В небольшом городе Муроме жизнь текла спокойно и неторопливо. Но так казалось только на поверхностный взгляд. В деловой сфере города бурлили нешуточные страсти.
Людей, держащих в руках незримые, но прочные ниточки городской политической, экономической или иной власти, события последних дней напрямую пока не затрагивали. Касались они лишь отдельных представителей мелкого бизнеса, не имеющих влиятельной «крыши». Сейчас не то, что раньше, насильно навязывать защиту интересов, брать под свою опеку и доить по-крупному или по-мелкому, как карта ляжет, любого, ступившего на путь частного предпринимательства, никто не стремился. По крайней мере, до тех пор, пока предприниматель не пытался оттяпать кусок от чужого пирога, чтобы перейти в разряд крупных. Да и в этом случае «крышу» чаще всего начинали искать по собственной инициативе, когда потребность в сильной защите становилась первостепенной проблемой.
Да, раньше времена были совсем другими. Стоило бабке выйти на угол с мешочком жареных семечек, к ней тут же подкатывал какой-нибудь юный гоблин и недвусмысленно предлагал оплатить право заниматься на этом самом углу индивидуальной трудовой деятельностью. Платить за место и сейчас надо – не ментам, так другим, вечно голодным, а потому неуемным в своей жадности представителям законной власти. Вот только защиту теперь никто не предлагает, а если и предлагает, то обеспечивать не собирается. Так что неизвестно, выиграла бабка на новых порядках или проиграла. Менты семечки лузгают да горстями по карманам рассовывают так же, как раньше те, другие, делали. Но те, по крайней мере, вороватых пацанят шугали. Больше бабку, в общем-то, никто и не донимал. Разве что те же менты.
Но это бабка. Она, хоть и ИТП, официально, правда, не зарегистрированное, но, как раньше не имела гроша ломаного за душой, так и не будет иметь. И проблемы у нее такие же жалкие, как доходы.
Другое дело – владелец кафе, магазина, пошивочной мастерской или оптовик какой-нибудь среднего размаха, не говоря уже о рыбке покрупнее. Уличная шантрапа и прочие мелкие неприятности волнуют их постольку-поскольку. У них своих проблем пруд пруди. И чем крупнее дело, тем серьезнее проблемы. Имел какой-нибудь Иванов Иван Иваныч точку на местном рынке, возил понемногу товар, да все сам: сам возил, сам за прилавком стоял. Вкалывал в поте лица год, второй, а на третий, глядишь, за товаром уже экспедитора с машиной посылает и за прилавком сам не стоит. И точка у него теперь не одна, а целых три, да небольшой магазинчик в придачу. Но вот беда – как у бабки теперь нет надежной «крыши», которая заступиться могла бы, из беды вызволить, так и Иван Иваныч в собственном соку варится, крутится, как белка в колесе, проблемами по самые уши загружен – с этим договорись, тому на лапу дай, здесь пешком лучше не ходи, а тут вообще появляться остерегись: не ровен час, крупные конкуренты бизнес вместе с головой оттяпают, и спросить с них некому будет.
Так, собственно, на деле и выходило. Погиб в результате дурацкого стечения обстоятельств Иван Иваныч, скоропостижно скончался в расцвете сил Петр Петрович, а никто, кроме ближайших родственников и друзей, и не шелохнулся. Жены всплакнули, дети по малолетству ничего не поняли, официальные лица развели руками и констатировали смерть от несчастного случая и полное отсутствие криминала.
Но слухи все-таки ползли.
Статистика – дама упрямая, разночтений не допускает. По крайней мере, в той части, которая касается не опросов населения и подсчета голосов по поводу минимально возможного набора продуктов в потребительской корзине, а конкретных, документально подтвержденных фактов.
Одна или две «лишние» по статистике смерти от несчастных случаев погоды на фоне общего для страны бедственного положения, очевидно, не сделали бы. Но несчастных случаев, повлекших за собой жертвы среди населения, оказалось больше, чем две, причем происходили они как-то неестественно часто. Вот и получилось, что кривая смертности в городе Муроме в сводках за декабрь месяц стремительно взлетела вверх.
Возможно, на это никто, кроме специалистов, не обратил бы внимания. Если бы не вездесущие, падкие до мелких и крупных сенсаций журналисты.
