Проснулись мы, как и положено диверсантам, с рассветом. Вместе с многочисленным зверьем и птицами, которые засели в густых ветвях и никак не желали показываться на глаза. Только яркие попугаи смело порхали в вышине да корчили рожи бесшабашные макаки, закидывая наш бивак шкурками фруктов.
Я с неудовольствием ощупал подбородок и щеки. Проклятая щетина лезла из каждой поры. Но не бриться же ножом. Хотя у Зака, кажется, даже мыло имеется. Воды, впрочем, жалко, и так не хватает. Или росы насобирать? Нет уж, сойдет и так.
Через пару километров к югу появились первые приметы того, что поблизости находится человеческое жилье. Явно обобранные плодовые деревья, истоптанные прогалины в зарослях, а в довершение – лай собак.
– Что это? – с тревогой прошептал орк, втягивая носом воздух. – Неужели собаки? Я вообще-то их жутко боюсь. Фобия у меня. Реакция на перенесенный в детстве шок. Мне психолог толковал.
– Слушай больше этих шарлатанов.
– Да серьезно тебе говорю, фобия. Меня ребенком доберман покусал. Наверное, почуял, что я не человек.
– Расслабься, – сказал я уверенно. – Это птица какая-нибудь. Попугай, например.
– Откуда попугаю знать, как лают собаки? – продолжал ныть орк. – Если лает, значит, слышал.
– Ну и слышал. Может, это вообще енотовидная собака тявкает, а не сторожевая.
Я вынул карту и напряженно всматривался в координатную сетку, пытаясь определить наше местоположение. Никаких нормальных ориентиров типа горных пиков, пропастей, одиноких баобабов и речных излучин в этой части джунглей не имелось. Ближайший водный поток должен был находиться в нескольких километрах на юг.
– Неужели нас вынесло к Хенду? – пробормотал я.
– Сильно сбились с пути? – нахмурился Зак.
Сжав губы, он по-волчьи озирался вокруг: первобытные качества орка в родной стихии стали подавлять наносное, цивилизованное. Еще немного – и миротворец «небесных повязок» сбросит защитный комбинезон и наденет повязку из шкур диких животных, еще сочащуюся свежей кровью. Хорош же он будет в таком виде с боевым жезлом.
– Отклонились километров на пять, не меньше. Придется забирать западнее, чтобы не напороться на Хенд.
Но пройти нам удалось не больше километра. Недаром время от времени по сторонам раздавалась подозрительная возня, а макаки на верхушках орали с особой пронзительностью. Так или иначе, когда одновременно с разных сторон из травы возникло с десяток полуголых гоблинов с копьями наперевес, готовых в любую секунду метнуть свое примитивное, но чертовски острое оружие, мы оба остановились как вкопанные.
– I guess we’re fucked now, – сообщил Зак. – Держу пари, эти парни – таха. Постреляем или убежим?
– Попробуем договориться, – решил я и поднял руки.
Но громилы хранили неподкупную суровость.
– Мы из контингента эльфов, – проговорил я. Эльфийская речь с примесью английских слов должна была убедить поселян, что пришельцы – не киафу. Иначе рассчитывать на снисхождение не приходилось.
Я осторожно расстегнул ворот гимнастерки и вынул армейский медальон. Один из копьеносцев, самый представительный и покрытый множественными рисунками по всему телу, осторожно приблизился ко мне, щурясь на серебряную пластинку. На ней был выбит силуэт единорога и ряд эльфийских рун.
– Где ты это украл, белый подлец, сын больной обезьяны, вонючий помет безрогой антилопы? – спросил гоблин на очень плохом эльфийском.
– Не крал. Мое! – твердо заявил я.
На град оскорблений я решил не реагировать, – кто знает, может, в джунглях Нового Шагорана это принятая форма приветствия.
Хозяин местности укоризненно покачал головой и ткнул пальцем в Зака:
– Киафу?
– Представитель эльфийского Совета, – отозвался орк на таком же отвратительном гоблино-эльфийском наречии и продемонстрировал такой же медальон, как у меня. – Идем мимо, никого не трогаем. Оберегаем мир в стране. Мир Даггошу!
– Киафу, – словно соглашаясь сам с собой, кивнул предводитель. – Таха убивать киафу!
