По-акульи, кругами и дугами,
Ходит вместе с другими волнами
Та большая волна в Ахугалле,
Что охотится только за нами.
И когда мы ослабим бдительность,
Про опасность в воде позабудем,
Она явится незамедлительно
Унести нас в Нирвану, к Будде…
I
Моя необычная история началась на берегу Индийского океана, на необычном острове Шри-Ланка (может поэтому и история моя необычная!), в местечке с необычным названием Ахунгалла (с ударением на букву «у»).
Пляж в Ахунгалле широкий, длинный. Словно тело гигантского удава, плавно извиваясь, уползает он на юг и тает в пене прибоя, мареве брызг и испарений. При взгляде на север можно наблюдать ту же картину, но этому мешает перемычка в виде высокого скального выступа и пары массивных, выдающихся в океан, валунов, столь огромных, что на вершине каждого разместилось по частной вилле с пристройками и оградой. Иногда в них останавливаются сами хозяева, но большей частью, как говорят местные жители, их сдают внаём туристам. Когда я смотрю издали на эти строения, похожие на приземистые пагоды, когда вижу, как волны разбиваются о каменную стену под ними, выбрасывая высоко вверх белоснежные пенные протуберанцы, приступы щемящего душу сожаления, что я не владею такой романтичной недвижимостью или, хотя бы, не живу там в качестве постояльца, накатывают на меня в такт прибою. Паря в каких-нибудь десяти метрах над пляжем и водной поверхностью, будучи почти вровень с плюмажами кокосовых пальм, обе виллы казались обителью древнеиндийских богов на горе Меру. С берега попасть в них можно было по металлическим лестницам и настилам, наблюдая, как у тебя под ногами сердито клокочут и пенятся нахлынувшие волны. Если включить ещё немного воображения, то можно представить себе, что это боги и асуры пахтают воды первобытного океана, в надежде добыть себе напиток бессмертия – амриту, и что вот-вот какая-нибудь особенно сильная волна с глухим стоном ударится о край скалы и в фейерверке брызг и пены миру явится богиня красоты Лакшми.
За валунами, на которых стояли виллы, располагался вход в узкую лагуну. На той стороне берег также был скальный и крутой, а к самому краю его подступала роща кокосовых пальм. На отвесной каменной стене было немало выступов, так что взобраться на берег не составило бы особого труда, если бы не одно «но» – на неё постоянно накатывала внушительная прибойная волна, чья мощь была усилена ещё и узостью лагуны. Промежутка времени между двумя нашествиями волн не хватало даже весьма проворному скалолазу, чтобы успеть вкарабкаться вверх по мокрому камню и при этом не оказаться сбитым шрапнелью брызг. Последствия для неудачника могли оказаться весьма плачевными: сорвавшись, он рисковал раскроить себе череп о торчащие из песчаного дна камни, похожие на панцири огромных морских черепах. Но, даже если участь сия его миновала, он, оглушённый и дезориентированный ударным натиском воды, в считанные мгновения неминуемо был бы унесён в открытый океан обратной волной и течениями.
Лагуна эта служила убежищем и причалом для лодок рыбаков из небольшой деревушки в полусотне шагов от берега, почти невидимой за частоколом кокосовых пальм. Узкие, длинные, с одним балансиром с левой стороны, с виду совершенно беззащитные перед стихией океана, они на деле (не без участия искусной и твёрдой руки кормчего) являли собой образчик живучести и непотопляемости. По всклокоченной поверхности океана они скользили легко и грациозно, словно водомерки по идеальной глади подмосковного пруда. Не раз я наблюдал картину, как, рыбаки выталкивали свою посудину из лагуны в открытый океан, ловя откатную волну, и уже на гребне её, забирались в лодку прямо из воды, подтягиваясь на руках и переваливаясь через борт, и тут же начинали отчаянно работать вёслами, чтобы максимально отдалиться от берега и не дать загнать себя обратно в лагуну или разбить о прибрежные камни. Затем их подхватывало течение, что позволяло держаться на нужном расстоянии от суши благодаря нехитрому маневрированию вёслами и четырёхугольным парусом.
Не менее забавно было наблюдать, как они возвращались обратно. Кормчий ловко угадывал момент, и волна стремительно вносила лодку сквозь узкий проход между валунами и бросала её на пляж. В миниатюре это напоминало эпизод из «Одиссеи» Гомера, когда хитроумный царь Итаки проходил между Сциллой и Харибдой. Рыбаки стремглав выпрыгивали из лодки на сушу, хватались за борта да канаты и вытягивали её дальше на берег, туда, где даже самые свирепые валы, разбиваясь о мелководье, могли едва дотянуться и лизнуть своими пенными языками её корму.
Если смотреть в южном направлении, пляж, казалось, терялся в бесконечности и тонул в мареве, образованном мириадами мельчайших брызг неугомонного в своём волнении океана. Даль просматривалась, будто сквозь матовое стекло. Я помню, что сквозь эту неопадающую завесу едва виднелся, находясь на значительном удалении, мыс с несколькими картинно изогнутыми кокосовыми пальмами. Когда я смотрел в ту сторону, на юг, мне всегда хотелось добраться до этого мыса и убедиться воочию, а что там дальше за поворотом. И всякий раз мне что-то мешало: то палящее солнце загоняло меня обратно в отель, то растёкшаяся по телу нега сковывала мои члены, то скоротечный вечер и непроглядная ночь, усыпанная завораживающими звёздами, заставляли откладывать это мероприятие на завтра. А с наступлением нового дня, колесо сансары проворачивалось по тому же самому пути и загадочный мыс на юге, в каком-нибудь километре от меня, по-прежнему оставался недостижимой целью.
Отель, в котором я остановился, мне очень нравился. Большой, уединённый, с двумя бассейнами и непосредственным выходом на пляж, он не был огорожен забором и потому казался гармоничной частью окружающего пространства. Собственно, забор там и не нужен, торговцев всяким барахлом сновало туда-сюда вдоль его территории не так уж много, большую же часть дня они прятались в тени зарослей гибискуса, которые как бы обозначали естественные границы отеля и пляжной зоны. По неписаной договорённости и благодаря зоркости секьюрити переступить эту границу торговцы не смели. Всё, что им оставалось, это обрабатывать выходящих на пляж постояльцев, желающих освежиться и побарахтаться на волнах, или, наоборот, выбегающих оттуда на сушу. Видимо, действовало ещё одно негласное правило и больше одного раза в день к одному и тому же отдыхающему торговцы не приставали.
Отель был первой пятизвёздочной гостиницей на побережье Шри-Ланки и проектировал его всемирно известный шриланкийский архитектор Джеффри Бава, если мне не изменяет память, один из родоначальников экологического стиля в архитектуре. В незатейливом на вид сооружении, но огромном, изобилующим множеством переходов с этажа на этаж, длинными галереями и как бы внезапно возникающими смотровыми площадками, откуда можно было любоваться завораживающими видами пляжа и океана, чувствовалась рука и замысел гения.
Отель запоминался сразу, с момента появления в нём. Просторное открытое фойе с колоннами, наполненное отражениями свежести от белых стен и потоками ветров, дующих с океана, являло собой оазис живительной прохлады. Фойе находились ниже уровня прилегающего к нему бассейна и пляжа, отчего казалось, что пенный прибой беснуется сразу за ним и что особо ретивая из волн вот-вот перехлестнёт через бортик бассейна и накроет купающихся в нём. Выглядело это поначалу немного пугающе, но затем, убедившись, что от бассейна до океана несколько десятков метров, наступала пора восхищения и любования задумкой архитектора.
Вечером, перед самым закатом, на небольшом пятачке между бассейном и пляжем расставлялись столики и зажигались масляные лампы на длинных стойках. Едва тлеющий в лампах огонь защищали от ветра продолговатые абажуры из тонкой полупрозрачной бумаги. Дуновения вечернего бриза колыхали их из стороны в сторону, огонь трепетал внутри, словно попавшие в засаду мотыльки. Когда налетал достаточно ощутимый порыв ветра абажуры начинали раскачиваться ещё сильнее и, казалось, готовы были превратиться в миниатюрные воздушные шары и взмыть в поднебесье.
Закат, как, впрочем, в любом другом месте Шри-Ланки, представлял собой неописуемое зрелище. Иное дело, что на побережье он был особенно чарующ. Поначалу солнце словно долго и нехотя сползало по небосклону к линии горизонта. Даже если небо над головой было ясным, над горизонтом в часы заката всегда виднелись облака. Они словно выстилали перину дневному светилу, в которой оно должно было утонуть и почивать до следующего утра.
Краски менялись стремительно. Над головой уже зияло чернотой бездонное космическое пространство, на котором каждое мгновение вспыхивали всё новые искорки-звёзды и эта тьма медленно стекала вниз к земле или кромке воды, словно кто-то наверху, в точке зенита, опрокинул бочку с чёрной эмалью. Густые подтёки затушёвывали последние проблески дня и только западный окоём, в жёлто-малиновых сполохах, обречённо стоял до последнего. Но тьма неумолимо напирала сверху и хоронила последние очаги света, казалось какой-то великан ходил туда-сюда вдоль линии горизонта и усердно затаптывал тлеющие головешки догорающего костра. А спустя ещё какое-то мгновение океан полностью растворялся в ночи, выдавая себя лишь разухабистым шумом прибоя да барашками пены, видными только с близкого расстояния.
Зато какое богатство звёзд рассыпалось по небу! Яркие и едва различимые серебристые точки были понатыканы повсюду. Мерцающая туманная пелена Млечного Пути широкой полосой тянулась от края до края по центру небосвода. Обилие далёких светил на чёрном фоне усиливало впечатление от бесконечности космического пространства и повергало в безотчётный восторг. Магические строки Ломоносова «Открылась бездна звезд полна; Звездам числа нет, бездне – дна…» идеально ложились на разостланное над головой ночное полотно.
В описываемый мною период только что миновала пора полнолуния, на следующий день после моего приезда Шри-Ланка отметила очередной ежемесячный День Поя (День Полной Луны). Он считался праздничным, нерабочим и что особо удручало беззаботных туристов – в этот день в отелях не подавали алкоголь, а винные магазинчики были закрыты. Будучи приверженцем здорового образа жизни, я с пониманием относился к нуждам тех, кто привык проводить время на отдыхе в «подогретом» состоянии, но та печать трагедии, что лежала на их лицах в этот день с утра и до глубокой ночи, словно они лишились близкого человека или были неожиданно уволены с хорошей работы, те гримасы, с которыми они пили минеральную воду, соки и кока-колу, немало забавляли и вызывали невольную усмешку. Самые запасливые, кто ненароком или в силу информированности позаботился о сём «чёрном дне» и не поленился накануне доехать на моторикше до ближайшего винного магазина или каким-то чудом сохранил заначку из дьюти-фри, те вообще не показывались на людях, пока не наступало время обеда и ужина, или не кончалась закуска, и тогда кто-то из них (обычно парами или тройками, чтобы унести побольше) шёл в кафе за гамбургерами, рыбными палочками и прочей снедью, что подавалась промеж основных приёмов пищи неограниченно и бесплатно (разумеется, тем, кто оплатил проживание «всё включено»). По их манере держаться и по тону сразу было видно, что состояние счастья не покидало их ни на грамм.
Когда светила полная (или почти полная) луна, маленькая, не больше чайного блюдца, но ослепительно яркая, окружающее пространство принимало совсем иной вид. Звёзд на небе не становилось меньше, свет луны подавлял их сияние только в непосредственной близости от себя, но зато с земли сдёргивалось непроницаемое покрывало тьмы и снова начинали просматриваться дали, пусть и нечёткие, как бы глядящие на тебя из-под чёрной вуали.
Я сразу пристрастился к одиноким прогулкам по пляжу под такой луной. Во-первых, это было не так опасно, не в пример безлунной ночи, когда крадёшься, словно слепец, наощупь, порой, не различая, что у тебя спереди и по бокам, и куда в следующим момент ступит твоя нога; во-вторых, не так жутко было сталкиваться с жителями окрестных деревень, которые, словно страшные демоны-ракшасы из местных поверий, что незримо шастали в ночи в поисках заблудших тел и душ, в силу своей смуглости, совершенно растворялись во тьме и появлялись перед тобой из ниоткуда, похожие на усмешку Чеширского Кота, когда из кромешного мрака сперва выныривала пугающая белозубая улыбка, а уже потом прорисовывался сам её обладатель с традиционными вопросами-приветствиями на английском: откуда я, как дела и не нуждаюсь ли в помощи провожатого? Получив на них должные ответы, со столь же традиционным «нет» на самый последний вопрос, вопрошающий мгновенно исчезал строго в обратном порядке – сперва растворялся он сам, а затем прощально вспыхивала и гасла его ослепительная «голливудская» улыбка и уже, будучи невидимым, он кричал напутственное: «Ни в коем случае не купайтесь! В такой волне это очень опасно!»
Меня бесконечно трогало неподдельное и немеркантильное радушие ланкийцев, но ещё больше я поражался их искренним ослепительным, как само тропическое солнце, улыбкам, и сгорал от белой зависти по ровным и здоровым зубам даже у, казалось бы, самого последнего бедняка. Пожалуй, только дряхлые старики могли привычно «щеголять» беззубыми дёснами или отталкивающе бурыми ртами вампиров, недавно вкусившими свежей крови, но это было связано не с тем, что они вели свою родословную от безжалостных ракшасов или принадлежали к родиям – касте отверженных, проклятым якобы за людоедство, а с тем, что часто жевали листья бетеля.
На Шри-Ланку я приехал просто отдохнуть, поддавшись на уговоры моих знакомых, побывавших здесь ранее. Это то самое место, словно сговорившись, уверяли они, где полностью рвётся нить с твоей прежней жизнью, где ты забываешь о своих невзгодах и промахах, а возвращаешься назад без кармы твоих прочих жизненных неурядиц и как бы заряженным на успех во всём. Не то что бы у меня были какие-то проблемы в делах или в личной жизни, но поднабраться положительными эмоциями мне не помешает, подумал я. И поехал. Спустя неделю расслабленного отдыха и, завёрнутых в мистическое покрывало ночи, прогулок наедине с собой по пляжу, я убедился в истинности их слов и жалел только об одном, что не отправился сперва в экскурсионную поездку по стране. Мои соотечественники, что поселились в отеле после нескольких дней путешествия по внутренним районам острова, взахлёб рассказывали о своих впечатлениях от увиденного и охотно демонстрировали умопомрачительные снимки на своих смартфонах и громоздких профессиональных фотокамерах. Насмотревшись и наслушавшись вдосталь, я решил, что обязательно поеду и увижу всё собственными глазами, даже если ради этого придётся пожертвовать уже проплаченными ночами здесь, на побережье.