Благодаря установке на «прозрачность» работы правоохранительных органов в последние годы появилось большое количество программ, призванных эту самую работу освещать. Преимущественно хвалить, чтобы у граждан сформировалось иное, для начала более терпимое, отношение к сотрудникам этих самых органов. Впрочем, о недоработках и проколах в деятельности органов правопорядка и так слишком много говорилось в блоках новостей и различных авторских аналитических программах. И чем больше одни вдохновенно рассказывали о будничной, но неизменно героической работе прокуроров, следователей, оперативников, омоновцев, тем старательнее другие выискивали и смаковали их ошибки и слабости.
Практически обо всех «подозрительных» несчастных случаях, впоследствии выделенных специалистами информационно-аналитического отдела ФСБ в отдельный, особый список, так же, как и о многих подобных им, по нескольку раз на день сообщали ведущие местных «Дежурных частей», «Городских хроник» и прочих телепрограмм. Одни – голосом, умело подрагивающим от волнения за судьбы сограждан, другие – скороговоркой, лишенной эмоциональной окраски, третьи – с оптимизмом: глядите, мол, плохо-то как все, но ничего, переживем, победим, выберемся-таки в светлое будущее.
Поначалу умело и в большом количестве подаваемая с телевизионных экранов информация о происходящем в городе большинство жителей Мурома ничуть не затрагивала. Подумаешь, еще какой-то неудачник не справился с управлением автомобиля. Каждый день кто-нибудь не справляется. Но кто-то из погибших оказался чьим-то приятелем, компаньоном, просто знакомым. Слухи распространяются быстро. При этом имеют обыкновение обрастать самыми невероятными подробностями.
Вскоре количество поклонников местных программ увеличилось в несколько раз. Новости смотрели с большим интересом, чем художественные фильмы. Особой популярностью пользовалась авторская программа «Что говорят?», одно название которой уже сближало автора и ведущего передачи Андрея Москвичова с народом.
Двадцатиминутные ее выпуски выходили ежедневно в прямом эфире и в самое удобное время – в восемь часов вечера, когда одни семьи только что отужинали и теперь пили кто чай, кто иные напитки, другие еще вкушали, что бог послал. Сериалы уже кончились, а вечерние киносеансы только ждали своей очереди.
Когда передача еще находилась в состоянии проекта, Москвичову пришлось много потрудиться, чтобы пробить выход в эфир именно в это время, когда у экранов можно собрать максимальное количество зрителей. Бегал он по кабинетам, убеждал, уговаривал, давал на лапу, поил-кормил тех, кто мог нажать, где нужно, сделать важный звонок, поставить решающую подпись.
Наконец вожделенное экранное время выделили, и теперь Москвичов целыми днями, а часто и поздними вечерами – сразу после выхода очередной передачи, – снова бегал, поил-кормил, давал на лапу. Только теперь уже для того, чтобы оправдать доверие, собрать свежий материал и выдать в следующем выпуске что-нибудь особенное, желательно сенсационное, такое, что еще до окончания передачи могло бы вызвать шквал звонков от благодарных, взволнованных, кипящих от праведного негодования зрителей.
В тот триумфальный для себя и злополучный для многих вечер, готовясь к прямому эфиру, Андрей Москвичов сам дрожал от охватившего его возбуждения. То, что он откопал прошлой ночью и о чем собирался через несколько минут поведать зрителям, должно было стать поистине сенсацией. Добрая половина его передач могла бы быть названа скандальной, но эта! И хотя Андрей терпеть не мог все избитое, затасканное, в том числе потерявшие от частого и неуместного употребления изначальный глубокий смысл фразы, об этой передаче он заранее думал, используя столь любимое многими его коллегами выражение: она произведет эффект разорвавшейся бомбы.
Вот до эфира осталось несколько минут… несколько секунд… Оператор уже начал отсчет, а Андрей все никак не мог справиться с волнением. Пять секунд, четыре… – Андрей сделал глубокий вдох-выдох: – Две, одна… Время!
Он подпустил в глаза грусти, выдержал короткую паузу и слегка растянул уголки губ в своей знаменитой улыбке человека, который видел в жизни очень-очень многое, понял еще больше и потому чувствует себя отягощенным этой мудростью, смертельно уставшим и ответственным за весь остальной, пребывающий в счастливом неведении мир.