В ответ собравшиеся вокруг гоблины взметнули руки с копьями и издали настолько воинственный, согласованный клич, что от его мощи и глубины мороз подрал по коже. Хотя жара сегодня стояла не менее сильная, чем обычно. Один из гоблинов отдал копье товарищу, вынул из-за спины приплюснутый барабан и принялся колотить в него палкой, смахивавшей на берцовую кость. Да и сам инструмент, очень может быть, покрывала человеческая кожа.
– Let’s get the fuck out of here, – вполголоса сказал Зак. – Сожрут и не поморщатся.
– Откуда здесь людоеды? Ты что, сбрендил? Разберутся и отпустят.
– Ох, сомневаюсь… Тебе виднее, командир. Только я бы жахнул над головами из жезла и свалил.
Однако жезлы у нас тут же отобрали. Впрочем, обшарить целиком не додумались – святая новошагоранская простота! Настоящий диверсант такую беспечность без наказания не оставит. Выдернет из подошвы нож и мгновенно нашинкует врагов на тонкие мясные полоски. Если успеет до того, как его насадят на копье.
– Ты зачем говорил с таким диким прононсом? – прошипел я, когда нас вели через заросли, порой подгоняя тупыми концами копий. – Думаешь, стал меньше походить на киафу?
– Черт, откуда я знал? – огрызнулся Зак. – Думал, так ему понятнее будет. А надо было с гарвардским акцентом выражаться? Могу попробовать.
– Сейчас уже поздно с ними разговаривать…
Встречать славных воинов таха, пленивших врага, высыпало все население поселка. Штук сорок неказистых хижин, крытых пальмовым листом, опустели разом, – порядочная толпа почти голых поселян уже суетилась на главной площади деревни. Посреди нее торчал подозрительно обгорелый ствол пальмы.
– Говорил я тебе, – пробурчал Зак. – Сейчас поджаривать будут.
– Хорошего же ты мнения о своих братьях, – отозвался я без былой уверенности. Предположение соратника было очень неприятным и чересчур походило на правду.
– Какие они мне братья? Я орк, они гоблины.
– Разве это не одно и то же? С виду не отличишь.
– Прекращай оскорблять меня!
Среди всего населения деревни меня в первую очередь заинтересовали женщины, одетые более ярко, чем их соплеменники мужского пола. Некоторые позволили себе вплести в волосы тропические цветы, а также вставить в ноздри раскрашенные острые палочки. Даже их набедренные повязки смотрелись элегантно. Однако грудь у многих подкачала, свисая едва ли не до пупка, особенно у зрелых матрон. Впрочем, мелькали и вполне симпатичные особы, которых не портили даже огромные носы и удлиненные волосатые ушки. Дети же лет до семи вообще предпочитали носиться нагишом и кричать что-то торжествующее. Они буквально кишели в толпе, словно муравьи – на мешке сахара.
Нас провели сквозь толпу, и я разобрал многократно исторгнутое гоблинами слово «киафу». Особо рьяные даже плюнули в пленников. Воины с копьями грозно отгоняли детей, чтобы тех ненароком не затоптали.
Центральная хижина в поселке отличалась великолепием: ее покрывал толстый слой свежих пальмовых листьев, да и опоры выглядели прочно. Перед ней восседал на плоском камне гоблин зрелых лет, рядом с которым надрывался поцарапанный магический шар. Услышать в джунглях современные даггошские шлягеры было как-то дико. Однако мы приободрились – раз цивилизация уже дотянула сюда свои липкие щупальца, значит, у нас есть шанс избегнуть смерти в котле или на вертеле.
– Кто такие?! – грозно вопросил вождь по-эльфийски, перекрикивая музыку из шара. К нему скользнула довольно свежая девица и подала огромную миску с чем-то желто-зеленым. Гоблин погрузил в массу металлическую ложку и благосклонно отведал пищи. Похоже, он не собирался откладывать трапезу ради каких-то пришельцев, особенно киафу.
– Представители эльфийского Совета, – охотно пояснил я.
Обернувшись, я увидел, что сзади выстроилось несколько слоев поселян – первый состоял из воинов с копьями, второй из парней и стариков, дальше толпились женщины и сновали дети. Никто, правда, не решался шуметь. Наверно, опасались заглушить мелодии, исторгаемые хрустальным шаром.
– Какими судьбами в Хенде? – продолжал орать вождь, одновременно жуя.