Размышлял я недолго. Уже на следующий день я позвонил в туристическую компанию, заказал себе индивидуальную экскурсию на пять дней с водителем и гидом, и стал готовиться к путешествию. Поездка влетала мне в копеечку, поскольку я был один, а брать абы кого в спутники не хотелось, можно было испортить всё предприятие, попадись мне какой-нибудь нытик или, что ещё хуже, чрезмерно позитивный любитель селфи.
Но незримый управитель моей кармой решил по-другому. В прошлой жизни он, наверное, был ланкийцем и, скорее всего, поваром. Ланкийскому повару сколько не объясняй, что перец в кушанье добавлять не надо, он втайне всё равно его положит хотя бы для виду, и сделает это из самых лучших побуждений, ибо есть не перчёное с его точки зрения – это кулинарное святотатство.
Я сам очень люблю острую пищу, даже очень острую, густо приправленную жгучим красным перцем грубого помола. Но это хорошо в том случае, если речь идёт о еде, а не о женщине…
II
Она впервые явилась мне вечером, накануне моей поездки по острову. Утром за мной должен был заехать гид и всё, прощай на время пляжная нирвана ничегонеделанья, да здравствует неисповедимая стезя Индианы Джонса!
Я не зря вспомнил о популярном киногерое. Блюдя заведённую традицию, я прогуливался по пляжу на закате и смаковал ожидания от грядущей поездки. У меня было время покопаться в интернете, и кое-что прочесть о тех местах и достопримечательностях, которые я собирался посетить. И я уже знал, что вторая часть похождений Индианы Джонса снималась в центре острова, в Королевском ботаническом саду близ древнего города Канди. Создатели фильма угадали с выбором места. Сведения, которыми я успел вооружиться, блуждая по мировой паутине, убедили меня, что Шри-Ланка для современного охотника за тайнами, что болтун для шпиона со старого советского плаката – находка.
И тут я заметил её. В тот самый момент, когда она выходила на берег и накатившая пенистая волна скрыла её по самую грудь. Затем волна ушла, а пена с довольным причмокиванием заскользила вниз по её упругим ягодицам и стройным ногам. Следующей волне уже ничего не досталось, она смогла только печально вздохнуть и нежно облизать ей пятки.
Сравнивать её с Афродитой или Лакшми было бы чересчур банально. Это была совсем другая богиня. Облегающие краски заката подчёркивали совершенство её фигуры. Она шла по рыхлому пляжному песку удивительно легко, бёдра её раскачивались из стороны в сторону в такт набегающим на берег волнам, мокрые пряди длинных волос трепетали на ветру и сквозь них, роскошествуя оттенками красного, мелькал закат.
Она прошла в нескольких метрах от меня, прячась за ширмой сумерек. Я не видел выражения её лица, но недосказанность её фигуры захватила моё воображение. Мир для меня будто замер, и она неслышно плыла сквозь него, грациозно обходя ещё не убранные пустые лежаки. Мне вдруг стало жутко интересно и к этому интересу заранее примешались нотки невесть откуда взявшейся ревности, а, собственно, куда она направляется, и главное, к кому. В преддверии ужина многие из постояльцев уже сидели в баре, кто за столиками под навесом, кто на открытой лужайке перед бассейном и, как мне чудилось тогда, тоже смотрели только на неё. Наверняка она это чувствовала и уже привыкла к тому, что притягивает к себе голодные, похотливые взгляды мужчин и надменно-презрительные зырки их спутниц. И зная это, вела себя, как заправская супермодель на подиуме, давая рассмотреть своё тело с разных сторон, и я не удивлюсь, если она втайне потешалась над тем, как просыпаются в дряхлеющих и бесформенных мужских телах инстинкты самцов, как втягиваются их не в меру раздутые животы и как они дружно прислушиваются к шевелению и росту своих достоинств, скрытых шортами и штанами.
Незнакомка подошла к прозрачной кабинке душа у бассейна, бросила на траву шлёпки, что держала в руке и встала под струи воды. Она долго и соблазнительно поворачивалась под ними, закинув голову назад, отчего её распущенные волосы полностью скрыли под собой ягодицы. Потом тщательно омыла обе ступни в ванночке для ополаскивания ног, что с точки зрения гигиены было уже лишним, а с точки зрения привлечения внимания – отнюдь, одела шлёпки и направилась к столикам на лужайке.
«Вот сейчас она кому-то приветливо сделает ручкой или даже присядет за столик и тогда я увижу этого счастливчика и смогу прикинуть, чем он её покорил и есть ли шанс у меня», – думалось мне в те минуты.
Но она прошла мимо и никому из присутствующих мужчин так и не выпала честь стать её приближённым. Меня это немного приободрило, а постыдное чувство ревности юркнуло в свою норку и затихло. Девушка тем временем продефилировала по ярко освещённой галерее, пару раз мелькнула в просветах между колоннами, свернула к полутёмному лестничному пролёту и исчезла из поля зрения.
«Значит, она живёт на втором или третьем этаже», – подумал я. – «Мой этаж второй. А вдруг наши номера рядом?»
Девушка, видать, поселилась в отеле только сегодня, иначе я на неё обратил бы внимание. «Главное, чтобы она не выехала из него завтра», – мелькнула в голове мысль. – «Хотя это вряд ли, мало кто оказывается в пляжном отеле всего на одну ночь».
Сам я приехал в Шри-Ланку просто отдохнуть. Я впервые в жизни попал в тропики и мой выбор не был случайным. Таиланд я отмёл сразу, как слишком популярный, разрекламированный и чересчур шумный. По этой же причине лишились моей благосклонности Вьетнам, индонезийский остров Бали и китайский остров Хайнань. Что касается Мальдивских островов, то от одной только мысли об отдыхе там я начинал свирепеть и был готов беспричинно кидаться на окружающих, как тигр, запертый в клетке. Добровольно изолировать себя на недельку с хвостиком на крошечном островке, с которого некуда деться, где всего десяток кокосовых пальм и жуткая дороговизна, который можно обойти гусиным шагом за полчаса, а ещё через два часа знать каждую зарубку на каждой пальме и наделить именами всех снующих под ногами крабиков или рыбок в лагуне, такая мысль вызывала во мне приступы клаустрофобии и неподотчётной агрессии.
«Лететь десять часов из Москвы, чтобы запереть себя пусть в красивой, но тюрьме, это как же надо устать от жизни!» – мысленно подбадривал я своё решение близко не приближаться к Мальдивам, даже на картах в популярных поисковиках. Нет, я ещё могу понять любителей дайвинга, для которых Мальдивы – это просто место ночлега и перекуса между погружениями, я могу понять молодых девушек, которые едут на Мальдивы за раем в комфортабельном шалаше, а потом фотографиями в социальных сетях стараются уесть подруг и похвалиться своими обеспеченными ухажёрами, раз те смогли раздобыть деньги на такую поездку, я ещё могу понять молодожёнов… Хотя, нет, не могу, отправься я на Мальдивы в свадебное путешествие, я бы развёлся на второй день пребывания там.
Оборотить свой взор на Карибское море, на острова со славным пиратским прошлым, ещё раз прочитать «Одиссею капитана Блада» или «Остров Сокровищ», что-нибудь про Бермудский Треугольник, я даже не пытался, меня бесповоротно тянуло в Азию, в Индийский океан. Сперва мой выбор пал на Индию, страну, хорошо знакомую мне с раннего детства по фильмам, книгам, по чаю со слоном на жёлтой этикетке, по обещанию родителей отправить меня туда за хорошую учёбу в первом полугодии уже не помню какого класса. Но это было во времена СССР и обещание так и осталось невыполненным.
Понятие «тропики» в моём сознании прочно ассоциировались с Индией, чёрной Африкой и бассейном Амазонки, но Индия была ближе, понятнее и желаннее. Все чудеса и красоты мира изначально грезились там. Я уже было совсем склонился в её сторону, как к месту моего первого отдыха среди кокосовых пальм – обязательного атрибута истинной тропической зоны, но опять споткнулся о массовость направления. Большое количество своих соотечественников в Гоа отталкивало, заграница на то и заграница, чтобы отдыхать от себе подобных. А ещё меня убивало это плебейское слово «чартер». Снобизм, свойственный русским на выезде, упрямо нашёптывал мне, что не барское это дело – летать нерегулярными рейсами каких-то сомнительных авиакомпаний. Пересадок я не боялся, а, наоборот, жаждал их, ибо, что это за путешествие без длинной дороги к цели, без соприкосновения по пути с чем-то новым и необычным. Транзитные аэропорты давали такую возможность. Я даже сожалел о том романтичном и золотом веке гражданской авиации 30-х – 60-х годов ХХ века, когда на дальние расстояния летали поршневые, турбовинтовые и первые реактивные машины со множеством промежуточных посадок и даже с ночёвками. Какой смысл сесть на самолёт в заснеженной Москве и перенестись в жаркое лето за несколько часов! А тут ты летишь немного, садишься в чужом аэропорту, в котором кипит уже другая жизнь, не похожая на ту, что была в пункте отправления, новые пейзажи за окнами, другие одежды и лица, уже иной климат (то ли поздняя осень, то ли ранняя весна, но точно уже не зима), потом снова взлёт, снова недолгий перелёт – под крылом степи, пустыни, горы, первые морские просторы и опять чужой аэропорт. Здесь весна, а то и лето уже прочно вступили в свои права, людская речь стала совсем уж забавной и непонятной, диковинные настороженные смуглые лица, закутанные в просторные и длинные, до пят, одежды, пряный аромат южных широт пробивается отовсюду: он исходит от строгих и богато украшенных нарядов местных женщин, струится из их невероятно выразительных глаз сквозь прорезь в парандже, им курятся прилавки с местными товарами и дурманящим жарким облаком обволакивает он тебя, когда ты спускаешься или поднимаешься по трапу. Сказка уже началась, а тебе ещё лететь и лететь, видеть и видеть, понимая, как мир велик и многообразен.
Нет, всё-таки Индия для меня ещё с детских лет, как и для русского человека в целом, начиная с былинных времён, была страной далёкой, сказочной и желанной. Часть моего детства прошла в Твери (тогдашнем Калинине) и «Хождение за три моря» Афанасия Никитина не было для меня просто образцом литературы средневековой Руси, а памятник знаменитому тверскому купцу и путешественнику на набережной Волги – записной исторической достопримечательностью. Из спокойной, летаргической, погружённой в медитацию Твери исходили зовущие в загадочную восточную даль токи, и Индия уже мерещилась за ближайшим изгибом Волги вниз по течению. Нечто подобное я позже испытал в Санкт-Петербурге, на набережной Невы, стоя возле Эрмитажа или на Стрелке Васильевского Острова. В ночные часы развода мостов я смотрел вослед уходящим вверх по реке кораблям и как только они исчезали из виду, то сразу оказывались для меня в мрачных, насквозь пронизывающих своим смертельным хладом водах Белого моря и Северного Ледовитого Океана, здесь бредилось иночеством и мистической обездоленностью полярных земель, Беринговым проливом и вулканами Камчатки. В дневное время, при взгляде в сторону Финского залива вставали уже совсем иные картины: Нева, текущая в Балтику, звала в кругосветное путешествие, к далёким экзотическим островам Атлантики и Тихого океана, к ледяным берегам Антарктиды, но Индийского океана в этом зове не было. Его можно было почувствовать только в Твери. А вот в Москве я не ощущал ничего. Москва никуда не звала, она, наоборот, приманивала к себе. Из Москвы не хотелось уезжать. Москва просто была центром обитаемого мира и все земли за пределами кольцевой автодороги подчинялись ей, в какую бы сторону ты не направил свои стопы и как долго бы ты ни шёл.
Итак, я остановил свой первоначальный выбор на Индии, и чтобы избежать массовых столкновений со своими соотечественниками, решил отправиться на побережье южного штата Керала. И тут снова вмешались воспоминания детства и чай.
Среди прямоугольных пачек индийского чая «со слоном» иногда попадалась маленькая и квадратная – с жёлтым чайником на красном фоне и надписью: «Цейлонский чай». Видимо, в силу своей редкости тогда он мне казался ароматнее и вкуснее. Справедливости ради хочу сказать, что и сейчас цейлонский чай нравится мне больше индийского и любого другого, особенно если куплен прямо на чайной фабрике. Разумеется, я говорю о чёрном чае, зелёный я на дух не переношу.
И вот, в момент выбора путёвки я вспомнил про эту пачку «советского» цейлонского чая, посмотрел на карту и увидел, что бывший британский Цейлон, а теперь Шри-Ланка, находится недалеко от Кералы, а главное, ближе к экватору. Плюс, это остров, большой остров, не какой-то жалкий шлепок суши величиной с футбольное поле, как на Мальдивах, а главное, чартеров туда нет. И это предопределило моё окончательное решение.
Почему я полетел без компании или второй половины? Нет, я не был одинок, не устал от жизни, меня никто не бросил, и я ни от кого не ушёл, просто захотелось побыть одному на краю света и что-то такое, пока ещё неявное, обдумать и вернуться в привычную жизнь обновлённым или, говоря по-современному, переформатированным. Ну, и последнее. Прав я или нет, но, чтобы женщина продолжала оставаться любимой, с ней надо путешествовать через раз.
Я снова вернулся к мыслям о девушке, что увидел несколько минут назад. Нет, всё-таки, хорошо, что я здесь один.
Народ тем временем дружно потянулся в ресторан на ужин, и я не заставил себя звать дважды. Милая русская пара, что с упоением рассказывала о своей поездке по острову, благодаря чему я и решил отправиться по её стопам, жестами пригласила меня за свой столик. Я подошёл к ним и извинился, что воспользоваться их любезностью сегодня не смогу, мол, жду одну леди. Они понимающе кивнули, но, кажется, я их расстроил своим отказом. Меня это правда мало озаботило, я хотел сесть так, чтобы мне никто не мешал обозревать просторный зал ресторана и наблюдать, когда и с кем придёт девушка и за какой столик она сядет. Если она будет совсем одна, я к ней непременно подойду.
