Работу в приличном юридическом агентстве он получил через четыре года, а еще через пять стал его руководителем. Сама компания принадлежала дяде того самого университетского приятеля – Бориса Жовнера. Наверное, бездетный дядя мечтал, чтобы контору возглавил племянник, но с Борюсиком этот номер пройти не мог. Сибарит и эпикуреец, Жовнер почти с радостью сбросил груз ответственности на друга и остался при нем, работая по мере сил и желания.
Марку нравились его работа, жизнь в Петербурге и даже одиночество, когда можно не спешить домой и знать, что никому ничего не должен. На земле у него был единственный родной человек – дед. И этого было достаточно.
Кайфа от свободы и одиночества хватило на пять лет. Разумеется, схимничеством тут и не пахло, девушки в его жизни случались и нередко. Но они появлялись всегда как-то невзначай и так же ненапряжно уходили в небытие. Марк уже было привык к этакой облегченности своего бытия, но тут в его жизни появилась Ниночка.
Он оформлял сделку для постоянного клиента Генриха Корца. Сделка была не то чтобы очень проблемной, но требовала от юриста осторожности и тщательности. Корц зашел в контору по делу и мимоходом похвалил работу молодого человека. Зашел не один, а с дочерью. Марк не разглядел ее тогда, собственно, просто не обратил внимания, но через три дня девушка позвонила. Ей нужна была консультация по вопросу долевого участия при покупке недвижимости и что-то там еще. Марк помог.
Через неделю Ниночка позвонила опять, на этот раз насчет проблем с разделом имущества у подруги. Марк помог снова. Еще через неделю Ниночка просто пригласила его на ужин в качестве благодарности. Все было яснее ясного, но Марк, продолжая проявлять удивительное тупоумие, и на этот раз никакой ответной активности не проявил. Если бы не Борюсик, игра в одни ворота могла продолжаться долго. Он назвал Марка сельским идиотом и популярно объяснил, что когда девушка сама приглашает тебя в ресторан, то ты по меньшей мере должен в ответ отвести ее сначала в театр, потом в еще более фешенебельный ресторан, а потом, проводив домой, напроситься на кофе. Марк так и сделал, только на кофе напрашиваться не стал. Ниночка сама предложила. Не сразу, а после третьего свидания. К тому времени сельский идиот уже понял, к чему все движется. Ниночка совсем не походила на его приходяще-уходящих подруг, это была женщина другого сорта. Поэтому с ней все должно быть не так, как раньше. Он вполне отдавал себе отчет, что за годы после Евы-разрушительницы оброс комплексами и просто боится серьезных отношений. Но Ниночка нравилась ему. Она была умна, образованна, мила. От нее веяло спокойствием и какой-то мягко обволакивающей силой. Она приближалась к Марку все ближе, осторожно входя в его жизнь, принося с собой заботу, внимание, каких он никогда не получал от женщины.
Все случилось очень просто.
Они занимались любовью в ее небольшой милой квартирке, потом сидели на балкончике с видом на Фонтанку, пили вино и болтали. Марку казалось, что с его души словно смывается ржавчина. Все было просто замечательно. «Так и должно быть», – подумал он.
За полгода встреч с Евой он практически ничего о ней не узнал. Только один раз она громко крикнула в трубку:
– Идите к черту! Я никогда не вернусь в этот ваш Псков!
Наверное, если бы он стал расспрашивать, она что-то рассказала бы. Но он не расспрашивал. Мир, в котором жила Богиня, просто не предполагал каких-то задушевных разговоров, откровений и проникновений во «внутреннюю вселенную». Это был суровый мир с жесткими законами. Довольно скоро он осознал, что его желание стать нужным, близким, родным – наивный бред. Ева не просто сжилась с этим миром. Она стала его частью. Ей было комфортно в нем. Она не нуждалась в нежности. По большому счету она не нуждалась и в любви.
Нина охотно и интересно рассказывала о семье, особенно об отце. Марк узнал, как Генрих Корц создавал свою уникальную коллекцию, как в поездки по разным странам часто брал дочь, учил ее разбираться в драгоценных камнях и хотел, чтобы она тоже стала геммологом.
– А почему не стала?
– Это скучно.
Ниночка улыбнулась, и Марку показалось, что он ее прекрасно понимает. Мертвые камни и жизнь, древо которой, как сказал бессмертный Гете, «пышно зеленеет».
О матери она говорила всегда коротко. Видимо, не хотела бередить рану. И это тоже было объяснимо и понятно.
С Ниночкой все было иначе. Постепенно Ева стала забываться, образ ее стал расплывчатым и побледнел. Марк почувствовал себя свободным.
Через полгода они с Ниночкой поженились.