Ей пять или шесть лет. Она бежит по лесу. Силы на исходе, но страх не дает остановиться. За ней по пятам гонится огромный волк. Страшно так, что перехватывает дыхание. От этого страха тело становится деревянным, неповоротливым. Когда уже совсем нет сил бежать, и ноги вязнут в мягкости мха, она останавливается и резко оборачивается назад.
Голые ступни приятно холодит влажная мякоть лесного ковра. Она слышит, как около самого уха нестерпимо громко звенят комары. Солнце близится к закату. Воздух душный, тягучий. Волк несется прямо на нее, он уже совсем близко. Его глаза горят красным огнем, пасть оскалена. Сейчас он схватит и раздерет ее в клочья своими клыками.
Она поднимает дрожащую руку, и внезапно волк, летящий прямо на нее, останавливается, как вкопанный, замирает, покорно склоняет голову. А из маленькой детской ладошки льется теплый розовый свет, заполняющий все вокруг серебристым сиянием.
Она смотрит на свои руки с удивлением, и чувствует, как по телу разливается блаженное тепло. Волк подходит к ней и кладет огромную морду на худое детское плечо. Слышно, как покорно бьется сердце этого беспощадного великана. Она кладет руку на его склоненную голову. Она победила.
Надя всегда просыпалась на одном и том же месте.
Она видела этот сон в детстве много раз. Что это за волк – она не знала, но представляла, что, если на самом деле в лесу он погонится за ней, то произойдет чудо, и из ее ладошки польется чудесный свет, способный приручить его. Надя любила сказки и всегда просила бабушку рассказать ей перед сном новую историю. Бабушкины сказки были страшными, но захватывающими. Обычно, она рассказывала ей про дух леса и его помощников: лешего, русалок, оборотней и прочую нечисть.
– Запиши их в тетрадку, я вырасту и буду перечитывать! – просила Надя бабушку. Та улыбалась в ответ.
– Девочка моя, в жизни и так хватает сказок: и добрых, и злых.
Дом Савельевых стоял на самом конце села. Когда-то давно, когда Нади еще не было на свете, это был красивый и ухоженный деревянный домик с резными ставнями, выстроенный руками умелого мастера, Надиного деда. Но сейчас краска облупилась, дерево кое-где сгнило. Дом нуждался в ремонте, казался старым и мрачным.
За покосившимся забором, с поломанным кое-где штакетником, простиралось поле, за которым начинался лес. Его зеленая стена была видна из окна. Летом возле дома на запущенных клумбах разрастались георгины и золотые шары, а зимой сугробы поднимались до самых окон.
Здесь жила Надя со своей матерью Александрой. Чуть ниже от их дома, через узкую тропинку, стояла покосившаяся избушка Надиной бабушки Тамары. В лесу, до которого было рукой подать, текла речушка с названием Желтая, она огибала все село, сливаясь после него с другой – большой, полноводной рекой. А еще в лесу жил волк из Надиных снов – так думала девочка, поэтому долгое время боялась ходить туда одна.
Надя с матерью жили очень скромно: в их доме было всего две комнаты и кухня. Деревянные полы мать покрывала ткаными, заштопанными в нескольких местах, половиками. Надя прохлопывала их от пыли каждую субботу. Туалет был в уличном пристрое, баня – за домом, мать топила ее тоже по субботам, если не пила. Из живности были только куры и коза.
Одну комнату в доме занимала мать, другую, ту, что поменьше, – Надя. Стены маленькой комнатушки были оклеены желтыми обоями с цветами: тоскливыми, скучными. В комнате стояли узкая кровать, тумба, шкаф и стол.
Когда мать была на работе, Надя заходила в ее комнату, ложилась на кровать, покрытую выцветшим бархатным покрывалом и рассматривала рисунки на ковре, который висел на стене. Это было ее любимое занятие. Она могла сочинить множество сказок, смотря на этот разноцветный ковер, рисунки которого, словно оживали и двигались у нее перед глазами.
На старом трельяже около кровати стоял флакон духов, которыми мать не пользовалась. Надя любила открывать его и вдыхать сладкий аромат. Однажды она случайно разлила на себя почти всю душистую жидкость и сильно испугалась, что ей влетит от матери. Тогда она налила во флакон обычной воды, закрыла его крышкой и поставила на место. Подмена так и не была обнаружена.