Питание в этом отеле мне нравилось. И ассортиментом, и качеством, неважно, завтрак это был или ужин. Больше всего меня радовал большой выбор местных блюд, ибо я неизменно придерживался принципа – изучай на опыте кухню той страны, в которую приехал. Строго говоря, шриланкийская еда – это рис и острая приправа карри из смеси различных восточных специй. Её щедро добавляли в мясо, птицу и рыбу. Вкус в результате был очень пряный, но резкость его сдабривалась добавлением кокосового молока и перца. Хотя большинство отдыхающих предпочитало привычную европейскую еду, но тонкие хрустящие рисовые лепёшки «роти» и «курд», буйволовый йогурт, шли нарасхват. Последний подавался охлаждённым, в больших глиняных мисках. За ним закрепилась слава афродизиака, а кисловатый привкус сам по себе придавал бодрости и потенции. В медитативной пляжной атмосфере Шри-Ланки это было особенно необходимо, ибо она расслабляла буквально всё, что стоит.
«А собственно, какое мне дело до этой девушки? – переубеждал я себя, когда сел за нужный столик с хорошим обзором, где сам при этом был не особо заметен для посторонних глаз. – Завтра я уеду, вернусь через четыре дня, её может и не будет здесь уже, а если и останется, то я скорее всего возвращусь из поездки вылитым буддистским монахом и до самого отлёта в Москву и даже по возвращении ещё долго буду витать в иных, бестелесных, сферах и переживать увиденное. Займись-ка ты лучше едой и не подымай глаз от тарелки…»
Стоит ли говорить, что я тут же поспешил окинуть зал ресторана взглядом, исполненным надежды, и, как по заказу, именно в это мгновение вошла она.
Я сразу узнал её: по тому, как она держалась, по тем неуловимым движениям, которые начинают выдавать человека среди толпы, если ты обратил на него внимание раньше, по сладостно ёкнувшему сердцу, наконец. Кусок цыплёнка с карри раскалённым стержнем застрял у меня в горле и перехватил дыхание. Её лицо было ожидаемо прекрасно и всё равно завораживало. Широкоскулое, с ямочкой на одной щеке при лучезарной улыбке, а она именно так и улыбалась в этот момент, разговаривая по мобильному телефону, хотя глаза её с лёгкой поволокой тревоги кого-то искали в зале. Боже мой, какие это были глаза! Миндалевидные, выразительные, слегка раскосые, подчёркнутые идеальными дугами ухоженных бровей, с длинными ресницами и едва заметной припухлостью нижних век, что придавало им выражение милой печали и утомлённости. Их цвет я со своего места разобрать не смог, но они были тёмными (карими или зелёными), это – несомненно. А губы, ну что я мог сказать про губы! Они просто напрашивались на долгий страстный поцелуй, а когда расплывались в открытой улыбке, то обнажали великолепные зубы, не хуже тех, коими блистали в ночи уже упомянутые мной местные жители. Два верхних передних зуба слегка выступали вперёд и это придавало её улыбке особую пикантность и говорило о том, что за ними скрывается весьма бойкий во всех смыслах язычок. Тёмно-каштановые волосы струились по плечам, ниспадали на грудь и рассыпались по приталенному до бёдер белому платью с рисунком из водянисто-красных цветов и листьев цвета морской волны. Оно полностью закрывало грудь и плечи, обнажая только изящные руки, соблазнительные гладкие голени и острые коленки. Я никак не мог отделаться от ощущения, что девушка отдалённо напоминает мне Роми Шнайдер, какой я увидел её, будучи впечатлительным подростком в стадии полового созревания, в фильме «Бассейн».
«Вот интересно, она немка? – продолжал я свои размышления. – Немцев тут под каждым кустом по шведской семье. Тогда как я с ней буду общаться, я ведь в немецком ни бум-бум? А с чего я решил, что она – немка? Из-за призрачной схожести с Роми Шнайдер? А если она вообще русская или говорит по-английски?»
Разыграть внутри себя басню Крылова «Лиса и виноград» у меня не получалось. Я хотел познакомиться с этой девушкой, пусть даже на час. Она тем временем уже перестала говорить по телефону и довольно-таки быстро разобралась со своим меню. С тарелкой, на которой виднелось что-то невнятное в жалком количестве, она отправилась за свой столик. Наступал кульминационный момент. Она знала куда идти, поскольку не искала глазами свободных мест. Наверное, только я один подсматривал за ней, те, кто, как мне казалось, провожали её нескромными взглядами на пляже получасом ранее, сейчас были столь же страстно увлечены набиванием своих желудков. Отдадим им должное и будем справедливы – даже похоть имеет право на ужин.
Девушка подошла к столику, за которым расположились двое мужчин средних лет. Сердце моё упало. Ну, а чего я, собственно, хотел! Чтобы такая красотка осталась без призора? Или приехала совсем одна на отдых?
Мужчины на самом деле производили благоприятное впечатление. Один сидел ко мне в пол оборота, был одет в дорогую цветастую футболку с замысловатым рисунком, сухопар, модно небрит, с прямым носом и выпуклым подбородком на продолговатом лице, благородная залысина на его голове обрамлялась кучерявыми чёрными волосами. Столь же богаты растительностью были его обнажённые мускулистые руки. Ни дать, ни взять – заправский южный мачо, именно таких женщины в большинстве своём склонны наделять повышенной сексуальностью и возносить на пьедестал идеального любовника.
Второй мужчина напоминал добродушного колобка-качка. Круглое полноватое лицо без намёка на щетину, бритая голова, мощные плечи и бицепсы, не единожды перебитый нос с широкими ноздрями и при этом весьма мягкий и улыбчивый взгляд из-под густых белёсых бровей. При самых малейших движениях, купленная в хорошем магазине за немалые деньги тёмная шёлковая рубашка с короткими рукавами того и гляди была готова разойтись по швам. Шёлк на свету завораживающе лоснился и это придавало её обладателю дополнительный моральный вес к уже достаточно солидному фактическому весу. Когда девушка подошла к их столу, его непробиваемое лицо спецназовца приняло такое умильно-подобострастное выражение, что я не удержался и достаточно громко хмыкнул, чем обратил на себя внимание едоков за соседними столиками. Чтобы сгладить неловкое положение пришлось закашляться и представить всё так, будто я поперхнулся куском острой пищи.
Девушка поставила тарелку на стол и присела. Не приступая к еде, она начала что-то говорить «спецназовцу». Лицо её внешне оставалось бесстрастным, но с губ срывалась весьма эмоциональная речь. По тому, как мрачнело лицо «спецназовца», а его выражение принимало гримасу необходимой покорности, я догадался, что речь шла о личном. Он слушал её и изредка отбивался короткими рубленными фразами. Чернявый «мачо», тем временем, сидел с невозмутимо-отстранённым видом и в разговор не вступал. Он даже не принимал участие в трапезе – я не заметил на столе перед ним никакой тарелки.
«Вот пижон! – снова не без зависти подумал я. – Наверное, не ест после шести и ходит в спортивный зал!»
Девушка подцепила вилкой какой-то кусок и стала торопливо его прожёвывать, пока «спецназовец» ей коротко отвечал. После очередной такой фразы она вдруг решительно положила вилку на стол, гордо выпрямила спину и…
– Да что ты такое говоришь! – вдруг долетела до моего уха русская речь с умильным налётом провинциального, изрядно удалённого от Москвы, говорка. – Да как ты такое вообще подумать мог! Хорошо, что Поль нас не понимает…
Девушка мигом осеклась, сообразив, что потеряла контроль над собой и что говорит слишком громко. Она украдкой посмотрела по сторонам, дабы убедиться, что речь её не всполошила соседей, а затем продолжила выражаться приглушённым тоном. Эти двое опять превратились для меня в говорящих рыб.
Но мне хватило и услышанного. «Девушка оказывается своя, русская, – радовался я, сам пока не зная, чему. С иностранками знакомиться легче, лишь бы они на примитивном бытовом уровне умели говорить по-английски. На отдыхе они расслаблены, не у себя дома, поэтому обвинениями в харрасменте не грешат. С русскими девушками посложнее. Им на экзотическом курорте с соотечественником роман крутить чести не делает, похвастать нечем будет, да и хвост ненужный на родину тащить зачем, особенно, если оба из Москвы или откуда-то поблизости. Обещаниями расстаться навеки, данными на трапе самолёта, тут не отделаешься, долгими промозглыми вечерами вспомнятся жаркие тропические ночи и тело с душой запросят продолжения, а это чревато.
«Так, – стала складываться мозаика в моей голове. – Значит этого «мачо» зовут Поль. А раз он не понимает, о чём они говорят, он – нерусский, к бабке не ходи. Тогда, что он с ними делает в одной компании? Парень, похожий на спецназовца, понятное дело, тоже наш человек, русскоязычный. А девушке он кто? Муж, бойфренд, брат или случайный ухажёр, только более скорый на первый контакт, нежели я? Хотя нет, они разговаривают так, что случайностью тут и не пахнет, они явно знают друг друга не первый день».
–Паш, ну ты пойми… – девушка опять повысила тон и в голосе её слышалась мольба, но окончание фразы утонуло во внезапно грянувшей живой музыке. Играло трио гитаристов. Ланкийцы были в пончо, в настоящих сомбреро и легко сошли бы за истинных мексиканцев, не будь они на порядок смуглее оных. Но пели они великолепно, пронзительно и с характерной латиноамериканской хрипотцой. Я даже засмотрелся на них, заслушался и вернулся к своим героям только, когда певцы остановились у их столика, выстроились в ряд перед девушкой и вдохновенно заиграли зажигательную мелодию «Бамболео». Она повернулась к ним и стала слушать их с улыбкой на лице и задорным блеском в глазах. Девушка настолько увлеклась, что уже пританцовывала, сидя на стуле, её голова и плечи двигались в такт мелодии, а губы повторяли «бамболео, бамболеа» при каждом припеве. Я смотрел на неё и нескромные желания овладевали мной всё больше. Мне уже не хотелось никуда ехать, я готов был всё отменить и остаться в отеле, чтобы на пляже и в ресторане украдкой подглядывать за ней, раз она несвободна. А то и познакомиться, наконец, не взирая на перспективу с трагическими для меня последствиями выяснять отношения и меряться силой со «спецназовцем» Павлом или Пашей, как она его называла.
Песня закончилась, девушка зааплодировала и её порыв подхватил весь зал, включая меня. Певцы, необычайно польщённые, с энтузиазмом раскланивались во все стороны, но не уходили. Девушка сделала движение, словно собиралась поискать дамскую сумочку, но у неё при себе был только мобильный телефон. Она виновато посмотрела на своих спутников, и Павел среагировал мгновенно. Из нагрудного кармана рубашки он достал тонкую, сложенную вдвое, пачку купюр и протянул музыкантам банкноту в пять тысяч рупий (тридцать – тридцать пять долларов, прикинул я в уме). Они не ожидали такой щедрости и с ошарашенным видом приняли вознаграждение. Потом стали опять бурно раскланиваться и собирались было затянуть ещё одну песню, но Павел кивком головы дал понять, что их концерт окончен. Музыканты, словно боясь, что Павел передумает и заменит одну купюру на другую, более мелкого достоинства, поспешили перейти к группе пожилых немцев. Они сидели неподалёку за несколькими сдвинутыми столиками и довольно шумно галдели. По залу загуляло бойкое «Воларе, о-о, кантаре, о-о-о-о!» Это лишило меня возможности слышать даже обрывки фраз, которыми обменивались девушка и Павел, зато немцы малость попритихли. Они внимали песне с открытыми лицами абсолютно счастливых людей, уже обеспечивших себе место в райских кущах на веки вечные. Это умиляло и бесило одновременно. Бесило от того, что я никак не мог представить на их месте своих покойных родителей в весёлой и довольной жизнью компании других русских пенсионеров, странствующих по миру. В обществе себя любимого, да, мог, а по-отдельности, нет. Максимум, на что хватало моей фантазии – это вспоминать их на дачном участке или в интерьерах заурядной советской квартиры.
Я заметил, как девушка поблагодарила Павла, нежно коснувшись своими длинными пальцами его предплечья и шепнула что-то наподобие «спасибо». По всему было видно, что их связывает нечто большее, чем просто курортное знакомство. А вот что здесь делал Поль? Этот якобы мачо хоть и улыбался, и вальяжно аплодировал исполнителям, но даже бровью не повёл, когда настала пора помочь девушке отблагодарить их за песню.
«Нет, мне, всё-таки, надо ехать, – я вознамерился поставить точку в своих терзаниях. – Ничего мне тут не светит. Странная какая-то троица, прямо любовный треугольник. Павел, конечно, молодец, а вот Поль – просто жмот, пришедший на готовенькое. Как пить дать – европеец или англосакс из Британии, США или Австралии, таких здесь пруд пруди».
Чтобы подкрепить свои намерения действием, я решительно встал из-за стола и направился к выходу. Но не смог отказать себе в слабости пройти мимо их столика. Когда я поравнялся с ним девушка разговаривала с Полем по-английски, а Павел с деланым равнодушным видом ковырял вилкой в своей тарелке. Мужчины не обратили на меня никакого внимания, а вот девушка, украдкой кинула на меня мимолётный взгляд, как мне показалось, исполненный женского интереса. Так смотрят, когда не прочь познакомиться поближе. Ввергающий в безумства, тонкий цветочный аромат духов исходил от её волос, изящной шеи и соблазнительных, скрытых под платьем, плеч. Он начисто лишил меня разума. Если бы не ноги, которым ранее был дан приказ на выход, я мог наделать много глупостей. Когда я очнулся от наваждения, я уже стоял в ночи, под потрясающе красивым небом с мириадами звёзд. Освежающий морской бриз мгновенно выдул из меня всю дурь.
«Какой же ты идиот! – увещевал меня здравый смысл. – Иди в номер, закройся и спи. Завтра рано вставать, машина придёт за тобой в шесть утра, впереди долгий день в разъездах и экскурсиях, сам так захотел. За завтраком ты её не увидишь, ты к тому времени будешь уже далеко. Когда она проснётся и пойдёт в ресторан, вся такая томная, с телом, от которого будет веять ещё не остывшим жаром любовных утех в компании с Павлом, с Полем, а может, с ними двумя сразу, – рисовало моё болезненное воображение эротические картины, одна другой смачнее, – ты позабудешь о ней, новые впечатления – новая любовь».