– Может быть, стоит убавить звук? – спросил я, показывая на шар.
– Выемка громкости расколота, – отозвался гоблин. – Проклятые дети! Ничего оставить нельзя.
Он раздраженно потыкал пальцем в основание шара. После десятка попыток шар наконец умолк, и стало слышно, как задние ряды любопытствующих возбужденно переговариваются. Вождь свирепо взглянул на племя. Тотчас повисла напряженная тишина.
– Ну? Отвечай, белая обезьяна!
– Проводим сверку реальных геодезических данных с имеющимися, – сказал я. Звучало это глупо и чересчур по-земному, но ничего вразумительного придумать я не успел. – Сейчас направляемся в место расположения основной группировки «небесных повязок».
– Зачем оружие? – резонно поинтересовался вождь, отставив ополовиненную миску. – Где теодолиты? Где карты?
«Черт, он что, Сорбонну оканчивал?» – Я лихорадочно размышлял, что бы еще соврать, да так, чтобы не пасть окончательно в глазах гоблинов. Мало того, что нас принимают за врагов, пособников западного клана, так еще и уличат во лжи. Но не говорить же правду! Тогда о задании уж точно можно забыть.
– На дорогах страны опасно. Оборудование утонуло при переправе через Луфу, а карта имеется. Мы не причиним вашим людям никакого вреда. Прошу разрешить нам двигаться дальше на запад.
И без того широкое, раздувшееся на отменных харчах лицо гоблина расплылось в улыбке.
– Они не причинят нам вреда! – крикнул он, взмахнув руками и словно подавая знак соплеменникам. Те грохнули от смеха, причем хохотали даже дети – их тонкое повизгивание особенно задевало мое самолюбие.
– Может, все-таки перестреляешь их? – вполголоса предложил Зак. – У тебя же остался поясной жезл. Покажи им, кто тут главный! Начни с вождя.
– Пошел к черту, убийца. Ты разве не смеешься над удачными шутками?
И я скрепя сердце поддержал начинание вождя, улыбнувшись и даже хлопнув в ладоши. Мой жест подхватили, и в следующую секунду от грома аплодисментов затряслась крыша дома.
Вождь тотчас поднял руку и восстановил тишину. Он был неглупым мужиком и разбирался, кажется, не только в геодезии, но и в архитектуре.
– Мы отпустим вас, – сказал он и одним взглядом остановил разочарованный ропот соплеменников. Мне показалось, что позади кто-то крикнул: «А как же свежее мясо?» – У нас нет врагов, кроме грязных киафу. Остальные жители Даггоша и гости Нового Шагорана могут не опасаться гнева таха. Конечно, молчаливый орк рядом с тобой, белая обезьяна, должен будет доказать, что он не киафу. Это будет трудно. Но ведь для настоящих геодезистов не существует трудностей, верно? Этот геодезист должен пройти испытание. Заодно и повеселимся на славу. Пока же познакомимся.
Дождавшись наших ответов, он сказал:
– Меня зовут Гушшах-Бижи, что на языке эльфов значит Потрясающий Пальмы. Если успешно пройдете испытания, вы узнаете имена и остальных моих подданных, – обнадежил он.
Первым делом нас все-таки обыскали и отняли вещмешки. В углу хижины образовалась порядочная куча инвентаря и боеприпасов, в которой вождь никому не позволил копаться. Гоблинские воины, но особенно я и Зак, с болью следили за тем, как в сундуке Гушшаха-Бижи исчезают водостойкие спички, ножи, эльфийский шнур, брикет сухого спирта, самые лучшие консервы и прочие припасы. У Зака нашли и кусок кожи гомункулуса. Однако вождь, которому сыскарь передал находку, со смехом заявил, что это плохой чехол для банана, потому что с дыркою, да к тому же детского размера, и швырнул обратно.
Тучная жена вождя суетилась тут же, стараясь урвать что-нибудь и себе, но Потрясающий Пальмы не дал спутнице жизни даже одного жалкого кристаллика для карманного жезла. Сунул ей спичку и прогнал с гневным криком. Дочь вождя вела себя скромнее и потребовала только блестящую упаковку с таблетками обеззараживателя.
– Наркотик? – заинтересованно спросил Гушшах-Бижи.
– Нет, конечно, – удивился я, и вождь тут же отдал пачку молодой гоблинше. – Только если мы будем пить воду без этих таблеток, нам грозит отравление.