Александра работала санитаркой в фельдшерском пункте. Это была молодая женщина невысокого роста с шапкой густых русых волос, собранных на затылке в пучок, из которого все время выбивались непослушные пряди. Если бы лицо ее было немного добрее, а в голубых глазах отражалась бы хоть капля тепла, то ее можно было бы назвать красавицей. Но брови ее почти всегда были тревожно нахмурены, а уголки губ трагически опущены вниз. Это создавало впечатление, что она чем-то раздражена или опечалена.
Вид матери: усталый и вечно недовольный, расстраивал Надю. Она видела, какие красивые мамы у других детей, видела, что они ходят с ними за руку, и ей хотелось, чтобы ее мать тоже была красивой и доброй. Она мечтала о том, что когда-нибудь они тоже будут гулять за руку, печь вместе пирожки с картошкой, ходить за козой в поле – все вместе, щелкая семечки и весело смеясь.
Ничего этого не происходило, мать все время хмурилась и отталкивала девочку, поэтому Надя злилась на нее и почти не разговаривала с ней. Сколько она себя помнила, мать никогда не относилась к ней с нежностью и любовью, не целовала, не сажала к себе на колени, не называла ласковыми именами. Надя, в свою очередь, тоже не умела выражать свои чувства и замыкалась в себе все больше и больше.
Отца у Нади не было. Она считала, что так и должно быть. Однажды мать напилась и сказала ей, что мужчины – это черти, они несут зло, и что всегда нужно полагаться только на саму себя. Надя тогда так сильно испугалась, что долгое время обходила деревенских мужчин и парней стороной, так как думала, что встреча с ними может как-то навредить ей.
Когда мать не работала, к ним в дом постоянно приходили мужчины и женщины с бутылками во внутренних карманах курток и фуфаек. В бутылках была прозрачная жидкость. Надя думала, что это вода, но один раз, когда никого не было поблизости, она вылила себе на язык каплю этой жидкости со дна бутылки. Ее язык словно загорелся огнем, рот заполнила едкая горечь. Ничего ужаснее на вкус она еще не пробовала. Подбежав к умывальнику, она прополоскала рот и горло и больше к бутылкам не подходила. Она не понимала, как мать и ее гости пили из рюмок эту белую отраву. А потом даже улыбались, только разговоры их постепенно становились невнятными, они начинали громко кричать друг на друга и даже драться. В такие моменты Надя дрожала от страха, сидя на полу за тумбочкой в своей маленькой комнатушке. Когда она понимала, что дальше будет только хуже, то настежь распахивала скрипящие оконные рамы, спрыгивала с подоконника в кусты с мятой и убегала к бабушке, в ее маленькую, покосившуюся от старости, избушку.
«Всему виной эта отрава,» – думала девочка, сидя в безопасности на теплой печке и прижимая к себе бабушкиного рыжего кота.
Однажды Надя увидела дома на столе целую бутылку, наполненную этой прозрачной жидкостью. Она с волнением подошла к столу, взяла бутылку, открутила крышку и вылила содержимое в ведро для помоев.
В дом в этот момент зашла мать, застав девочку за этой процедурой. Трясущимися руками она схватила Надю за волосы и впервые в жизни с остервенением выпорола ее старым кожаным ремнем, оставленным кем-то из ее собутыльников. Шрамы на нежной детской коже заживали долго, а Надя после этого случая месяц жила у бабушки Томы и домой возвращаться не хотела.
Тогда она узнала, что ее мать алкоголичка, а название прозрачной жидкости, сводящей людей с ума, – водка.
«Бабушка такая добрая и хорошая. Вот бы жить с ней,» – так часто думала Надя в детстве. Бабушка Тома была, действительно, хорошей, но молчаливой и странной, иногда даже пугающе-странной. Маленькая Надя представляла, что она по ночам живет в каком-то тайном мире, которым правит волшебство. Темные и светлые силы, ангелы и демоны, лешие и русалки ведут там междоусобные войны. А днем бабушка возвращается в их мир, живет в своей избушке.
В детских фантазиях Нади бабушка Тома была царицей этого волшебного мира, у нее была корона, надевая которую, она становилась молодой и прекрасной. Надя не сомневалась, что бабушка была волшебницей. Иначе как объяснить ее необычные способности?