«Но, боже, как она посмотрела на меня! – не давала покоя навязчивая идея про намеренно брошенный взгляд. – А может она всем так делает глазки?..»
Я решил немного пройтись по пляжу, собраться с мыслями, успокоиться, а потом вернуться в номер и попытаться заснуть. Но сил на прогулку у меня не было. Ноги стали ватными, а за плечами висел невидимый рюкзак с двухпудовой гирей. Неожиданный накал эмоций расслабил меня похлеще всякого СПА. Я доплёлся до ближайшего столика на пляже и обессиленно опустился на деревянное кресло. Подскочившему было официанту я сделал предупредительный знак рукой, что ничего заказывать не буду. Хотелось просто посидеть, послушать шум прибоя и посмотреть на далёкие звёзды. Взгляд в глубины космоса способен успокоить самых буйных и довести до истерики наиболее вменяемых. Я сейчас относился к первой категории и моими психотерапевтами, надёжными и бесплатными, были Индийский Океан и Млечный Путь. Я улавливал беззвучную мелодию сфер, понимал язык ветра и догадывался о чём шепчутся волны с песком на пляже, когда с шуршанием уползают обратно в океан. «Лечиться тебе надо, парень!» – примерно таков был их гипнотический посыл.
А потом до меня донёсся её голос:
– Паша, иди к себе! Мы с Полем немного пройдёмся вдоль моря, и я вернусь. Только, пожалуйста, не ходи за мной, как собачонка, всё будет хорошо, я скоро приду.
Бедный Павел! Он стоял в растерянности, и его мощная фигура в сумерках походила на большой бурдюк с развязанной тесьмой, из которого вот-вот польётся вода и он рухнет вниз, опустошённый, жалкий и скукоженный.
«Живой колосс на глиняных ногах, – подумал я не без ехидства. – Не хотел бы я сейчас оказаться на его месте».
Тут самое время припомнить гоголевского «Ревизора» и Городничего с его сакраментальным вопросом и ответом: «Над кем смеётесь? Над собой смеётесь!» Уж где-где, а на месте Павла я оказывался бессчётное количество раз.
Тем временем девушка с Полем не торопясь пошли по мокрому утрамбованному песку вдоль линии прибоя. Они о чём-то оживлённо переговаривались. Пару раз девушка резко, с тревогой оглядывалась, потом, видимо, успокоилась и взяла Поля за руку.
«Проверяется, идёт ли Павел за ними», – ссылка на Гоголя не помогала, самоирония не включалась, и я опять ехидничал. Павел стоял, как вкопанный. Он подался вперёд всем телом, в его позе читалось нечеловеческое борение желаний и страстей.
«Давай, Паша, догони их, скрути этого жиголо Поля в бараний рог и забрось подальше в океан, чтобы его унесло к чертям собачьим! – не посочувствовать я уже не мог. Что ни говори, а за Павла было обидно. – «Негоже отбивать наших девушек у наших же парней».
Но Павел не двигался с места.
«Он так и будет их здесь ждать или уйдёт, когда окончательно потеряет их из виду», – думал я, не замечая, что сам поступаю точно таким же образом. Я поймал себя на мысли, что мне ничто не мешает двинуться за парочкой следом и подсмотреть, как там будут развиваться события. Я не Павел, во мне не заподозрят соглядатая, меня даже стесняться не будут, подумаешь, шляется тут в ночи одинокий романтик! В том, что у девушки с Полем любовное свидание я нисколько не сомневался. Это самое паскудное дело, когда тебе в открытую наставляют рога, а ты ничего не можешь с этим поделать. Только ждать, тешить себя никчемными фантазиями, что всё это не так, как ты себе воображаешь, терпеть и прощать. А начнёшь выяснять отношения – тебе просто рассмеются в лицо. И ты перестанешь уважать сам себя. Проходили – знаем.
Но остатки здравого смысла не позволяли этого сделать. «Иди спать, – твердил он мне. – Завтра рано утром ты уедешь и всё для тебя закончится. А послезавтра вдосталь посмеёшься над собой. Да и кто сказал, что в пути тебя не ждёт встреча с новой красоткой, куда более сногсшибательней, чем эта!»
Девушку и Поля поглотили сумерки. Я встал с кресла, посмотрел в ту сторону, куда ушла парочка, вздохнул и направился к себе в номер. Как по команде, тронулся с места и Павел, но совсем не в отель.
«Не выдержал-таки! Пошёл за ними. Show must go on! – во мне затеплилась было надежда на продолжение истории, но ей не суждено было сбыться. Павел свернул к столикам на пляже и сел за самый дальний из них. – Значит решил дожидаться девушку и Поля тут. Тактически правильный выбор. Парочка не сразу его заметит, огни отеля слепят, разглядеть Павла можно будет, если только подойти вплотную или специально вглядываться в сидящих за столиками, за это время он узрит всё, что ему нужно. Или не увидит ничего», – резюмировал я и уже без оглядки удалился восвояси.
Когда я поднялся к себе в номер, то первым делом вышел на балкон. Участок пляжа со столиками, зона бассейна и побережье в южном направлении обозревались отсюда великолепно. Поэтому мне сразу бросилось в глаза, что Павла на месте уже не было…
III
В эту ночь океан разыгрался не на шутку. Раскатистый прибой не давал заснуть. Далеко в открытом море бушевала гроза. Она напоминала о себе сполохами зарниц, порывами ветра и непродолжительным, но мощным ливнем. Мне не спалось. Я ворочался на голых простынях, взбивал под собой подушку, ложился то так, то сяк, но всё понапрасну – сон не шёл. О девушке я не думал. Мне просто хотелось заснуть на несколько часов, чтобы потом не задремать по дороге и не пропустить треть, а то и половину пути.
Часам к трём стихия угомонилась, шум прибоя ослаб, и я погрузился в вязкий, без сновидений, сон. Он пролетел, как одно мгновение. Будильник в мобильном телефоне был установлен на половину шестого утра, выезжать предстояло часом позднее. С учётом того, что я беру с собой походный рюкзак и минимум вещей на пять дней, времени на сборы мне должно было хватить. Номер в отеле на период моего отсутствия я оставлял за собой – это было накладно, но удобно.
Мелодия будильника подействовала на меня, как разряд тока, я подскочил и сел на кровати. Глаза не открывались, хотелось откинуться назад на подушку и поспать ещё немного. Но мозг уже не дремал, он посылал конечностям чёткие установки на подъём. Главное – оторвать задницу от постели, дальше сборы пойдут, как по маслу.
На удивление самому себе, я был полностью готов через полчаса. Высиживать оставшееся время в номере не имело смысла, поэтому я прихватил рюкзак, убедился, что всё нужное при мне, присел на дорожку и вышел из номера.
В коридоре было свежо и тихо. Слабый шум прибоя, стрёкот цикад и птичьи голоса к помехам не отнесёшь, особенно рано утром. Даже голодный рык хищника я бы воспринял сейчас, как бодрящую мелодию из числа «на зарядку становись!» Портил идиллию только оглушительный скрип гуттаперчевых подошв моей спортивной обуви от соприкосновения с кафельным полом в коридоре и на лестнице.
В вестибюле отеля меня уже ждали. Во-первых, это завтрак в походной коробке, чтобы можно было поесть по пути (ресторан ещё не работал). Во-вторых, это мой русскоговорящий гид и водитель автомобиля. Последний тщательно отдраили перед поездкой, и он сверкал в предрассветных сумерках, даже будучи серого цвета. Как оказалось, он сиял не только снаружи, но и внутри был свеж и не заёрзан седалищами ездоков. Судя по всему, автомобиль недавно сошёл с конвейера и это вносило дополнительные нотки комфорта в поездку.
Под стать автомобилю были оба джентльмена – гид и водитель. В отутюженных чёрных брюках с наведёнными стрелками, в начищенной обуви и в ослепительно белых рубашках с коротким рукавом они являли собой образцы респектабельности и пунктуальности.
Когда я подошёл к стойке ресепшн, чтобы отдать ключи, один из них, по-видимому, гид пошёл мне навстречу. Он был уже в возрасте, приземист, круглолиц, с приплюснутым негроидным носом, в очках, на лице его сияла открытая шриланкийская белозубая улыбка, полная радушия и начисто лишённая заискивания. Этот человек явно знал себе цену. Он сложил руки в традиционном приветствии и слегка поклонился.
– Аюбован! Господин Карпов? Меня зовут Чандана, – представился он. – Я ваш гид. У вас есть с собой какие-нибудь вещи?
Его русский язык был хорош. Немного смешило произношение, но к этой неизбежной и несущественной издержке в преодолении межязыкового и межкультурного общения я привык через каких-нибудь час-два, а через день и вовсе перестал замечать.
– Очень приятно, – сказал я и постарался придать своему извечно хмурому лицу максимально любезное выражение, дабы произвести ответное хорошее впечатление. Не хотелось выглядеть чопорным засранцем, только потому, что из Москвы. В подтверждение своих слов, я протянул руку и ланкиец пожал её с явным удовольствием. Непринуждённый дружеский контакт был установлен. – Нет, у меня вещи все с собой в рюкзаке. Мы же ненадолго, – ответил я на его вопрос.
– Ну и отлично! – резюмировал Чандана. – Тогда добро пожаловать в машину и начнём наше путешествие. Сегодня у нас насыщенный день, надо много проехать и много посмотреть.
Я отдал ключи миловидной смуглой девушке за стойкой. Она улыбнулась, сложила руки перед собой ладонями друг к другу, как это минутой назад сделал Чандана и проворковала с тем же лёгким поклоном: «Аюбован!» Одежда местных девушек мне нравилась. Длинная, от талии, с узорами юбка и однотонная короткая кофточка, почти топик, только без тесёмок, а с коротким рукавом-фонариком, обнажали соблазнительный животик с овальным пупком. Я ничего не мог с собой поделать. Эта часть тела местных красавиц всякий раз вынуждала меня смотреть на них, как кролик на удава. Но со стороны мой взгляд выглядел весьма целомудренно. Насколько я помнил, по местным обычаям нельзя пялиться на замужнюю женщину выше её ножного браслета у самой щиколотки, впрочем, девушек это тоже касалось. Поскольку длинная юбка «редда» (все названия я узнал позже от Чанданы) доставала до самых пят, ножного браслета я всё равно бы не увидел, а так, с высоты своего роста, взгляд на девичий пупок и животик представлялся сродни созерцанию её лодыжек. И правила пристойности не поколеблены, и удовольствие получено.
Я ответил девушке взаимной улыбкой, сложил руки и сказал: «Аюбован!» Это пожелание «долгих лет» вы слышите на Шри-Ланке по сто раз на дню, при встрече и расставании, и в этом несомненно есть свой высший смысл. Люди, которым постоянно говорят «аюбован», а дословно «да продлятся ваши годы», в итоге так и поступают, то есть, живут долго.
Я уже было направился к машине, когда почувствовал на себе ещё чей-то пристальный взгляд. Я обернулся и увидел свою вчерашнюю героиню. Она стояла возле колонны, в нескольких метрах от меня, в одной руке она держала небольшую дорожную сумку «а-ля Louis Vuitton», а, может быть, и не «а-ля», её стройная фигура (на этот раз в джинсовых шортах и в расстёгнутой наполовину бирюзовой кофточке) казалась размытой на фоне серых предрассветных тонов и походила скорее на наваждение, чем на реального человека. За её спиной бушевал прибой, хотя в реальности это было в доброй сотне метров и пенные края волн вздымались над её плечами, как белые крылья у ангела. Девушка выжидательно смотрела на меня, тут сомнений быть не могло, и я, повинуясь этому взгляду, направился к ней. И чем ближе я подходил, тем учащённее билось моё сердце.
Вблизи девушка выглядела совсем потерянной. Всякое отсутствие макияжа, круги под глазами, влажные то ли от душа, то ли от утреннего плескания в волнах волосы, по виду она скорее была чем-то напугана, а не расстроена.
– Excuse me…, – начала было она зябким голосом, у неё даже дёрнулись плечи, словно тело и взаправду пронзил холод, но я жестом прервал её: – Говорите по-русски!
От родной, без акцента речи, она перепугалась ещё больше и буквально вжалась в тело колонны. Я поспешил её успокоить:
– Вам нечего бояться. Просто говорите по-русски и всё.
Она вздохнула, причём невозможно было понять, сделала она это с облегчением или, наоборот, обречённо, а затем выпалила чуть ли не скороговоркой:
– Пожалуйста, заберите меня с собой!
Глаза её увлажнились, а губы задрожали. Девушка вот-вот готова была разрыдаться.
– Просто увезите меня отсюда, лучше в аэропорт. Вы ведь туда едете? – с надеждой в голосе спросила она.
– Вообще-то, нет, я собрался попутешествовать несколько дней, а затем снова сюда вернуться, – я заметил, что мой ответ её опечалил. – Но вы могли бы заказать такси, – поспешил я исправить свою ошибку, – точнее, я бы мог заказать вам такси, если…, – я запнулся, потому что прекрасно знал, какие слова произнесу следом. Джентльменство, точнее, его переизбыток, был отрицательной стороной моей натуры. Ради простой возможности поиграть в благородство перед красивой девушкой я мог пойти на любые опрометчивые шаги, даже взять непомерный кредит в банке. «Уймись, слышишь! – злобно зашипел мой внутренний голос. – Она тебе ещё ничего не обещала, а ты уже готов раскошелиться. Сейчас ты заплатишь за такси, а потом у неё не окажется денег на авиабилет. И ты опять не сможешь отказать.»
Нет, я не был глух к доводам своего внутреннего голоса. И рассудок частенько брал верх над безбашенным благородством. Но только в первом раунде, а их было пятнадцать, как в профессиональном боксе. И я знал себя очень хорошо, и нисколько не сомневался, что в каком-то из них здравый смысл обязательно отправится в нокаут, ну, или в лучшем случае, проиграет по очкам.
– Такси…, – произнесла девушка отрешённым голосом. Она смотрела мимо меня в какое-то иное измерение. Я понял, что во мне начался второй раунд боксёрского поединка между разумом и чувствами. – Конечно, я могу взять такси и уехать. Уехать…, – она говорила, словно находилась в гипнотическом трансе. – Уехать, да мне надо срочно уехать…
– У вас всё нормально? – встревоженно переспросил я. – Вы простите, но вчера за ужином я видел вас в обществе двух молодых людей, так уж случилось, я сидел неподалёку и не мог не обратить на вас внимание. Они ничем вас не обидели? Почему вы хотите уехать?..
