентов в общем балансе времени обучения. Все это позволяет в предельном случае сосредоточить основную массу студентов вокруг ограниченного числа лучших университетов и лучших профессоров. Перспективы этой тенденции еще не проявились в полной мере, однако уже сейчас она заставляет пересматривать некоторые важные принципы традиционной системы профессионального образования.
• Интернационализация образования и появление глобальной конкуренции за лучших студентов и лучших профессоров. Это объективно ведет к увеличению доли иностранных студентов в общей численности студентов университетов. Продолжение этой тенденции приведет к возникновению глобального научно-образовательного языка, на который в настоящее время претендует английский. (Точнее было бы говорить о возврате к ситуации единого языка. Однако если в прошлом наличие универсальной латыни было связано с ограниченностью образования узким слоем населения, то теперь единый язык становится реакцией на мощную демократизацию высшего образования.)