На самом деле, сходства с царицей у Тамары было мало. У нее было слегка вытянутое лицо, покрытое морщинами, и такие же карие глаза, как у Нади. В этих глазах теплился огонек, они были живые, иногда строгие, иногда ласковые. В них не было безразличия, как в глазах матери. Седые волосы прикрывал белый платок. Бабушка носила платья и учила внучку, что иначе женщине нельзя. Надя особенно любила одно из них – темно-синее в мелкий розовый цветок.
Бабушкина избушка была маленькая и такая старая, что Надя думала, что ее может унести ветром во время очередного летнего урагана. В избушке пахло сушеными грибами, травами и кофе, а еще в ней жил рыжий кот Васька. Для Нади это было магическое и уютное место.
Бабушка любила пить крепкий черный кофе без сахара. Она говорила Наде, что, если приходит в жизнь какая-то проблема, то перед тем, как ее решать, нужно сесть и не спеша выпить чашку кофе. Надя не любила кофе и не понимала, как горькая коричневая жидкость может помочь решить проблему. Но кофейный запах, как и платья в цветок, всю жизнь напоминали ей о бабушке.
По вечерам в избушке горела толстая восковая свеча. Тамара не любила резкий электрический свет. Она уверяла Надю, что мерцание свечи может многое рассказать, дать ответы на вопросы. Только нужно слушать очень внимательно. Надя отвечала ей, что она ничего не слышит от свечей, наверное, они разговаривают только с волшебниками.
На тумбе возле бабушкиной кровати стояло фото светловолосого мужчины. Надя любила его разглядывать. Она знала, что этот красивый мужчина был ее дедушкой, хотя никто никогда ей про него не рассказывал. Темы, касающиеся мужчин, будь то Надин дед или отец, были в семье под запретом. Девочке легче было выдумать что-то про них, чем выяснять, какими они были на самом деле.
Однажды с этой тумбы Надя без спросу взяла старую тетрадь в коричневой кожаной обложке. Девочка с интересом разглядывала пожелтевшие страницы, исписанные мелким почерком с неправильным наклоном. Она еще не умела читать, но была уверена, что в тетради написано что-то важное, интересное и, может быть, сказки. На одной из последних страниц простым карандашом был нарисован волк, стоящий на лесной поляне. Надя, как завороженная, несколько минут рассматривала рисунок. Это точно должны были быть бабушкины сказки, которые она просила записать. Ведь даже волк из ее снов был здесь.
Бабушка отобрала Надину находку, как только увидела ее в руках у девочки. Перепрятав тетрадь подальше, она пояснила, что в этой тетради у нее записаны особо важные, старинные рецепты приготовления лекарств и целебных настоев. Но Надя не поверила ей. Она ни разу не видела, чтобы бабушка брала тетрадь в руки, когда занималась травами. Зато много раз видела, свесившись с печки, как перед сном она листает страницы, пишет что-то на полях, и с ресниц ее капают слезы, которые она не успевает вытирать кончиком платка.
Потом загадочная тетрадь и вовсе пропала. Надя искала ее везде, но не нашла. Она подумала, что бабушка сожгла свои сказки, чтобы никто, кроме нее, их не увидел и не прочитал. Девочка очень расстроилась, ведь она уже плохо помнила сюжеты волшебных историй.
А портрет все так же стоял на тумбе: старая фотокарточка в облупившейся рамке. Мужчина улыбался с фото, от его доброго взгляда и счастливой улыбки становилось спокойно на душе. На него была похожа Надина мать, только глаза у нее были безжизненные. Как бы Надя не упрашивала бабушку рассказать ей что-нибудь про деда, та все время отнекивалась, ссылаясь на то, что очень занята. А может быть, она просто не хотела ничего рассказывать.
У бабушки было много тайн, которыми она не хотела ни с кем делиться, Надя смирилась с этим. Зато в ее взгляде была такая любовь, что девочка чувствовала себя рядом с ней счастливой и защищенной. Когда она оставалась в ее избушке на ночь, то ложилась спать на печке, завернувшись в большую и теплую пуховую шаль. Рыжий кот устраивался у нее в ногах и иногда легонько царапал ей пятки.
Бабушка желала ей спокойной ночи, целовала в щеку, брала ее ладошки в свои шершавые руки, подносила к губам и еле слышно шептала какие-то слова. Надя не могла разобрать их, но ей сразу становилось спокойно и уютно, и она в тот же миг засыпала с улыбкой на губах.