Девушка выдержала паузу. Если она притворялась и имитировала растерянность, то у неё это выходило на пять с плюсом.
– Да, я вас помню, – продолжала она нараспев. – Вы ещё прошли мимо нашего столика. А потом я видела вас на пляже. Вы следили за мной…
Меня словно током шибануло. «Конспиратор хренов!» – усмехнулся я про себя. К месту нашлась и крылатая фраза из телесериала «Семнадцать мгновений весны», вложенная в уста группенфюрера Мюллера при его разговоре тет-а-тет со Штирлицем: «Рейхсфюрер тоже хорош – так конспирирует свои поиски мира, что даже Шольц догадался». Гениальный фильм! На все случаи жизни, на мои – особенно…
– Это не страшно, – всё также потусторонне продолжала она. – За мной все следят. И все меня хотят. Я устала от этого. Мне надо уехать, вызвать такси. Вы можете мне вызвать такси? – она словно очнулась и уже поглядела на меня вполне осмысленно.
– Да, конечно, вам в аэропорт? – спросил я деланно вежливым тоном. Этим я спас свой здравый смысл от коварного хука со стороны моего джентльменства.
– Наверное, – ответила она, как мне показалось, снова отрешённо. – А куда ещё?..
– Хм, – я был обескуражен. – Ну, можно поехать в Коломбо, на другой пляж, в какое-нибудь интересное место…
– Интересное место? – глаза её блеснули, она снова вышла из своей чувственной комы. – А какие тут могут быть интересные места, тут же одни пальмы?..
Если она продолжала ломать комедию, то «дурочка с переулочка» у неё тоже получалась отменно. Я представил такой отзыв, например, про египетские курорты на Красном море, типа «А что тут интересного можно увидеть, тут же один песок!» и неизгладимые воспоминания о пирамидах в Гизе и величественные руины в долине Нила от Каира до Абу-Симбела заставили меня немного обидеться за Шри-Ланку.
– Тут много интересных мест, – менторским тоном ответствовал я. – Просто они в центре острова, до них ехать несколько часов.
– Тогда лучше в аэропорт, – девушка видимо витала в своих эмпиреях и слушала меня краем уха.
Я ещё раз окинул взглядом её дорожную сумку. При ближайшем рассмотрении это действительно был Louis Vuitton с характерным рисунком на коричневом фоне (поддельный или подлинный, тут уж я не специалист).
– Простите, а где же ваши вещи, чемодан, то есть? – поинтересовался я.
– Вещи? Чемодан? Ах, да, чемодан…, – вздохнула она. – У меня нет чемодана. Я приехала налегке.
– На курорт, с такой небольшой сумкой? – изумился я, вспомнив при этом дорожный скарб своей умышленно забытой в Москве второй половины.
– Я всё покупаю в дороге, так интереснее, а с собой беру только те вещи, с которыми надо расстаться навсегда и не везти обратно, – ответила она и я не мог не признать мудрость её слов. Нет, как ни крути, девушка была далеко не глупа.
– Разумно, я, пожалуй, тоже возьму на вооружение это правило. Чандана! – обратился я к гиду.
– Да, господин! – с готовностью откликнулся он. И опять, никакого подобострастия на лице. Он говорил так, потому что этого требовал этикет.
– Только не надо меня величать господином, – запротестовал я. – И сэром тоже. У меня советское воспитание и в наше время все были равны, господ не было, одни товарищи и гражданки. Вы же сами живёте в социалистической стране, – попытался я пошутить, – зовите меня просто по имени, Игорь.
– Это невозможно, господин, – с достоинством ответил Чандана. – Вы – уважаемый гость, большой человек, а я – ваш гид. Я маленький человек и если я назову вас по имени, то тоже стану большим человеком и перестану быть гидом, а значит, потеряю работу. Я могу обращаться к вам мистер Игорь, если вас это устроит или просто на «вы».
– Ну что ж, – я не до конца понял его философию, но разбирательства решил оставить на потом. Мне надо было на экскурсию, а девушке в аэропорт. – Пусть будет «мистер Игорь». Хоть это тоже означает «господин», но звучит забавно. Как «мистер Твистер, бывший министр, владелец заводов, газет, пароходов». Льстит самолюбию. – Читали Маршака? – не без ехидцы спросил я.
– Читал, – с лёгкой улыбкой ответил Чандана. – На русском. Когда учился в Москве, в университете, а затем в аспирантуре.
Я чуть не поперхнулся от удивления. Чандана с огромной скоростью рос в моих глазах и я чувствовал, что проникаюсь к нему неподдельным уважением. Сперва девушка поразила меня своим мышлением, теперь мой гид чуть приоткрыл завесу своих умственных способностей. Я начинал проигрывать в интеллекте обоим.
– Вот что, Чандана, – сказал я. – Возникло одно непредвиденное обстоятельство. Этой девушке, – я жестом указал на неё, – нужно в аэропорт. Сможем ли мы её подбросить, или лучше заказать ей такси?
– Леди летит в Россию? – обратился к ней Чандана. Он уважительно наклонил голову и тон его голоса говорил о том, что он в полном её распоряжении, но исключительно по воле своего господина, то есть, меня. Хотя я более чем уверен, не окажись я тут в качестве заказчика его услуг, он пришёл бы на помощь девушке просто потому, что она иностранка и попала в какую-то сложную ситуацию.
– Я…, я не знаю, – ответила девушка с заминкой. – А когда первый самолёт на Москву?
– Простите, леди, но насколько мне известно прямых рейсов в Москву нет, надо лететь с пересадкой. Есть рейс в Дубай в девять с чем-то, но я боюсь, что вы на него не успеете, даже если будете мчаться с большой скоростью. Осталось меньше трёх часов, а добираться туда часа два, в лучшем случае. Следующий самолёт будет уже глубокой ночью. У леди есть билет на какой-нибудь рейс?
– Нет, нет у меня билета, – девушка опять пришла в замешательство. – А…, а сколько это может стоить? – невинным голосом спросила она.
Мы с Чанданой переглянулись. Джентльменство внутри меня пробило защиту и нанесло здравому смыслу чувствительный апперкот в подбородок.
– А деньги у вас…, деньги у вас есть? – спросил я дрожащим голосом. Всё моё нутро трепетало от предчувствия того безумного шага, на который я становился способен. Сейчас моё джентльменство нанесёт нокаутирующий хук и всё, здравый смысл будет повержен. А спустя несколько часов я буду клясть себя на чём свет стоит за необдуманность и неспособность включать голову при общении с любой сексапильной представительницей слабого пола.
– Какие-то есть, – тон девушки говорил, что её очень заботит этот вопрос, но она боится признаться, что денег у неё мало или нет совсем. – Всё зависит от цены на билет…
– Чандана, – мой здравый смысл сделал отчаянный нырок под соперника, пытаясь уйти от разящего удара со стороны джентльменства. – А мы сможем отвезти девушку в аэропорт и всюду успеть по программе?
– Боюсь, что нет, господин, простите, мистер Игорь, – поправился Чандана. – Для всех будет лучше, если леди поедет на такси. Максимум через десять минут оно будет здесь. Я думаю, что вы сможете договориться на семьдесят – восемьдесят долларов, а то и меньше. Если обратитесь к водителям за воротами отеля, то выйдет даже дешевле.
Чандана намекал на владельцев разношёрстных колымаг, что дежурили у отелей в ожидании туристов. Их обычно нанимали для коротких поездок в близлежащий городок или ресторан. Некоторые умудрялись склонить прижимистых туристов к поездкам на более дальние расстояния, а кто-то даже отправлялся с ними в многодневные экскурсии. Это было дешевле, чем в официальных туристических бюро, но уровень комфорта оставлял желать много лучшего. Но в любом случае, это были отличные ребята, весёлые, услужливые, с приемлемой хитрецой по вытягиванию лишних денег из туристов, я бы сам с охотой воспользовался их услугами, не имей склонности к удобствам по классу «пять звёзд», а то и «люкс». Дома я жил в весьма спартанских условиях, но на выезде такого позволить себе не мог. Дома трудно пустить пыль в глаза, прежде всего самому себе, а за границей, особенно на короткий срок, это частенько удавалось.
– Постойте! – девушка наконец решилась сказать главное. – Я не могла бы поговорить с вами наедине? – обратилась она ко мне, понизив голос.
Тем не менее Чандана всё услышал и с лёгким поклоном, без лишних слов, сам отошёл на значительное расстояние.
– Вы не могли бы мне одолжить на такси и билет? – сказала девушка извиняющимся голосом, именно в той тональности, когда отказать почти невозможно, а если и сделаешь это, то будешь чувствовать грех на душе всю оставшуюся жизнь. – Я бы оставила в залог всё, что у меня есть, эту сумку, например, она настоящая, я покупала её в дьюти-фри в Дубае, у меня есть что-то из ювелирных украшений, а по возвращении в Москву, я вам тут же всё верну, положу на ваш счёт или отдам доверенному лицу, а вы, когда прилетите обратно, отдадите мне мои вещи. Или, нет, – подумала она немного, – можете даже не отдавать…
Всё, я сдался. Джентльменство во мне предвосхитило защитный нырок здравого смысла, сделало шаг назад и провело мощнейший апперкот. Это был нокаут. Я был готов дать ей денег. Без залога. И без возврата, если она передумает их отдавать. А если и попробует это сделать, я сам благородно откажусь. В результате мы подружимся, и… «Впрочем, – это распластавшийся на ринге здравый смысл попытался поднять голову, пока рефери вёл отсчёт, – деньги можно и вернуть, но только не доверенному лицу». Я представил гримасу на личике своей второй половины в момент передачи денег и меня самого перекосило, словно я только что разжевал лимон. Но рефери внутри меня прокричал: «Десять! Аут!» и следом я услышал свой собственный голос:
– У меня другое предложение! У вас ведь что-то произошло с вашими вчерашними друзьями, не так ли?
Девушка отрицательно замотала головой:
– Нет-нет, у нас всё хорошо. Мы не ругались и меня никто не обижал. Мне просто надо срочно уехать. Так сложились обстоятельства. Я не могу пока сказать вам, какие…
– Меня зовут Игорь, – прервал я её. – Зовите меня так. Приставку «мистер» употреблять не обязательно, даже нежелательно. И можете даже обращаться ко мне на «ты»…
– Анжелика…, – представилась она, но я снова её перебил, пытаясь пошутить:
– Маркиза ангелов?.. – хотя прозвучало это крайне тупо в сложившейся ситуации. Я осёкся. Попытка сделать комплимент, что девушка напоминает мне героиню Мишель Мерсье из цикла фильмов про Анжелику не удалась.
– Нет, – серьёзным тоном ответила она. – Я далеко не ангел по натуре. Но и не демон в женском обличье. Живу в славном уральском городе Екатеринбурге. Если вам…, хм, тебе, – поправилась она и изобразила на лице виноватую улыбку, что в сочетании с увлажнёнными глазами ставило её в один ряд с мадоннами Рафаэля. Я, правда, тут же заподозрил подвох, не прибегает ли моя новоиспечённая знакомая к обычным женским хитростям, дабы растопить и без того готовое волочиться мужское сердце, чтоб уж наверняка добиться желаемого; мне почудилось, что она слишком рано начала многозначительно улыбаться, у нас вроде трагедия разыгрывается, но победившее джентльменство тут же обвинило мои сомнения в малодушии и я поспешно отозвал их из своей головы. – Если тебе моё имя покажется слишком длинным, – продолжала тем временем девушка, – зови меня просто Лика, или Жели, как бы на французский манер. Ликой меня кличут все, кому не лень, а Жели – только самые близкие.
– Ну, хорошо, как скажешь, Анжелика-Жели-Лика, – я улыбнулся невольному каламбуру с её именем. – Но в полном имени Анжелика есть что-то особенное, что-то возвышенное, я, пожалуй, не устану произносить его полностью.
Девушка потупила глаза и краешки её губ снова тронула улыбка. Несмотря на личные переживания, она расслышала и приняла мой комплимент и он ей, видимо, пришёлся по вкусу. Завеса официоза между нами пала. Дело оставалось за малым, во сколько денежных знаков в твёрдой валюте выльется эта неожиданная и пока что просто приятельская близость.
– Слушай, у меня такое предложение, – я постарался придать своему голосу интонации хозяина сложившейся ситуации. – Мне кажется, тебе не стоит пока возвращаться домой. Я не знаю, что у тебя стряслось, но, если твои друзья тебе ничем не угрожают, ты могла бы остаться ещё на некоторое время и просто составить мне компанию в путешествии. Я уверен, что оно пойдёт тебе на пользу. А затем мы отвезём тебя прямо в аэропорт. Поездка продлится недолго, всего пять дней, а билет мы можем купить хоть сегодня вечером, когда доберёмся до отеля. Через интернет, – добавил я, чтобы внести ясность, как я собираюсь это сделать.
Она пристально посмотрела на меня. Глаза её сузились и в них застыло насмешливое выражение.
– А что взамен? – спросила она, не отводя взгляда. – Ты понимаешь, о чём я. Говори, как есть.
– Да ты что! – я поспешно замахал руками. – Бог с тобой! Ты просто составишь мне компанию и всё. У меня будет очаровательный спутник, а тебе путешествие поднимет настроение и, возможно, заставит на многое посмотреть по-иному. Если честно, я сам еду за этим. Кстати, отели по программе отменные, – вбил я последний аргумент, – не хуже нашего, если не лучше. Правда, жить придётся в одном номере… Но кровати раздельные! – поспешил я поправиться, едва заметил, как брови девушки вопросительно вздёрнулись вверх.
– Раздельные кровати, говоришь? – в глазах её заиграли лукавые бесенята и, вроде опять не к месту, ей бы сейчас пребывать в печали и растерянности, но женское кокетство, видимо, сильнее страданий. – Надеюсь, ты не маньяк и не гей. Эти две крайности мне не по вкусу.