Но Потрясающий Пальмы лишь отмахнулся.
– Я пока не отравился, мой народ не отравился, значит, и с вами ничего не случится, – заверил он. – Касаш – чистая река. Геодезисты тут редко бывают, некому загадить.
К счастью, оружие и боеприпасы он трогать не стал. Лишь повертел в руках жезлы, понюхал и выдал:
– Грязная магия!
– Мы только позавчера их чистили, – возмутился я.
Но вождь не прислушался к моему мнению, и это было к лучшему. Разворошив припасы, он приказал гоблину из охраны свалить все «лишнее» в соломенный сундук и прикрутил крышку звериным сухожилием. В сундук угодили и наши камуфляжные рубашки. Потрясающий Пальмы рассудил, что геодезистам следует загорать. Правда, кепки он нам доброжелательно оставил, хотя многие воины таха завистливо косились на красивые головные уборы.
– Все готово для первого тура? – спросил вождь у важного подданного.
Тот подобострастно кивнул, и нас вывели на воздух, где продолжала шумно веселиться толпа поселян. Похоже, девушкам понравились сильные и высокие пришельцы, и они старались привлечь наше внимание самыми откровенными жестами и позами. Видимо, многие мужчины племени ушли на войну с киафу, и этим красавицам не хватало ласки.
– Пиф-паф – нет! – сообщила одна из них, коснувшись меня бедром и грудью. – Секс – да!
Но тут ее оттеснила другая с аналогичными лозунгами, и у меня поплыло перед глазами. В военной части с девушками напряг, и каждая из них, пускай даже волосатая с ног до головы, способна разжечь в сердце солдата нешуточный пожар. А когда их сразу десять? Тут у самого стойкого миротворца может случиться тепловой удар. Даже верность Эльзе стала казаться мне чем-то необязательным.
– Ты только посмотри на эту пышку! – Зак толкнул меня локтем и показал кивком головы на пухлую гоблиншу с мощной грудью, которая подавила подруг массой и завладела вниманием воина. – Как раз в моем вкусе.
– Соберись! – приказал я. – Не смей расклеиваться! Тебе предстоит серьезное испытание. Эй, Потрясающий Пальмы!
Вождь, совещавшийся с кем-то поблизости, повернул к нам торжественное лицо.
– Ну? Что ты хочешь сказать мне, белая обезьяна Федор?
– Я хочу спросить. Если я точно не киафу, может, прикажешь своим храбрым воинам отпустить меня? Обещаю никого не калечить и смиренно принять результаты испытания. Потому что я уверен, что мой соратник – военный геодезист родом из земной Америки. А никакой не киафу.
– Америка – это плохо, – подумав, сообщил Гушшах-Бижи. – Почти так же плохо, как киафу. Я знаю. В старину, когда путь между мирами людей и народа гоблинов был открыт, американцы угнетали нашего брата на своих делянках. Значит, тебя тоже угнетали, полосатая обезьяна Зак?
– Еще как, – охотно согласился тот. – Но я бежал из плена и прибыл на Новый Шагоран, чтобы нести твоим людям мир и согласие. Мир Даггошу! Долой киафу!
– Что ты несешь? – прошептал я по-английски. – Ты что, батрачил на плантациях белых?
– Ты становишься похож на Потрясающего Пальмы. Что, уже пошутить нельзя? По-моему, он именно это и хотел услышать.
Действительно, физиономия вождя разгладилась, но снимать обвинение с Зака он не спешил. Видимо, развлечение ценилось им гораздо выше, чем слова чужака, тем более не подкрепленные делом.
– Подумав, я решил, что ты останешься здесь, друг гоблинов Федор, – отвечая на мой вопрос, сказал вождь. – Какой же ты товарищ, если готов бросить Зака в опасности?
Тут деревенская площадь как-то вдруг расчистилась, и мы с Заком оказались в одиночестве, в десяти метрах от пресловутого столба, на котором отдельные несознательные гоблины хотели бы нас зажарить. Потрясающий Пальмы опять оживил хрустальный шар, и поляну огласили бодрые звуки эльфоязычного хита с откровенно этническими мотивами. Некоторые селяне даже подхватили песню, как будто слышали ее не впервые.
Из полукруга зрителей выдвинулся рослый гоблин в устрашающей раскраске, подбежал к пленникам и вручил Заку огромное, даже на вид тяжеленное копье.