– Добрый вечер…
Голос слегка дрогнул, как у зеленого новичка, невесть как выпущенного в эфир. Андрей почувствовал досаду, подумал, что надо было старательнее вдохи-выдохи делать и не взвинчивать самого себя. Его дело вызывать трепет сопереживания у зрителей, а не самому волноваться, сообщая собранную информацию. Но в следующее мгновение Москвичов сообразил, что в меру взволнованный голос ведущего только придаст шарма сообщению, эмоционально сблизит его и тех, кто сейчас сидит перед экранами и доедает свой ужин.
Собственно, сказать, что он откопал сенсационную информацию, было бы неверно. Информация уже была. Оставалось только поднапрячь мозги, проанализировать исходные данные и разглядеть их сенсационный характер.
Нет, вообще все было не так. Ничего Андрей не анализировал и ничего не напрягал. Просто вчера лежал он на диване и пялился в телевизор – шел как раз ночной выпуск местных новостей. «Итоги дня прошедшего». Для следующей программы материал у него имелся, правда, какой-то вялый, на нечто скандальное не тянущий. Но бежать с утра пораньше по злачным местам в поисках свежих сплетен и встречаться с информаторами желания у него не было.
Поэтому, тупо глядя в телевизор, он лениво перебирал информацию, полученную от «доверенного лица» – засидевшегося в капитанах мента из райотдела. И одновременно слушал вполуха да смотрел вполглаза новости, утешая себя надеждой: вдруг да что-нибудь любопытное выскочит, выплывет, проскользнет. Что-то такое, о чем в завтрашнем вечернем прямом эфире можно было бы с умным видом трепаться двадцать минут – кого-то разоблачать, что-то клеймить, чтобы зрители слушали, не отрываясь, забыв про стынущий ужин.
Мысли крутились под стать настроению, такие же дурацкие, – что скоро новый год, что новый век на носу… Да какое там – новый век, новое тысячелетие! А он как был пять лет назад молодым перспективным тележурналистом, так до сих пор в перспективных и ходит, только вот молодым его называют уже реже.
Пробитая с огромным трудом авторская программа «Что говорят?» являлась для него последней возможностью выделиться, сдвинуться с мертвой точки, подняться хотя бы на ступенечку выше бесперспективного положения «перспективного молодого журналиста». Это Андрей знал наверняка, хотя ни с кем не делился своими безрадостными мыслями. Он не зря выбрал для обсуждения в прямом эфире не глобальные мировые или общероссийские проблемы, а здешние, местные, насущные. Те проблемы, которые любому потенциальному зрителю программы ежедневно заглядывали в окно квартиры, мозолили глаза на каждом шагу, за которые душа болела у всех муромцев. А уж как он добивался возможности вести программу в прямом эфире, позволявшем говорить практически бесконтрольно, а потому живо, остро, задевать за живое…
Но планы планами, а действительность зачастую оказывается гораздо хуже, чем можно предположить в самую черную минуту. Если с первого же дня программа пользовалась бешеной популярностью, то теперь она постепенно загибалась, умирала естественной смертью. Пока запах тления был заметен только самому Андрею, но с каждым днем он ощущался все явственнее.
Вообще-то Муром не такой уж и маленький город. Просто – смотря с чем сравнивать. Если с Питером или тем более с Москвой – тогда конечно. А так – нормальный районный центр. Есть поменьше. Однако происходящих в древнем городе Муроме событий катастрофически не хватало для того, чтобы можно было вещать о них ежедневно в течение двадцати минут в рамках программы, призванной потрясать умы разоблачениями и сенсациями.
Сутками напролет Андрей, как савраска, гонялся за материалом для обсуждения, в «пустые» дни высасывал темы из пальца, но и этот внутренний источник уже иссох – сколько можно. От постоянной бешеной работы мысли кипели мозги, по ночам долго не шел сон, а сновидения стали тревожными, мятущимися, не приносящими отдыха. Дни проходили один за другим, интерес к программе пока не снижался, но уже находился на критической отметке, а занимательные темы для очередных выпусков подбирать становилось все труднее и труднее.