– Насчёт маньяка не знаю, не проверялся, а вот насчёт того, что не гей – ручаюсь сразу, – я подыграл Анжелике в насмешливости тона и взгляда. – Но, если тебе не понравится совместное проживание, перейдёшь в отдельный номер. За дополнительную плату. Сумочку свою продашь и расплатишься, – я всем своим видом и интонацией давал понять, что продолжаю её подкалывать. – Чандана! – Я снова позвал гида. – Чандана, – обратился я к нему, когда он подошёл, – вы не против, если леди поедет с нами в путешествие?
Мой гид остался невозмутим, только на мгновение придал лицу глубокомысленное выражение. Хотя, я нисколько не сомневаюсь, он давно просчитал такой вариант развития событий.
– Думаю, да, мистер Игорь, – произнёс он после секундной паузы, взятой якобы на размышление. – Номер у вас двухместный, будет просто небольшая доплата за подселение, за питание, за входные билеты, немного увеличатся расходы на бензин, мои услуги остаются без изменения, – он произнёс это как бы вскользь, как нечто несущественное, но таким тоном, что не заметить и не оценить сей благородный жест с его стороны мы вряд ли бы смогли.
– Ничего, Чандана, зато вырастут твои чаевые и для водителя тоже, – сказал я покровительственно, по-хозяйски. – Ну что скажешь, – обратился я к Анжелике, – устраивает тебя такой вариант? Едем?..
Она испытующе посмотрела на меня, потом – на Чандану, выдержала положенную в таких случаях паузу, и молча кивнула. Мы втроём направились к машине. Заждавшийся нас водитель, широко улыбнулся и поспешил распахнуть задние двери.
– Можно я сяду впереди, – обратился я к Чандане. – Не люблю ездить на заднем сиденье. Обзор не тот, да и впечатления не те.
– Конечно, – с готовностью ответил Чандана. – Просто сидеть сзади комфортнее и более безопасно. Не в том смысле, что это чревато какими-то инцидентами, – поспешил он объясниться, – просто езда по местным дорогам может показаться немного экстремальной, а для сидящих сзади это не так заметно.
Мой отказ ехать на заднем сиденье задел Анжелику, это было видно по выражению лица девушки: подбородок её сразу вздёрнулся, а губы плотно сжались.
– Всё-таки, у меня есть одно условие, – сказала она с уязвлёнными нотками в голосе.
– Какое? – спросил я, хотя примерно догадывался, о чём пойдёт речь.
– Я бы предпочла жить в отдельном номере! – произнесла она запальчиво.
Внутренне я усмехнулся. Теперь, когда она приняла моё предложение, я решил до поры до времени демонстративно держать дистанцию и тем самым как бы подкрепить свои слова о том, что в моих действиях нет никакого сексуального подтекста. В конце концов, сейчас музыку заказывал я, поэтому можно было малость помучить девушку.
– Как скажете, миледи, – я дал ей понять, что её просьба меня нисколько не обескуражила. – Разберёмся по ходу пьесы.
Водитель взял мой рюкзак и сумку Анжелики и поставил их в багажник. Потом аккуратно прикрыл за Анжеликой дверь, которая приняла на заднем сиденье позу безучастного надменного сфинкса, и сел за руль. Мы наконец-то тронулись в путь.
Уже на выезде с парковки я посмотрел в наружное зеркало заднего вида и заметил в лобби отеля мужчину, обликом своим очень похожим на Павла. Он подошёл к девушке за стойкой и о чём-то спросил её. Затем повернулся в нашу сторону и проводил взглядом отъезжающую машину. Потом чуть ли не бегом кинулся обратно, наверное, в свой номер. Я покосился на Анжелику. Она сидела в пол оборота и с тревогой наблюдала за происходящим через заднее стекло. Её невозмутимая холодность разом слетела. Чандана старательно делал вид, что его это никоим образом не касается. Мой взгляд через плечо понудил гида к действию.
– Мы что-то или кого-то забыли, мистер Игорь? – спросил он с готовностью дать команду водителю остановиться.
Едва он произнёс эти слова, как Анжелика поспешила принять прежнюю позу. Но было видно, что смятение опять овладело ею. Я обменялся с ней взглядом, в нём снова читалась молчаливая мольба, как и минутами раньше, возле колонны. Я сказал Чандане:
– Да, нет, всё нормально, все на месте. Едем!..
IV
Где-то через полчаса мы выехали на платную скоростную автостраду. Анжелика несколько раз оборачивалась, я тоже поглядывал в боковое зеркало, но нас никто не преследовал. Когда машина помчалась по современному хайвэю, девушка заметно успокоилась и стала рассматривать проносящиеся за окном кокосовые рощи, рисовые поля, да редкие в столь ранний час машины и мотоциклы.
Я решил не беспокоить её расспросами до поры до времени. Теперь всё происшедшее со мной и с нею казалось мне нелепым, комичным и не стоящим и выеденного яйца. Подумаешь, поругалась со своим ухажёром из-за безобидной интрижки с этим, как его, Полем, захотелось девушке с иностранцем пообщаться, ей Павел, может, и никто даже, вбил себе в голову, что Анжелика его, вот и был поставлен на место таким малоприятным способом. Потом наверняка закатил ей сцену ревности, наговорил гадостей с три короба, а через час стал слёзно вымаливать прощение. Короче, достал бедную девушку, вот она и решила смыться с глаз долой. Хотя… Денег-то у неё нет, значит, приехала сюда не на свои. Значит, скорее всего, Павел и есть её спутник и спонсор, если вообще не законный муж, вон как за ней бегал повсюду, сейчас уже, поди, прознал, куда направляется его благоверная, пытается ей позвонить, а она, стерва, телефон выключила или внесла его номер в чёрный список. Может она уже сидит, молча смотрит в окно и жалеет о своём отъезде, может сейчас попросит отвезти её обратно или высадить на ближайшем съезде с платной автострады? Или Павел догонит нас верхом на тук-туке. Ха-ха, не смешно…
Если честно, я даже стал надеяться на такой исход нашей маленькой интрижки. Цели, какой-никакой, я достиг, девушка, которая вчера произвела на меня неизгладимое впечатление благодаря временной романтической бреши в чувствах, согласилась составить мне компанию, причём неважно, что ею двигало в этот момент, сейчас же я стал думать о ней, как о ненужной обузе и помехе в моём путешествии. Ну, и что греха таить, мне просто стало жалко денег, настолько жалко, что всякое желание пропало не просто раскрутить Анжелику на любовь, но даже терпеть её присутствие рядом с собой. Моё джентльменство свою роль выполнило, а плотские утехи можно было найти в том же пляжном отеле с меньшими трудозатратами и почти задаром. «Может, не дожидаясь, пока она сама об этом попросит, высадить её к чёртовой матери на следующей развилке? – стал подумывать я, нервно покусывая губы и хмурясь. – Или отвезти в аэропорт, нет, вызвать такси в ближайшем населённом пункте, дать пятьдесят долларов и пусть катится, куда хочет! Иначе расстанешься не с одной сотней баксов, если не с тысячей. Чандана безусловно осудит мой поступок, но возражать не станет, не его это дело. А девушка явно не промах, не пропадёт, позвонит Павлу, или Полю, кто-то из них её заберёт, а то и оба вместе…»
Я невольно усмехнулся, когда мне пришло на ум, что Павел и Поль – одно и то же имя, только в разном написании. «Может Анжелика Павлов коллекционирует, ну так я не из их числа, – продолжал я себя переубеждать, пока мы не уехали слишком далеко. – Заплатить за девушку и воспользоваться ею – ничего особенного, главное, накладно, а заплатить и не овладеть – вроде правильно, но как-то не по-людски», – конечно, в мыслях я мог с Анжеликой сделать всё, что угодно, но наяву вбитое общественной моралью понятие «вести себя, как мужчина» принуждало надувать щёки и изображать Джеймса Бонда, хотя нет, он иногда красоток подставлял и даже убивал, лучше пусть будут на его месте герои Сильвестра Сталлоне – тупо, но зато надёжно.
«Э, нет, – вторил моему «плохому я» его «хороший» брат-близнец. – Шутишь ты, паря, не здравый смысл в тебе сейчас говорит, он был здравым, пока ты не сказал того, что сказал. В тебе сейчас вопиет ревность. И жадность. Дал девушке слово, держи уж. И моли бога, чтобы она сама от всего отказалась».
Я глубоко и бесшумно вдохнул-выдохнул и снова зыркнул в сторону Анжелики. Она по-прежнему смотрела в окно, но на губах её уже играла улыбка Джоконды. Мысли высадить девушку по дороге мигом улетучились. Чтобы нарушить тишину неопределённости, я обратился к своему гиду:
– Чандана, что у нас там по программе идёт первым?
Вопрос был чисто риторическим, я свою программу знал на зубок.
– Сейчас мы едем в слоновий питомник, мистер Игорь, – ответил Чандана. – Надеюсь, мы успеем посмотреть, как кормят маленьких слонят. Минут через сорок мы минуем Коломбо и свернём на обычную дорогу. По ней ещё часа полтора, и мы будем на месте. Я умышленно не стал вас беспокоить своим рассказом, чтобы дать отдохнуть в столь ранний час, но если вы желаете…
– Нет-нет, Чандана, не стоит, мы не литовские туристы, – ответил я и жестом дал понять, что всё нормально.
– Литовские туристы? – переспросил Чандана, а Анжелика оторвала взгляд от окна и посмотрела на меня с живым интересом. Судя по всему, высаживаться по доброй воле она пока не помышляла.
– Ну, есть такая байка про литовских туристов, слышал я её где-то…
– Байка? – снова переспросил Чандана. – Что такое байка?
– А, ну это что-то вроде шуточного рассказа, как правило, выдуманного. Анекдот, короче, – ответил я, затем продолжил, видя, что мои слушатели ждут завершения истории, – Знаете почему литовские туристы требуют от гида безостановочного рассказа во время переездов на экскурсиях?.. – я выдержал паузу, чтобы Чандана и Анжелика подтвердили, что они не в курсе. – …Потому что, если гид замолкает, литовские туристы просыпаются, – закончил я и хохотнул.
Анжелика улыбнулась краешками губ, типично по-джокондовски, даже в ещё не оттаявших от настороженности глазах её мелькнул задорный огонёк, а вот Чандана изобразил на своём лице недоумение.
– Мне не раз доводилось работать с туристами из Литвы, – на полном серьёзе ответил он, – они действительно любят, когда им много рассказывают, но я не помню, чтобы они спали.
– Но это же шутка, Чандана, анекдот, – я испытал неловкость за сказанное и поспешил объясниться, но Чандана и тут меня не понял. Он похоже обиделся и за литовских туристов, и за гидов, чей профессионализм ставился под сомнение, раз туристы способны дрыхнуть во время их речей.
Мы помолчали какое-то время. Я досадовал по поводу неудавшейся шутки, Анжелика ждала продолжения беседы, а Чандана сосредоточенно обдумывал услышанное. Мне не хотелось превращаться сейчас в литовского туриста и понуждать Чандану говорить по теме экскурсии, хватит и того, что он расскажет на месте. В тоже время, мне не терпелось загладить свою нечаянную вину перед ним, поэтому я сморозил очередную глупость:
– Посмотри, Чандана, какая красавица сидит рядом. Настоящая апсара. Многие сейчас отдали бы всё на свете, чтобы поменяться с тобой местами.
Про божественных танцовщиц в индийской мифологии я заранее прочитал в интернете и рассчитывал на то, что комплимент, замешанный на экзотике, произведёт на Анжелику должное впечатление. Вместо этого девушка смерила меня неприязненно-надменным взглядом, фыркнула и отвернулась к окну. Чандана опять остался в неведении, что я хотел сказать. Атмосфера неловкости в салоне автомобиля ещё более сгустилась. Даже коробка с завтраком, которую я предусмотрительно разместил у себя в ногах, не спасла положения: Анжелика и бровью не повела на предложение разделить со мною трапезу, а Чандана, как и положено гиду, вежливо отказался. Пришлось жевать и запивать еду соком через трубочку из небольшого пакета в гордом одиночестве. Весь вид мой служил сейчас хорошей иллюстрацией к известному рекламному слогану «Иногда лучше жевать, чем говорить».
Худо ли, бедно ли, но мы добрались до нужной нам развилки, едва я закончил завтракать. Скоростная трасса здесь обрывалась, дальше шли строительные работы, целью которых было довести хайвэй до международного аэропорта к северу от Коломбо. Мы свернули на восток, на хорошую, но узкую двухполосную дорогу с гордым названием А1. Она вела в центр острова, в древний город Канди. Он тоже значился в моей программе, но посетить его нам предстояло только через пару дней. Сейчас путь лежал в слоновий питомник в Пиннавале, а затем в так называемый Культурный Треугольник на северо-востоке. В красочном, с картинками, описании на русском языке, что мне выдал Чандана, он был обозначен совсем уж загадочными названиями «пещерный храм в Дамбулле», «Львиная скала Сигирия» и «затерянный в джунглях храмовый комплекс Ритигала».
На трассе А1 характер поездки резко поменялся. Плавная скоростная езда сошла на нет. Несмотря на раннее утро, дорога в обе стороны была уже плотно забита. У меня ещё не было опыта поездок по местным дорогам внутри острова, из аэропорта до отеля на берегу океана я проделал путь большей частью по той же скоростной автомагистрали, по которой ехали только что. Буквально через десять минут я убедился в истинности слов Чанданы о необходимости иметь крепкие нервы, когда путешествуешь на переднем сиденье рядом с водителем. Наш шофёр показывал настоящие чудеса вождения, которым позавидовал бы не один опытный участник ралли. Он умело находил любую брешь между потоками моторикш, легковых машин, между гружёными через край и еле плетущимися в выхлопном дыму грузовиками, он ловко уворачивался от лобового столкновения с бешено мчащимися навстречу автобусами, которые, казалось, стремились растолкать всех и вся своими округлыми бортами и при этом нещадно и противно сигналили, словно матерились, как разгневанный прораб на стройке. Их короткие и протяжные гудки больше походили на запикивание бранных слов, нежели на предупреждение об опасности. Но мало кто обращал внимание на их громкоголосье, а если им и уступали дорогу, чуть отойдя в сторону, то это были в массе своей идущие по обочине женщины с грузом на голове, какие-нибудь местные кумушки, решившие посудачить о чём-то на проезжей части, собаки, которым приспичило почесаться посередине перебегаемого ими пути, да стайки школьников, спешащих на уроки. Единственно, кто ни в какую не подчинялся сигналам автобусов и злобному урчанию грузовиков – это повозки, запряжённые флегматичными буйволами и рабочие слоны в сопровождении погонщиков. Их увещеваниями и грозными окриками в намеченного пути было не свернуть. Оставалось терпеливо ждать, когда они, наконец, достигнут цели и съедут на какой-нибудь двор или рисовое поле. Или, если повезёт, самим воспользоваться прогалиной во встречном потоке и обогнать злостного тихохода. Наш водитель проделывал это мастерски, благодаря чему мы продвигались вперёд достаточно бойко и в то же время – душещипательно. Я поймал себя на том, что постоянно давлю ногой на воображаемую педаль газа. Но сама езда захватывала и превращалась в настоящий аттракцион.
