Екатерина Сергеевна стояла в галереи собора Новоспасского монастыря. Огромный серый змей пересекал всю композицию, извиваясь, как горный серпантин. А на нем белыми лоскутами человеческие пороки: гордость, зависть, блуд. Так уж интерпретировало сюжет Страшного суда средневековое сознание, дуалистичное и мифологизированное. А ведь по изначальной задумке не страшный змей, а река Божественной любви вытекает от Престола Божия, и на своем пути сжигает все пороки и всю нечисть. Как же так Любовь могла извратиться в змея? Она провела детей мимо страшного изображения и ввела внутрь собора. С удовольствием и интересом она рассказала школьникам про иконостас, части храма и храмовую роспись, про мощи и святых угодников. Потом они обошли весь монастырь и вышли к Москве-реке. Монастыри-крепости, сторожа Москвы со всех дорог оберегали столицу от неприятеля. И удивительный вид на город с Новоспасского моста, а потом еще и прогулка вдоль пруда, где монахи средних веков ловили рыбу, превратила экскурсию в занимательное приключение.
– Ну что ж, до понедельника, – попрощалась она со своими учениками и отправилась домой.
По дороге зашла в продуктовый и купила чечевицу, предвкушая аромат приготовленного с луком яства. «Блюдо с историей» – называла она такие кушанья, упоминание о которых переносило в другую эпоху. Ее муж, Геннадий Семенович, любил всё, что готовила для него жена. Но с рассказом и с вспоминанием о прошлом, блюдо и вправду из обычной еды превращалось в переживание, ощущение, прикосновение к истокам.
– А не хочешь ли отведать чечевичной похлебки? – спросила она, шутя.
– Я на всё согласен. Из твоих рук я всё приму: и не побоюсь потерять первородство, как ветхозаветный Исав.
– Ну, раз ты угадал мою загадку, то пошли за стол, – улыбнулась Екатерина Сергеевна.
Ветхозаветный «праведник» Иаков наварил чечевицы, чтобы выменять её на первородство у старшего брата, пришедшего голодным с охоты.
– Неужто так всё и примешь, и райское яблочко? – продолжала шутить она.
– Я знаю, что никакую гадость ты мне не предложишь, – уверил муж и с удовольствием начал кушать.
– Что бы ты хотел на ужин? – Спросила Екатерина Сергеевна, вставая из-за стола.
– Я не буду ограничивать твою фантазию своими инструкциями. Твори, – ответил Геннадий Семенович, передавая пустую тарелку. – Каждое твое блюдо, как акт мироздания из стихий природы.
– Ну ты скажешь, наделяешь кухарку творческим даром. А в прочем… – она задумалась, вспоминая, как готовила её бабушка: как нарубала в шипящее масло лук и морковь, как крошила принесенные с огорода овощи и варила до тех пор, пока по дому не разносился душистый аромат борща… – пожалуй, ты прав.
– Вот я и думаю, если у человека убрать воображение и заставить готовить по рецепту, то даже если будет превосходный результат, у такого блюда не будет «души», это останется лишь перерисовкой картины великого художника, а не шедевром. Я бы хотел, чтобы ты творила сама и вкушала радость творчества, наделяя блюда этой радостью.
– Полностью согласна и «ничто же вопреки глаголю», – кивнула Екатерина Сергеевна, уходя на кухню.