Жизнь в славном городке Муроме была чересчур однообразна. Нет, каждый день что-то происходило: скандальные свадьбы и еще более скандальные разводы, несчастные случаи, убийства… Кстати, и скандалы-то были какими-то однообразными, давно набили оскомину и не вызывали должного интереса.
А убийства?
Муж в пьяной драке убил друга жены.
Подростки баловались пистолетом, который накануне потерял, будучи в нетрезвом виде, нерадивый капитан милиции, в результате чего бродячая кошка была расстреляна в клочья, а один подросток получил тяжелое ранение. Это ж надо умудриться – пистолет потерять! Из этого сообщения, пожалуй, что-нибудь можно выжать: чудовищная небрежность сотрудников милиции при обращении с оружием, халатное отношение к подбору кадров, в результате – детская жестокость, рост преступности в среде подростков, жертвы.
Машинально Андрей перевернул листок бумаги из стопки, лежавшей перед ним. На следующей странице говорилось о трупе предпринимателя, найденном в подъезде его дома. И с экрана телевизора минуту назад об этом сообщил телеведущий. Только в милицейской сводке, копию которой листал сейчас Москвичов, данные несколько отличались от тех, что предлагались телезрителям: документ изобиловал некоторыми специфическими подробностями, зато, естественно, был лишен эмоционального налета.
Без особой заинтересованности Андрей пробежал глазами копию сводки, привычно собирая в одно целое данные, незаконным путем попавшие в его руки, и то, что задержалось в голове из телевизионного сообщения. Личность погибшего установлена – некий Сергеев Сергей Васильевич. Тело обнаружила соседка, когда отправилась вынести мусор. Предположительно Сергеев скончался от острой сердечной недостаточности, однако на одежде предпринимателя обнаружены небольшие пятна крови пока непонятного происхождения. Ведется следствие. Сергей Васильевич, холостяк тридцати двух лет от роду, был известен в Муроме тем, что, пройдя путь от тощего, вечно голодного детдомовца до состоятельного человека, методично переводил небольшие, но регулярные суммы на счета городских детских домов.
Разочарованно вздохнув, Андрей сложил серо-коричневые, с загнутыми краями листы бумаги, бросил их на столик. Все это чертовски трогательно, но, к величайшему сожалению, для него интереса не представляет. Подростки, играющие в Рембо, – это еще куда ни шло, такую тему, пожалуй, можно развить. А предприниматели последнее время мрут как мухи. Обычное дело: перетрудился, перепил, перепарился… – вот тебе и безвременная кончина. В самом, так сказать, расцвете сил и способностей. Сейчас этим никого не удивишь, каждый день кто-нибудь да загибается.
Андрей взял пульт, пробежался по каналам, а мысли по инерции закрутились вокруг повышенной в последнее время смертности среди предпринимателей. А ведь в самом деле, что-то их брату не везет, и именно в последнее время. Всю неделю, нет – чуть побольше, только и слышишь: этот погиб, тот разбился, еще кто-то тихо умер в собственной постели. Последний, вот бедняга, до квартиры не дошел.
Отшвырнув пульт в сторону, Андрей подскочил и забегал по комнате. Муромским предпринимателям действительно слишком уж не везло в последнее время.
Забыв про сон, тем более про недавнюю хандру, Андрей с энтузиазмом принялся за работу. К рассвету он пересмотрел все записи в рабочем блокноте, накопившиеся за предыдущие пару недель, а также небрежно сваленные в кучу мятые листки с заметками, сообщениями и набросками, потом в ускоренном режиме прогнал последние видеоматериалы и исписал несколько новых листов. Отложив наконец ручку, Андрей испустил победный вопль, призванный устрашить всех недоброжелателей программы «Что говорят?», и тут же, не раздеваясь, завалился спать.
Через четыре часа он уже стоял под душем. Предстояло сделать несколько звонков и кое с кем встретиться, чтобы уточнить некоторые детали. Исписанные мелким почерком листы с перечисленными – в хронологическом порядке! – фамилиями безвременно скончавшихся за последние несколько дней предпринимателей все еще лежали на столе. Каждая из фамилий сопровождалась пометками относительно обстоятельств смерти, информацией о возрасте, происхождении, бизнесе, дружеских и родственных связях, увлечениях и прочих подробностях жизни и смерти.