Я показал водителю большой палец и постарался вложить в свою улыбку максимум восхищения. Ему польстило моё внимание, он довольный осклабился в ответ, и я ещё раз позавидовал зубам местных жителей.
– Ноу дэйнджрес, вэри эттэнтив драйвинн (Опасности нет, очень внимательное вождение)! – произнёс он значительным тоном, и я безоговорочно ему поверил. Если водитель утверждает, что при таком непредсказуемом и хаотичном движении опасности нет и его вождение очень внимательное, можно только догадываться, каким оно будет, если ему вздумается малость полихачить.
Я обернулся к безмолвному Чандане, дабы восхититься искусством шофёра уже на русском. В момент поворота головы я заметил, что Анжелика больше не смотрела в окно с обиженной гримаской на лице, а мирно спала, удобно расположившись на своей половине заднего сиденья. Чандана вежливо притиснулся к самой двери и сжался сам, чтобы освободить для изволившей почивать девушки как можно больше пространства. И эта нахалка сквозь дрёму, а может и через умышленно сдвинутые веки, поди, разбери, что у неё на уме, пользовалась отвоёванной территорией на всю катушку. Не мудрено, если спустя несколько минут она положит Чандане на колени или свои ноги, или голову. Если, конечно, сам Чандана чуть ранее не выпрыгнет из салона на полном ходу по соображениям всё той же вежливости в отношении гостя.
Я изобразил неловкое движение рукой и как бы невзначай коснулся оголённых коленей Анжелики. Девушка широко раскрыла глаза и инстинктивно поджала ноги. На лице у неё появилось недовольное выражение. Зато Чандана смог сесть поудобнее.
– Ради бога, извини, что разбудил! – обратился я к Анжелике фальшивым извиняющимся тоном и мне показалось, она этот тон уловила. – Веду себя, как слон в посудной лавке. Спи дальше, если хочешь. – При этих словах девушка снова зло поджала губы и отвернулась к окну. Боюсь, она раскусила фальшь в моём голосе и догадалась, что я умышленно её потеснил. – Чандана, – я перенёс своё внимание на гида, – у вас все так гоняют? Формула-Один много потеряла, что не берёт пилотов из числа ланкийцев.
Я думаю, что мой комплимент понравился Чандане. Поэтому ответ его был исполнен ложной скромности, а может, наоборот, всё проходило естественно, по буддистским аскетичным нормам поведения:
– К сожалению, это невозможно. Для этого нужно много денег. И мы не любим ездить по кругу, нам для этого хватает Сансары. Вы знаете, что такое Сансара, мистер Игорь?
Пока я обдумывал свой ответ, Чандана успел скороговоркой перекинуться по-сингальски несколькими фразами с водителем. Я бы никогда не догадался о смысле сказанного, не услышь я в стремительном потоке непонятных мне звуков одно знакомое слово – «Шумахер». В довершении ко всему наш шофёр польщённо расхохотался и повернулся ко мне: – Сэнкью, сё (Спасибо, сэр)! – искренне поблагодарил он. Я не остался в долгу и с ответной улыбкой, сначала направил на него указательный палец, а затем поднял большой. Чувствовалось, что водитель теперь мой преданный слуга если не до гроба, то до окончания поездки уж точно.
Настала пора вернуться к ответу по поводу Сансары. Прежде я слышал о ней, кажется, в песенке Бориса Гребенщикова, но там пелось о колесе Сансары. По-отдельности она мне доселе не попадалась. Определённо, это было что-то круглое. Я бы не постеснялся признаться, что не ведаю её истинного значения, но в машине сидела Анжелика и это в корне меняло ситуацию. Мужчина в присутствии женщины не может говорить правду.
Увы, я был не в отеле, Wi-Fi и Википедия мне на помощь прийти не могли, а мобильным интернетом я запастись в дорогу не удосужился. Оставалось сказать Чандане позорное «У меня что-то вылетело из головы. А напомните-ка!», это всё лучше, чем сермяжное «Не знаю!». Но тут послышался голос Анжелики:
– Это круг перерождений, бесконечная череда существований – рождение, жизнь, смерть, и снова – рождение, жизнь, смерть. И так будет всегда, так будет всегда…, – она осеклась и опять стала смотреть в окно. Она словно задумалась о чём-то своём и если так оно и было, то я догадывался о чём.
– Браво, леди! – Чандана был неподдельно восхищён. Я ещё ранее заметил, что ланкийцы необычайно радовались и проникались расположением к человеку, который интересовался их традициями, культурой, религией, языком. Похоже, такая участь теперь ждала Анжелику со стороны Чанданы. Мой моральный вес, как заказчика тура, неумолимо скатывался на второй план. Если я не залатаю пробелы в знаниях до завтрашнего утра, Анжелика будет править нами безраздельно и уж точно протянет ноги…, хотя, стоп!, что я такое говорю?, конечно же вытянет ноги в салоне автомобиля, как и когда ей заблагорассудится.
– Ой, что это!? – выкрикнул я от неожиданности, когда с обочины дороги нам чуть ли не под колёса бросилась миловидная девушка-ланкийка в нарядной тёмно-красной редда (юбке до пят) с богатым орнаментом и пышным воланом вокруг талии и такого же цвета, но уже без рисунка, хятти (короткой кофточке с рукавами-фонариками). Она напомнила мне недавнюю сотрудницу за стойкой в фойе отеля, и, несмотря на быстротечность происшедшего, я сумел-таки оценить её привлекательность и грацию, с какой она попыталась преградить нам путь. Не проехали мы и десяти метров, как другая девушка, но уже в наряде изумрудного цвета, проделала то же самое, ещё через десять метров эстафету подхватила девушка в тёмно-синем, а ещё через десять – снова в красном.
Наш водитель оставался невозмутим. Он ехал прямо и даже глазом не моргнул, когда девушки настойчиво и методично буквально грудью ложились на капот, но скорость, разумеется, снизил. До меня дошло, что это был какой-то ритуал. Девушки кокетливо улыбались, а их гибкие изящные руки, как взмахи маленьких лебедей в балете Чайковского, плавными и заманчивыми движениями призывали остановиться.
– Хотите попробовать кешью, мистер Игорь? – спросил Чандана. – Может ваша девушка захочет? – вторым вопросом Чандана подчеркнул, что теперь и Анжелика имеет вес в принятии решений. Сцена с юными ланкийками Анжелику тоже заинтересовала, поэтому нельзя было понять, умышленно или нет она пропустила фразу нашего гида про «мою девушку».
Только теперь я заметил, что местные красотки были продавцами орехов кешью. Вдоль дороги, по обеим сторонам, через небольшой промежуток, стояли застеклённые ящики, внутри которых грудились разновеликие прозрачные пакетики с жаренными орешками. Одни были бледно-румяного цвета, другие имели рыжеватый окрас. Возле каждого ящика стояло по две девушки, одна из которых сидела на раздаче, а в обязанности другой входило привлекать внимание покупателей столь экстравагантным способом. Разумеется, водители знали об этом месте и заранее притормаживали, поэтому очаровательные зазывалы ничем не рисковали, а вот попасться в их сети не составляло особого труда.
На вопрос Чанданы я ответил утвердительным кивком головы, и машина остановилась. Втроём мы вышли наружу. Едва открылась дверь, как вязкая тропическая духота обдала нас приторным коктейлем из цветочных ароматов. Подзабытое во время освежающей езды с кондиционером ощущение неги и прострации стало мгновенно разливаться по телу. Пришлось сделать над собой ощутимое усилие, чтобы оторвать пятую точку от удобного кресла и со старческим кряхтением и охами встать в полный рост.
Бойкая, очень миловидная, с соблазнительными формами девушка зачерпнула небольшим совочком немного орехов из белой кучки и жестом, подкреплённым обезоруживающей улыбкой, показала, что хочет высыпать мне их на ладонь. Я не стал себя просить дважды, после чего девушка зачерпнула кешью рыжего цвета и на моей ладони оказались две аккуратные пирамидки из орехов, причём одна не касалась другой. Я сделал для себя маленькое открытие: оказывается, высыпание орешков кешью на ладонь тоже искусство. За полминуты девушка проделала тот же ритуал с Анжеликой, затем с Чанданой, потом подошла к нашему автомобилю и предложила лакомство водителю. Субординацию во время раздачи орехов юная продавщица также блюла чётко.
Попробовав кешью красного цвета, я понял, в чём секрет. Они были со жгучим красным перцем. Как любитель острой пищи с полувековым стажем я не мог не оценить совершенство вкуса. Обычный жареный кешью насыщал и приедался довольно быстро, а тут, казалось, я мог съесть тонну, несмотря на полыхавший «пожар во рту». Маяковский сказал это применительно к мексиканской кухне, попробуй он ланкийскую, наверняка, с его пылающих уст, сорвалось что-то похожее на «пожар во рту на ветру».
При помощи универсального знака одобрения (улыбки и большого пальца вверх) я выразил девушке признательность и жестами показал, что хочу купить два больших пакета перчёных орехов. «Кешью сами по себе хорошо влияют на потенцию, – рассудил я, – а с перцем должно получиться вообще превосходно».
– Ты будешь что-нибудь? – спросил я Анжелику. Та помялась немного и согласилась на небольшой пакетик обычного кешью. Чандана и водитель вежливо отказались. Напоследок мы обменялись прощальными улыбками с нашей продавщицей и её напарницей, услышали в ответ соблазнительное «бай!», произнесённое так, что в нём читалось не «пока!», а «не уезжай, останься!». Сопровождалась эта сцена таким молящим взглядом, такой горечью разлуки в глубинах его, что я чуть не сказал нашему гиду: «Чандана, вы поезжайте, а я тут задержусь немного и вас догоню». Но в этой ситуации мой здравый смысл осечку не дал и вовремя напел спасительное про уловки продавца, который хочет подольше удержать покупателя и раскрутить его на покупку орехов для всех домочадцев, друзей и знакомых.
– Кстати, так орехи кешью продают только в этом месте, – сказал Чандана, едва мы отъехали. – Знаете почему? – и, не дожидаясь нашего ответа, он продолжил, – ещё в девятнадцатом веке тут пролегал путь в Канди и в горы Нувара-Элия, пока не построили железную дорогу. Коммерсанты, чиновники, войска шли этими местами, и жители деревни придумали, как можно заработать немного денег. Они отправили торговать орехами кешью самых красивых девушек. Это сейчас они носят хятти, а тогда многие ходили топлесс, в одной только редда и это не считалось зазорным. Девушки не просто торговали орехами, но и дарили любовь тем, кто оставался на ночлег, а таких было немало. Все эти завлекательные жесты родом оттуда. Так и пошла традиция…
– И что, сейчас тоже можно остаться на ночь? – перебил я Чандану с единственной целью побалагурить, ну и поддеть его заодно (этакая маленькая месть за Анжелику). Но нашему гиду, видать, не в первой было отвечать на подобные вопросы, он отреагировал сразу:
– Нет, конечно, сейчас этого нет. Хотя, я не знаю…, – закончил он и как-то двусмысленно хихикнул.
Анжелика молча и немного нервно догрызала свой пакетик с орехами, но ушки свои держала на макушке. В этот момент она напоминала пальмовую белку лену, которую все русские (и я тут не исключение) называли бурундуком за полосатую спинку и которые в изобилии шныряли по пальмам и балконам в отеле на пляже, а иногда забирались и в номер, если дверь на балкон оказывалась открытой. Опасного в этом ничего не было, на небрежно брошенные кошельки или купюры они не покушались, но фрукты попробовать на зуб могли, или сунуть нос в бокал с соком, а то и того хуже – с виски или местным красным ромом. Последний был очень популярным среди туристов и в девяносто девяти случаев из ста становился неотъемлемой частью привозимых домой сувениров. Не подумайте ничего плохого: ни сока, ни виски, ни рома было для белок не жалко, они пьянели быстро с одного обмакивания носа и потом, виляя задом и подметая за собой длинным пышным хвостом на сто восемьдесят градусов, на полусогнутых передних лапках, мордочкой в пол, еле доплетали, а скорее, перекатывались до края балкона, откуда расслабленно сигали вниз, как падают спелые кокосовые орехи на землю, но при этом никогда не разбивались. Они, словно кошки, трезво приземлялись на все четыре лапы, а потом снова продолжали пьяно ковылять до своей пальмы. Не знаю, что выговаривала бельчиха в этих случаях своему муженьку, но у меня есть обоснованное подозрение, что она тоже не гнушалась приходить домой подобным образом, поскольку отличить самку от самца на глазок неспециалисту по пальмовым белкам не представлялось возможным. Да и попадись она мне в руки, я бы всё равно ничего не понял.
«О своих вчерашних ребятах думает, – с ревнивой досадой подумал я. – О правильности решения уехать с незнакомым мужчиной много старше себя, о… Да фиг её знает, о чём она там на самом деле думает! – решил я прекратить никчемные рассуждения. – Одно пока очевидно, она собирается ехать дальше, это факт! – чем ближе наступал момент расставания с лишними сотнями долларов, тем жальче их становилось и тем больше я злился на своё никчемное, «поперёк батьки в пекло», джентльменство. – И этот, как его, Павел, тоже какой-то тюфяк! Давно бы нас уже нагнал, перегородил бы дорогу, выволок её из машины и увёз бы, да хоть куда!..»