– Это оружие настоящего таха, – гордо сообщил он на ужасающем эльфийском. – Копье Либубу! Порази им ствол мертвой пальмы, и тогда мы посмотрим, таха ли ты.
– Какой еще таха? Я орк, а не гоблин!
– Орки – младшие братья гоблинов, разве тебе это неизвестно? – удивился вождь. – Немножко более сильные, но, как все младшие братья, намного более глупые. Не капризничай, бери копье.
Зак принял копье и едва не выронил – настолько тяжелым оно оказалось.
– Чертовы дикари залили его свинцом, не иначе, – пожаловался он. – Это горелое дерево станет моим позорным столбом. I don’t understand this fucking shit!
– Ничего, ты справишься, – ободрил я его. – Посмотри, сколько девушек вокруг. Они ждут от тебя меткого броска. Попади, и все они будут твои, ручаюсь.
И точно, группа поддержки разразилась криками, – по-видимому, уже тот факт, что Зак сумел удержать копье Либубу, говорил в его пользу. Девушки, да и более зрелые гоблинши принялись совершать весьма откровенные телодвижения, вдохновляя пленника на подвиг.
Хрустальный шар замолк, символизируя торжественность момента.
Раскатисто крякнув, орк воздел оружие над плечом, размахнулся и метнул его что было сил. Наконечник с хрустом вошел в самый край пальмы, древко покачнулось, увлекаемое собственной тяжестью, и все ахнули. Однако копье скрипнуло, остановило падение и замерло, торча под небольшим углом. Через мгновение зрители разразились таким ликующим воплем, что столб, устоявший под ударом копья Либубу, едва не рухнул от акустического натиска.
Снова зазвучала бодрая музыка.
– Ну что же… – многозначительно проговорил Гушшах-Бижи, утихомирив подданных.
Несчастный шар опять погасили: начались двенадцатичасовые новости из Ксакбурра, которые тут, видимо, принципиально не слушали. И впрямь, зачем таха слушать ложь грязных киафу?
– Наш черный собрат Зак может оказаться настоящим таха…
Вождя поняли не все, поскольку многие не владели эльфийским. Те, кто что-то уразумел, принялись пересказывать речь Потрясающего Пальмы всем остальным, и на площади установился ровный гул.
– Но может быть и ловким обманщиком, укравшим у таха их мастерство и умения. А потому назначаю второй тур испытания!
Девушки заметно помрачнели, зато гоблины мужского пола заулыбались весьма одобрительно.
– Прошу самых уважаемых представителей семейств пройти в мою скромную хижину, – объявил Потрясающий Пальмы. – Там для вас уже приготовлены изысканные яства, а нашему черному собрату Заку мы подадим лучшее и вкуснейшее блюдо, это хухум-ржа!
Женское население поселка опять заметно повеселело: кажется, девочки, девушки и старушки поняли, что ничего страшного Заку не грозит.
– Ох, – нервно сказал Маггут. – Что-то не нравится мне название их лучшего блюда.
– Не дрейфь, брат. От доброй еды еще никто не умирал. Вспомнишь меню своих африканских и орочьих предков.
– Да я помню немного. Потому и опасаюсь.
Нас вновь повели к главному строению в деревне. Действительно, приближалось время обеда. Не знаю, как орк, а я уже чувствовал острое желание подкрепиться.
– Не волнуйся, любимый, – смешно коверкая слова, прощебетала та самая толстушка, ошпарив Зака прикосновением могучих грудей. Несмотря на габариты, ей легко удалось проскользнуть мимо охраны. – Ты просто съешь немного хухум-ржи, и мы сможем наконец встретиться наедине.
– Жду не дождусь, – страстно ответил орк.
– Только не переедай! – напутствовала его девушка.
– Хорошо тебе, – позавидовал я. – Вся деревня за тебя болеет.
– Ничего, и на тебя подружек хватит, – ухмыльнулся Зак. – Вон, посмотри на ту носатую брюнетку слева. Глаз с тебя не сводит, бесовка.
– Которая из них? – Я начал заинтересованно озираться. Брюнетками, на мой взгляд, были все девушки поголовно. Так же, как и носатыми.
– Она с красным кольцом в носу…
Но рассмотреть поклонницу мне не дали, втолкнув под своды жилища. Все посторонние остались снаружи и вскоре разбрелись по своим хижинам, раззадоренные волнующими запахами еды.