В студию в этот день Андрей заявился непривычно рано. В оставшееся до эфира время он хотел еще разок пересмотреть сделанные ночью записи, дополнить их информацией, полученной уже сегодня, и свести концы с концами. Чем больше Андрей закапывался в «дело предпринимателей», как он его мысленно для себя назвал, тем сильнее чувствовал прямо-таки охотничий азарт. Сомнений в том, что он нечаянно напал на золотую жилу, практически не оставалось. Потому-то и дрогнул голос, когда Москвичов произнес традиционное приветствие:
– Добрый вечер.
Но, переждав пару секунд, он продолжил, как всегда, по-деловому, хотя и с легким волнением, решив, что в данном случае оно не помешает:
– Я рад снова, как вчера, как позавчера, как надеюсь сделать это и завтра, приветствовать вас в программе «Что говорят?». К сожалению, тема, которую мне хотелось бы сегодня обсудить, никаких приятных эмоций не вызывает. Возможно, некоторые из вас обратили внимание, насколько участились за последнее время сообщения о гибели по разным причинам наших сограждан.
Андрей помолчал несколько мгновений, давая зрителям возможность переварить последнюю сказанную им фразу и хорошо усвоить смысл услышанного. Почти физически он ощущал напряженное любопытство, которое должно было охватить в этот момент аудиторию. Специально уточнять, что речь пойдет о жителях Мурома, не требовалось: передача тем и была интересна, что говорилось в ней о людях, живущих на соседней улице, в соседней квартире.
– Столь частые упоминания об уходе из жизни, чаще всего преждевременном, людей, многие из которых хорошо известны большинству из вас, нельзя объяснить тем, что сегодня, в отличие от прошлых лет, подобные факты не скрываются, а, напротив, подробно освещаются в прессе и на телевидении. Смертность среди молодых и относительно молодых людей, преимущественно мужчин, в нашем городе действительно возросла и именно в последние дни. С чем это связано? – Андрей вопросительно поднял бровь, выдержал еще одну паузу, намеренно оттягивая «момент истины». – Несколько дней назад, обратив внимание на необычно участившееся количество неожиданных смертей, я начал свое, независимое, журналистское расследование. Вот что мне удалось выяснить…
На следующий день город бурлил от переполнявших людей эмоций. Телефоны в студии и квартире Андрея надрывались. Операторы не успевали принимать звонки, а сам Москвичов – поздравления от коллег, угрозы и упреки от начальства, вопросы и просьбы от телезрителей. Поздравления, правда, звучали реже всего остального.
Как бы то ни было, о выборе тем для обсуждения в ближайших программах можно было не беспокоиться.
Ушедший с головой в более детальное изучение «дела предпринимателей», Москвичов не мог не обратить внимания на то обстоятельство, что в следующие после выхода триумфальной передачи три дня ни одной подозрительной кончины жителей Мурома не случилось. То есть, конечно, кое-кто все же отправился к праотцам, но совсем не подозрительно, поэтому был им легко сброшен со счетов.
Было данное обстоятельство случайным совпадением или нет – говорить пока рано. Во всяком случае, по прошествии трех «неурожайных» для искателя сенсаций дней в мир иной загадочным образом перешел еще один уважаемый многими житель Мурома. Но это произошло позже и самого Москвичова, как ни странно, ничуть не затронуло.
Вскоре после того, как число жертв среди мелких предпринимателей начало расти с катастрофической для столь небольшого, как Муром, города быстротой, зашевелились и лидеры организованных преступных группировок. Первым из авторитетов о том, что в городе стало нехорошо попахивать, заговорил Лось. Как ни крути, а несчастные случаи происходили преимущественно на «его» территории. Тут хочешь не хочешь, а какие-то телодвижения делать приходится, тем более что пока реденькой цепочкой, но уже потянулись «ходоки» из особо пугливого народа – просить совета и защиты, пока еще неизвестно от чего. А потом «гонцы» появились: представители одних группировок намекали другим, что надо бы утрясти все проблемы по-хорошему: мол, конкуренция конкуренцией, но вопросы можно решить мирным, так сказать, путем, или, по крайней мере, попытаться это сделать. Хозяева с общей постановкой вопроса соглашались, но затем недоуменно пожимали плечами и в свою очередь выдвигали предположения и, более того, ничем не обоснованные, а потому очень осторожные обвинения.