Шриланкийские обычные дороги, помимо возможности почувствовать себя, как в гонках на ралли, сразу вызывали в памяти популярную песенку «Ты российская дорога – семь загибов на версту!» Но чего греха таить, ехать по такой дороге было очень интересно. С виду неопрятные сёла и маленькие городки с нагромождением всевозможных лавочек и магазинов вдоль проезжей части, без намёка на тротуары, яркая реклама на белых, с грязными подтёками от частых дождей, стенах квадратных и прямоугольных домов сменялись ухоженными кокосовыми и каучуковыми плантациями или рисовыми полями, потом наступала очередь пышных и завораживающих своей растительной неразберихой джунглей, многочисленные развалы с местными фруктами призывали остановиться, тут даже красивые девушки с сексуальными движениями рук, тел, с многообещающими взглядами были не нужны, содержимое развалов само просилось тебе в рот. Мы так и сделали на одном из них и все ранее прочитанные санитарные нормы поведения в тропических странах, где чёрным по белому было написано ничего не покупать с рук, а фрукты мыть бутилированной водой и желательно с мылом, благополучно забывались. Устоять от соблазна невозможно, когда прямо у тебя на глазах разделывают сочный ананас, словно разворачивают гигантское эскимо на палочке, потом режут на дольки и ты ешь, а точнее почти пьёшь это сладкое, тающее во рту, жёлтое чудо, и все чистоплюйские предписания забываются напрочь. Ты наслаждаешься вкусом и самим местом поедания – среди ананасовых гор, банановых гроздьев высотой с человеческий рост, устрашающих своим видом шипастых плодов хлебного дерева и прочая, прочая, прочая. Как там говорится, «увидеть Париж и умереть», ну так вот, выражение «поесть ананасов в Шри-Ланке и можно отправляться в лучший из миров» тоже имело бы право на жизнь, не будь одного «но»: это невозможно сделать, поскольку хочется ещё. Как сказал мне Чандана есть в Шри-Ланке поговорка – «желаешь умереть с голоду – не дыши», иначе еда будет сама залетать тебе в рот. Это, конечно, преувеличение, но верится в народную мудрость легко, когда видишь, как всё вокруг цветёт и благоухает.
– Кстати, Чандана, а эти прекрасные девушки, что продают орешки кешью, случайно не из племени родиев? – задал я свой «умный» вопрос, когда мы снова тронулись в путь и этим сравнялся по очкам с Анжеликой в незримой викторине «Кто больше знает о Шри-Ланке?» Судьёй, разумеется, был Чандана. – У вас ведь есть такое племя отверженных? Говорят, что женщины-родии самые красивые в Шри-Ланке и обладают магическими чарами? – задал я второй вопрос, а затем обратился к Анжелике, – ты, кстати, не хотела бы вот так торговать орехами и…
– Своим телом, хотел ты сказать! – с язвой в голосе ответила она. – Не терпится от меня избавиться? Уже жалеешь, что взял меня с собой? – девушка испытующе смотрела мне прямо в глаза. Она словно видела меня насквозь. Я не выдержал её взгляда и потупил взор.
– Не говори глупостей, с чего ты это взяла? – попробовал было я оправдываться, но она опять меня перебила:
– Да по твоей потной заднице это видно, по тому, как ты ёрзаешь на ней всю дорогу, – в её словах сквозила нескрываемая, бьющая по моему мужскому самолюбию, насмешка. – Если передумал, я могу сойти прямо здесь, мне не привыкать, пешком доберусь до той деревни и действительно пойду торговать орехами. И буду давать, кому хочу!
Она замолчала, а я остался в полном неведении относительно того, что она хотела сказать последними словами – будет ли она давать кому захочет орехи или что-то другое ещё? Чандана подождал окончания нашей перебранки, потом ответил:
– Нет-нет, они не родии. Хотя, я не знаю, конечно, возможно, кто-то из их предков и принадлежал к этой касте. Сейчас у нас нет различий, ну, по крайней мере, таких уж явных. А вы откуда про них знаете, мистер Игорь?
– Откуда сейчас можно всё знать? Из Интернета, конечно, – ответил я. – Старался, готовился к поездке, – продолжил я не без гордости. – Честно скажу, не ожидал, что у вас так много всего интересного.
– Шри-Ланка маленькая страна, культурно мы находимся в тени Индии, но памятников древности, не средневековых, а тех, сто строились ещё до нашей эры и в первые века новой эры, у нас больше, чем там, – в голосе польщённого Чанданы появился академический апломб. – Мало того, историю Индии во многом восстанавливают по нашим и китайским хроникам, поскольку в самой Индии письменных источников тех времён попросту нет. Их памятники, которые поражают сейчас воображение, это всё творение эпохи Великих Моголов, новодел в историческом масштабе, шестнадцатый-семнадцатый века. Одна из наших дагоб или ступ в древней столице Анурадхапуре, основанной в четвёртом веке до нашей эры, имеет размеры, сравнимые с Великой пирамидой в Египте. Но это ещё не всё. Когда мы будем с вами посещать Львиную скалу Сигирия, я расскажу вам много из того, что вы не найдёте в официальной истории и даже поделюсь мнением, почему высокоразвитая цивилизация на нашем острове могла существовать с незапамятных времён. Вы слышали про древнеиндийский эпос «Рамаяна», мистер Игорь?
– Доводилось слышать, – дипломатично ответил я и внутренне напрягся, как бы Анжелика не включила всезнайку и не вырвалась вперёд по очкам. Но девушка молчала, и сама слушала Чандану с интересом.
– Кульминационные события «Рамаяны» разворачивались на нашем острове, – продолжал Чандана. – Здесь было царство могущественного правителя Раваны и его знаменитая столица – Блистательная Ланка. Она не найдена до сих пор, но я вам её покажу, – он заговорщически прищурился. – Потому и страна наша называется Шри-Ланка. «Шри» означает «прекрасная», «великолепная», «блистательная». В переводе получается тоже прекрасная или блистательная Ланка. А вот толкования у слова «Ланка» до сих пор нет и что оно означает, кроме названия эпической страны и её столицы, никто не знает. Но хватит пока об этом. Мы уже подъезжаем к слоновьему питомнику.
Тут в разговор вмешалась Анжелика и вернула Чандану к моему вопросу про касту родиев:
– А почему они стали отверженными? И почему их женщины считаются самыми красивыми?
Чандана мгновенно вернулся к этой теме:
– Видите ли, мисс Анжелика, можно я буду вас так называть? – Девушка в знак согласия кивнула головой и Чандана продолжил, – на эту тему существует легенда. У одного из наших правителей, не буду называть его имени, всё равно не запомните и не сможете повторить, язык сломаете, – он лукаво подмигнул, – хотя, как у вас говорят, попытка не пытка, ну, кто из вас первый? – и он произнёс скороговоркой, – Паракрамабаху!
– Парамабабаху! – подхватил я игру и попытался с ходу повторить имя одного из великих царей в истории Шри-Ланки, но в результате, как и было задумано, всех рассмешил, посмеялся и сам. – Фу ты, чёрт! Пара-крама-баху, – выговорил я медленно, по слогам, потом быстрее, потом ещё быстрее, потом совсем уже быстро, – Паракрамабаху!
– Браво! – одобрительно засмеялся Чандана, а водитель одарил меня белозубой улыбкой и большим пальцем вверх.
– Это что, – самодовольно ответил я, чувствуя, что Анжелике за мной пока не угнаться в интеллектуальной схватке за симпатии наших провожатых. Впрочем, стань перед ними гипотетический выбор, кого взять с собой, а кого выкинуть из машины, можно не сомневаться, что я в ту же секунду оказался бы на обочине. – Вот выговорить полное название вашей столицы – это высший пилотаж! – Я набрал в лёгкие воздуха, выдержал театральную паузу и выпалил, – Шриджаяварденепуракотте!
Последовала немая сцена из «Ревизора».
– Два дня тренировался, кстати, – сказал я в надежде заработать лишние похвалы, но в награду мне достался взрыв гомерического хохота. Чандана откинулся на сиденье и гоготал во всё горло, Анжелика зажала рот рукой и прыскала в ладошку, водитель закатил глаза и тоже ржал, как сивый мерин, но руль из рук не выпустил и даже с возведёнными горе очами, объезжал все препятствия на дороге, шёл на обгон и предупредительно сигналил на каждом крутом повороте. К этому времени мы уже свернули с трассы на Канди и ехали по второстепенной дороге. Джунгли и кокосовые плантации подступали сплошной стеной к самой обочине, отчего шоссе выглядело совсем узким.
Мне показалось, что прошла целая вечность, пока мои спутники успокоятся. Но отдельные взрывные смешки продолжались и далее, словно затухающие повторные толчки после основного землетрясения. На моём лице появилось обиженное выражение. Чандана тут же подобрался.
– Извините, мистер Игорь, – сказал он. – Ради бога, простите. Не подумайте плохого. Наоборот, вся Шри-Ланка гордится вами. Я серьёзно, – проговорил он с надутыми от смеха щеками, который пытался сдержать всеми силами, но не смог, прыснул сквозь плотно сжатые губы и, как эхо, за ним тоже самое сделали Анжелика и водитель. Лучше бы он пукнул в эту минуту, честное слово!
– Да ну вас! – я принял горделивую осанку, сложил на груди руки кренделем и стал смотреть вперёд.
– Так что там с дочерью этого Парабамы…, в общем, не важно? – Анжелика задала вопрос, чтобы пресечь неловкую паузу и не дать мне возможности и дальше корчить из себя обиженного идиота.
– Ах, да! – встрепенулся Чандана. – У него была прекрасная дочь по имени Ратнавали, что переводится как «Жемчужное ожерелье» или «Ожерелье из самоцветов». Она жила в отдельном дворце. Каждое утро её повару местные охотники из племени ведда приносили свои трофеи, из которых он готовил еду для принцессы. Кстати, ведда – это настоящие аборигены Шри-Ланки, они жили здесь ещё с незапамятных времён, когда сингалов и тамилов тут и в помине не было. Они не индоевропейцы, как сингалы, не дравиды, как тамилы, а австралоиды – отдалённые родственники коренных жителей Австралии, но ещё ближе к ним австралоидные племена из Южной Индии и с Андаманских островов. Помните такого злобного карлика из повести про Шерлока Холмса «Знак четырёх», который стрелял отравленными стрелами из трубки? Он был с Андаманских островов. Ведда примерно такие же, но добрее намного. – Чандана улыбнулся. – С момента прихода сингалов на Шри-Ланку в пятом веке до нашей эры, они были нашими верными помощниками, но, чего уж тут греха таить, не сразу. Сначала они пытались сопротивляться, но сингалы их покорили, и они стали мирными людьми.
Я согласно кивнул, хотя понимал, что, когда представитель народа-победителя говорит о побеждённых, что те с радостью восприняли своё поражение, это утверждение надо делить на сто. Хотя бы по тому, что, как сказал Чандана, ведда нынче живут к востоку от Канди небольшими анклавами, а раньше, до прихода сингалов, селились по всему острову.
– Так вот, однажды ведда по ошибке подстрелили мальчика, а не оленя. Никакая другая дичь им в тот день не попалась, и они решили освежевать мальчика и подать его, как оленину…
– Ой, фу, какая гадость! – запротестовала Анжелика. Она замахала руками, потом схватилась за грудь и тяжело задышала. – Чандана, можно без подробностей! Пожалуйста! У вас есть вода?
Видя, что ей дурно, водитель остановил машину, Чандана пулей вылетел из неё и достал из сумки-холодильника в багажнике бутылочку воды. Он протянул её Анжелике, та прислонила ледяной пластиковый сосуд, уже запотевший и покрытый капельками конденсата, к вискам, потом ко лбу, а затем отвинтила крышку и сделала несколько глотков. Мы все терпеливо ждали, что она скажет.
– Уф! – облегчённо выдохнула она. Выдохнули про себя и мы. – Чандана, ну разве так можно? Я теперь неделями спать не буду, мне всё время будет являться по ночам эта ужасная картина…
– Простите, леди! – Чандана переполошился не на шутку. – Я столько раз уже рассказывал эту историю, и вы первая так среагировали. Простите ещё раз! Впредь я буду аккуратен в своих выражениях…
Он посмотрел на меня, ища моей поддержки. Я взглядом дал понять, что ни в чём его не виню. Анжелика уже пришла в себя, и мы снова тронулись в путь. Чандана закончил свою историю о родиях в более медленном темпе и тщательно подбирая слова.
– Короче, их обвинили в людоедстве, и царь прогнал свою любимую дочь со двора. Ей и её последователям разрешалось селиться исключительно вдали от людей, в хижинах с одной только задней стенкой, чтобы всегда можно было проверить, чем они там занимаются. За десятилетия отверженности молва наградила их сверхъестественными способностями, а женщин – неповторимой красотой. Почему так, сказать не берусь. Возможно потому, что, как ни крути, а они царских кровей. Или от того, что всё запретное и непонятное выглядит заманчивым. Я хочу лишний раз подчеркнуть, что всё это легенда, которая может не иметь к действительности никакого отношения. Вероятно, принцессу Ратнавали и её приспешников оклеветали, и они не были каннибалами на самом деле. Не исключено, что они были последователями культа богини Кали и приносили ей человеческие жертвы, что с точки зрения буддизма немыслимо. А может они пытались исповедовать христианский культ и были наказаны за это. Христиане частенько наведывались сюда ещё до прихода португальцев в самом начале шестнадцатого века. Как бы то ни было, эта история покрыта мраком, так что, мисс Анжелика, на девяносто процентов никто никакого мальчика не трогал, выдумки всё это. Можете спать спокойно. Родии сейчас полноправные члены общества. А вот мы и приехали! – закончил Чандана свой рассказ в тот самый миг, когда мы подрулили ко входу в знаменитый слоновий питомник в Пиннавале. – Сейчас мы выйдем из машины, пойдём посмотрим, как кормят маленьких слонят, а потом полюбуемся купанием взрослых слонов в реке. Ну что, готовы? – обратился к нам Чандана тоном массовика-затейника на корпоративной вечеринке. – Дорога вас не утомила? Если надумаете перекусить, дайте знать, мы обязательно остановимся в недорогом и приличном месте. Можно поесть и здесь, но я бы не очень советовал, просто есть места поинтереснее. Прошу за мной, леди и джентельмены! – Чандана первым вылез из прохладной машины в тропический одурманивающий морок. Последовали за ним и мы: Анжелика выпорхнула из машины, как птичка, выпущенная на волю из клетки, я, преодолевая сопротивление лишних десяти-пятнадцати килограммов, что оставили заметный след на моей талии и животе.