Но хухум-ржа в их меню наверняка отсутствовала, потому что это было поистине царское блюдо.
На большом пальмовом листе лежала свернутая в спираль полосатая змея, к счастью, уже обезглавленная. Кулинар заботливо украсил мертвое пресмыкающееся разрезами, в которые поместил разнообразных насекомых и червей. Я ожидал, что все это будет гадко шевелиться, но ничего подобного не случилось.
– Не волнуйтесь, мои непроверенные друзья, – сказал вождь. – Все хорошо зажарено, никаких микробов и прочих глистов. Белая обезьяна Федор, конечно, может не пробовать хухум-ржу. Вряд ли он достоин такого блюда, хоть и геодезист. А вот полосатому брату придется отведать. Если он не киафу, конечно.
– Интересно, почему только киафу не могут питаться хухум-ржой? – недовольно спросил Зак. – В Америке, например, тоже не встретишь такого деликатеса. И в России. Верно, сержант?
– Это точно, – согласился я.
– Я отвечу, – величаво проговорил вождь.
Он сделал знак внимательно слушающим воинам и старикам, и те дружно расселись прямо на земляном полу хижины. Обе хозяйки – жена и дочь вождя – принялись наделять каждого пальмовым листом с обильной трапезой, однако гоблинам досталось совсем не такое роскошное блюдо, как Заку.
– Эта питательная змея, называемая хухум, живет в реках Даггоша, – продолжал нараспев Потрясающий Пальмы. – Она жила тут всегда, еще до появления на Новом Шагоране наших предков. И вот вскоре после того, как эти земли стали обитаемыми, между племенами таха и киафу возникли недоверие и даже вражда. А все потому, что идиоты киафу сделали из этой жалкой полосатой змейки божество. Дескать, она жила тут миллионы лет, а потому первородна и в ее глупой башке таится древнее знание. Кто еще слыхал подобную чушь? Якобы эту тварь нельзя поедать, а то какие-то Номмо нас покарают. Или змейки хухум – это Номмо и есть, тут они сами путаются. А ведь мясо хухум очень полезно, в нем много витаминов и минеральных веществ. Разве в божестве могут быть витамины? Нет, это божества наделяют витаминами тех тварей, которых должны кушать гоблины! Так и повелось – они ей поклоняются, а мы готовим из нее пищу. Долгие века шла между нашими родами война, но никто не хотел отступить от обычаев предков.
Глаза вождя подернулись дымкой, словно он сам прожил все эти века и принимал участие во всех стычках. Я внимательно посмотрел на него: он вряд ли был намного старше моего отца. Гушшах-Бижи очнулся от лжевоспоминаний и продолжил:
– Мы совершали вылазки на запад, чтобы похитить женщин киафу и наловить хухум в их водах, они нападали на нас и тоже крали наших девушек… Славная история! Но вот тридцать лет назад воды наших рек оскудели. Хухум ушла из них. Она стала появляться очень редко, лишь в периоды дождей. Тогда-то и договорились вожди племен о перемирии.
– И на каких условиях? – полюбопытствовал я.
История племенной вражды занимала меня не на шутку. В этой дикой гоблинской войне хотя бы был явный смысл, до которого не надо докапываться, выискивая тайные пружины помыслов и интриг.
– Хухум-ржа перестала быть повседневным лакомством таха, – с грустью ответил Гушшах-Бижи. – С тех пор ее можно поедать только раз в месяц, одному из заслуженных деятелей племени, в торжественной обстановке… Сегодняшняя порция предназначалась мне одному, белокожий странник. Поскольку я, как легко понять, самый заслуженный человек нашего рода.
Он взмахнул рукой, призывая соплеменников к началу обеда, и все дружно зачавкали печеными фруктами, лепешками и прочими яствами. Я тоже налег на пищу. И только Зак с тоской склонился над хухум-ржой, никак не решаясь ухватить змею и откусить от нее.
«Киафу, киафу…» – понеслось со всех сторон, пока еще не очень громко, но уже весьма угрожающе.
– Ешь эту дурацкую тварь, – прошипел я по-английски.
– Да я бы съел… Только эти тараканы с червями… Fucking shit!