Некоторые торговцы на всякий случай сводили свою деятельность до предельного минимума, надеясь в сторонке переждать беспокойные времена. Особо опасливые и вовсе замораживали дела, перебирались на неопределенный срок кто в Нижний, кто в Москву, а иные вдруг вспоминали, что самое время поправить здоровье, набраться сил перед грядущими морозами и в спешном порядке отправлялись на престижные отечественные или известные заграничные курорты.
Фактических причин для беспокойства было немного, но как раз не факты являлись основной предпосылкой нарастающей паники. Слухи, один страшнее и нелепее другого, будоражили город, докатывались даже до мирных, далеких от легального, а тем более от теневого бизнеса обывателей, приобретали еще более нелепые формы и возвращались обратно, дополненные леденящими кровь подробностями и высказанными шепотом предположениями.
Слухи и домыслы – вот чем питалась общественность. Истину знали лишь немногие, но они предпочитали помалкивать, наученные горьким опытом собратьев, которые уже никогда и никому ничего не скажут. А таковых набиралось уже несколько человек – деловой люд Мурома подвергся странной эпидемии. Каких-то определенных, общих для всех признаков заражения недугом выявить до сих пор не удалось. У кого-то неожиданно забарахлила машина, только что прошедшая профилактику, причем поломка проявилась на большой скорости на обледеневшей дороге. Другой скушал что-то, на поверку оказавшееся несъедобным, предположительно маринованных грибочков, но точно установить, к сожалению, не удалось. Третий, к недоумению и огорчению друзей и знакомых, впал в быстро развивавшуюся депрессию и сам решил свести счеты с жизнью. На четвертого напало какое-то хулиганье с целью ограбления. Правда, вот странность: отняв все, что только можно было отнять, хулиганье нанесло жертве несколько беспорядочных ножевых ранений, а затем очень даже профессионально свернуло бедняге шею. Хотя, возможно, наоборот – сначала жертве сломали шейные позвонки, а уже потом, для отвода глаз, потыкали ножом. Впрочем, эта жертва как раз явилась не четвертой, а первой по счету…
Но один общий признак у заразившихся «смертельным вирусом», как тут же обозначили ситуацию в Муроме, проявлялся всегда: сама «болезнь» протекала быстро и почти незаметно, но каждого, кто подхватывал этот вирус, неизменно ожидал летальный исход.
А перспективный молодой тележурналист Андрей Москвичов, вкусив сладкий плод поистине колоссального успеха, уже попривык к своему новому положению, успел немного остыть от гонки к вершинам славы и теперь с замиранием сердца и периодически накатывающим ужасом ожидал дальнейшего развития событий. По неумолимым законам логики пришел момент, когда стоило либо остановиться, либо прекращать быть сторонним, хотя и очень внимательным, наблюдателем и брать инициативу в свои руки. Накопившейся информации оказывалось уже достаточно для того, чтобы с относительной точностью просчитать, кто окажется в «деле предпринимателей» следующей жертвой. И в этом, втором варианте, следуя той же логике, его самого можно было смело вносить в черный список, хотя к бизнесу он имел весьма сомнительное отношение. Разве что выступая в качестве потребителя.
Несколько дней назад, практически в то же время, когда воодушевленный внезапным открытием Андрей Москвичов лихорадочно просматривал имевшиеся в квартире материалы, перетасовывал информацию и быстро фиксировал на бумаге результаты своего труда над «делом предпринимателей», сотрудники информационно-аналитического отдела УФСБ РФ, вооружившись официально полученными данными, оперативной информацией и помощью коллег, также не спали. Срочно составлялась аналитическая записка, содержание которой, если не принимать во внимание специфический для подобных документов язык и форму, почти полностью, за исключением некоторых моментов, соответствовало рабочим записям перспективного тележурналиста.
Прилагавшийся к аналитической записке список также был составлен в хронологической – в соответствии с датами смерти – последовательности и повторял список, составленный Москвичовым. Разве что был более точным в деталях.