– Знаешь, я думаю, что просьба очистить хухум от насекомых будет таким оскорблением для кулинара, что тебя прикончат на месте. Ведь это блюдо наверняка готовила дочь вождя или жена. Лучше ешь поскорее. Ну давай, закрой глаза и откуси. Не умрешь. – Я с соболезнованием уставился на товарища и добавил: – Вспомни про острое копье Либубу, на которое тебя насадят, если ты не съешь хухум-ржу. У него такой широкий наконечник…
– Ладно, черт с вами, садисты! Shit! Shit!
Зак зажмурился, взял змею за хвост и медленно подтянул ко рту. Видимо, запах подействовал на него ободряюще, потому что он почти без судорог запихнул кончик змеиного хвоста в рот и откусил. По подбородку орка растекся подвернувшийся червь. Под крепкими зубами громко захрустели прожаренные хитиновые оболочки насекомых.
– Ну? – спросил я нетерпеливо. – Что скажешь?
Все собравшиеся с напряженным вниманием следили за физиономией диверсанта. Похоже, он должен был продемонстрировать правильную реакцию: не скривиться и не сплюнуть, а, наоборот, восхититься и сказать что-нибудь похвальное в адрес хозяйки. К счастью, Зак догадался об этом.
– Великолепно! – просипел орк, исказив в пароксизме неопределимой реакции рот. Трудно было понять, то ли он едва сдерживается, чтобы не сплюнуть, то ли и в самом деле наслаждается пищей. Гости истолковали его поведение правильно, они захлопали в ладоши и закричали: «Таха, таха!», затем поспешили вернуться к своим блюдам.
Вождь также приступил к трапезе, но жевал как-то вяло, без энтузиазма, порой задумчиво поглядывая на почти нетронутую змею. Зак опять не подкачал.
– Потрясающий Пальмы! – заявил он, едва протолкнув почетную еду в глотку и зажевав ее бананом. – Это великая честь для меня – отведать царской пищи с твоего стола. Но было бы проявлением неучтивости, даже наглости со стороны такого ничтожного геодезиста, как я, слопать твое блюдо целиком. Поэтому я с благодарностью готов вернуть тебе хухум-ржу. Надеюсь, когда-нибудь мне еще доведется попробовать столь божественной пищи.
Уважаемые гоблины племени – те, которые услышали и поняли его слова, – вновь разразились овациями.
– Ох, хитрец, – покачал головой вождь. – Ладно, не могу устоять против твоего предложения. Можешь считать, ты почти доказал, что не киафу.
Он ловко ухватился за почти целую хухум и стал жадно заталкивать ее в пасть, с аппетитом похрустывая жареными насекомыми. Удивительно, как быстро змея исчезала в его желудке. Буквально через минуту последний кусочек пропал между сочащихся червивым соком губ, и Гушшах-Бижи сыто рыгнул. Это привело к новому взрыву восторга среди соплеменников.
– Почти доказал? – переспросил ошарашенный Зак. – Разве это было не последним испытанием?
– Э, нет, дорогой полосатый брат, – проговорил Потрясающий Пальмы, пальцами вытаскивая застрявшие в зубах части надкрыльев и лапок. – Испытаний должно быть никак не меньше трех. Где ты слышал о двух или одном? Три, и никак иначе! И последнее станет самым сложным, доступным лишь настоящему таха.
– Разве я говорил, что принадлежу к твоему племени? Пусть даже орки и гоблины – братья, но ведь лишь двоюродные.
– Не говорил, верно. Но я великодушный вождь и согласен зачислить тебя в свои подданные. Если, конечно, ты пройдешь последнее испытание.
– Погоди-ка, Потрясающий Пальмы, – встрял я, пока Зак ловил ртом воздух. – Но мы связаны контрактом. Мы не можем так просто бросить наши геодезические изыскания. У нас свои семьи и племена. Твое предложение очень почетно, но мы вынуждены отклонить его.
– К тебе, белая обезьяна Федор, у меня нет вопросов, – брезгливо, хотя и без враждебности ответил вождь. – Можешь забирать свой мешок и продолжать изыскания. А вот полосатый друг Зак имеет все шансы навсегда избавиться от американских и эльфийских угнетателей и стать свободным. Ты ведь хочешь стать свободным, Зак?
Диверсант тяжко задумался. Похоже, употребление хухум-ржи сильно снизило его умственные способности. С другой стороны, оголтелый отказ может вызвать самую негативную реакцию у местного населения.
– Возьмешь себе две или три жены, – продолжал увещевать орка вождь. – Они будут собирать плоды, ловить рыбу, готовить много еды, починять хижину. Во многих домах нет хозяина, Черный Шаман половину самых сильных мужчин забрал на войну…
Тут я насторожился. Если нам удастся найти в лице Гушшах-Бижи союзника, задача по ликвидации главаря бунтовщиков серьезно облегчится. Но рассчитывать на такое необыкновенное везение умелый диверсант не станет. Главное сейчас – вырваться из лап гоблинов и продолжить путь на юго-запад. И так уже потеряно полдня.
– Что ж, перспектива заманчивая… Я должен как следует подумать, – сказал наконец Зак, совладав с растерянностью. – Это очень неожиданное предложение. К тому же весьма почетное. А вдруг я не справлюсь с третьим испытанием? Какой тогда из меня таха?
– Мы уверены в твоих силах, – торжественно заявил Потрясающий Пальмы, и лучшие гоблины поселка подтвердили его слова доброжелательным гулом.
– Ну а если все-таки не справлюсь? – продолжал сомневаться Зак.
– Что ж, тогда для вас обоих только один путь – к Черному Шаману, под охраной моих доблестных воинов. Он-то хорошо знает, как разговаривать с киафу, чтобы выведать их военную тайну…
Скоро выяснилось, что перемещаться с высокой скоростью он не способен. После нескольких секунд форсированного движения перегревался и выходил из строя блок, отвечающий за координацию движений. Люсьен начинал бестолково кружить на одном месте, пока в блоке не восстанавливалась рабочая температура. Обычно для этого требовалось от семи до двадцати минут. Таким образом, преодоленное на форсаже расстояние оказывалось значительно меньше того, что он мог пройти за то же время в обычном режиме. Вдобавок через пробоину в груди постоянно проникала влага и насекомые. Часть контуров лишилась изоляции, время от времени происходили мини-замыкания, влекущие за собой сбои систем. Влага при этом испарялась, насекомые сгорали… однако того и другого в джунглях имелось в избытке.
Оценив ситуацию, Люсьен решил залатать пробоину. Для заплат он воспользовался кожей с ягодиц. Чтобы разогреть края заплат до пластичного состояния, пришлось развести огонь и дождаться появления углей. На это гомункулус потратил около часа. Приладить заплату на спину без посторонней помощи оказалось очень трудно, но он справился. Насколько хорошо, покажет время. Зато входное отверстие Люсьен заклеил чрезвычайно надежно. Покончив с ремонтом, он ощутил что-то вроде гордости. Конструкторы-гремлины предусмотрели в его программе эмуляцию зачатков чувств – это должно было помочь гомункулусу контактировать с напарниками-людьми.
Затем он долго и неутомимо шел по следу Стволова и Маггута. Когда Люсьен преодолевал крошечный ручеек, возле которого люди делали привал, на него набросилась водяная змея. Он позволил пресмыкающемуся вонзить зубы в свою ногу, затем поймал его за голову и поднес к уцелевшему органу зрения. С изогнутых зубов змеи стекали капли желтоватой вязкой жидкости. Люсьен поймал каплю на язык. Сильный нервнопаралитический токсин. Гомункулус сжал пальцы, растирая голову опасной твари в пюре, затем отшвырнул свивающееся кольцами тело в ручей. Нужно было спешить. Джунгли представляли опасность для его напарников. Конечно, Люсьен мог выполнить задание и в одиночку, однако такой ход вещей был нерационален, поскольку грозил дополнительными трудностями. К тому же он нуждался в оружии, чтобы уничтожить Шамана. При имеющихся повреждениях Люсьену вряд ли удастся подойти к врагу на расстояние вытянутой руки.
Когда он приблизился к деревне гоблинов и понял, что напарники находятся там, форсированный режим передвижения включился сам собой. Перегрев отрубил блок координации через пять целых сорок восемь сотых секунды. Люсьен завертелся юлой, ломая тоненькие стволики молодых пальм, споткнулся о пенек и рухнул ничком.
Даже на земле он продолжал дергаться и судорожно скрести конечностями, будто зарывающийся в землю жук. Вскоре рыхлая почва, листья и мелкие ветки засыпали гомункулуса подобием могильного холмика.